 |
|
 |
|
|
|
|
Григорий Сухина,
Александр Ясаков,
Владимир Ивкин Сергей Павлович Королёв. 2017 Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Хоть и краткое, но достаточно ёмкое настоящее описание пусть далеко не окончательных, но весьма важных отправных результатов деятельности КБ № 7 Наркомата обороны в период его существования – особенно в сравнении с отсутствием таковых за тот же период в Реактивном институте (см. часть вторую настоящей статьи) – позволяет увидеть, что советский ракетный проект довоенного времени начал обретать свои реальные очертания и имел очень даже вероятное результативное продолжение вне стен созданного с этими целями и ведущего в стране РНИИ-НИИ-3. Но до настоящего времени история КБ № 7 и его специалистов никогда (!) не становилась предметом научного изучения. Попробуйте, к примеру, уважаемый Читатель, найти биографические данные о руководителе названного конструкторского бюро, о Леониде Константиновиче Корнееве. Хотя бы краткие! Ни за что не найдёте. Отечественную историческую науку и космическую журналистику, по существу, никогда не интересовали и до сего дня не интересуют лица и коллективы, чья деятельность проходила, а деяния совершались вне биографий главных персонажей космической эпопеи, Королёва С.П., Глушко В.П., Келдыша М.В., Пилюгина Н.А., Кузнецова В.И., Рязанского М.С., Бармина В.П. и ряда других высоких руководителей и учёных. Вот, к примеру, что написано о КБ-7 в казалось бы фундаментальном издании «Космонавтика и ракетная промышленность», вышедшем в 2003 году в издательстве «Машиностроение» под авторством Фаворского В.В. и Мещерякова И.В. и с санкции Российско-авиационного космического агентства: «Определённый вклад в разработку баллистических ракет с кислородными ЖРД и исследование проблем, связанных с устойчивостью ракет, внес коллектив КБ-7, организованного на базе МосГИРД, однако все созданные там ракеты были экспериментальными, а разработанные перспективные проекты не сулили сколько-нибудь значительной эффективности». А ракеты РНИИ-НИИ-3, выходит по контексту авторов, значительную эффективность сулили?! Вот только, интересно, какие из них господа Фаворский В.В. и Мещеряков И.В. имели ввиду? Оказывается, те самые планерные конструкции на ракетных двигателях, что разрабатывались под руководством Сергея Павловича Королёва, и ни одна из которых так и не полетела и полететь не могла! Позвольте, а разве они не были экспериментальными тоже? Если, по мнению авторов, не были, так что ж для них, интересно, головные части тогда не разрабатывались? Но читаем дальше и к категории эффективных и перспективных проектов РНИИ-НИИ-3 находим отнесённые авторами указанного труда… пороховые снаряды для реактивной артиллерии! Как раз те, проблему высокого рассеивания которых их разработчики так и не смогли решить на протяжении всех 30-х и 40-х годов. «Ату Ясакова, Ивкина и Сухину! – тут же в один голос вскричат многие оппоненты. – «Катюши» в Великой Отечественной войне доказали свою эффективность в боях!» Даже спорить не будем. Только отметим, что, во-первых, эффективными и результативными «Катюши» сделали отнюдь не конструкторы и инженеры их разработавшие, а высшее военное руководство страны. Сделало не технически, но путём грамотных организационных мер, сведя боевые машины реактивной артиллерии в полки, бригады и дивизии, и применяя последние только массированно и по ограниченным площадям, компенсируя, таким образом, высокое рассеивание пороховых реактивных снарядов, продукт-творение РНИИ-НИИ-3! И, во-вторых, даже если в результате принятых организационных мер реактивная артиллерия всё-таки показала достаточную боевую эффективность, то с какого бока её РС-ы фигурируют в названном труде в главе под названием «Начало практических работ по созданию жидкостных ракет», да ещё и с колонтитулом на страницах «На подступах к проникновению в космос»??? Какую такую связь увидели господа Фаворский В.В. и Мещеряков И.