 |
|
 |
|
|
|
|
||
Фредерик И. Ордуэй III
© Фредерик И. Ордуэй III, 1979 Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
ОГЛАВЛЕНИЕ
Фредерик И. Ордуэй III работал с Вернером фон Брауном в бывшем Агентстве по баллистическим ракетам сухопутных сил США (Army Ballistic Missile Agency), а затем в НАСА в Космическом центре Маршалла (Marshall Space Flight Center) в Хантсвилле, штат Алабама. Он являлся членом многих ведущих профессиональных обществ и автором, соавтором или редактором более тридцати книг и более двухсот статей. Митчелл Р. Шарп был более двадцати лет тесно связан с национальной космической программой США и является автором нескольких книг о космических полетах.
Вышедшая в 1979 году книга «Ракетная команда» (Rocket Team) единственная полная, авторитетная история группы фон Брауна и посвящена книга в первую очередь именно этой группе, но в ней есть глава о том, каким образом и в какой мере после войны были восприняты научные и технические знания немецких ракетчиков в СССР. Можно не соглашаться с некоторыми личностными оценками, например о причинах сотрудничества Греттрупа с советскими властями, но нужно признать, что в этой главе много интересного фактического материала. Несколько слов о спорах о немецком инженерно-техническом наследии для СССР. Тут я выскажу свое личное мнение. Не вижу причин отрицать то, что советскими инженерами, конструкторами, ученными был воспринят огромный объем из того багажа, который привезли с собой в СССР немецкие специалисты. И глупо этого не замечать. Но кроме простого копирования, например ракеты Фау-2 (читай Р-1), на основе полученных знаний (и это было своеобразной школой, или даже университетом) создавались и новые образцы техники, новые технологии, новые научные отрасли. Это и было первоочередной целью известной операции «ОСОАВИАХИМ». В конце концов власти США в той же ракетной отрасли получили гораздо более значительный потенциал, который не помог им первыми запустить на орбиту космический аппарат, отчасти из-за недооценки возможностей СССР. Власти в СССР прекрасно понимали временность привлечения немцев и только в исключительных случаях допускали их к новым разработкам, ведь часть из немецких специалистов затем разными путями вернулись в Западную Германию и обрабатывались спецслужбами США и Великобритании. В первую очередь иноспецы выполняли более-менее рутинную работу восстановления документации, сборки образцов изделий из найденных деталей и... передачи своего научного багажа, часто это были просто замыслы еще до конца неотработанные и непроверенные. Например, тот же «космический бомбардировщик», о котором упоминается в книге. Осуществить этот проект было невозможно по многим причинам, в том числе ввиду отсутствия материалов, могущих многократно выдерживать температуры входа в атмосферу Земли. Если не ошибаюсь, то подобный маневр много позднее использовали на советском «Зонде-5» для дополнительного торможения при возврате с Луны. Много позднее... И таких неотработанных, но уже обсуждаемых в узком кругу идей, у немецких инженеров было множество. При чтении этой главы всякий раз возникает тема быта немцев в СССР. Да, на самом деле быт, в особенности в таких местах, как остров Городомля (Филиал №1 НИИ-88), был обустроен «совсем не по-немецки». К тому же только что закончилась разрушительная война, а вполне успешные в Германии немецкие специалисты привыкли к совершенно другим условиям.
Небольшой пример. Еще в Германии семейство Греттрупов почти сразу по заключению контракта с представителями советской военной администрации было поселено на виллу. Вот история, которую рассказал Б. Черток. Жена Греттрупа решила купить двух лошадей для верховых прогулок, но чтобы ее не останавливали на КПП потребовала для сопровождения советского офицера. Полковник Кутейников, прикрепленный к семейству Греттрупов, заявил : «Моя жена еле выжила в блокадном Ленинграде. Сейчас тяжело больна, а я должен заботиться о немецких кобылах. Да идите все к черту!». А потом Греттрупы прибыли в Россию, вначале это была министерская дача под Москвой, а вот далее был остров Городомля. И в завершение. Просто сделать перевод – дело нехитрое и мне этого показалось мало. Посему добавил фотографии и комментарии к тексту... А. Королёв
[Из книги THE ROCKET TEAM: From the V-2 to the Saturn moon rocket -
Пока шли переговоры между армией США и членами команды в Витценхаузене, один бывший пенемюндовец решил связать свою судьбу с Востоком. Это был Гельмут Греттруп27, бывший помощник доктора Эрнста Штайнхоффа89, директора Лаборатории наведения, контроля и телеметрии и сокамерник братьев9 фон Браун8 по тюрьме гестапо в Штеттине22.
Греттруп27 окончил «с отличием» Высшую техническую школу в Берлине в 1939 году по специальности физика. Он сам оплачивал обучение в университете и даже отправлял деньги домой своим родителям, работая техническим консультантом в различных компаниях в Берлине. После окончания учебы он провел шесть месяцев в лаборатории известного физика профессора Манфреда фон Арденне2, электронного микроскописта, прежде чем принять должность в Пенемюнде57. Причины, по которым Греттруп27 решил перейти на сторону русских, были сложными и разнообразными. Во-первых, он был недоволен контрактом, предложенным полковником Хольгером Н. Тофтой72. Жена Греттрупа, Ирмгард28, позже написала в своей книге Rocket Wife: Если говорить жесткую правду, о цивилизованности все забывают: правилом является «первым пришел – первым взял». Американцы действовали по этому принципу, когда после оставления [Германией] Тюрингии – а вместе с ней и Пенемюнде57, эвакуированном с пути наступающих русских – они захватили Вернера фон Брауна8, Хюттера84, Шиллинга88, Штайнгофа89, Греттрупа27 и других ведущих специалистов-ракетчиков. Нас разместили в Витценхаузене и допрашивали. По прошествии нескольких недель Гельмуту вручили контракт, предлагающий его перевод в США без его семьи, контракт, который мог быть расторгнут только одной стороной: армией США. Поскольку мы хотели остаться в Германии, мы вернулись в российскую зону... Не следует делать вывод, что Греттруп27 выбрал СССР из-за политических пристрастий. Во время допроса сотрудниками британской и американской разведки в 1954 году Греттруп27 показался своим интервьюерам склонным к сотрудничеству и не имеющим заметного влияния марксистской идеологии. Еще позже, после двух десятилетий размышлений, его бывшие коллеги по Пенемюнде57, тогда еще в Америке, нарисовали по памяти неоднозначный портрет:
В любом случае, маловероятно, чтобы коммунист смог подняться до должности, которую занимал Греттруп27 в столь секретной организации в Пенемюнде57. Каким бы неполным ни был этот портрет, возможно, лучшим портретом Греттрупа27 является мнение Альберта Э. Парри в книге Russia's Rockets and Missiles58: «Здесь сыграли свою роль сложные личные обиды и амбиции, а не политические убеждения».
Еще 16 мая 1945 года Греттруп27 сказал майору Ставеру68 в Блейхероде6, что не хочет ехать в Америку. В то же время он также вступил в ожесточенный политический спор с лейтенантом Хохмутом82. Тем не менее, он и его семья были эвакуированы в Витценхаузен вместе с остальным персоналом Миттельверк49. Оказавшись там, он еще раз изложил свою позицию и отказался от контракта с США. Отказавшись от американского предложения, Греттруп27 обосновался в городке дилером по сбору металлолома; но такое приземленное занятие просто было не для него. В это время к нему обратился бургомистр Блейхероде6, который переправился через реку Верра в американскую зону оккупации, чтобы передать ему предложение от майора Чертока87, члена советской специальной технической комиссии и теперь офицера, отвечавшего за восстановление завода в Миттельверк49. Греттруп27 дважды тайно съездил обратно в советскую зону для переговоров с СССР. Наконец, в середине сентября он взял жену и двоих маленьких детей и насовсем вернулся в Блейхероде6 – по крайней мере, так он тогда думал.
Еще до фактического окончательного отъезда, он безуспешно пытался заняться вербовкой местных жителей. В соседнем городке Эрмшверд он попытался убедить доктора Эрнста Гейсслера20. Он объяснил Гейсслеру, что русские не «плохие парни», как их рисовали, и что он хотел бы остаться в Германии, продолжая свою карьеру. Гейсслера это не убедило.
