 |
|
 |
|
|
|
|
|
Анатолий Еремеев ©Анатолий Еремеев Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Командиром ракетного соединения, куда я был направлен по окончанию училища, был генерал-майор МОРОЗ Виталий Васильевич, будущий первый заместитель начальника боевой подготовки Ракетных войск, затем командующий Омской 33-й ракетной армии. Начальника политотдела полковника МАЛАХОВА Александра Георгиевича я знал еще с детства, когда он был заместителем командира Добельского полка по политической части, еще в звании майора. С его старшим сыном Витькой мы учились в одном классе, дружили и часто бывали друг у друга дома. Полковник МАЛАХОВ А.Г. меня по-доброму встретил, расспросил об отце, мимолетно вспомнив о службе в Добеле, и сказал, чтобы я не переживал, так как должность начальника клуба Выруского полка (войсковая часть 33847), куда я был назначен приказом Министра обороны СССР, пока занята. Что-то пока не получилось, и цепочка служебных передвижений на момент моего прибытия, не срослась. Поэтому временно меня назначают на должность начальника клуба военной школы младших специалистов дивизии (ВШМС, войсковая часть 21201-ш), с категорией «старший лейтенант» и что в течение 6-8 месяцев мой кадровый вопрос будет решен положительно. Напоив чаем, начальник политотдела отправил меня к жене в гостиницу и предупредил, что утром к гостинице подойдет машина, и нас доставят в город Выру, где располагалась ВШМС. От Валги до Выру около 90 километров. На УАЗике заместителя начальника политотдела нас привезли в открытый жилой военный городок, расположенный за железнодорожным переездом, на берегу живописного озера, в окружении соснового леса, на окраине города. У офицерской гостиницы нас встретил заместитель начальника ВШМС по политической части майор КОЛЧИН Юрий Михайлович. Невысокого роста, светловолосый, спокойный и располагающий душевностью к себе человек. Под его руководством нам оперативно оформили и выделили отдельную комнату, где мы оставили свои чемоданы и вместе с женой поехали в часть на представление к командиру части. Военная школа младших специалистов дивизии располагалась вдоль железной дороги. За глухим забором части находились пути и железнодорожный вокзал города Выру. С другой стороны, за шоссейной дорогой, городское кладбище в сосновом светлом бору. За ним жилой военный городок, где жили семьи Выруского ракетного полка и ВШМС. Как в любой учебной части, территория блестела чистотой и порядком, побеленными бордюрами и деревьями, трехэтажные старые кирпичные казармы и штаб покрашены, большой строевой плац, за ним солдатская чайная. Вдоль асфальтированных дорог и пешеходных дорожек старые фруктовые деревья. В кабинет командира меня пригласили вместе с женой, в присутствии замполита КОЛЧИНА Ю.М. За огромным полированным столом сидел командир части подполковник УХТИНСКИЙ Николай Павлович. Большой человек, с громогласным голосом и здоровыми кулачищами. По внешнему виду, манере разговора и поведения он мне сразу напомнил артиста Бориса АНДРЕЕВА в роли БУРМАКА из кинофильма «Сказание о земле Сибирской». Настоящий русский богатырь, руки которого, как две булавы, постоянно машинально смахивали с рабочего стола темной полировки невидимую пыль или крошки. Уточнив, где и как мы разместились, первым делом командир пригласил нас на обед в солдатскую столовую, расположенную в подвальном помещении соседней со штабом части трехэтажной казарме 1-й учебной батареи. Шторы на окнах, картины и цветы на стенах, покрытых светлой полировкой, на столах скатерти, повара и кухонный наряд в белоснежных халатах и шапочках, аппетитный запах обеда, вся эта домашняя обстановка, нас приятно удивили. Уже по столовой было видно, что командир части в своем хозяйстве настоящий хозяин. После сытного обеда мы снова зашли в кабинет командира. Но уже без Ирины. Там состоялся служебный разговор командира с подчиненным ему молодым офицером. Оказалось, что начальника клуба в части давно не было. Его обязанности, как