В. между снарядами реактивной артиллерии и будущим прорывом советских ракет в космическое пространство? Сдаётся, только единственную: в РНИИ-НИИ-3 трудился будущий непосредственный организатор и руководитель работ по созданию космических ракет Сергей Павлович Королёв, а принятыми на вооружение ракетами этого института (не экспериментальными) оказались лишь пороховые РС-82 и РС-132. Через них и сделали Реактивный институт альма-матер советского ракетостроения. А точнее, «за уши притянули», не смутившись даже тому факту, что уж кто-кто, а Сергей Павлович к пороховым реактивным снарядам вообще НИКАКОГО отношения не имел! Предельно ясно, что применительно к исторической действительности такой авторский «ход конём» есть не более чем умышленный обман Читателей, закамуфлированный высокой фразой и научной формой подачи материала. Вне имени Королёва С.П. для господ Фаворского В.В. и Мещерякова И.В. довоенная история советского ракетостроения содержания не имеет. И не только для них. Никто, подчеркнём особо (!), НИКТО из пишущих о советском ракетостроении не считал нужным и должным хотя бы отметить тот факт, что новым руководством НИИ-3, заступившим на смену Клеймёнову И.Т. и Лангемаку Г.Э., была сразу же прекращена установленная последними и существовавшая в институте порочная практика конструирования ракетных двигателей вне их конкретного предназначения. Были не только возобновлены работы над жидкостными баллистическими ракетами, но начато проектирование их, прежде всего как боевых изделий. В сжатые сроки специалисты института сконструировали и воплотили в реальные формы: ‒ «объект № 604», баллистическую ракету дальнего действия на комбинированном ракетном двигателе с расчётной дальностью полёта в 20-25 километров; ‒ «объект № 521», баллистическую ракету дальнего действия на азотно-кислотном жидкостном ракетном двигателе с расчётной дальностью 20-25 километров; ‒ «объект № 602», баллистическую ракету дальнего действия на кислородном ракетном двигателе и с гиростабилизатором [подчёркиваем особо!], с помощью которой рассчитывали достичь дальности порядка 50-60 километров. Более того, все указанные «объекты» уже в 1940 году прошли полигонные испытания. Причём испытывались они теперь не единичными экземплярами, а сериями по 8, 14 и 4 ракет. В ходе испытаний, к примеру, 604-го объекта, проходивших 5-21 января 1940 года, пять из восьми пущенных ракет показали тогда положительные, близкие к расчётным, результаты. Максимальное расстояние полёта при этом составило 19 795 метров! 521-я ракета 6 августа того же года также улетела на 20 километров (против семи-то километров порохового РС-132)! С испытаний 30 ноября 1940-го моделей 602-й ракеты в НИИ-3 Наркомата боеприпасов началась практическая отработка основ обеспечения устойчивости баллистических ракет в полёте. Давайте, уважаемый Читатель, не поленимся и сравним только что приведённые результаты полигонных испытаний изделий НИИ-3 в 1940 году с аналогичными результатами испытаний летательных конструкций, разработанных под руководством Сергея Павловича Королёва, которые приводились нами во второй части настоящей статьи. Сравнили? Что называется, почувствуйте разницу…
Можно ещё для полноты картины сравнить по эффективности результаты, достигнутые главными двигателистами РНИИ-НИИ-3: Валентином Петровичем Глушко и Леонидом Степановичем Душкиным. Из добрых нескольких десятков двигателей и их модификаций, созданных под непосредственным руководством Глушко В.П. в 1929-1938 годах, то есть за 9-летний период, на реальные летательные аппараты был установлен только один – ОРМ-65. 212-я ракета, им оснащённая, летать «не захотела», с ракетоплана РП-318 этот же двигатель был снят ввиду недостаточной отработки его тепловых характеристик и возникающего вследствие этого сильного перегрева головки камеры. На двигателях разработки коллектива, возглавляемого Душкиным Л.С. в 1933-1939 годах, успешно полетели ракеты ГИРД-X, «АвиаВНИТО», 604-я, 521-я, ракетоплан РП-318. Проведённые сравнения, даже беглые, формируют имеющий принципиальное значение вывод: реальные и значимые успехи и достижения Реактивного – Научно-исследовательского института № 3 были связаны отнюдь не с именами Королёва С.П., Глушко В.П., Клеймёнова И.Т. или Лангемака Г.Э. Но в первую очередь с деятельностью и работой нового директора НИИ-3 Слонимера Б.М., главного инженера института Костикова А.Г., начальника отдела и конструктора двигателей Душкина Л.С., начальника группы Тихонравова М.К., ведущих инженеров-конструкторов Андрианова А.В., Галковского В.