 |
|
 |
|
|
|
|
|
Вентлянд В.А. ФИЗТЕХ 71-77
© Вентлянд В.А., 2020 Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Второй курс у нас с братом, наших друзей начался как с корабля на бал: в самом конце августа наш стройотряд вернулся из Тюмени. Мы с Колькой успели заехать к родителям показаться, что живы, здоровы, оставили рабочую одежду. Обустроились в комнате общежития и отмылись. Теперь мы жили в одной комнате вместе с Толиком Санниковым. Ребята Витя Воротников и Сергей Холодняк, которые на первом курсе жили вместе с Толиком и Николаем, образовали с Витей Ломовым и Игорем Милых новый состав комнаты 32 группы. Они только спали отдельно, а так продолжали заходить к нам, к Толику, как и в прошлом году, как в свою комнату.
Впрочем, заходили к нам не только они, но и многие другие ребята. Распался и состав нашей комнаты 11 группы: я запланировано переселился к брату, а спустя несколько месяцев перестал жить в общежитии и Борис Вишневецкий. Из Тюмени он вместе с Лёшей Майским и другими ребятами приехали позже – заканчивали строительство школы. После его возвращения они с Ниной Нахимовой подали заявление в ЗАГС и через положенный срок отгуляли свадьбу. Это была первая свадьба в нашей группе. На свадьбе были друзья Бориса из бригады, в которой он работал ещё перед армией. А также его родственники, Хочу сказать о его старшем брате: Анатолий учился на физтехе, ездил в стройотряде в Тюмень несколько раз и даже после окончания учёбы. Да так там работал, что переехал жить в Тюмень. Ещё Анатолий учился в те же годы, что и мои сёстры – они знали друг друга, общались. Мир тесен. На втором курсе наша группа пополнилась: со второго направления к нам перешла Нина Плаксина, а ещё раньше после первого семестра перешла Света Летучая тоже со второго направления. Две очень аккуратные девушки, отличницы, они в учёбе составили конкуренцию ребятам. Я их запомнил ещё на вступительных экзаменах – не обратить на них внимания было невозможно. Света была самой скромной, самой тихой (буквально) абитуриенткой. А Нина выглядела как первоклассница (ну, может, это я перегнул, но если и так, то самую малость): туго заплетенные косички и очки сразу обращали на себя внимание, да ещё и полное отсутствие макияжа. Но Нина была бойкой девочкой, могла вступить в научный спор и «заткнуть за пояс» какого-либо парня. Ещё о девушках нашей группы. За звонкую и бойкую Валю Ковальчук я уже писал. Люда Плетнёва – была «своим парнем» в общем-то мужской компании нашей группы и, главное, она была спортсменкой, баскетболисткой, роста соответственно высокого, но не «великаншей». Причём, была спортсменкой, пытающейся кроме спорта ещё и учиться. Серьёзный спорт и учёба – занятия не очень совместимые. У нас ещё был один спортсмен – Сергей Ермолаев, академическая гребля: высокого роста, атлетичная фигура и на фоне такой фигуры небольшая голова, но парень очень (слово уместно) скромный, тихий. Оба наши спортсмена пытались совместить и спорт и учёбу, пытались хотя бы вовремя сдавать зачёты и экзамены. Но всё же со временем им пришлось делать выбор – и они выбрали учёбу (профессию инженера, а не спортсмена-профессионала, впрочем, таковых в то время не было). Ещё одна наша одногруппница Лариса Кривошея, одного возраста со мной, успела перед поступлением почти год поработать. Лариса не зацикливалась на учёбе, не стремилась в отличницы, но и не «пасла задних». Она могла при необходимости легко установить контакт с кем-либо из ребят, и в то же время держала остальных на дистанции, не подпуская к себе. Знающая себе цену, Лариса осталась для меня девушкой-загадкой. Ира Строй пришла к нам на 3-ьем курсе, вышла из академотпуска, девушка, которая проучилась с нами в одной группе три с половиной года, но которая осталась сама по себе, как бы вне группы. Достаточно красивая, она выглядела не девушкой, а молодой женщиной. У неё было пухлое тело, если взять её за руку, то останутся следы от пальцев (а может, мне это так казалось?).
