|
ОСЬ ЦЕ ПОСЫЛКА!
Сержант Виктор БАКАЙ, коренастый, лысый, с полным ртом золотых зубов украинец, во сне приснится, не проснешься, получил из дома посылку. Так как он торопился в увольнение на свадьбу к товарищу, фанерный посылочный ящик, не открывая, задвинул под кровать в изголовье. Заведомо зная, что Витя на свадьбе обязательно зальет за воротник и будет чудить по возвращению, мы изъяли посылочный ящик из-под кровати, засунув на ее место прикроватную тумбочку, уложенную на бок. Отбой прошел, выключили свет. Лежим, ждем с минуту на минуту возвращения хозяина посылки сержанта БАКАЯ.
Шумливый Витя вернулся с товарищем и, пока шел по коридору, рассказывал тому, какого ему домашнего сала прислали, мол, сейчас отведаем. Войдя в темное расположение казармы, Витя добрел до своей койки и резко уселся на нее. Коечная пружина просела под его весом до того момента, пока не соприкоснулась с тумбочкой. Витин зад уперся обо что-то твердое. Он, не вставая с кровати, перегнулся и заглянул под нее. Увидев тумбочку, он что-то посоображал хмельными мозгами и восторженно изрек: «Ось це посылка!».
Спать, наблюдавшим за ним, уже не хотелось. Вернув настоящую посылку, раскрутили Виктора БАКАЯ на домашнее сало.
КУРСАНТСКАЯ СТОЛОВАЯ
Курсантская столовая – это не только место, куда мы заступали в кухонный наряд. Как ни странно, мы там еще завтракали, обедали и ужинали. И за четыре года учебы точно пуд соли съел каждый из нас.
Сидели мы за столиками по четыре человека. Кормили нас хорошо. Только два блюда, которые не лезли в рот. Это безвкусное пюре из сухой картошки, подаваемое в конце мая, по причине завершения запасов свежего картофеля. Она была, как клей. Остывая, это варево затвердевало так, что перевернув тарелку вверх дном, никакие силы земного притяжения на это пюре не действовали. И второе блюдо, которое употреблять в пищу было практически невозможно, это «рагу – смерть врагу!», или «выдери глаз», приготовленное из старой переквашенной кислящей капусты.
За нашим столом восседали три Виктора – КОЗЛОВ, ГУСАК, БРОНИРОВ и я, дважды Анатолий. В этом заведении у нас тоже без приключений время не проходило и есть чего вспомнить.
Витя БРОНИРОВ – парень хороший, отличник учебы, но была у него дурная привычка чавкать, когда ест. Да так громко и смачно, что любая свинья позавидует. И мы его отучили от этой нехорошей привычки, не достойной звания будущего военного работника культуры.
Словесные замечания на Витю действовали ненадолго, и он снова, забывшись, начинал громко чавкать, шевеля лопоухими ушами. Тогда мы пошли по другому пути. Как только Витек начинал по-свински есть, мы втроем картинно тоже начинали чавкать, да еще громче его. Витя стыдливо краснел и продолжал принимать пищу аккуратно. Пусть не сразу, но за пару месяцев мы его чавкать отучили. Хоть бы спасибо сказал, выпускник с отличием!
Мы с Витей КОЗЛОВЫМ были, да и сегодня остаемся, очкариками. У него дальнозоркость, у меня близорукость. В нашей училищной парикмахерской работал дядя Саша-еврей. Помимо своей основной работы он успешно приторговывал, как тогда говорили, фарцевал модными дорогими оправами для очков и разнообразной жевательной резинкой. И я, и Витя приобрели у него классные оправы и довольные щеголяли в новых модных очках.
У этих «костылей для глаз» есть существенный недостаток, проявляющийся в холодное время. Когда с мороза заходишь в теплое помещение, а в нашем случае, в курсантскую столовую, они предательски запотевают, все становится, как в тумане, их приходится снимать и нести в руках. Поэтому, зайдя в столовую, мы с Витей очки снимали и клали на обеденный стол. Места на столе было не так много и остатки борща мы сливали в бачок, стоящий на углу стола, туда же сверху и освободившиеся тарелки, чтоб не мешали. Пообедали, я очки нацепил, а Витькиных очков нет. Обыскали все на столе, под столом и по карманам. Нет очков. Хорошо бачки не успели унести. Слегка нецензурно выражаясь, вынул-таки Витек свои очки под общий смех из бачка с остатками борща, на дужках висела капуста. Каким образом они попали туда, никто так и не понял.