Н., а также с рядом других, остающихся до сих пор в безвестности специалистов. Но перечисленным лицам, за исключением, пожалуй, одного лишь Тихонравова М.К. (да и то, исключительно на малозначащих ролях) вплоть до настоящего времени отказано в праве войти в историю отечественного ракетостроения. Не стала по сей день достоянием нашего общества и история развития самого РНИИ-НИИ-3, особенно в период с 1937 по 1941 годы. История детальная, неангажированная, свободная от семейственности и кровнородственных точек зрения, или другими словами, полная, объективная, воссозданная с использованием современных методов научно-исторического поиска и, прежде всего, на основе системного подхода. При отсутствии таковой в обществе к настоящему моменту сформировалось устойчивое мнение, что «арест и уничтожение лучших конструкторов НИИ-3 не прошли бесследно. Творческий потенциал Института упал, и ничего выдающегося в последующие несколько лет в НИИ-3 сделано не было». Именно в такой трактовке многие тематические и информационные сайты Интернета заполняют образовавшийся исторический вакуум (см., к примеру, статью «80 лет созданию Реактивного института (РНИИ)» на Сайте Исследовательской Творческой Группы «Солярис»). Заполняют домыслами некомпетентных дилетантов, ничего общего с реальной действительностью не имеющих. Полным молчанием пишущие о советском довоенном ракетостроении – причём пишущие всех категорий, от компиляторов и неспециалистов до учёных мужей – обходят проблемные и важнейшие вопросы, беспристрастные ответы на которые позволяют точно установить, «откуда (всё-таки) есть пошла» управляемая ракетная техника нашей страны? Хотя вопросы эти, казалось бы, лежат на поверхности, и задать их должен каждый, кто так или иначе изучал или изучает сейчас историю отечественной ракетной техники. Вопросы эти просты и естественны: а почему, собственно, с началом 40-х годов какие-либо сведения о разработках жидкостных баллистических ракет в СССР вдруг резко пропадают, и речь начинает вестись только о создании реактивной авиации на жидкостных ракетных двигателях? Куда делись казалось бы перспективные разработки таких ракет, как 604-я, 521-я, 602-я? Почему Научно-исследовательский институт № 3, который создавался исключительно как учреждение, долженствующее разрабатывать ракеты различных классов и назначения и работающее по этому направлению без малого десятилетие, вдруг враз стал заниматься конструированием реактивных самолётов? С чего, вдруг? Почему на эти вопросы нет до сих пор никаких ответов? Отсутствуют как таковые даже попытки сей факт хоть каким-то образом истолковать. Объяснение такому полному и повсеместному молчанию только одно: любое объективное изложение с научно-исторической стороны названных выше непонятностей неизменно повлечёт за собой признание того, что: 1. В довоенный период в РНИИ-НИИ-3, в других организациях, ведущих разработки ракет в нашей стране, задача создания для них систем управления (хоть каких, автоматических ли, полуавтоматических, или комбинированных) решена не была. Лишь к концу 30-х – началу 40-х годов это важнейшее направление, с реализацией которого только и может вестись речь о баллистических ракетах дальнего действия как об оружии или как о космическом средстве, начало приобретать правильный вектор своего развития и осязаемые (внятные) формы. Сначала в Конструкторском бюро № 7, в научно-исследовательской работе АНИР-6, а после ликвидации и передачи всех фондов, работ и специалистов этого КБ в НИИ-3 – на ракете, обозначенной индексом «602». Однако, дальше полученного в результате теоретических расчётов и подтверждённого в ходе испытаний вывода о том, что стабилизация летящей жидкостной ракеты с помощью гироскопа вполне возможна, дело не пошло. О полноценном управлении реактивным движением ракеты в полёте речь так и не завели, к отработке системы не приступили. 2. Другой важнейшей проблемой конструирования баллистических ракет, требующей обязательного решения в целях достижения ими больших и сверхбольших дальностей, являлась проблема создания вертикального старта ракеты с последующим выходом её или забрасываемого ею «полезного» груза на баллистическую траекторию через космическое пространство. Но ни РНИИ-НИИ-3, ни КБ-7 в течение всех довоенных лет задачу в такой постановке не приняли хотя бы к рассмотрению. Вертикальный старт пытались отрабатывать только для стратосферных ракет. И успешно стартовавшие ГИРД-X, «АвиаВНИТО», сделанные специалистами ГИРД в РНИИ, по своим проектным характеристикам относились именно к таковым. Но товарищи Клеймёнов И.