Из преподавательского состава хочу отметить двух новых преподавателей: по теоретической механике лекции читал Лев Борисович Розенберг (на первом курсе теормех читал Тульчинский) – артистическая натура. И философию – исторический материализм («истмат») во втором семестре читал Масанский Василий Константинович. Шура Рысин сразу «окрестил» его – «поп-расстрига». Наверное, Шура что-то знал раньше нас, возможно, от старшего брата. Масанский окончил духовную семинарию (может быть, и духовную академию), был рукоположен в священники. (Я боюсь исказить здесь этот процесс – он очень сложный, Рысин в своей лаконичности был прав.) Но отказался от сана, отказался от религии. Защитил диссертацию и оказался у нас в университет. Масанский начал читать у нас ещё на первом курсе: вёл курс «научного атеизма». Факультативно. То бишь лекции можно было не посещать. Я подумал, что в стране победившего атеизма для меня этот курс ничего не даст, и решил сэкономить время. Как же я об этом пожалел уже на втором курсе. Если бы я побывал хотя бы на одной, то обязательно ходил бы на все его лекции. Увы. Масанский высокого роста, с большой головой, крупными чертами лица и большим лбом, с пышной шевелюрой, лекции читал зычным голосом. (Наверное, хорошие попы так читают проповеди в храме.) Он не вдавался в нюансы, подробности, он излагал основные положения, идеи темы и затем с помощью логики, родной сестры философии, увязывал всё в единое целое. Словно доказывал теоремы. Слушать его было одно удовольствие. И конспекты писались легко. Возможно, читатель может подумать, что мир у автора получается какой-то уж очень положительный, без минусов. Такого в реальной жизни не бывает. Согласен. Потому одна история – некрасивая. Актёр Александр Демьяненко нашему поколению известен по роли Шурика. Роль, которая прославила его, и убила в нём артиста – он ненавидел эту роль, так как режиссеры видели в нём только «Шурика». И никого другого. А в самом начале карьеры у актёра была другая роль – в фильме «Карьера Димы Горина» (см. примечание 14). Герой картины столичный бухгалтер Дима Горин попадает на стройку в Сибири, и решает круто изменить свою судьбу, остаётся на стройке. Зная цену деньгам, бывший бухгалтер положил свою зарплату в тумбочку и обмотал её цепью с замком, чем здорово позабавил своих новых коллег. Деньги от ребят в комнате не спрячешь. Да и не прятали (большинство). Лёша Майский, как и на первом курсе, полученную стипендию разбрасывал веером на пол. И уже новые соседи странно смотрели на него, и лишь Женя Голубь никак не реагировал – привык. История без имён, без указания группы (но на нашем курсе). В одной комнате был парень, который по результатам экзаменов, не получал стипендии. Наверное, он не мог обратиться за помощью к родителям. Не получалось у парня и с подработкой, или они были эпизодическими, и денег между ними не хватало. А деньги лежали на виду. Скорее всего, он взял с мыслью, что заработает и положит назад, сколько взял. А ребята вначале и не замечали. Но когда исчезла троячка (3 рубля), заметили. Точнее, заметил один. А на кого думать? Ведь в комнате ещё трое. Когда это повторилось, после недолгих умозаключений стало ясно кто. Наверное, было несколько вариантов разборок, вплоть до применения силы. Ребята просто с ним строго поговорили. Вором он не был, просто попал в безвыходную ситуацию, когда просить взаймы уже было неудобно. Впрочем, я его не оправдываю. Герой фильма Дима Горин очень артистично считал деньги (большие пачки – это ещё до реформы 1961г., деноминации). А не киношная история завершилась тем, что парень ушёл из университета, из комнаты, пошёл работать на завод. Я даже не знаю, вернул ли он деньги ребятам.