Во второй группе нашего 1-го курсантского взвода учился курсант Игорь БУТКО (курсантская кличка Буфет) из Закарпатского городка Виноградово. Роста не великого, плотного телосложения, сивоволосый, круглолицый и лопоухий. Ну, точно копия с Гашековского бравого солдата ШВЕЙКА. Ел он – не в коня корм.
Был праздничный день, подавляющее большинство ребят находились в увольнении. В роте оставались курсанты, сменившиеся из наряда, как я, и заступившие в новый внутренний наряд. В казарме осталось человек десять из ста шести по списку. В увольнении ты, или нет, а столы в столовой накрывались на всех. И мы, оставшиеся в роте, поспорили с Игорем БУТКО на торт, что он не съест все собранное с нетронутых столов сливочное масло, гуляющих в увольнении однокурсников. Причем, не запивая чаем и не заедая хлебом.
Собрали все масло, выдавленное на роту хлеборезом в виде желтых жирных двадцатиграммовых цилиндриков, и поставили перед Игорем. Сами, как в амфитеатре, расселись вокруг него, в предвкушении, что тот сейчас проиграет и купит нам к чаю торт. Заинтересованные развитием событий к нам присоединились ребята с других курсов и наряд по столовой. Началось великое зрелище.
Как ни в чем не бывало товарищ «Буфет» вилкой нанизывал один за другим кусочки натурального жирного молочного продукта и, не морщась, запихивал в рот. Когда два килограмма масла скрылось в этом туловище, мы поняли, что пари проиграли. Скинулись, сходили в буфет, купили большой бисквитный торт и вручили победителю спора. Игорь тут же, только с чаем, откушал четверть сладкого жирного лакомства и, забрав с собой вторую, в три четверти часть торта, спокойно пошагал в сторону казармы. И ведь не поплохело парню! Как в него столько влезало?
Соответствуя третьему курсу «веселых ребят», мы иногда хулиганили и ходили на ужин, пронося мимо дежурного по училищу разливное пиво, и с удовольствием попивали его открыто за столом, да под жареную рыбу. Пиво из трехлитровой банки переливали в ротный чайник, принесенный после караула и строем в столовую. Мимо дежурного по училищу заходили в обеденный зал, снимали со стола чайник с настоящим чаем, заботливо поставленный кухонным нарядом, на его место чайник с пивом. Разливали по кружкам и, помешивая чайными ложками, яко бы чай, ели пюре с жареной рыбой, запивая пивком. Рядом, следя за порядком, прогуливались дежурный по училищу и наш курсовой офицер, ответственный по роте в этот день, справляясь у нас, как аппетит и вкусно ли приготовлена пища. Мы им удовлетворенно подтверждали, что сытно и очень вкусно.
ОБЩАГА ПРОЛЕТЕЛА МИМО
Последний летний курсантский отпуск прошел быстро, и мы возвратились в стены родного училища. Встреча, как и всегда, проходила весело и радостно, как будто мы не виделись не месяц, а несколько лет. В день возвращения из отпуска в столовую не ходили. На импровизированные столы из дорожных сумок выкладывались съестные дары всех народов СССР, обучающихся на нашем курсе. Украинское сало, белорусские драники, узбекские дыни, армянский лаваш с кинзой, молдавский виноград, татарская вяленая колбаса из конины и прочие национальные яства, выданные в путь-дорогу заботливыми родителями, накрывались на общий стол. Радости от встречи и общения, искренне, не было предела. Тем более, накануне долгожданного переезда из казармы в общежитие для выпускного курса! Уже распределились, кто с кем в комнате будет жить.
Наша эйфория пропала, как мираж, на следующий день, на общем построении училища. Начальник училища генерал-майор ЗИНОВЬЕВ вышел перед строем и торжественно объявил, что к нам на учебу едут триста пятьдесят офицеров-политработников братской армии Афганистана, поэтому их будут размещать в комнатах нашего общежития. По этой причине великое переселение курсантов выпускного курса отменяется! Это был удар по нашему авторитету выпускников!
Так и жили в казарме до самого вручения лейтенантских погон. А братских политработников из Афганистана, вкусивших мирной, свободной и вольготной жизни, по вечерам вызволяли курсовые офицеры «спецфака» из милицейских отделений и, в хлам пьяных, штабелями привозили в училище.
А говорят, что мусульмане не пьют, им вера не позволяет! Не верьте, пьют и салом закусывают!