Вернувшись в Блейхероде6, где СССР предоставили ему прекрасный дом, просто выселив из него богатого торговца, Греттруп27 обнаружил, что русские намерены выполнить свои обещания. Его зарплата была установлена в размере 5000 марок (1250 долларов США) в месяц, хотя в Восточной зоне он мало что мог купить на эту сумму. Еда была превосходной; он и его семья получали лучшие пайки, доступные советским вооруженным силам, хотя большая часть их поступала из местной экономики. О его немецких сотрудниках заботились так же хорошо: машинистка зарабатывала 300 марок (75 долларов), а инженер рабочего уровня зарабатывал более 1400 марок (350 долларов).
После оккупации района Нордхаузена55 5 июля СССР немедленно приступили к наведению порядка. Были споры о том, не следует ли собирать и отправлять оборудование и технику из региона в СССР. Однако такие люди, как полковник Григорий А. Токади71, главный ученый-ракетчик в советских ВВС, так позже вспоминал об этих обстоятельствах в своей книге Stalin Means War (1951):
Логика, соответствовавшая этой точке зрения, преобладала, по крайней мере, какое-то время.
Советы поставили перед Нидерсаксверфеном53 две ближайшие цели: восстановить полный комплект производственных чертежей Фау-2 и восстановить пилотную производственную линию для ракеты. Для достижения этих целей был создан Институт Рабе61 – Raketenbau und Entwicklung (производство и разработка ракет). Он находился в ведении Советской специальной комиссии (Нордхаузен55) в Берлине сначала под командованием генерала Кузнецова40, а затем генерала Гайдукова19. В прежнем Миттельверке49 также работала группа немцев, занимавшаяся в основном описанием производственных процессов и приведением в порядок объектов. Испытательные стенды в Лехестене43 находились в идеальном состоянии, поскольку американцы оставили их для СССР нетронутыми. В состав Института Рабе61 также вошел завод Гема21 в Берлине, организация, занимавшаяся в первую очередь системами управления ракетами и разработкой зенитных ракет. В начале 1946 года были добавлены четыре дополнительных элемента: Централверке85, Нордхаузен55, Верк II13; Зоммерда32 и Зондерхаузен33. Централверке85 представлял собой пилотную производственную линию на старой ремонтной базе Фау-2 в Кляйн-Бодунгене. Нордхаузен55, Верк II13, также известный как Монтания, собирал двигатели Фау-2 и двигательное оборудование. В Зоммерде, примерно в 80 милях к востоку от Лейпцига (на территории бывшего завода «Rheinmetall Borsig»), было создано большое конструкторское бюро и лаборатория. Завод по производству всего электрооборудования для Фау-2 был открыт в Зондерхаузене33, в 12 милях к югу от Нордхаузена55. Помимо реконструкции Фау-2 и ее производственной линии, на Греттрупа27 была возложена дополнительная обязанность разработать два специальных состава, с учетом намеренно вводящей в заблуждение номенклатуры Мобильной метеостанции50 (FMS). Каждый из составов имел от восьмидесяти до ста вагонов и все необходимые условия, включая людей и технику, необходимые для подготовки и пуска Фау-2. Здесь находились спальные вагоны и вагоны-рестораны, вагоны-лаборатории, а также грузовые вагоны для Фау-2 и их пусковых установок. Весной 1946 года Греттруп27 был назначен руководителем Централверке85, и генерал Гайдуков19 попросил его взять на себя ответственность за все разработки управляемых ракет, проводимые немцами в советской зоне. Менее чем за год его организация выросла из Büro Grö12 (это был первоначальный офис) в тридцать человек до Централверке85 в пять тысяч человек. С сентября 1945 по сентябрь 1946 года он выполнил все, о чем просил Советский Союз. Чертежи были восстановлены, а опытная производственная линия выпускала готовые к запускам Фау-2. К началу сентября 1946 года было готово около тридцати ракет. Когда детали не удавалось получать в советской зоне, представители Централверке85 заключали контракты на их поставку в британской и американской зонах. Чаще всего их обменивали на еду, напитки и табак, а не платили за них деньгами. Готовые компоненты контрабандой ввозились в советскую зону группами «авантюристов», получавших оплату аналогичным образом. Вместо пуска Фау-2 с Централверке85 были проведены статические запуски в Лехестене43, где был построен стенд, на котором можно было разместить ракету целиком. На этом объекте под руководством Валентина П. Глушко25 6 сентября 1945 года был произведен первый запуск двигательной установки Фау-2. Испытания сначала проводил доктор Иоахим Умпфенбах74. Позже испытания проводилоись советскими экипажи под руководством Глушко25, получившими квалификацию под опекой немцев. Летом 1946 года русские попросили группу Греттрупа27 к середине сентября предложить технические усовершенствования Фау-2. Было сделано около 150 таких предложений, большинство из которых основывались на концепциях, зародившихся в Пенемюнде57. СССР приняли около половины из них и попросили более подробно изучить вторую половину перед повторной отправкой. Среди усовершенствований, принятых русскими, были топливные баки под давлением; размещение всей аппаратуры управления за топливными баками; а также топливные турбонасосы, приводимые в движение отработанными газами, отводимыми от двигателя Фау-2. Кроме того, к середине 1946 года Сергей Павлович Королев38, заместитель генерала Гайдукова19 в Советской специальной комиссии, был занят расчетами по усовершенствованному Фау-2, известному британской разведке как К-1. Самого Королева38 больше интересовали корпус [планер] ракеты и силовая установка, чем системы наведения и управления, с которыми у него было мало опыта. Новая ракета представляла собой по сути «удлиненную» Фау-2. Удлинив топливные баки немецкой ракеты примерно на 9 футов и увеличив тягу ее двигателя с 25 тонн до 32 тонн, Королев38 создал конструкцию, имеющую расчетную дальность полета 400 миль, что примерно в два раза больше, чем у Фау-2. Единственная трудность заключалась в том, что турбонасос Фау-2 не был рассчитан на требуемую более высокую скорость потока. Он попробовал решить проблему, подключив второй насос последовательно и проигнорировав немецкие рекомендации по «впуску» отработанных газов из двигателя обратно в турбонасос. Ему очень понравилась идея отделения боеголовки пироболтами от корпуса ракеты после выключения двигателя, чтобы увеличить ее скорость. На самом деле, Королев38, который говорил и понимал по-немецки, как можно меньше использовал немцев в Централверке85. Таким образом, уже на раннем этапе стало очевидно, что русские явно находятся на своем пути в разработке ракет. Все производственные чертежи К-1 были на русском языке и были отправлены из штаб-квартиры Специальной комиссии в Берлине на производственное предприятие в Зоммерде32. Чертежи, отличные от тех, что использовались при изготовлении Фау-2, судя по всему, были изготовлены в СССР. Все компоненты для К-1, включая стандартные компоненты Фау-2, изготовленные на других предприятиях Централверке85, были упакованы и отправлены в СССР. Некоторые из них отправились на Завод 8829, ракетный завод, который раньше производил оборудование для бурения нефтяных скважин, пока оборудование не было эвакуировано на Урал в 1942 году. Завод 8829 располагался в Подлипках (позже переименованном в Калининград), примерно в 10 милях к северо-востоку от Москвы. Остальные компоненты были отправлены на Завод 45630 в Химках, в 4 милях к северо-западу от Москвы, завод, где производились реактивные двигатели для самолетов и ракетные двигатели для ракет. Ни одна из ракет К-1 не предназначалась для запуска или испытаний в Германии. Осенью 1946 года Греттрупу27 было поручено разработать черновой проект ракеты с дальностью полета 1500 миль без указания веса боеголовки и точности. Такой эскиз был выполнен в несколько дней и передан Королеву38 для передачи в Берлин, а оттуда в Москву. Греттруп27 основал его на концепции A-9/A-10, разработанной несколькими годами ранее в Пенемюнде57. Отношения между немцами и русскими были нормальными, а в некоторых случаях даже дружескими. Однако был короткий период первоначального обоюдного недоверия. Русские с подозрением относились к истинным намерениям немцев приложить все усилия для реконструкции Фау-2 или внесения в него усовершенствований. Некоторые даже опасались, что немцы будут активно саботировать подобные усилия. Немцы же беспокоились о сохранении своей работы и мучительно боялись отправки в СССР. Греттруп27, в частности, хорошо ладил с Королевым38, будучи очень впечатлен профессионализмом Королева38 и уважением, проявленным к нему со стороны других советских инженеров. Королев38 с сочувствием относился к личным проблемам немцев в Институте Рабе и однажды использовал свой авторитет и энергию, чтобы отразить попытку МВД (секретной службы) преследовать секретаря Греттрупа27. — — —К осени 1946 года дела у немцев в Блейхероде6 и окрестностях шли хорошо. На начало октября было назначено совещание по обсуждению усовершенствований Фау-2, но оно было отложено до 21 октября. Конференция была оживленной и проходила под председательством генерала Гайдукова19. Обсуждались предлагаемые планы по увеличению дальности и точности ракеты и Гайдуков19, похоже, был с этим согласен и был в лучшей своей дружелюбной форме. После встречи он настоял на том, чтобы Греттруп27 и его ближайшие помощники присоединились к нему на вечеринке. Греттруп27знал, что ему придется отказаться от планов рано вернуться домой. Он бывал гостем на вечерах Гайдукова19 во время предыдущих визитов того в Блейхероде6. Вечеринка началась с неизбежных тостов за товарищество между русскими и немцами, и они были произнесены с лучшей водкой, привозившейся в бесконечных количествах из Москвы. На советские тосты немцы ответили своими, как того требовал протокол. Это, в свою очередь, вызвало еще один встречный тост со стороны русских. Таким образом вечеринка продолжалась до 4:00 утра 22 октября.