Многие студенты старались найти какую-нибудь подработку. Саша Перепелица из 13 группы окончил курсы оператора газовой котельной, и зимой в отопительный сезон у него был стабильный приработок. На втором курсе они с одногруппницей Любой поженились – надо было обеспечивать семью. Смотришь на их фотографии – а они похожи друг на друга. Говорят, это примета счастливых семей: когда долго живут вместе и счастливы, то супруги становятся похожими друг на друг. Но Перепелицы изначально были похожими (на мой взгляд). Находила разные подработки Света Чарнота, например, ездила проводницей в поезде («территория» студентов ДИИТа). Конечно, я всех не знаю, кто подрабатывал. Главное, чтобы по времени можно было совмещать учёбу и подработку.
А тем временем продолжалась наша эпопея со стройотрядом, проводились собрания. Но мы встречались не только на собраниях. Наши повара стройотряда Нина и Люда жили в соседнем общежитии филфака в одном дворе с нами. А в нашем общежитии жили 11 бойцов стройотряда (все бывший первый курс). Вот мы и проводили вечера-посиделки дружбы факультетов и общежитий. Наши повара приводили своих подруг – так я оказался в компании их подруги Нины, сидели рядом за столом, вместе танцевали. Нина была симпатичной девушкой, не капризной избалованной красавицей, а самостоятельной серьёзной девушкой. Немного старше меня, не за горами окончание учёбы, неизвестно куда забросит распределение, может в какое-нибудь дальнее село, и студенты-физтеховцы были предпочтительными кандидатами в женихи. Но я не проявлял желаемой инициативы, не приглашал на свидания, не предлагал сходить в кино, не водил в рестораны (денег на рестораны у меня не было). Но, если мы пересекались с Ниной в столовой, я оплачивал её обед (стипендия на филфаке была меньше физтеховской). В нечастые наши встречи Нина выглядела озабоченной. А на одной из посиделок после окончания танца со мной вышла покурить, наверное, разнервничалась. Я понуро вышел вместе с ней. С ребятами после выпитых пару рюмок вина я мог пойти покурить за компанию, точнее попыхтеть сигаретой – толком я не затягивался. Курение, в моём понимании, было чисто мужской прихотью, не женской. Количество курящих женщин в то время было не так велико. Я тогда ещё толком даже не осознавал, но где-то в подсознании, наверное, уже был пунктик: мать моих детей не будет курить. В 70-ые года во всю строился студенческий городок университета. Таким выглядел новый корпус Физтеха в 1972 году:
К строительным работам повсеместно привлекали студентов. Деканат Физтеха, лично декан Густав Дмитриевич Макаров делали очень много, чтобы обеспечить завершение строительства нашего корпуса. В октябре на заводы стройматериалов были направлены на временную работу студенты, с нашего курса на заводе сантехизделий работали Борис Вишневецкий и Александр Кныш (13 группа) – на заводах не хватало рабочих. В конце ноября была создана бригада из студентов для оказания помощи строителям. Руководство планировало завершить отделочные работы в корпусе к новому году. Бригада женщин-штукатуров, точнее, девушек (возраста от 17 до 25) в составе 18-20 человек не успевала выполнить весь объём работ. Бригада штукатуров-студентов была примерно такой же по количеству (21 человек): практически все студенты были с 4-го курса. И к ним в компанию добавили (наверное, «добровольцев» на 4-ом не хватило) четверых второкурсников: Вишнивецкого, Майского, меня и Шуру Дорохова (12 группа, колоритная личность, был с нами в стройотряде). В советское время широко использовался добровольно-принудительный метод. Это когда предлагали что-то сделать, или участвовать в чём-то на добровольных началах, а отказаться было нельзя. Когда нам четверым предложили, то мы даже не знали, можем ли отказаться. Наверное, могли и отказаться. Но вот из-за этого