ВТОРАЯ СТАЖИРОВКА. ЛАТВИЯ, АДАЖИ-2
На вторую двухмесячную войсковую стажировку в должности начальника клуба полка я попал все же в 24-ю танковую учебную дивизию. Ту самую в городе Добеле, где прошло мое детство. В начале декабря 1979 года на «родном» поезде Львов – Рига мы с командиром группы старшиной РЫБНИКОВЫМ Андреем и однокурсником Мишей КУЗНЕЦОВЫМ поехали на стажировку в Добеле.
Путь следования был мне знаком с детства, и мы без труда, выйдя из поезда в Елгаве, доехали до Добеле. Десять минут хода пешком от железнодорожной станции, мы вошли в штаб учебной танковой дивизии в Добеле-1 и по уставу представились начальнику политотдела.
К сожалению, мое желание стажироваться в новом клубе в военном городке Добеле-2, где прошли первые семнадцать лет моей жизни, не было удовлетворено. Нас раскидали в разные места, где дислоцировались другие части дивизии. Мишу КУЗНЕЦОВА отправили в танковый полк в город Вентспилс. Андрея РЫБНИКОВА в артполк под Ригу, в местечко Балдераи. Меня направили в саму Ригу, в отдельный батальон химзащиты.
Прибыв к месту назначения, я обнаружил одно досадное и немаловажное обстоятельство. В части не было клуба. А стажироваться где и в какой роли? Как меня замполит батальона не уговаривал, я добился того, чтобы меня направили в часть, где есть солдатский клуб.
В этот же день я убыл в поселок Адажи-2, где располагался образцово-показательный 13-й учебный мотострелковый полк. Эта учебная часть была гордостью Прибалтийского военного округа. Сюда для показа и проведения военных сборов часто привозили военных и гражданских руководителей высокого ранга. Солдатский городок с новыми казармами, все с иголочки. Рядом, за КПП, в соснах жилой городок офицерского состава. В полку был типовой современный действующий клуб со штатным капитаном во главе. Мне повезло. Здесь велась полнокровная живая работа по культурно – досуговому обеспечению личного состава, как составной части партийно-политической работы.
Это был декабрь 1979 года, время начала ввода Ограниченного контингента Советский войск в Демократическую республику Афганистан. Толком никто еще ничего не понимал, что происходит и во что ввязывается Советское правительство. Очень многим военнослужащим полка от рядовых до офицеров захотелось романтики, проверить себя в настоящей боевой обстановке. В части пошел бум подачи рапортов с просьбой отправить для оказания интернациональной помощи дружескому афганскому народу. Кто же тогда знал, что за десять лет этой интернациональной помощи 14 тысяч наших солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров вернутся на Родину в цинковых гробах. Еще большее их количество возвратятся из-за Амударьи искалеченными духовно и физически, инвалидами, о которых вскоре Родина забудет, отвечая устами чиновников – бюрократов: «Я тебя туда не посылал!».
Жил я рядом с клубом в отдельной комнате в помещении военного оркестра. Бытовые условия были устроены, впереди два месяца стажировки. Только работай. Что я и делал. Впитывал и вникал во все практические тонкости клубной работы. Было чему поучиться у начальника клуба и во что приложить свои теоретические знания, полученные в училище.
С моим участием в полку был организован и проведен смотр художественной самодеятельности части. За подготовку и выступление 9-й учебной роты отвечал лично. Замполит полка пообещал, что если рота займет призовое место, то он отпустит меня на Новый год домой к родителям, на три дня. Это был весомый аргумент, и я смело направился в 9-ю роту собирать ротную художественную самодеятельность.
Когда я поднялся в расположение подразделения, то подумал, что попал в Закавказье. Кругом были солдаты, с трудом говорящие на русском языке. Первая мысль, которая посетила меня: «Что же я буду с ними делать?». Но, как потом, оказалось, был не прав.
Во-первых, как оказалось, старшиной роты оказался прапорщик Леня ЛЕОНОВ, мой одноклассник по 10 «В» классу Добельской средней школы. С ним не виделись с выпускного вечера. Он быстро подобрал мне творческих воинов, и я начал с ними заниматься. Леня их освобождал от нарядов и работ во время наших репетиций.
Во-вторых, концертная программа роты получилась очень колоритная, многонациональная. Звучали восточные народные инструменты, танцевалась «Лезгинка», создали свой вокально-инструментальный ансамбль, где азербайджанец виртуозно играл на ударной установке. Но больше всех удивил и был изюминкой программы представитель солнечной Армении по имени Левон, настоящий йог.