Примерно за час до окончания вечеринки жену Греттрупа, Ирмгард28, разбудил телефонный звонок жены одного из инженеров ее мужа. Обезумевшая женщина спросила, собирается ли Ирмгард в Москву вместе с другими немцами из Централверке85! «Ради Бога! Это не время для плохих шуток! Ты, должно быть, пьяна», – сказала она, повесив трубку. Это был первый из серии звонков, продолжавшихся около часа. Позже Ирмгард вспоминала:
Одна и та же сцена разыгрывалась по всей советской зоне. В каждом из домов примерно шести тысяч немецких граждан, нанятых СССР, молодой армейский офицер стучал в дверь и, как только она открывалась, сразу же начинал читать:
Уведомление стало кульминацией плана, последние детали которого за несколько дней до этого были разработаны генерал-полковником Иваном Серовым65, заместителем специального комиссара Советской военной администрации в Германии и первым заместителем МВД. Его операция с 12 по 16 октября привела к переселению в Советский Союз около двадцати тысяч немцев. Их перевезли туда в девяноста двух поездах, ранее стоявших на вокзалах всей советской зоны Германии. Ирмгард28, после того как первоначальный шок прошел, позвонила Греттрупу27. В его голосе не было ничего обнадеживающего: «Будь благоразумна! Со мной генерал Гайдуков19, в комнате полно офицеров. Ты понимаешь, не так ли? Я ничего не могу сделать. Я могу вернуться домой, но могу и не увидеть тебя, пока мы не сядем в поезд. Возможно, мне придется полететь раньше или последовать за вами позже». Как выяснилось, Греттрупы должны были отправиться в СССР в трех купе спальных вагонов, припаркованных на запасном пути в Кляйн-Бодунгене. Однако поезд отправился на следующий день в 15:00. Несколько членов группы до этого времени не могли найти. Доктор Ронгер63 рассказал почти невероятную историю: русские получили приказ эвакуировать его и его жену. Жена Ронгера умерла за три дня до этого, и русские серьезно убеждали его взять любую женщину, которую он хочет – он смог бы потом жениться в Москве. Едва поезд тронулся, как Греттруп27 начал диктовать своему секретарю пространный документ, озаглавленный «Официальный и формальный протест против высылки работников центральных заводов в Россию», открывался он преамбулой: «В многочисленных дискуссиях, продолжавшихся вплоть до упомянутой выше даты 23.10.46, делегаты Особой комиссии и, в частности, полковник Королев38 и генерал Гайдуков19, неоднократно подчеркивали, что передислокация работ в СССР или каких-либо их части будет рассматриваться ими только в течение ближайших нескольких лет». Когда протокол был представлен русским, они внезапно показались гораздо более отстраненными и гораздо менее дружелюбными, чем в Централверке85, результат был предсказуем. Нет!
Поезд прибыл в Москву 28 октября, о чем Ирмгард28 записала в своем дневнике:
По прибытии в СССР немцы из Централверке85 разделились на две примерно равные группы. Одних отправили на остров Городомля на озере Селигер, примерно в 150 милях к северо-западу от Москвы. Условия на острове были невероятно примитивными, и остров находился в регионе, который всего четыре года назад, в январе 1942 года, видел одни из самых ожесточенных боев на российском фронте. В результате местными русскими немцы были встречены с откровенной враждебностью. Другая группа, в том числе и Греттрупы, обосновалась в северо-восточной части Москвы, недалеко от Датшена [Datschen, вероятно дачи], в относительном комфорте. Греттрупы оценили виллу с шестью комнатами, прихожей и двумя приемными, дом бывшего министра. У остальных членов его штаба дела обстояли не так хорошо. Их расквартировали в больших особняках царских времен: одна комната на семью из трех человек, две комнаты на семью из четырех человек, а выпускникам университетов предоставлялась дополнительная комната. 4 ноября из Блейхероде6 прибыл автомобиль BMW Греттрупов, но они не смогли им пользоваться, так как у них не было советских водительских прав, а россияне не признавали международные права. Однако услужливые хозяева предоставили им шофера Ивана Ивановича, который вскоре оказал Ирмгард28 большую помощь, защитив ее от жадных и коварных московских карманников. Немцы беспокоились о том, будет ли им разрешено вернуться в Германию. Ситуация с зарплатами также была критической проблемой, как бы странно это ни казалось в данных обстоятельствах. Немцы прибыли в Москву без контрактов, и Советы, похоже, не торопились их оформлять. Переговоры оказались бесполезными. После нескольких месяцев попыток урезонить русских, Греттруп27 30 апреля 1947 года просто объявил забастовку. Он отказался идти в свой кабинет в Научно-исследовательском институте НИИ-8854. Он предоставил командующему генералу Лео Гонору26 список примерно из десяти жалоб, которые тот полностью проигнорировал. Однако уже 2 мая были назначены зарплаты. В целом они были значительно ниже предыдущей ежемесячных выплат. Заработная плата Греттрупа27 была установлена в размере 8500 рублей в месяц (до этого он получал 10000). Несмотря на это, сумма была в четыре раза больше, чем у его советского коллеги в промышленности. В СССР было перевезено относительно небольшое количество специалистов-ракетчиков, таких как Греттруп27, из тысяч, нанятых Централверке85, было привлечено только двести человек и их семьи. Остальные – люди, которые в настоящее время работают на производственных и исследовательских предприятиях во всех областях техники и науки. В каждом случае их судьба была идентичной. Это описано Робертом А. Килмарксом [Robert A. Kilmarx] в его книге A History of Soviet Air Power:
Первые шесть месяцев в Москве продолжали оставаться хаотичными. В то время как большая часть людей Греттрупа27 осталась с ним или уехала на остров Городомля, несколько ключевых членов бывшего Централверке85 были распределены в Министерство связи, Министерство авиации и другие организации. Кроме того, Греттрупу27 были безвозмездно переданы инженеры и ученые из других учреждений или компаний, вывезенных одновременно с Централверке85. Ни при каких кадровых изменениях с ним не консультировались. Было ясно, что в СССР не имели ни малейшего представления о том, как использовать немцев в составе команды, по крайней мере, в Москве. А вот те, что на острове Городомля, были организованы и использовались именно таким образом. Условия в НИИ-8854 позднее описала Ирмгард28:
— — —Одной из первых задач сотрудников НИИ-8854 была помощь Советскому Союзу в создании опытной линии по производству Фау-2 на Заводе 8829. Специалисты по наведению и управлению на о-ве Городомля приступили к созданию Баномодели [Bahnmodell] – имитатора траекторий ракет, который примерно за месяц был выполнен и отправлен в НИИ-8854. Работа в обоих организациях была затруднена тем, что в октябре персонал не получал документации от Централверке85. На самом деле, она прибыла только летом следующего года. Таким образом, во многих проектах инженерам приходилось сначала восстанавливать чертежи и документы, затерянные где-то в недрах советской бюрократии. На Завод № 45630 была отправлена группа из примерно двадцати немцев под руководством доктора Путце60 для работы с новым директором завода Валентином П. Глушко25. Однако Глушко немцев не любил и во многом игнорировал их; он не предпринял никаких усилий, чтобы отказать в просьбе Греттрупа27 о переводе их в НИИ-8854. Другие же специалисты по двигателестроению, например доктор Фердинанд Бранднер7, оказались в Куйбышеве под руководством А. Г. Костикова39, разработавшего твердотопливную ракету Катюша времен Второй мировой войны.