добровольно-принудительного принципа мы не осмелились (по крайней мере, автор этих строк) отказаться. Почему предложили нам? Возможно, потому, что этим летом мы были в составе стройотряда «Промінь-72». Ладно, Борис с Леонидом с немалым опытом работы в строительстве (в том числе в Тюмени). Но у меня такого опыта не было, штукатурить я не умел. Юридически нас временно перевели на вечернюю форму обучения, но никто на занятия и не думал ходить. Большинство ребят в бригаде были местными. В работе мы называли друг друга по именам, так что из ребят я почти никого не запомнил, за исключением Димы Шиша, Бориса («Боб») Колючего и бригадира Николая Пащенко. Дима Шиш жил в общежитии, невысокого роста с кудрявой головой, небольшими гусарскими пушистыми усами, которых ещё не касалась бритва. Ласковые добрые глаза превращали его в неотразимого сердцееда. Я Диму знал и раньше, до штукатурного периода. А ещё с Дмитрием дружила Света Чарнота, причём их дружба продолжалась и после учёбы (возможно, дружба двух красивых людей, отношения которых не переросли в любовь). Наш новый корпус уже был застеклён, подключен к отоплению. Раствор подавали на этажи с помощью насоса. Конечно, основные работы выполняли девушки-штукатуры, а на студентов перекладывались мелкие работы, количество которых было большим, и времени требовали немало. Нормальный 8-часовый рабочий день, столовая в соседнем студенческом общежитии. С самого начала возникла авральная ситуация. Должны были приехать монтажники по установке лифта. А помещение под двигатели ещё не отштукатурили. Девчата штукатуры работу заканчивали в 5 вечера, отштукатурить бы не успели. Вот и кинули клич, кто сможет сделать, кто возьмётся? Наверное, в составе нашей бригады Борис и Леонид были самые подготовленные и самые опытные штукатуры. И они подошли в данной ситуации просто: если не мы, то кто? А некому. Девчат уговаривать – но это не нам. И раз обратились к нам, то к ним уже обращались. Ребята вызвались. Добровольно (без всякого «принудительно»). Ну и я с ними: штукатурить я им мало мог помочь, а подсобник всё равно нужен, так у них времени штукатурить больше будет. Запаслись раствором. В этот вечер я реально учился штукатурить. Но у меня плохо получалось ковшом набрасывать раствор на стену. До чего же здорово это делали девчата-штукатуры. Так что настоящим штукатуром я так и не стал. Конечно, большую часть работы сделали мои друзья Борис Вишневецкий и Леонид Майский, но и я им помог. Работали мы до поздней ночи, до 12, или позже, а может, и раньше закончили, на часы не смотрели. А дальше были будни: «сокол» штукатура (приспособление: металлический щит с ручкой в середине), накладываешь на него раствор и шпателем, тёркой заделываешь щели между бетонными колоннами, балками, в стенах. Девчата штукатурили стены, «давали квадратные метры». Мы штукатурили стены, дверные и оконные откосы в аудиториях, перетирали колонны, плиты, тянули русты и изготавливали потолочные фальшбалки. В один погожий солнечный день пришли неожиданные гости. Хроникёры-документалисты, оператор, режиссер (не телевизионные). Снимали, как студенты участвуют в строительстве своего городка. Сняли нашу работу штукатурами. Долго снимать одну и ту же работу им было неинтересно. И они включили свою «фантазию». Рядом работал паркетчик – укладывал паркет. Попросили одного нашего парня – нет, он не укладывал паркет, он делал вид, что укладывает – и его сняли. Меня и ещё одного парня попросили «поставить двери» в проём. Позже я сам для себя освою эту работу. Но тогда я этим не занимался. Мне было стыдно (за них, наверное). И я всё время поворачивался спиной к камере, чтобы не было видно моего лица. Хроникёры отсняли какое-то количество минут и, довольные (картинок получилось достаточно), уехали восвояси. А я с тех пор не верю ни одному документальному