Наступил день проведения смотра. В составе жюри заседали замполит полка, пропагандист, начальник клуба, секретарь комитета ВЛКСМ, председатель женсовета части и заведующая библиотекой. Дошла очередь до 9-й роты. Выступаем, поем, танцуем, стихи рассказываем, жонглируем. Пришел черед оригинальному жанру. Ведущий предупредил, что выступает настоящий йог, слабонервных зрителей, просим не волноваться. Зря некоторые члены жюри не прислушались к нашему конферансье.
На сцену вышел в галифе и босиком, с голым торсом Левон, с ним четверо его степенных земляков. На расстеленную плащ-палатку они разбили несколько стеклянных лимонадных бутылок. Левон разулся и невозмутимо босыми ногами встал на острые осколки, походил, попрыгал на них, сел на стул и показал ступни ног. Без единого пореза! Потом невозмутимо лег спиной на эти стекла, земляки положили на него перевернутый стол, взгромоздились на него и несколько раз попрыгали. Левон снова не спеша поднялся и показал зрителям в зале не пораненную острым стеклом спину. Зал грохнул аплодисментами.
Когда Левон в ноздрю медленно засунул гвоздь – двухсотку и тот по шляпку куда-то вошел, не по себе стало председателю женсовета части, и она покинула зал. Но это было не все в программе Левона. Когда он, запрокинув голову и открыв широко рот, медленно начал погружать в себя макет сабли, выструганной из дерева, без сознания на свежий зимний воздух вынесли заведующую библиотекой. Замполит, в целях безопасности, прервал выступление местного йога из 9-й роты.
Из двенадцати выступавших в смотре подразделений рота заняла третье, значит призовое место. Я сначала получил взбучку от замполита части за представленный оригинальный жанр, а уже потом трое суток отпуска с выездом домой на Новый год.
За три часа до Нового года я приехал домой в Шяуляй и начало 1980-го олимпийского года я встречал с родителями за домашним праздничным столом.
НАПУТСТВЕННОЕ СЛОВО
Последние месяцы учебы на занятиях нам меньше преподавали теорию, больше говорили о практическом опыте предстоящей армейской службы в войсках. Преподаватели общались с нами, как с офицерами, по-дружески делясь опытом своей офицерской службы.
Начальник кафедры «Культурно-просветительной работы в СА и ВМФ», участник Великой Отечественной войны, Заслуженный работник культуры РСФСР, профессор, полковник ПОДОБЕД Иван Михайлович, собрав весь наш выпускной курс, выступил по-отечески с напутственной речью, акцентируя на то, что нас ждет впереди и как себя вести молодым лейтенантам по прибытию в войска. Иван Михайлович предупреждал, что то, чему на перспективу нас научили в училище, пригодится лишь на 15-20 процентов. Армия пока не готова к такому уровню культурного обслуживания, как нам преподавали, и наша задача добиваться внедрения высокой культуры в армейские и флотские коллективы, в работу солдатских клубов и Домов офицеров. Как сейчас помню его слова: «Придете вы представляться к командиру части, он вам первым делом скажет: «Лейтенант, бери краску, кисть и иди, крась клуб». У меня лично так позже и вышло. И второе, что я усвоил – разговаривать с подчиненными уважительно и только на «Вы».
Запомнился наш преподаватель по философии, заместитель начальника кафедры марксистско-ленинской философии полковник БАЛАБАЙ Иван Трофимович. Большой, сутуловатый, полностью лысая огромная голова 64 размера, с добрыми, но цепкими и умными, с хитринкой глазами. Жена у него умерла и он, больше не женившись, один растил и воспитывал школьницу дочь. Семинаров с его участием мы побаивались. Он садился на кафедре за преподавательский стол, медленно поднимал тяжелый взгляд на курсантскую аудиторию и задавал вопрос: «Ну, кто хочет пофилософствовать?». Со стороны это действо выглядело, как в мультфильме «Маугли»: удав Каа общается с обезьянами – бандерлогами. Никто умничать на философские темы с полковником БАЛАБАЕМ, безусловно, не хотел. Мы всегда подсовывали первым ему на затравку нашего отличника учебы Витю БРОНИРОВА. Виктор любил пофилософствовать и вовлечь преподавателя в живую дискуссию, в которой больше говорил педагог, курсанты только поддакивали или незначительно добавляли свои реплики.
Пришло последнее семинарское занятие по философии. Скоро выпуск. Сел на свое место полковник БАЛАБАЙ, посмотрел на нас и многозначительно изрек: «Что общего и в чем разница между матом и диаматом? Даю вам первую пару семинара на размышление. Потом вернусь. Не ответите, две пары буду спрашивать по теме семинара», и спокойно вышел из аудитории.