Во время забастовки Греттрупа27 профессор, полковник Юрий Победоносцев59, главный инженер НИИ-8854, которому он подчинялся, дал Греттрупу27 отчет для прочтения «на каникулах», как выразился россиянин. Это был отчет «О дальнем бомбардировщике с ракетным двигателем» (Über Einen Raketenantriebe Fernbomber), датированный августом 1944 года и подготовленный доктором Ойгеном Зенгером31 и доктором Ирен Бредт10 из Deutsche Luftfahrtforschung [Немецкие авиационные исследования] в Айнбринге, и который был напечатан всего в ста экземплярах. В нем Зенгер31 и Бредт10 предложили «антиподальный» [antipodal, дословно – противоположный] бомбардировщик – тот, который будет запускаться в космос с помощью большой ракеты, облетать земной шар, поочередно погружаясь в верхние слои атмосферы и поднимаясь вверх, пока не достигнет цели, сбрасывать бомбу и таким же маневром возвращаться на свою базу.
В СССР в то время проявили большой интерес к докладу. 14 апреля в Кремле состоялось совещание в кабинете М. А. Вознесенского16, заместителя председателя Совета Министров, председателя Госплана и Ачлена Политбюро. Присутствовали заместитель председателя Совета Министров и второй секретарь ЦК Г. М. Маленков45 (впоследствии сменивший Сталина); Д. Ф. Устинов75, министр вооружений; маршал авиации К. А. Вершинин14; А. С. Яковлев90, авиаконструктор; А. И. Микоян48, авиаконструктор; генерал-лейтенант Т. Ф. Куцевалов42, ВВС СССР; полковник Г. А. Токади71, главный ракетчик ВВС СССР; и министр авиастроения М. В. Хруничев83. Они прибыли сюда, чтобы обсудить техническую осуществимость проекта Зенгера31, и надеялись получить экспертное мнение от Токади71. Полковник (как описано в его книге Stalin Means War и статьях в журнале Spaceflight) объяснил, что ему было предоставлено лишь слишком мало времени для изучения очень подробного и высокотехнического отчета. Тем не менее собравшиеся требовали от него ответа, в особенности Вознесенский16. После некоторого колебания Токади71 ответил, что он «склонен думать, что Зенгер31 был одарённым учёным, но скорее в академическом понимании и лишенным практического опыта». Он также считал, что «физику и математику Зенгера31 следует тщательно проверить». Через день Токади71 заметили в присутствии Иосифа Сталина и Политбюро Совета Министров. Решение Сталина, вероятно, было принято еще до того, как он выслушал мнение полковника о предложении Зенгера31. Однако последний выражал свое мнение довольно свободно. Он упомянул, что немцы, например, по крайней мере на десять лет опередили русских в области реактивных и ракетных самолетов и ракет. Тогда Сталин ответил: «Другими словами, нам придется учиться у нацистов, не так ли?» Токади71 не решился ответить на этот вопрос; когда на него давил Сталин, он сказал: «Мне трудно сказать, товарищ Сталин; возможно, немцы больше думали о войне, чем мы. Возможно, в их истории милитаризм занимал более фундаментальное место». Сталин разрешил полковнику говорить около трёх четвертей часа. Позже Токади71 вспоминает:
В то время сказанные слова Токади71 пошли ему во вред. Присутствовавшим в зале он, казалось, имел в виду, что СССР думал о войне и поддерживал милитаризм, но и то, и другое противоречило нынешней «линии партии». За свои слова после встречи Серов65 сделал ему выговор. Результатом совещания со Сталиным стало образование Особой комиссии № 1. 2 по исследование проекта Зенгера31 и отчет непосредственно Совету министров. (Любопытно, что она имела не только название, аналогичное названию особой комиссии, которую возглавлял Ганс Каммлер35 в последние дни войны в Германии, но и преследовала аналогичную цель.) Руководил ею Серов65, а Токади71 стал его заместителем. В комитет также входил сын Сталина – генерал-майор Василий Сталин. Комиссия немедленно отправилась в Берлин, для исполнения своей задачи и подготовки окончательного отчета к 1 августа 1947 года. Однако, как и многие другие бюрократические предприятия в СССР того времени, комиссия не предоставила никакой полезной информации, и проект сошёл на нет. Позже в 1947 году отчет Зенгера31 был отправлен немцам в Городомле для дальнейшего изучения и комментариев. Судя по всему, кто-то в Москве еще возлагал надежды на эту концепцию. Однако они не получили особой поддержки со стороны немцев, которые усомнились в расчетах соотношения масс 0,1, постулированных Зенгером31. (Отношение масс ракеты представляет собой массу пустого корабля, разделенную на массу при пуске. Предложенное значение было примерно таким, как это было реализовано примерно два десятилетия спустя в американской ракете «Сатурн-5».) Кроме того, они отметили, что «прыжковая» [skip] траектория полета, предусмотренная для крылатого корабля, создаст серьезные нагрузки на базовую конструкцию крыла, и что Зенгер не уточнил, как они должны быть размещены. Сам Греттруп27 не верил, что скорость истечения газов от 9900 до 16500 футов в секунду и давление в камере двигателя 1470 фунтов на квадратный дюйм достижимы с помощью нынешних советских технологий. Он также считал, что Зенгер31 неадекватно справился с проблемами возврата в атмосферу. Метод запуска с наклонной аппарели длиной 1,8 мили также, по-видимому, не имел преимуществ перед вертикальным взлетом. В целом, немцы подтвердили слова Токади71, и, вероятно, не было никаких последующих попыток построить «антиподальный бомбардировщик», поскольку Советы оценили достижения в требуемом уровне технологии и свои собственные недостатки в таких областях, как технологии жаропрочных металлов. — — —Немцам также было предложено разработать новую ракету Р-10. На самом деле ограниченные работы над проектом начались еще в Германии, и ракета тогда получила маркировку G1. К началу осени 1947 года документация и чертежи Р-10 достигли продвинутой стадии, хотя у немцев не было доступа к своим предыдущим чертежам, сделанным в Централверке85. На проекте были заняты немцы и в НИИ-8854, и в Городомле. Проект Р-10 был одним из немногих проектов, над которыми люди Греттрупа27 работали вместе или, говоря современной индустриальной терминологией, «применяли подход системного проектирования». Появившаяся конструкция ракеты имела особенности, которые также будут присутствовать в американских ракетах первого поколения, разработанных командой Вернера фон Брауна8 в Соединенных Штатах. Р-10 должна была иметь длину 46,5 футов и диаметр 5,3 фута, что практически соответствовало размерам Фау-2. Её полная масса при запуске составляла 40590 фунтов по сравнению с 28170 фунтами у Фау-2. Пустой вес составит 4235 фунтов по сравнению с 8810 фунтами у Фау-2. Таким образом, соотношение масс Р-10 будет около 0,1, тогда как соотношение масс Фау-2 составляло 0,31. Разница заключалась в том, что у Р-10 была отделяющаяся боеголовка, тогда как боеголовка Фау-2 оставалась закрепленной к пустому корпусу ракеты массой 2000 фунтов.