кино. Паркетчику не нужны были помощники-студенты, он сам успешно справлялся со своей работой. Также и плотники успевали поставить двери сами без нашей помощи. Но авторов хроники это мало интересовало. Маленький эпизод. Южмаш построил дом-высотку на улице Козакова (это рядом со студенческим городком, недалеко от нового корпуса Физтеха). Квартиры получили работники завода, КБЮ. Завод поделился с университетом: квартиру получила библиотекарь, которая работала в кабинете политэкономии, расположенном в общежитии физтеха. Пожилая женщина предпенсионного возраста, худенькая, возможно, одинокая. В лицо мы её знали по общежитию. Она обратилась к нашему бригадиру (или непосредственно к Борису) помочь что-то сделать в квартире, точнее, на балконе. Боря взял меня помочь: в свой обед мы взяли с ведро раствора, пришли к ней. Работы было на час. Сделали. Она предложила деньги – мы отказались. «Тогда пообедайте», – сказала женщина. От еды студенты никогда не отказывались. Борщ был знатным. Однажды кто-то из парней принёс колоду игральных карт с порнофотографиями. Использовать эти карты было бессмысленно: рассматривать – слишком плохое качество, играть – фото мешало рассмотреть обозначение карт. Колода была бесполезной. Мне понравилась реакция Бориса Колючего (может, потому его и запомнил): «После такого и на бабу противно смотреть». Отступление. У нас на курсе учился студент С, высокого роста, широкие плечи, короткая стрижка, глаза с прищуром, неплохо играл в футбол. Один из немногих, кто ежедневно утром делал пробежки, однажды он даже чудом избежал наезда легковушки: ранним утром на пустынных дорогах слишком разогнался один водитель и на изгибе проспекта не успел затормозить. Парня спасла его реакция – он успел запрыгнуть на капот машины, остался цел. Отец С был председателем колхоза, и команда колхоза участвовала во всесоюзных соревнованиях по футболу. (Зачем ему нужен был физтех – непонятно.) Один раз он мне предложил посмотреть журнал «Playboy», в продаже их не было. Я впервые смотрел журнал, обнажённое тело, и мужчин и женщин, но строго в рамках эротики. Хорошее качество фотографий, изумительная печать. Красота обнажённого тела. Мы же принимаем ню в живописи. Я посмотрел, отдал журнал. (Сейчас, спустя десятилетия, я понимаю, что если бы я попросил себе журнал, он согласился бы достать, за деньги. Но я не попросил.) Декабрь был на исходе, конца работ по штукатурке всё ещё не было видно. И тут случилось то, что всегда случается неожиданно на Украине, особенно в декабре: ударил мороз (может, уже в январе). Крепкий. Такой, что не выдержала система отопления корпуса, батареи разморозило (вообще-то чьё-то разгильдяйство). Мороз был такой, что качать насосом раствор было невозможно. Работа остановилась. В пору нас было отпустить со стройки, как раз началась зачётная сессия и экзаменационная была на носу. Но по плану мы вместе со строителями должны были закончить штукатурить в декабре. Кто-то из руководства перестраховывался – не принимал решения: работать мы не работали, но к занятиям не возвращались. Тем временем ребята 4-го курса собрали зачётки и отдали нашему бригадиру Пащенко. Мол, займись «делом» (Николай был освобождённым бригадиром, не работал на равнее с нами, что для такой по количеству бригады было чересчур), поставь зачёты и экзамены заодно. Для нашей четвёрки это было неожиданностью, но когда мы только посмотрели на него с надеждой в глазах, он выразительно помотал головой и сбежал – справляйтесь сами. Кстати, «дело» он сделал: зачёты и экзамены преподаватели поставили (наварное, с преподавателями 4-го курса легче было договориться, «свои» были). Впрочем, на высокие оценки ребята не претендовали. А меня с Борисом такие не устраивали. Время шло. Мы продолжали приходить на работу, но не штукатурили, как и девчата. Ситуация