Не имея никакого желания отвечать по теме семинара, как в телевизионной игре «Что, где, когда?», мы приступили к вариантам ответов на заданный преподавателем вопрос. За два часа наумничали несколько вариантов, оперируя философскими категориями и понятиями.
После перерыва вернулся полковник БАЛАБАЙ И.Т. Мы ему и так, и эдак, все вроде бы умно и грамотно. Но нет, видим, что не попадаем в вариант ответа преподавателя. Не стал он нас долго мучить и ответил сам, ошарашив нас ответом, сказав: «Мат знают все, но делают вид, что не знают. Диамат не знает никто, но делают вид, что знают. А общее у них то, что и мат, и диамат являются краеугольным камнем в борьбе пролетариата!». Не стал он нас спрашивать по теме семинара, поговорили о предстоящей лейтенантской службе и распрощались, навсегда.
Наш выпуск был олимпийским, дата выпуска совпадала с датой начала Олимпийских игр в Москве, т.е. 10 июля 1980 года. Центральные газеты в своих передовицах ежедневно сообщали, сколько дней осталось до Олимпиады-80, заодно отсчитывая дни до нашего выпуска из училища.
ВЫПУСК
10 июля 1980 года на плацу училища в присутствии родных и близких, жен и невест, состоялся 41-й выпуск офицеров-политработников Львовского высшего военно-политического ордена Красной Звезды училища.
Привыкшие за четыре года к единообразному – красному цвету погон и петлиц, теперь в строю стояли – новоиспеченные ракетчики, авиаторы, танкисты, пограничники, пехотинцы, моряки, офицеры Внутренних войск и т.д., во всем многоцветьи представителей видов и родов войск Вооруженных Сил СССР. Это было наше последнее училищное построение.
Лейтенантские погоны, диплом и нагрудный знак мне вручали в присутствии отца, приехавшего по случаю выпуска сына. Рядом с ним находилась и моя невеста Ирина, 3 августа у нас состоится свадьба. Погода стояла чудесная, день был торжественный и радостный, мы фотографировались на память и прощались с родным училищем. Отец вручил мне наручные часы с надписью «Командирские».
Командование училища приняло правильное решение документы и деньги выдавать утром на следующий день после выпускных банкетов. И мы в парадной форме отправились в банкетный зал заранее заказанного ресторана, где вместе с командиром взвода капитаном Александром Константиновичем ШТЫРЛИНЫМ, женами и невестами весело провели время, без потерь боевых товарищей. Расходились далеко за полночь, напоследок исполнив полюбившуюся выпускную песню «Лейтенанты».
На следующий день, переодевшись в повседневную форму одежды, мы собрались у штаба училища для получения документов, первого офицерского денежного довольствия, отпускных и предписания для убытия к новому месту службы.
В моем предписании было напечатано «прибыть 12 августа 1980 года в войсковую часть 21201 гор. Волга Эстонской ССР», т.е. сразу с двумя ошибками. Во-первых, в Эстонии город не Волга, а Валга. Во-вторых, в/ч 21201 – это штаб ракетной дивизии, который находился в городе Валка Латвийской ССР.
Роли это не играло, я знал, куда мне надо ехать. И там уже выпускника ЕРЕМЕЕВА А.А. ждали.
К обеду училище осиротело. Последний выпускник 1980 года покинул его стены, переступив порог училищного КПП, ушел в самостоятельное плавание. И только старые каштаны стояли молчаливо и величаво, как и четыре года назад при поступлении, грустно помахивая на прощание своими большими красивыми резными листьями.
Через двадцать пять лет, после нашего выпуска, мой однокурсник и офицер-ракетчик, прослуживший на полигоне Капустин Яр, прекрасный поэт майор Анатолий ГОРИШНЯК в 2000 году написал стихотворение «Львовская осень». Не могу не упомянуть эти душевные строки:
Вспомнишь порою тихую, львовскую осень
Знамени шелк, под которым шагал ты в строю, –
Время летит – четверть века отбросив,
Но с фотографий я лица друзей узнаю...
Наше братство армейское вновь соберется.
Седина на висках и звезды сияют с погон, –
Не забыть нам тех дней, сожалея, что вновь не вернется
Осень львовская наших курсантских времен...
Не грусти, друг – мы нашею дружбой городимся.
Каждый верит в свою путеводную нить и звезду, –
Пусть не часто, но все же, порою нам снится
Осень львовская – ЛВВПУ...
|