Р-10 должна был оснащаться модифицированной двигательной установкой Фау-2, обеспечивающей тягу в 70400 фунтов с использованием жидкого кислорода и этилового спирта. Фау-2 обеспечивал всего 55000 фунтов. Дополнительная тяга должна была быть получена за счет увеличения скорости подачи топлива в двигатель, что повышало давление в камере сгорания до 294 фунтов на квадратный дюйм по сравнению с 227 фунтами на квадратный дюйм у Фау-2. Внутренние поверхности камеры должны были охлаждаться, как и у Фау-2, путем вброса спиртовой пленки через небольшие отверстия в ее стенке. Хотя Р-10 имела внешнее и поверхностное сходство с Фау-2, ее компоновка была новаторской. Исчезли внутренние топливные баки авиационного типа, снабженные аэродинамической оболочкой. Р-10 должна была иметь несущую конструкцию, в которой герметичные топливные баки составляли неотъемлемую несущую часть ракеты. (Этот метод снижения веса также использовался в ракете «Atlas»3 – первой американской межконтинентальной баллистической ракете – и недолго прожившем ее британском аналоге «Blue Streak».) Для облегчения веса и, следовательно, увеличения дальности полета, топливные баки должны были быть из очень тонкого алюминия или стали. В этих баках было давление до двух атмосфер. Бак с жидким кислородом находился под давлением за счет естественного «выкипания» жидкого кислорода. Топливный бак находился под давлением охлажденного газа, отбираемого из турбонасосного агрегата. От многократно испытанного генератора Фау-2 на перекиси водорода, который использовался для выработки пара для вращения турбонасосов, отказались в пользу использования газов из камеры сгорания, возвращаемых к ним по трубопроводу. Первоначальная скорость насосов на стартовой площадке достигалась с помощью сжатого азота из наземного источника. Таким образом была достигнута экономия веса примерно в 400 фунтов.
Секция управления ракетой в отличие от Фау-2 была перенесена с передней в кормовую часть. В том месте траектории, где подача топлива была отсекалась, боевая часть отделялась от корпуса ракеты без потери импульса двумя небольшими тормозными ракетами [retro-rockets] на корпусе, запущенными в момент выключения двигателя, и они, по сути, отодвигали корпус ракеты от боеголовки. Боеголовка была покрыта фанерой, которая, обугливаясь при входе в атмосферу, защищала взрывчатку от выделяемого при этом тепла. По просьбе Советского Союза также был разработан стальной корпус боеголовки. Управление Р-10, как и Фау-2, должно было осуществляться с помощью реактивных рулей. Однако, хотя в кормовой части ракеты имелось небольшое оперение, она не имела подвижных аэродинамических поверхностей, как у немецкой ракеты. Усовершенствованная сервосистема лопастей устранила необходимость в таких поверхностях на концевиках. Наведение Р-10 заключалось в «наведении по лучу», при котором четыре антенны на земле создавали очень узкий луч в вертикальной и горизонтальной плоскостях. Ракета взлетала вертикально и была запрограммирована на попадание в направляющий луч. Скорость измерялась бортовым доплеровским транспондером. Как только достигалась необходимая скорость для заданной дальности, на ракету отправлялся сигнал о выключении двигателя. Считалось, что дальность полета ракеты составляет около 570 миль, а ее точность теоретически должна была бы привести к тому, что 25 процентов всех выпущенных ракет попадут в квадрат со стороной 0,6 мили. Несмотря на этот мощный скачок в ракетных технологиях, нет никаких признаков того, что СССР начали серийное производство Р-10. Однако многие ее нововведения, особенно схема наведения, были переняты для ракет полностью советской разработки, появившихся в начале 1950-х годов. — — —Осенью 1947 года Греттруп27 взял отпуск в НИИ-8854. Однако это не был отдых. 26 августа ему было приказано сесть в поезд FMS-150 вместе с несколькими другими немцами, такими как доктор Курт Магнус44, эксперт по гироскопам; д-р Йоханнес Хох81, начальник отдела управления и контроля на Городомле; Карл Мюнних52, эксперт по электронике и радиолокации из Министерства связи; и двумя инженерами-испытателями силовых установок с Завода 45630, Альфредом Клиппелем37 и Отто Мейером47. Он уехал в такой спешке, что ему не разрешили позвонить жене. Поезд почти неделю ехал на юг, а затем свернул на восток, в степи за Сталинградом (ныне Волгоград). Остановился на разъезде Рязано-Уральской железной дороги в городке Капустин Яр, примерно в 75 милях от Сталинграда. Поезд FMS-250 уже был там, видимо, с полным военным составом на борту. Греттруп27 и его коллеги находились на начальном этапе строительства первого в Советском Союзе ракетного полигона большой дальности, строительство которого началось ранее летом. Однако это все еще было примитивное место. Его строили около восьми тысяч военных инженеров, которые все еще находились на этом месте и жили в палатках американской армии. Они были там, чтобы помочь в запуске первых Фау-2. Среди присутствующих советских сановников был полковник Спиридонов69, учтивый командир Филиала № 1 НИИ-8854, как его называли немцы на Городомле; большую часть времени он проводил в клубном вагоне поезда FMS-150, оправдывая прозвище «Румбаррель» [Rumbarrel – ромовая бочка], данное ему немцами. Там был маршал Николай Николаевич Воронов18, командующий артиллерией, осуществивший прорыв линии Маннергейма в Финляндии в 1939 году, а также во время Великой Отечественной войны командующий артиллерией под Сталинградом. С ним был полковник Тюлин73, ведущий баллистик Академии артиллерийских наук, командиром которой в 1950 году должен был стать Воронов18. Также из НИИ-8854 были начальник сборочного цеха Курило41 и инженер-электрик Гинзбург23, оба постоянно были заняты подготовкой Фау-2. Рядом с железнодорожной станцией находилась свалка оборудования, большей частью открытая. Греттруп27 узнал, что какое-то оборудование из Централверке85 и Лехестен43 ржавеет. Примерно в двух милях к северу находился шумный аэродром. А примерно в 9 милях к северо-востоку находится собственно начинался полигон. Он состоял из горизонтального испытательного стенда для проверки Фау-2 и подъездного пути для вагонов-мастерских поезда FMS-250. Примерно в миле к востоку на крутом обрыве высохшего русла реки находился вертикальный испытательный стенд для статических испытаний, также с железнодорожным тупиком для других вагонов FMS-250. Примерно в полутора милях к северо-западу от статического огневого стенда находилась сама стартовая позиция. Её обслуживал вагон № 28 FMS50, выполнявший ту же функцию, что и Fürleitpanzer78 в мобильной батарее Фау-2. Рядом находились антенны приема телеметрии немецкой Messina и Hawaii. (В СССР также пытались измерить затухание радиолокационных сигналов, проходящих через сильно ионизированный поток выбрасываемых газов ракетного двигателя. Любопытно, что эксперимент был проведен с использованием американского радара SCR-548, который отслеживал запущенные британцами Фау-2 в ходе операции Backfire.)
Поскольку Греттруп27 работал в Капустине Яру, живя в одном из спальных вагонов FMS-150, Ирмгард28 не имела от него вестей и не могла получить их в НИИ-8854. Однако, то, что она постоянно преследовала чиновников, принесло свои плоды. 19 октября ей разрешили полететь в Капустин Яр, чтобы быть с ним. Ей суждено было стать одной из немногих женщин на полигоне. (Другой, в официальном качестве, была г-жа Екатерина Черникова86, руководившей в Городомле лабораторией, занимавшейся электроизмерительными приборами.) Позднее в своем дневник Ирмгард28 осветила условия жизни в степи:
Пока Ирмгард Греттруп28 довольствовалась прогулками по близлежащему Капустину Яру, где верблюдов было больше, чем машин, и наслаждалась невероятно сладкими дынями, выращенными в соседнем колхозе, ее муж был чрезвычайно занят. Капустин Яр никак не был Пенемюнде57, хотя практически вся техника там была либо из Пенемюнде57, либо из Лехестена43. Вместо крепких каменных бараков, в которых размещались солдаты VKN в Пенемюнде57, здесь стояли зеленые армейские палатки США. Греттруп27 жил и работал в поезде, а не в современном BSM Haus11, как он это делал в центре на Балтике.
27 октября, когда всего через два дня решались последние детали пуска первой Фау-2, Греттруп27 разговаривал с группой посетителей из НИИ-8854, в это время внезапно русский рабочий упал с высоты 65 футов со строительных лесов. и проломил себе череп. Греттруп27 побледнел, но его русские гости не пропустили ни слова беседы, поскольку покойного рабочего утащили его товарищи. Днем позднее оторвалась и упала на землю балка, в результате чего погиб руководитель бригады сварочной, присланной со сталинградского завода для оказания помощи в подготовке полигона. И снова среди русских не было заметной реакции. Понятно, что промышленная безопасность, тщательно проверявшаяся в Пенемюнде57, в Капустине Яра не вызывала беспокойства. Ирмгард28 присутствовала при запуске первой ракеты 30 октября. Позже она записала свои впечатления:
Обратный отсчет возобновился, и ракета была запущена. Затем последовало несколько эмоционально напряженных минут, пока все ждали сигнала от кинотеодолитной станции Askania – великолепного контрольного оборудования, прибывшего из Пенемюнде57 и прокладывающего путь ракеты, мчавшейся почти прямо на восток. Внезапно министр оборонного вооружения Устинов75 схватил Королева38 в медвежьи объятия и затанцевал с ним. Королев38, в свою очередь, сделал то же самое с Греттрупом27. В районе запуска царило почти столпотворение, когда было объявлено, что ракета пролетела почти 175 миль и приземлилась достаточно близко к цели.