общественную нагрузку, исполнял замполит 1-й учебной батареи капитан САЛЬНИКОВ Борис Степанович. Все ключи от клуба находились, а значит и хозяйствовал там, младший сержант, штатный старший кинорадиомеханик. Как оказалось, очень порядочный, культурный и грамотный парень. В армию его призвали после окончания техникума. Мой одногодок, Владимир уже полтора года срочной прослужил на этой должности. В клубе работала и библиотека, во главе со штатной заведующей. Если внешне здание клуба было покрашено и смотрелось более-менее свежо, то внутри, особенно темно-зеленые стены фойе, имели неприглядный вид и давно не видели косметического ремонта. Вот тут я и вспомнил мудрые слова начальника кафедры «Культурно-просветительной работы» полковника ПОДОБЕДА И.М., когда командир УХТИНСКИЙ Н.П. выдал: «Ну, лейтенант, примешь должность и сразу бери кисть и приводи в порядок клуб. Да укрась его картинами военной тематики. Краски и людей дам. Любого художника из учебных батарей выбирай. Иди, трудись». И, как отрезал: «Время на исполнение – один месяц!». Так начиналась моя офицерская служба. За месяц мы с киномехаником и приданными нам двумя художниками из учебных батарей отремонтировали и украсили картинами фойе клуба, зажгли новые люстры и бра. Пришел день сдачи работы командиру части подполковнику УХТИНСКОМУ Н.П. Обновленное фойе клуба командиру понравилось. А вот наши художественные картины, добросовестно и в короткий срок написанные маслом дипломированным художником, выпускником Тбилисской художественной академии рядовым Дато КАНЧАВЕЛИ, были, мягко говоря, грубо командиром раскритикованы. Самолеты, танки, ракеты, корабли и подводные лодки в действии были, а людей на картинах нет. Это было мое упущение. Поэтому вину и удар командира части я взял на себя, успокаивая доброго и немногословного по натуре представителя великого грузинского народа, до глубины души уязвленного непарламентскими выражениями начальника ВШМС. Расстроенный Дато, получивший вместо похвалы за добросовестную работу командирский разнос, с безысходностью выдавил из себя: «Товарищ лейтенант, я так старался, а он...!» И чего я не ожидал от интеллигентного грузина, он в сердцах добавил: «Вот, би...т!», вспомнив древнюю женскую профессию, только без мягкого знака на конце слова. После этого с безысходностью уронил голову на свои натруженные руки мастера художественной кисти и серьезно загрустил. В течение недели на фоне уже написанной маслом боевой техники и оружия видов и родов войск, на каждой картине успешно добавились мужественные лица советских воинов в касках и моряков в бескозырках. На этот раз командир выразил свое удовлетворение работой и объявил нам благодарность. У горячего сына солнечной Грузии рядового Дато КАНЧАВЕЛИ от души отлегло и его лицо просветлело. В январе 1981 года меня назначили начальником гарнизонного офицерского клуба Валкской ракетной дивизии. Штаб дивизии – в латвийской Валке, а ГОК – в эстонской Валге. Двухэтажное старое здание офицерского клуба, где при буржуазной Эстонии располагалась военная казарма, размещалось в городе, рядом с военным госпиталем, заброшенным костелом и домами офицерского состава ракетчиков, в пяти минутах хода пешком от городского железнодорожного вокзала. Половину первого этажа здания занимал местный «Военторг», со своими складскими помещениями и отдельным входом со двора. Для работы в клубе было все необходимое: большой светлый кабинет начальника, хорошо оформленный и уютный зрительный зал с киноаппаратной, два методических класса, библиотека, большая художественная мастерская, танцевальный зал, бильярдная, фотография, и множество подсобных помещений в подвальной части здания. В июне 1981 года в этом подвале в запаянном цинковом гробу, до похорон, сутки покоился первый погибший в городе Валге русский солдат-интернационалист, прибывший «грузом-200» из Афганистана. Останки воина сопровождал старший прапорщик, уставший, не по годам поседевший, в выгоревшей от пота и солнца полевой форме – «афганке», бронзовый от среднеазиатского загара, а главное, без искорки жизни в глазах. Я жил прямо в клубе и пригласил его на ужин к себе. Когда от выпитого прапорщик немного расслабился, он поведал мне о горькой правде «романтики выполнения интернационального долга», о настоящей войне, где мы проигрываем в партизанских налетах на наши колонны и блок – посты афганским моджахедам и теряем бессмысленно своих людей. Эта война бесконечна и победителей в ней, вряд ли, будет. И еще о многом другом, о чем в новостных программах не сообщалось, в газетах не писалось, а открыто говорить о действительном положении, строжайше запрещалось. После похорон погибшего солдата, старший прапорщик грустно с безысходностью попрощался и убыл назад в чужой Афган. И дай Бог, чтобы он остался живым! Это был июнь 1981 года. Второй год девятилетней войны в Афганистане... По субботам мы с капитаном Анатолием Васильевичем ВЕКОВЕШНИКОВЫМ – бывшим начальником ГОК, у которого я принял должность, еженедельно ходили в железнодорожную баню, недалеко от клуба. Это уже стало традицией. После баньки выпить холодненького эстонского пивка, пообщаться, в том числе и по вопросам службы, – милое дело. Два-три часа парилки и общения, и по домам. Вот я раз так вернулся из бани, лег и крепко уснул. Жена решила проверить, насколько я крепко заснул, и аккуратно сняла с моего пальца обручальное кольцо. Не чуя, я перевернулся на правый бок, руку под голову. Кольцо одевать обратно, значит, меня разбудить, и Ирина положила его рядом в вазочку на подоконнике, до утра. Я до этого слышал, что плохая примета снимать супругам, а тем более потерять обручальное кольцо. Через несколько лет жизнь подтвердила силу этой приметы. Утром, умываясь, я обнаружил, что кольца нет. Меня охватил ужас, неужели в бане потерял обручальное кольцо, могло ведь слететь с намыленного пальца. Что я жене скажу! Пока Ирина спала, я бегом к ВЕКОВЕШНИКОВУ, благо он рядом с офицерским клубом жил, разбудил его, коротко довел суть своей проблемы. Мы вдвоем пошли искать банщика, чтобы попасть в помещение бани. Переворошили все помещения, раздевалку, парилку, ковырялись в сливах помывочного зала, даже осмотрели канализационный колодец на улице. Нет кольца! Часа через три поисков, не давших положительн^хх результатов, я побрел виниться перед женой, что потерял атрибут супружества и верности. В расстроенных чувствах рассказываю о постигшей потере, а она смеется и вынимает кольцо из хрустальной вазочки, повествуя, как меня проверяла на крепость сна после вчерашней бани. От души отлегло, но неприятный осадок остался. Может и неправильно, но постоянно ожидал какую-то семейную беду. Она и пришла годами позже. В ноябре 1981 года мы с женой получили однокомнатную квартиру на пятом этаже современного дома со всеми удобствами в эстонской Валге по улице Усс. Соседи по подъезду были эстонцы, дом был чисто гражданский. Соседских отношений никаких, нас не замечали, как будто нас с Ириной и не было рядом с ними. Уже во второй половине 1981 года стало известно, что нашу, Валкскую 23-ю гвардейскую ракетную Орловско-Берлинскую ордена Ленина, Краснознаменную дивизию перевооружат на новый ракетный комплекс и к 1983 году передислоцируют в город Канск Красноярского края. Командир дивизии полковник КОНДРАШОВ Борис Иванович побывал на новом месте, где только были забиты колышки будущей «десятки» ракетной дивизии нового состава. Мне предлагалось поехать в Канск на майорскую должность начальника, еще не существующего Дома культуры Советской Армии (ДКСА) дивизии. Я отказался, хотелось творческой работы по специальности, а не строить новое здание военного учреждения культуры. Строителем я не был и с нуля начинать не хотелось. Поэтому, не успев переехать в благоустроенную квартиру, через две недели пришел приказ о переводе меня начальником клуба армейского узла связи 50-й ракетной армии, в поселок Гусино Смоленской области. Там же размещался и командный пункт ракетного объединения. Не дождавшись Нового 1982 года, в соответствии с предписанием, я убыл к новому месту службы. В Валгу возвратился только один раз, чтобы выписаться из квартиры, сдать ее, получить справку о сдаче жилплощади в КЭЧ города Тарту, упаковать вещи и заказать контейнер. Загружали и отправляли контейнер без меня мои добрые товарищи – политотдельцы, во главе с капитаном ВЕКОВЕШНИКОВЫМ А.