Т. и Лангемак Г.Э. к вопросам исследования стратосферы и в перспективе ещё бóльших высот проявили полное равнодушие. Программа разработки стратосферных ракет в институте при них была закрыта. Работы в этом направлении продолжило только КБ-7. Уже его первая ракета Р-06 такого назначения в первом пуске 25 июля 1937 года взлетела на 4,5, во втором того же дня – на 6 километров. Идущую ей на смену ракету Р-05 (один из её вариантов) начали проектировать к полёту на высоту в 50 км. Возникшие в ходе такого проектирования трудности, хоть и естественного порядка, но требующие для своего решения комплексного подхода и немалых материальных затрат, быстро превратили и без того имеющее место к подобным проектам скептическое отношение руководящих советских чиновников в их полное к стратосферным ракетам равнодушие. К началу 40-х годов программу исследования больших высот с помощью жидкостных ракет, как не решающую задач оборонного характера, признали в нашей стране ненужной. В техническую возможность в обозримой перспективе преодолеть ракетой линию Кармана верить перестали. Таким образом, вертикальный старт жидкостных ракет по каждому из двух возможных вариантов его применения в Советском Союзе остался вне рамок рассмотрения, изучения и освоения. 3. Не имея принципиального понимания, как осуществлять управление летящей ракетой в целях компенсации действующих на неё в полёте возмущающих моментов и сил, не рассчитывая теоретически и не отрабатывая технически вертикальные старты ракет для покрытия больших (в том через космическое пространство) расстояний, специалисты РНИИ-НИИ-3 в довоенный период стали рассматривать жидкостные баллистические ракеты исключительно как артиллерийские средства повышенной дальнобойности. И 604-й, и 521-й объекты, показавшие в ходе испытаний лучшие результаты по дальности полёта за весь период деятельности института, планировались к использованию только лишь в качестве замены пороховых реактивных снарядов. Под 521-ю ракету даже начали разрабатывать многозарядную пусковую установку для ведения ими залпового огня. Однако вследствие высокой себестоимости жидкостных ракет по сравнению с пороховыми, равно как и нерешённой проблемы их большого рассеивания, от боевого применения ракет с ЖРД отказались. Какого-либо другого варианта их использования, в первую очередь для полётов на сверхдальние, в сотни километров, расстояния, в РНИИ-НИИ-3 не рассматривали. Такую работу в 1936-1938 годах вело только КБ-7. Однако в силу ряда причин, основными из которых являлись острый дефицит квалифицированных специалистов, отсутствие необходимой производственно-технической и экспериментальной базы, а, главное, непонимание и косность руководящих лиц Наркомата боеприпасов в лице руководителей его 13-го главка и самого наркома Сергеева И.П. в отношении перспектив дальних жидкостных ракет, работы над таковыми прекратили. КБ-7, по сути, разогнали. В1939-м, после так называемого «слияния» этого конструкторского бюро с НИИ-3, из 12 его ведущих специалистов, прежде тянущих на себе всю тематику жидкостных ракет и двигателей, работать продолжили лишь 4 человека. Большинство квалифицированных рабочих лабораторий и уникальной испытательной станции КБ-7 оказались невостребованными. Людей либо уволили, либо они ушли сами. То был форменный разгром, разгром даже не Конструкторского бюро № 7, но разгром в СССР самой идеи достижения сверхбольших дальностей с помощью баллистических жидкостных ракет. В НИИ-3, несмотря на то, что работа над жидкостными ракетами формально продолжалась, её статус довольно быстро понизился. В 1940 году эту работу перевели в разряд научно-исследовательских, а к 1942-му и вовсе прекратили. И дело здесь было не столько в бушевавшей войне и в повсеместно кующемся «Всё для фронта, всё для победы!», сколько – повторимся – в отсутствии принципиального понимания у тогдашних советских специалистов, каким образом решать проблемы стабилизации и управления летящих жидкостных ракет.