Однако Греттруп27 вскоре превозмог свои эмоции. Тот факт, что первый запуск оказался настолько успешным, был просто статистическим явлением, которое легко могло пройти и иначе, как это на самом деле было в Пенемюнде57, при первом пуске Фау-2. «Мы не можем здесь забавляться, как голые дикари», – сказал он жене. «Кроме того, завтра нас ждет еще кое-что. Следующую ракету надо готовить!» На следующий день вторая Фау-2 повела себя так же плохо, как и первая в Пенемюнде57. Она начала вращаться все быстрее и быстрее вокруг своей продольной оси, пока стабилизаторы не оторвались и ракета не упала на землю с высоты около 500 футов. Пока Устинов75 начал бормотать про себя о возможности диверсии, Греттруп27 и его руководитель пуска Фриц Вибах15 лишь пожали плечами. Королев38 сочувствовал своим немецким соратникам. Будучи инженером, он знал, что сложность Фау-2 каждый раз делает идеальный взлет невозможным. — — —Всего из Капустин Яра было запущено около двадцати Фау-2, прежде чем Греттрупам разрешили вернуться в Москву, что они и сделали 1 декабря 1947 года на поезде FMS-150, ставшем на запасном пути возле НИИ-8854.
В ходе этой серии было запущено множество боеголовок и полезной нагрузки. Некоторые из них представляли собой просто болванки с приборами для определения температуры входа в атмосферу и т. д. Другие представляли собой стандартную фугасную боеголовку, используемую в тактической Фау-2. Третьи несли научные приборы для измерения потока космических лучей над плотными слоями атмосферы [sensible atmosphere]. Эти инструменты были предоставлены Академией наук СССР, несколько членов которой присутствовали на пусках. Двадцать с лишним Фау-2 запускались поочередно полностью немецким экипажем Фибаха и полностью русским экипажем под руководством Л. А. Воскресенского, который в Централверке85 был советским руководителем разработки поездов FMS50. После перевода в НИИ-8854 Воскресенский быстро поднялся по служебной лестнице. Он стал членом Научно-технического совета (НТС) НИИ-8854 и помощником Королева38. (В последующие годы он станет заместителем Королева38 как конструктор систем космических аппаратов и сыграет ключевую роль в первых программах пилотируемых космических полетов в СССР. Он умер 15 декабря 1965 года, всего за месяц до кончины Королева38.) Едва Греттруп27 освоился с распорядком дня в НИИ-8854, как его позвали на заседание НТС. Эта группа была органом, определяющим политику НИИ-8854. Около восемнадцати или двадцати членов были связаны с истеблишментом, а другие – нет. Членами партии были Гонор26, Королев38, Победоносцев59. В состав группы входили Глушко25 с Завода № 45630 в Химках, а также профессор Франкель79, австрийский аэродинамик, эмигрировавший в СССР в начале 1930-х годов. Присутствовал и академик Михаил Константинович Тихонравов70. Десятью годами ранее он работал с Королевым38 и Глушко25 в Москве в качестве члена Группы по изучению реактивного движения24 (ГИРД), которая строила и выполняла статические испытания жидкостных ракет. За столами с красной драпировкой в конференц-зале на первом этаже НИИ-8854, рядом с технической библиотекой, встретились большинство заведующих отделами Филиала № 1 НИИ-8854. Среди присутствующих были доктор Вальдемар Вольф17, начальник отдела баллистики; доктор Вернер Альбринг1, руководитель отдела аэродинамики; доктор Иоахим Умпфенбах74, начальник двигательной установки; инженер Йозеф Бласс5, главный конструктор; д-р Йоханнес Хох81, начальник управления и контроля; и доктор Франц Матес46, руководитель отдела химии топлива. Это событие было похоже на академическое мероприятие на Западе, где кандидат на степень доктора философии должен был защитить свою диссертацию перед профессорско-преподавательским составом. Ранее немцам было предложено проработать проект ракеты Р-10. Их первая попытка не понравилась россиянам НТС, которые потребовали более подробной информации. Теперь немцы вернулись с более чем двумястами подробными чертежами и несколькими сотнями страниц инженерных отчетов, включая сложные математические расчеты, которые так понравились русским. Впечатленный, комитет одобрил проект и выделил средства, необходимые для его реализации в предварительном порядке. Однако немцев ждало разочарование. Несмотря на всю их напряженную работу, им поручили очень мало задач по программе. Им разрешили провести структурные испытания корпуса ракеты и оказать помощь в разработке процесса отбора газов для привода турбонасосов топлива. Они также поработали над доплеровской радиосистемой для наведения и управления Р-10. Кроме этих областей, ни к чему они не были допущены. Немцы вскоре потеряли интерес, когда стало очевидно, что им не разрешили разработать ракеты в целом. С начала 1948 года русские начали вывозить в Городомлю немцев из НИИ-8854 и других мест Москвы. Греттруп27 был среди них; он не особо расстроился из-за ухода из НИИ-8854, но ему сократили зарплату до 5000 рублей. Его место в НИИ-8854 занял Умпфенбах74. Положение и авторитет Греттрупа27 постепенно были подорваны как русскими, так и несколькими амбициозными немцами, которые на него работали. 20 февраля 1948 года Греттруп27 и его дочь Улли уехали на остров, а его жена и сын Петр остались на несколько месяцев из-за болезни мальчика.
Еще более снизило моральный дух немцев в НИИ-8854, решение Королева38 продолжить работу над своим любимым проектом – улучшенной Фау-2, начатым в Централверке85 и усовершенствованным за счет особенностей, почерпнутых из документации, подготовленной немцами для Р-10. К нему прислушивался генерал Гонор26 и у него был собственный производственный цех рядом с НИИ-8854, и ему не хватало технических знаний, как у немцев. Но у этих последних не было желания работать на Королева38 над его проектом, поскольку это просто не представляло собой профессиональной задачи. «Удлиненная» [Stretching] Фау-2 для увеличения дальности полета еще на 75 миль их не интересовала. Кроме того, если бы они пошли работать в его мастерские, их целостность как команды (или того, что от нее осталось) была бы поставлена под угрозу. Таким образом, появилась еще одна мотивация не оставаться в Москве. «Если мы дадим Королеву38 подчинить нас, он заберет себе всех лучших людей, а мы превратимся в простых работяг или, в лучшем случае, в ходячие технические справочники.... «Если мы дадим Королеву38 свою собственную волну, он заберет себе всех лучших людей, а мы превратимся в простых работяг или, в лучшем случае, в ходячие технические справочники... Я доказал ему давным-давно, что его план просто построить более длинную Фау-2 и придать ему более мощную тягу не приведет к существенному увеличению дальности», – высказался вечно мрачный Умпфенбах74. — — —К моменту прибытия Греттрупов положение немцев на Городомле значительно улучшилось. Ранее, в октябре 1946 года, когда первая группа сошла с парома, переправившего их через озеро в Осташкове, их встретил добродушный, лысый и полный полковник Спиридонов69, вежливый партийный работник и большой друг Устинова75, главный инженер острова под руководством своего начальника Сухомлинова69. Немцы обнаружили на берегу грязные и кишащие паразитами бараки, воду, которую приходилось брать из озера, и отсутствие городской канализации по западным стандартам. Все «пионеры» уверяли Греттрупов, что дела обстоят неизмеримо лучше, чем тогда, когда приехали они. Ирмгард28 было трудно убедить. Привыкшая к роскоши подмосковной виллы и шоферу, ей было трудно адаптироваться к новому жилищу. Ее дневник дает свидетельства ее разочарований и лишений:
В течение оставшейся части 1948 и 1949 годов немцы на Городомле проделали некоторую полезную работу. Им было поручено выборочное проектирование или консультирование по нескольким ракетам, рассматриваемым Советским Союзом. С лета 1948 года до весны следующего года группа работала над Р-12, многоступенчатой ракетой, которая могла отправить 2200-фунтовую боеголовку на расстояние 1500 миль. Однако инженерные проблемы, связанные с разделением ступеней и особенно с зажиганием второй ступени, были настолько огромными, что из этих усилий ничего не вышло. В середине лета 1949 года с немцами консультировались по поводу изучаемой в НИИ-8854 ракеты Р-13. Любопытно, что это выглядело как технический регресс. Она должна была иметь боеголовку массой 2200 фунтов и дальность полета всего 75 миль. 4 апреля 1949 года Устинов75 посетил Городомлю с предложением. Он заручился помощью немецкой группы в разработке характеристик Р-14, ракеты, способной отправить боеголовку массой 6600 фунтов на расстояние 1800 миль. Он дал им три месяца на подготовку предварительных проектов, но не наложил на них никаких других ограничений.