В. И я им очень благодарен за поддержку и оказанную помощь. Меня же с нового места службы для решения вопроса по перевозке семьи и домашних вещей второй раз в Валгу не отпустили. Так, два года службы в Прибалтике, время становления и моего лейтенантства, быстро проскочили. Знаю, что многие офицеры уехали в Канск одни. Семьи остались в Валге и Валке, на новом месте еще не было жилья. У стратегических ракетчиков на первом месте всегда были боевая готовность и боевое дежурство. БСП были построены, личный состав дивизии заступил на боевое дежурство, а жилье и объекты соцкультбыта, в том числе ДКСА, строились во вторую, а то и третью очередь. А это не один год. Вскоре вернулся из Канска, переводом в 4 ЦНИИ МО, в подмосковный город Юбилейный, начальник политотдела дивизии полковник АСТАФЬЕВ Б.В. с семьей. Майором, уволившись в запас, возвратился в Валгу к семье А.В.ВЕКОВЕШНИКОВ. Моя служба в Валкской ракетной дивизии завершилась. Замполит армейского узла связи майор БОНАДЫКОВ В.С. был очень эрудированным, с тонким чувством юмора, высокоорганизованный и грамотный человек. Такой же самоорганизации и достижения конкретных результатов он требовал и от нас, своих подчиненных – политработников части. С ним было легко и интересно работать. Разумную инициативу он всегда поддерживал и помогал в ее претворении в жизнь. На телефонные звонки он всегда отвечал: «Я – БОНАДЫКОВ, слушаю Вас». В части его уважали и побаивались. Передовиков службы он поднимал на щит. С бездельниками и нарушителями воинской дисциплины резко и жестко расправлялся. Не зря по части гулял солдатский стишок следующего содержания: «Не боюсь я никого, даже зверя дикого. Лишь боюсь я одного – Васю Бонадыкова». Такого офицера-организатора не могли не заметить в управлении ракетной армии. В звании майора, на должности замполита армейского узла связи, он был награжден орденом «За службу в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени и вскоре переведен в отдел агитации и пропаганды политотдела Смоленской 50-й ракетной армии, с одновременным присвоением воинского звания «подполковник». С присущим ему юмором, прощаясь с коллективом политработников, Василий Сергеевич сказал: «Вот теперь я настоящий старший офицер!». На наше возражение, что майор тоже старший офицер, он выдал свое видение в разнице между старшими и младшими офицерами: «В армии существует негласная градация офицеров. Полковник и подполковник – это брат! Майор – полубрат, так как его еще могут разжаловать до капитана. А остальные, от лейтенанта до капитана, просто п...братия». И добавил: «Офицер, который окончил военное училище – это настоящий офицер. Кто пришел в армию после военной кафедры гражданского вуза, называется «пиджак». А офицеры – выходцы из прапорщиков, – эти «из чемоданов». В скором времени подполковник БОНАДЫКОВ В.С. был переведен на повышение в ГУКОС, куда недавно ушел ЧВС и начальник политотдела 50-й ракетной армии генерал-майор КУРИННОЙ И.И. Мне исключительно повезло. Здание солдатского клуба, построенного по типовому современному проекту ДКСА, было совершенно новым, только что отстроенным. Тем более руками бывшего начальника клуба капитана ДЕГТЯРЕВА – народного умельца, отличного художника-оформителя, все помещения были оформлены, обставлены новой мебелью и блистали в первозданной красоте. Рядом с клубом на высоком гранитном постаменте был установлен памятник В.