Фактически, к концу 30-х – началу 40-х годов в стране оставалось только два специалиста, два энтузиаста ракетного дела, верящих в возможность создания таких ракет и осознающих всю важность и обязательность развития в стране этого направления науки и техники. То были Леонид Константинович Корнеев и Александр Иванович Полярный. Корнеев Л.К. к тому же был единственным человеком, кто пытался до высоких государственных мужей ЭТО донести. Но руководство Наркомата боеприпасов быстро «задвинуло» одного и второго вместе с их же «идеями». Ведущего конструктора Полярного А.И. назначили заниматься в НИИ-3… пороховыми ракетами, а конструктора, инженера и бывшего руководителя КБ-7 Корнеева Л.К. «разжаловали» фактически до рядового сотрудника. Все его попытки хоть как-то изменить создавшееся положение в отношении работ над баллистическими ракетами с ЖРД оказались неуслышанными и безуспешными. Причём на всех уровнях, от коллег по ремеслу, до высшего руководства страны. С уходом в 1942 году Леонида Константиновича добровольцем на фронт перспективность жидкостных баллистических ракет больше в СССР никто не защищал и не отстаивал. Так, спустя 10 лет от того момента, как ряд высших руководителей советского военного ведомства осознал необходимость форсировать работы по созданию жидкостных ракет больших дальностей, а высшее политическое руководство страны приняло по данному вопросу положительное решение, сама эта идея и программа её реализации в Советском Союзе фактически умерли. Умерли, так и не материализовавшись в сколь-нибудь серьёзные и значимые достижения. Почили, не сформировав реальных предпосылок к появлению в нашей стране управляемой ракетной техники. К этому выводу, уважаемый Читатель, позволим себе небольшую ремарку. После Великой Отечественной войны и особенно в 60-70-е годы прошлого столетия в число инициаторов создания ракетной и космической техники в Советском Союзе и в категорию её непосредственных создателей вошли многие. В первую очередь, конечно, те из них, кто начинал на этом поприще ещё в довоенное время. Все они стали заслуженными героями, большинство – конечно же – провидцами, предсказавшими (задним числом) великое будущее нашей ракетной техники задолго до советских космических побед и свершений. Об этом некоторые вспоминали и писали сами, за кого-то такие воспоминания оставили другие. Вот только НИКТО из вспоминавших, или чествуемых за последующие свершения, не нашёл смелости признаться в том, что к началу 40-х годов многие будущие герои космической эпопеи в реалиях крайне скептически относился к перспективам ракет с ЖРД. Больше того, выступали категорически против развития в стране жидкостного ракетостроения в принципе. К примеру, Борис Львович Ванников. В 1946 году – один из самых активных инициаторов развёртывания масштабных и форсированных работ по освоению германского ракетного наследия в СССР. А в 1939-м, будучи заместителем народного комиссара боеприпасов, он сделал всё, чтобы прекратить самостоятельную работу Конструкторского бюро № 7. Или Юрий Александрович Победоносцев, в 1946-1949 гг. – заместитель директора и заместитель главного инженера ведущего в стране НИИ-88, в 50-х – проректор Академии министерства вооружения, а затем – профессор МАИ, начальник отдела в НИХТИ, был одним из ближайших сподвижников Сергея Павловича Королёва. В сороковые – он в числе ведущих участников создания отечественного жидкостного ракетостроения, в последующие – деятельный сторонник его всемерного и форсированного развития. Юрий Александрович читал об этом лекции, выступал с докладами, написал множество статей, книги. Вот только никогда и нигде не счёл возможным честно вспомнить, что в конце 1930 – начале 1940 годов он, имея большой авторитет в научно-инженерных кругах, ратовал за полное прекращение в НИИ-3 работ по созданию жидкостных баллистических ракет и самым активным образом этого добивался. И был к тому же в этом совсем не одинок. Ну а Сергей Павлович Королёв? Каким сформировалось его отношение к жидкостным баллистическим ракетам в довоенное время? Все факты, все свидетельства говорят только об одном: вплоть до 1944 года будущий выдающийся организатор советских космических побед не рассматривал жидкостные баллистические ракеты в качестве объекта, заслуживающего внимания и разработки, как бы нас не пытались уверить в обратном. Перспективными для боевых целей он считал планерные конструкции с ЖРД, для возможного полёта к границам атмосферы – оснащённые такими же двигателями ракетопланы. Над этими конструкциями и работал. В войну – ещё над ускорителями для боевой авиации. Но все эти конструкции, как их ни переворачивай, с какой стороны не рассматривай, да даже хоть «ракетами» называй, на выходе из них в действительности получалось всё одно – самолёт. Так что, уважаемый Читатель, реальная история отечественного довоенного ракетостроения очень далека от той идиллической картины, которую рисовали для нас долгие годы журналисты «Комсомольской правды» и «Красной звезды», близкие родственники героев космической эпопеи и авторы, не утруждающие себя кропотливыми и глубокими архивными изысканиями или всесторонним научным анализом. Реальная история рисует картины происходящего совсем в другой цветовой палитре. (Продолжение следует)
|