Проект в некотором смысле вдохнул новую жизнь в людей Греттрупа27 на Городомле. Тот факт, что такой высокопоставленный человек, как Устинов75, принес им этот проект, казалось, указывал на важность проекта, в котором они «будут иметь свою долю участия». Было рассмотрено несколько альтернативных подходов. Некоторые хотели для повышения производительности использовать еще не проверенное высокоэнергетическое топливо. Другие хотели использовать несколько двигателей. Кто-то считал, что потребуется двухступенчатая или трехступенчатая ракета. С методической точки зрения каждая из этих концепций обсуждалась и отвергалась или в той или иной степени видоизменялась. В результате Р-14, предложенная немцами, определенно не была «усовершенствованной» Фау-2. Это было новое слово в ракетостроении. Действительно, в то время она значительно опережала все, что предлагалось или задумывалось фон Брауном8 и его командой в Соединенных Штатах. Филиал № 1 предлагал одноступенчатую ракету конической формы длиной 77,6 футов и диаметром 9 футов. Она имела относительно небольшое начальное ускорение, а это означало, что конструкция ракеты не должна была быть чрезмерно тяжелой. Не должно было быть стабилизаторов или других аэродинамических рулей, а вес ракеты на площадке составлял около 156200 фунтов. При пустой массе около 15400 фунтов, включая боеголовку массой 6600 фунтов, немцы предлагали машину с соотношением масс 0,1. Монококовая конструкция [monocoque structure – несущим элементом является внешняя оболочка баков] должна была представлять собой герметичные баки из нержавеющей стали для топлива и секции боеголовки, хотя технология абляции фанерой для охлаждения боеголовки сохранилась.
В этой версии Р-14 использовался спирт и жидкий кислород. (Немцы, похоже, были технологически зациклены на этой комбинации, как в СССР, так и в США, просто потому, что они были с ней знакомы.) Двигатель должен был иметь тягу 220000 фунтов с камерой сгорания, регенеративно охлаждаемой циркулирующим спиртом сквозь ее стенки. Турбонасосы для топлива должны были приводиться в движение горячими газами, «закачиваемыми» из камеры сгорания главного двигателя, как это предлагалось в случае с Р-10. Новой особенностью управления креном, или способностью удерживать ракету от вращения вокруг своей продольной оси, было использование выхлопных газов из турбонасосов, выпускаемых через поворотное сопло для противодействия крену. (Эта же функция будет введена в качестве секретной в ракету средней дальности «Jupiter», созданную командой фон Брауна8 в Редстоунском арсенале в США несколько лет спустя – еще одна передача технологии как в США, так и в СССР, во многом благодаря инженерному предвидению и воображению специалистов по предварительному планированию Людвигу Роту64 в Пенемюнде57 тремя или четырьмя годами ранее.) Управление траекторией осуществлялось путем установки двигателя на сдвоенную опорную призму [double knife edge] или альтернативно на шаровую опору и перемещения его с помощью пневматических или гидравлических приводов. Отсек боевой части должен был быть отделен от корпуса ракеты пироболтами, что обеспечивало значительную экономию веса по сравнению с тормозными ракетами, предложенными для той же цели на Р-10. Кроме того, боеголовка должна была быть обшита в фанеру, чтобы изолировать ее от тепла при входе в атмосферу. Хотя для Р-14 предлагалось мобильное наземное стартовое оборудование, лично Греттруп27 был убежден, что в нем нет необходимости. Преимущество, которое можно было получить, переместив ракету на несколько сотен миль от места ее изготовления до места пуска, было незначительным с точки зрения межконтинентальных целей. Он предложил очень просто и логично запустить ракету прямо с завода-изготовителя! Соответственно, Хайнц Яффке91 и его коллега Антон Нерр56 спроектировали подземный завод, аналогичный Миттельверк49, на котором должен был быть построен и запущен Р-14. (Яффке91 был талантливым проектировщиком таких конструкций. Он участвовал в проектировании первого в России крупного стенда для статических испытаний ракет под Загорском, примерно в 36 милях к северо-востоку от Москвы. Со временем там появился испытательный стенд с тягой в 220000 фунтов, конструкция, которая пригодилась, когда в недалеком будущем СССР начал планировать космические полеты.) Предложенный Яффке91 объект мог не только производить Р-14, но также извлекать необходимый кислород из воздуха и хранить достаточное количество этилового спирта для ракет, которые должны были запускаться из подземной шахты, прилегающей к заводу! 1 октября 1949 года на остров из НИИ-8854 прибыл НТС. Вместе с Гонором26 и Победоносцевым59 был Королев38. Их проинформировали о конструкции ракеты, и они забрали с собой все чертежи и отчеты, созданные оперативной группой Греттрупа27. После этого немцы больше ничего не слышали о Р-14, кроме того, что им в следующем месяце было предложено перепроектировать часть боевую часть, чтобы включить кинетическую энергию ее удара в разрушительное воздействие на цель. Работа над этим проектом продолжалась до февраля следующего года. Другая поставленная перед ними задача заключалась в перепроектировании корпуса ракеты, чтобы в нем использовался алюминий, а не сталь.
Исполнив эти указания, немцы не получили ни премий, ни критики. Вполне возможно, что к тому времени было принято решение вернуть немцев на родину и что в СССР просто хотели взять от них как можно больше технических данных. Альтернативному подходу к разработке ракеты с массой боеголовки 6600 фунтов и дальностью полета 1800 миль придерживалась несколько меньшая группа на Городомле под руководством Альбринга1. Аппарат получил обозначение Р-15 и представлял собой беспилотную версию антиподного бомбардировщика Sänger-Bredt. С ее помощью ракета-носитель Р-10 или Фау-2 должна была поднять небольшой беспилотный бомбардировщик на несколько миль в воздух. Там его прямоточный воздушно-реактивный двигатель запускался и поднимал аппарат на высоту 8 миль, с которой тот пикировал к цели. Чертежи и отчеты были представлены в НТС, но больше о проекте ничего не было слышно. В 1951 году доктор Йоахим Умпфенбах74 получил два задания, которые могли быть связаны с разработкой Р-15 или аналогичного аппарата. Один из них заключался в разработке статоскопа или прибора для поддержания постоянной высоты летательного аппарата с помощью барометрического устройства, такого как тот, который использовался на Фау-1. Другой задачей была разработка гироскопа, использующего концепцию колеблющегося маятника вместо вращающейся массы. — — —Были и другие ракетные проекты, над которыми немцы частично работали. СССР проявил интерес к зенитной ракете, похожей на Wasserfall. Над созданием такого оружия работала небольшая группа в НИИ-8854 под руководством советского инженера Синильщиков66. Также в НИИ-8854 располагался испытательный стенд двигателя Wasserfall. Карл Харниш80 , бывший пенемюндовец со степенью магистра инженерных наук, некоторое время участвовал в статических испытаниях двигателей в НИИ-8854. Кроме того, Альбрингу1 и Хоху81 на Городомле было поручено подготовить чертежи Тайфуна, а несколько двигателей было изготовлено в цехах НИИ-8854 и там же были проведены испытания в статическом режиме. Также в НИИ-8854 у советского инженера Рашкова была небольшая группа, изучавшая зенитную ракету Schmetterling. Некоторое время ему помогали двое немцев, доктор В. Квессель36 и Карл Фалькенмейер76. Летом 1949 года Спиридонов69 спросил Греттрупа27, может ли немецкая группа взяться за проектирование противоракеты. Учитывая время, потраченное на Р-14, Греттруп27 сказал «нет» и добавил, что, по его мнению, такая ракета выходит за рамки современных технологий. Видимо, в то время это было мимолетным увлечением; Спиридонов69 больше никогда не поднимал эту тему. После завершения исследований по Р-10, Р-14 и Р-15 жизнь на Городомле стала в лучшем случае отупляющей. Некоторые представления об условиях там можно почерпнуть из дневника Ирмгард28:
То, что мелкие склоки и супружеские измены имели место среди немцев, было предсказуемо, хотя и непонятно в данных обстоятельствах. Столь же предсказуемо было то, что многие талантливые и разочарованные люди обратились к водке, когда им было отказано в стимуле к конструктивной и сложной работе. Для некоторых измена и водка не были достаточно сильными мерами. Г-жа Энгельхардт Ребицки62 повесилась, а инженер по имени Мюллер51 бродил по снегу, чтобы добиться той же цели, но был вовремя найден; он потерял обе руки из-за обморожения. Подобные вещи происходили и в других немецких коллективах. К лету 1954 года, когда доктор Брюнольф Бааде4, бывший главный инженер авиастроительной компании Юнкерс, вернулся в Германию с остатками своей первоначальной команды из восьмисот человек и их семей, двадцать пять человек погибли в СССР, пятеро покончили жизнь самоубийством, а двое сошли с ума.