И ЛЕНИНУ – точная копия с работы известного советского скульптора Вучетича. Такой клуб был подарком судьбы, мне оставалось только организовать работу по культурному обслуживанию личного состава и членов их семей. Работать в части, да в новом клубе, было одно удовольствие. В свободное от службы время, по вечерам, я собирал творческий коллектив на сцене клуба, и мы увлеченно раскручивали свои интересные творческие задумки. Любой концерт, проводимый для личного состава и членов семей военнослужащих части, всегда отличался новой программой в исполнении полюбившихся зрителям исполнителей. Офицеров и их семей привозили автобусами из жилого городка, где в пяти пятиэтажных панельных домах проживали семьи офицеров и прапорщиков части. В этот день клуб празднично освещался, принимая нарядно одетых по случаю членов семей военнослужащих. Проводимые по праздникам концерты были настоящим культурным событием для всего военного городка, а не только личного состава части. По выходным дням для личного состава части демонстрировали кинофильмы. После каждого такого киносеанса в новенький клубный общий мужской туалет с блестящими белыми унитазами и писсуарами без возмущения войти было невозможно... Надо было что-то делать с культурой посещения этого заведения. Тут я вспомнил мамин рассказ из ее школьной поры, когда они с сестрой Лидой, также возмущенные безобразием в деревенском школьном уличном скворечнике, написали на самом его видном месте призыв: «Товарищи! Друзья! На доску срать нельзя! Для этого есть яма! Держите попу прямо!». Обработав в более культурные рамки ранее придуманный текст девичьего воззвания, мы развесили в каждую кабинку на видном месте информацию следующего содержания: «Уважаемые товарищи! Если Вы не совсем уверенны в филигранном исполнении задуманного, приподнимите верхнюю часть аппарата!». И подействовало положительно. В общевойсковых учениях «Запад-83» принимали участие и Ракетные войска стратегического назначения. Управление РВСН, по условиям учений, было организовано с командного пункта Смоленской ракетной армии. Поэтому среди высшего командного состава Ракетных войск все дни учений у нас находился начальник Политуправления РВСН генерал-полковник ГОРЧАКОВ Петр Андреевич. Учения совпали с 40-летием присвоения ему высокого звания Героя Советского Союза. К этой дате мы оформили в клубе информационные стенды и готовились к встрече П.А.ГОРЧАКОВА с личным составом. Но прежде, чем провести эту встречу, начальник Политуправления решил лично посмотреть место её проведения. С большой свитой, в сопровождении начальника политотдела армии полковника БЕРЕЗОВА В.П., недавно сменившего на этой должности генерал-майора КУРИННОГО И.И., генерал-полковник ГОРЧАКОВ П.А. прибыл в клуб. Я, как начальник военного учреждения культуры, его встречал и сопровождал по расположению клуба. Осмотром выставки, методических кабинетов и других помещений клуба в целом он остался доволен. Потом поинтересовался у меня, есть ли в нашей библиотеке его авторская книга «Время тревог и побед» и, не дожидаясь ответа, сразу предложил пройти в библиотеку посмотреть. На книжной полке стояло около пятидесяти экземпляров его книги, выпущенной в коленкоровом переплете горчичного цвета. Взяв одну из книг и спросив мое имя, Петр Андреевич сделал дарственную авторскую запись с пожеланиями и вручил ее мне на память. Все шло хорошо, ему оставалось посмотреть зрительный зал и сцену, за состояние которых я был совершенно спокоен. На сцене загодя установили трибуну с микрофоном, стол и стулья президиума собрания, на авансцене поставили корзины с цветами. На заднике висели буквы «40 лет Великого подвига». ГОРЧАКОВ П.А., я за ним поднялись на сцену, свита чуть поодаль, в ожидании приказаний. Генерал встал за трибуну и тут все увидели, что для двухметрового Петра Андреевича она по пояс. Он медленно повернул голову в мою сторону и с усмешкой спросил: «Эту трибуну начальник клуба под себя делал!?». До встречи оставалось полтора часа. И тут засуетилась вся свита. Все сопровождающие начальника старшие офицеры стали мне ставить задачи и пугать несвоевременным их выполнением. Один полковник из свиты грозно предупредил, что если не будет работать микрофон или будет работать с помехами, чего очень не любит ГОРЧАКОВ П.