неприятно «зависла». И тогда мы, бригада, обратились к более высокому начальству – к парторгу факультета Наташкину Владимиру Фёдоровичу. (Я уже знал его по первому курсу.) Он собрал нас, выслушал. И принял решение, которое кто-то должен был принять до него. Но этот неизвестный кто-то боялся. Наташкин не боялся, он принял всю ответственность на себя. А решением могло быть только одно: жаждущие учиться студенты возвращались к учёбе. Мы были искренне благодарны ему за разрешение этой «зависшей» ситуации. (Хочу немного пояснить позицию автора по отношению к преподавателям. Я и студенты вообще большинство своих преподавателей знали как педагогов, и не знали их, как людей. Отношения людей внутри преподавательской среды, или в среде учённых – это отдельная тема, которая остаётся за рамками этого повествования. У преподавателей, как и у актёров, может присутствовать ревность к любви – любви зрителей у вторых и любви студентов у первых. И это может существенно повлиять на их отношения между собой. А соперничество и жёсткая конкуренция среди людей науки может вообще выходить за рамки дозволенного, как с этической точки зрения, так и правовой. Поэтому, если какой-то герой кому-то покажется слишком положительным, то это с точки зрения отношений преподаватель – студенты. Не более.) В заключение истории о штукатурах ещё один эпизод, один урок от Коли Пащенко: завершающий. Где-то в конце января, а может даже позже, после окончания сессии, было собрание бригады, на котором наш бригадир отчитался и назвал суммы, которые мы заработали. Подчеркну, что дело не в конкретных цифрах, не в конкретных суммах – спустя столько лет, я уже точно и не помню их. В конце своего отчёта Николай назвал сумму, которую мы в среднем заработали 40 рублей (или 30). Это было больше, чем студенты обычно получали на университетской стройке (но об этом мы, наша троица, узнаем позже), но меньше, чем ожидали ребята бригады. Конечно, ребята были недовольны, сразу начались выступления, достаточно жёсткие. Причём, ребята не просто кричали «мало», а обосновывали, приводили факты, цифры. Не выступал, как говорят, только ленивый. Дима Шиш (он был спокойным парнем), я да Борис, Лёша, кажется, добавил свои «пять копеек» в «общий котёл» (а может и он не выступал). Последнее слово взял бригадир: – Ребята, извините. Я тут ошибся немного, – он перебирал в руках листки, – не те записи зачитал, это был первый вариант, черновой. У нас вышло в среднем по 80 рублей. (Или по 60). Назови он сразу эту цифру, всё равно были бы недовольные, всё равно бы критиковали. А так все были счастливы. Как легко людей делать счастливыми! На зачётную сессию мы успели, «заскочив на подножку уходящего поезда». Хуже было с экзаменами. Мы, я и Борис, в эту сессию шли сдавать экзамены не в первых рядах. Лев Борисович Розенберг, теормех, встретил нас словами: – А вы не ошиблись, молодые люди? Может вам в соседнюю аудиторию? Я не помню вас у себя на лекциях? Конечно, он приукрасил. За первых три месяца он не мог нас не запомнить, так как мы сидели в первом ряду. Скорее всего, он заметил, что нас не было в последний месяц, а это повод уделить особое внимание. Что он и сделал. Ответил я нормально, и на дополнительные вопросы. Но, чтобы получить «отлично», надо, наверное, было отвечать на 6 балов. Прозвучал его вердикт: – Я Вам ставлю «хорошо». И тут вмешался Женя Голубь, он уже подготовился отвечать и ждал своей очереди: – Лев Борисович, зачем же Вы парню жизнь ломаете? Посмотрите его зачётку – у него одни пятёрки, – за друга просить всегда легче, это за самого себя просить невозможно (да и безнадёжно). Женя произнёс это с таким драматическим оттенком («жизнь ломаете»), что не внять его просьбе было невозможно. Розенберг полистал зачётку (Женя приукрасил, одна четвёрка у меня была – по «начерталке»), преподаватель Тульчинский предыдущий экзамен по тормеху оценил на «отлично» – зачётка сработала уже на втором курсе, Лев Борисович учёл оценку коллеги и накинул четверть балла. Но «отыгрался» на следующих студентах: Жене поставил 4 (получилось «сам можешь тонуть, но друга спасай», хотя оценку 4 нельзя принять, как тонул). Борис тоже ответил на все вопросы, в том числе и дополнительные, решил задачу. Но Лев Борисович был непреклонен (возможно, из-за того, что Боря больше отсутствовал на лекциях) и выдал удивительную фразу: «Вы не можете это знать, поскольку Вы не присутствовали у меня на занятиях», и поставил 4 в ведомость. А Боря просто забрал зачетку, в которую преподаватель не успел сделать запись. В наше время действовало правило: после сдачи всех экзаменов разрешали пересдавать «удовлетворительно», оценки «хорошо» не пересдавались. Следующий экзамен высшая математика («вышка»). Преподаватель Лебедь Григорий Кириллович. Высокий, тучный, в больших очках с толстыми линзами. В 18 лет он ушёл воевать, всю войну прошёл солдатом. Мог погибнуть (и не было бы тогда у нас такого преподавателя). Ещё он хорошо играл в шахматы, составлял шахматные этюды для газет и журналов. (Увы, в шахматы поиграть с ним не довелось.) Читал он нам и на первом курсе – читал несколько суховато, с другой стороны, это же математика, точная наука. Учудил на первом экзамене: принимал экзамены до глубокой ночи. Нина Егоровна Гребенюк, недавняя студентка, молодой преподаватель, вела у нас практику по «вышке», экзамены принимала вместе с ним – и приняла у ребят намного больше его. Хотя, она же вела практические занятия и прекрасно знала, кто как усвоил материал, экзамены для неё лишь были формальным обоснованием поставить оценку. Впрочем, я всего этого не видел, и не испытал на себе, так как сдал одним из первых, сдал Лебедю, и ушёл. А в этот экзамен мне не хватало конспекта по лекциям «вышки» за последний месяц. Совсем как у киношного Шурика. Я так и не смог достать конспект, переписать, или, хотя бы прочитать эти лекции (правда, «прочитать» – хватило бы Боре, мне надо было «переписать»). Пришлось какие-то темы проходить по учебнику. Отвечал вопрос по билету. И тут Григорий Кириллович говорит: «У Вас ошибка в доказательстве. Эта ошибка есть в учебнике. Вы её не увидели и повторили, – он показал ошибку, – Я вам на лекциях давал корректное доказательство, без ошибки. Лекции стоит посещать, молодой человек». Это ж надо же, «повезло» вытащить такой вопрос. Не было у меня времени проверять корректность доказательства в учебнике, да и не ожидал её там. Преподаватель сам предложил мне поставить «удовлетворительно»: «Придёте после сессии пересдать», – он сам видел свою оценку «отлично» в зачётке. Что я и сделал. Вторичный экзамен Лебедь принимал чисто для проформы, выслушал ответы и поставил «отлично». А Борису пришлось пересдавать теормех, да ещё Лев Борисович заартачился – не хотел принимать экзамен. Пришлось обратиться к завкафедры Косько Игорю Константиновичу. Он у нас не читал, но от предыдущих поколений мы были наслышаны о нём. Косько говорил: «Каждый механизм должен иметь три степени свободы. Как-то на заводе после наладки не запустился один механизм. Вызывают двух крупных учённых, меня и (назвал известную фамилию). Мы посмотрели, проанализировали – оказалось, что не хватает одной степени свободы». Профессор от парткома университета курировал строительство. Косько попросил Розенберга повторно экзаменовать Вишневецкого, преподаватель предложил студенту вывести уравнение колебания пружины, что он успешно сделал и получил оценку «отлично». Но для нас это получилась самая тяжёлая сессия. Леонид Майский с Сашей Дороховым сдали сессию на оценки, по которым им назначили стипендию. А может, учли их общественную активность – участие на стройке.
|