21 декабря 1950 года Греттруп27 был снят с должности руководителя немецкого коллектива. Ранее немцы договорились, что они больше не будут выполнять работы для СССР. Основываясь на решении своих мастеров, немцы собирались проявить солидарную силу. В этот день Устинов75 отправил на Городомлю своего заместителя с новым комплексом задач. В поисках способа неподчинения, немцы пришли к идее отказа по причине опасности для здоровья. Новый проект требовал использования в качестве топлива азотной кислоты, а не кислорода. От него выделялись ядовитые выхлопные газы. Однако небольшая часть немцев решила не присоединятся и перешла на сторону СССР. Как только они это сделали, заместитель министра объявил, что Греттруп27 больше не у руля. На его должность был назначен доктор Йоханнес Хох81, который переехал в Москву, где проработал там пять лет до своей смерти. — — —В отличие от примитивных бытовых помещений, которые немцы увидели на Городомле в 1946 году, на острове имелись и инженерные сооружения. Там была аэродинамическая труба для скоростьей в 5 Махов и полностью оборудованный стенд для статических испытаний жидкостных двигателей с тягой до 17600 фунтов. Кроме того, здесь располагалась прекрасно оборудованная высокочастотная лаборатория для специалистов по электронике и связи. СССР также предоставили своим немецким наставникам – какими, по сути, они и стали – лучшие научные инструменты. После приезда в 1948 году для Греттрупа27 становилось все более очевидным, что основная функция Филиала № 1 НИИ-8854 – педагогическая. С началом 1951 г. произошел приток молодых русских инженеров из технических вузов. Они стремились учиться у немцев; они были вежливы, дружелюбны и благодарны. Однако немцы уже давно потеряли мотивацию и энтузиазм. Хотя некоторые задачи, связанные с Р-14, продолжали поступать от НИИ-8854, им уделялось лишь вялое внимание. Большинство мужчин потеряли надежду когда-либо снова увидеть Германию. Затем русские объявили, что первая группа из двадцати немцев отправится на родину 21 марта 1951 года! Все люди в этой группе были техническими специалистами, и поэтому от них легче всего было избавиться. К его дальнейшему унижению и дискомфорту, в сентябре Греттрупу27 пришлось отказаться от своего небольшого дома, единственного на острове с ванной комнатой, и переехать в меньшую квартиру. В феврале следующего года он тяжело заболел. Две ночи он находился в коме, и его температура угрожающе поднялась. Прошло два с половиной дня, прежде чем появился местный фельдшер (медицинская сестра). Она устроила его поудобнее, дала немного кофеина, глюкозы и пенициллина. Видимо, последний препарат переломил ситуацию. Греттруп27 выздоровел, но еще больше года его здоровье было не очень хорошим.
К середине 1952 года на остров все еще приезжали молодые советские инженеры. Они стали все больше и больше перенимать работу немцев, используя их только для обсуждения своих собственных идей и технических подходов к решению проблем. Одновременно с этим задачи, возложенные на немцев, становились все меньше и все более они не были связаны с ракетной техникой. Ленинградский университет поручил Греттрупу27 разработать компьютер для управления станком для шлифовки линз. Коллеги, которые так самоотверженно работали над Р-10, Р-14 и Р-15, разработали автомобиль, способный скользить по поверхности покрытых льдом водоемов. К тому времени немцы уже знали, что их заменяют местными талантами. Но какова будет их судьба? 15 июня прибыла комиссия из Москвы. После долгого совещания с мужской половиной острова до сведения женщин и детей была доведена новость. Все сотрудники Филиала № 1 НИИ-8854, кроме двадцати, будут возвращены в Германию 21 июня. Греттруп27 был среди двадцати, которым было разрешено остаться. После смерти Сталина 5 марта 1953 года все русские на острове, казалось, были согласны с тем, что остальные немцы вскоре тоже отправятся домой. Однако, когда в тот день мужчины пришли на работу, в ожидании национального траура, им сказали: «Товарищи, давайте почтим память погибших, работая усерднее, чем когда-либо!» Разочарованные и мрачные, они занялись своими скучными делами. Но слухи о том, что их репатриируют, продолжали появляться. 15 ноября вернулась комиссия из Москвы. Их заявление, зачитанное немецким инженерам, было недвусмысленным: «Все немецкие специалисты, за исключением двенадцати, должны вернуться в свою страну 22 ноября 1953 года. Они должны уехать в течение двух дней с этой даты. Пользуемся случаем, чтобы выразить благодарность за проделанную работу». Имени Греттрупа27 не было среди двенадцати остающихся. Дюжина остающихся были специалистами по наведению ракет. Под руководством доктора Фаулстиха77 их отослали в Москву и заключили с ними пятилетние контракты с хорошей зарплатой и отличным жильем. Таким образом, к концу 1953 года русские почувствовали уверенность в своей компетентности в области двигательных установок и конструкций; но они все еще не были так уверены в своем опыте руководства и управления. 28 ноября 1953 года Гельмут и Ирмгард Греттруп28 вместе с Улли и Питером переправились через реку Одер во Франкфурт-на-Одере, «реку, которая для нас является границей между двумя мирами, между прошлым и будущим», как выразилась Ирмгард позднее.
Спустя семь лет большинство мужчин из Institut Rabe и Централверке85 вернулись домой. Еще через пять лет также вернуться остальные. Что от них получили русские? В конечном счете, они, конечно, получили некоторых талантливых людей из Пенемюнде57, хотя ни в коем случае не в том количестве, которое было у американцев. Ученые и инженеры, такие как Греттруп27, Магнус44, Умпфенбах74 и Вибах15, без сомнения, оказали им помощь в специализированных областях. Однако такой профессиональный талант необходимо развивать и мотивировать, чтобы он был оптимально продуктивным. Очевидно, что в СССР не осознавали этого факта или сознательно не желали этого делать. В результате русские лишили себя многих ценных и творческих вкладов, которые эти люди могли бы внести в советскую ракетную технику в решающий момент ее послевоенного развития. По сути, в СССР не осознали, что командный подход или метод «системной инженерии» был тем, что создало Фау-2, в то время как их собственные инженеры могли создать только небольшую твердотопливную Катюшу. Разделив немцев на группы и раздробив их усилия и навыки, русские растратили огромный инженерный потенциал. Несмотря на такое отношение к немцам, русские взяли то, чему научились у них, и быстро применили это на практике. Такие люди, как Сергей Павлович Королев38, Валентин Павлович. Глушко25 и Алексей Михайлович Исаев34 (конструктор ракетных двигателей), которым теоретически нечему было учиться немцев, быстро освоили их инженерные и управленческие методы, а затем сформировали команды для постройки ракетных ускорителей, отправивших первые космические корабли на орбиту Земли и научные зонды на Луну, Венеру и Марс.
|