А., служить мне придется в Тмутаракани, в самом дальнем дивизионе. Перспективы были не радужные. Начальник Политуправления РВ с сопровождающими убыли на обед, после которого по плану должна была состояться намеченная встреча с личным составом. В режиме ошпаренной кошки, за время обеденного перерыва, со своими клубными солдатами выпилили и сколотили из ДСП дополнительный каркас, поднявший трибуну на 30 сантиметров. Прямо на месте покрыли его морилкой под цвет трибуны. С задачей справились и бегом в радиоузел, отстраивать звук микрофона. За микрофонным пультом мне было предписано сидеть лично. В зале собрался личный состав командного пункта и узла связи, не задействованные на боевом дежурстве. Вновь встречаю генерал-полковника ГОРЧАКОВА П.А., сопровождаю его до зрительного зала и бегом на второй этаж в радиорубку, пока состав президиума рассаживался за столом. Короткое вступление ведущего мероприятия о теме встречи и описание подвига КОРЧАКОВА П.А. при форсировании Днепра в 1943 году. Под громкие аплодисменты виновник торжества встал за выросшую за час трибуну, осмотрел зал, взялся за стойку микрофона и отвернул ее от себя, показывая этим, что его голос усиливать не надо. Я выключил микрофон и облегченно выдохнул. Встреча прошла успешно. Добрая половина библиотечных книг «Время тревог и побед» были подписаны автором и розданы солдатам и офицерам – участникам учений. Позже пришлось докупать и восстанавливать недостающие библиотечные экземпляры. При убытии генерал-полковник ГОРЧАКОВ П.А. объявил мне благодарность и, удовлетворенный проведенным мероприятием, покинул клуб. Со встречи с личным составом части в клубе генерал-полковник ГОРЧАКОВ П.А. с сопровождающей его свитой направился на армейский командный пункт. Находясь в добром расположении духа после проведенного мероприятия, передвигаясь пешочком на КП, Петр Андреевич высказал мысль, что не плохо бы жареных карасиков отведать. Как известно, пожелание начальника является приказанием для подчиненных. И замполит узла связи подполковник ЦЫБУЛЬСКИЙ А.И. ставит задачу трем замполитам центров – к утру наловить карасей и отдать их повару столовой для дежурных смен на комплексном здании КП, где жили высокие гости. Одноэтажное комплексное здание со столовой и комнатами отдыха находилось на поверхности КП и соединялось с заглубленным и защищенным армейским командным пунктом потерной. Рядом с ним оборудован спортивный мини – городок с тренажерами и облагороженный пруд с карасями. В центре пруда была построена деревянная беседка под крышей, заготовленными рыболовными удочками и вырезанной из дерева народными умельцами фигурой черта в человеческий рост. Черт в руках держал настоящую удочку со снастью, заброшенную в воду. Рано утром генерал ГОРЧАКОВ П.А. вышел в спортивном костюме на зарядку. Размявшись на тренажерах, прошел по деревянным мосткам в беседку и тут увидел трех рыбаков в кителях с погонами майоров, сидевших по берегу в камышах с удочками и выполнявших задачу по отлову карасей, поставленную замполитом части. При виде начальника Политуправления, те дружно вытянулись в камышах по стойке смирно, приветствуя высокого воинского начальника, тем более главного политработника Ракетных войск. Понимая, что офицеры выполняют его вчерашнее пожелание, Петр Андреевич поинтересовался уловом рыбы. Караси клевали слабо, что и подтвердили все три рыбака. Он подошел к черту, вынул из его деревянных лап удочку, где на леске висели два живых карася, заботливо заранее прицепленных специально обученными служивыми людьми с комплексного здания и, усмехнувшись, сказал: «Даже у черта клюет, а у вас нет!» и приказал: «Идите, занимайтесь личным составом!». Местная операция «Карась» была провалена. Рыбу для жарки к столу Герою Советского Союза доставили прапорщики части, правда, из другого водоема. Мой тесть НАУМОВ Юрий Николаевич был компанейским, выдержанным, юморным и легким на подъем человеком, что не чувствовалось нашей разницы в возрасте, и общаться с ним было очень интересно. Еще курсантом перед свадьбой я застал его дома одного, занимающегося своим огородиком в палисаднике перед окнами квартиры. Женщины ушли в театр. Я вызвался нажарить картошки на ужин и получил на это благое дело одобрение. Когда румяные брусочки жареного картофеля были почти готовы, я спросил у будущего тестя, где взять соль? Он мне ответил, что соль находится на столе в солонке в виде помидора. Я и посолил из этого помидора. Сели ужинать. Чувствую картошка сладкая. Он тоже говорит, что надо бы подсолить, и берет с разделочного стола у газовой плиты, такую же оранжевую, пластмассовую помидорину, только меньшего размера. Тут я понял, что «солил» картошку из сахарницы. Оба вида не подали. Поджаренную до румяной корочки и сладковатую картошку, сдобрив ее рюмочкой холодной водки, съели и глазом не моргнули. Мне всегда нравилась его непосредственность. Мама Лера иногда приглашала на девичник своих подруг по работе к себе домой. За накрытым столом «девчонки», пригубив легкого вина, «трещали» и хохотали без умолку. Юрий Николаевич молчал, царственно восседая во главе стола, терпеливо слушая их щебетание. Потом не выдерживал, наливал себе рюмку водки, поднимался, прерывая их оживленный разговор, и громко, торжественно и безапелляционно говорил: «Все, хватит болтать! Предлагаю выпить, за меня!». ОФИЦЕРОВ ПРИКАЗАНО «НЕ ПУЩАТЬ»! В декабре 1986 года в Смоленске проходили очередные ежегодные сборы пропагандистов полков и дивизий 50-й ракетной армии. Во главе со старшим – пропагандистом дивизии майором АНДРЕЕВЫМ Валерием Александровичем, мы в составе Гвардейской делегации прибыли на сборы и поселились в гостинице «Смоленск». Учебно-методические сборы всегда начинались с доклада ЧВС генерал-майора БЕРЕЗОВА В.П. об итогах работы за прошедший период. Его боялись, как удава. Все «бяки» в дивизиях и полках по воинской дисциплине, преступлениям и происшествиям, боевой готовности, состоянию ракетного вооружения, политической подготовки и прочее, упоминались в докладе большого начальника, так, как – будто в них виноваты только и именно пропагандисты. При негативном упоминании части, пропагандист этого полка или дивизии обязательно вставал, представлялся и выслушивал в свой адрес тираду нелесных слов. И чем чаще ты вставал, тем суровее становились угрозы о не радостной личной кадровой перспективе. Этот процесс мы называли «выдергивание гвоздей из стула попой». В этот раз наша делегация, в том числе и я, «надергали гвоздей» с большой строительный ящик. Настроение у всех было плохое, до поезда оставалось четыре часа, и мы решили пойти поужинать в ресторане «Днепр», где нас всегда хорошо принимали, даже если на входных дверях висела табличка «Мест нет». Швейцар в ливрее и эполетах приветливо встречал нас и пропускал, как собратьев по форменной одежде. Военных в Смоленске исторически всегда уважали. Но в этот раз наше настроение еще больше испортилось. В стране началась горбачевско – лигачевская кампания по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Все можно было ожидать, но не до такой степени, как получилось. Мы зашли в фойе ресторана, сняли шинели и фуражки, сдали в гардероб, получив жетоны-номерки. Рядом суетятся, поправляясь и причесываясь, наряженные гражданские лица. И тут сверху спускается администратор ресторана и прямо со середины лестницы, как оратор на митинговой трибуне, громко объявляет: «Товарищи офицеры! Военных в форме приказано в ресторан не пускать!». Это была пощечина и плевок в адрес служивых людей, которых в раз опустили, как каких-то изгоев. Возмущаясь, не солоно хлебавши, в конец с испорченным настроением, голодные и злые мы были вынуждены покинуть заведение. В вечернем кафе, недалеко от привокзальной площади, повторилось то же самое. Только швейцар нас вообще во входную дверь не пустил, прикрываясь запретительным приказом начальника Смоленского гарнизона – «Офицеров в форме в ресторан не пускать!».
|
