 |
|
 |
|
|
|
|
||
Кристиан Клеш
© Кристиан Клёш, 2024 Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
ОГЛАВЛЕНИЕ
От редакции сайта О роли и степени вовлеченности специалистов из Австрии в работах по созданию ракетной отрасли в СССР действительно известно немного, хотя многие их имена и фамилии неоднократно уже упоминались. Автор данной публикации верно указывает, что австрийцы никак не выделялись из группы немецких инженеров. И тут две причины:
Напомню, что на территории современной Австрии находился также ряд производств непосредственно связанных с ракетной отраслью Германского рейха и автор упоминает здесь ряд работ, посвященных этому моменту истории.6 Некоторые утверждения автора вызывают сомнения. Нисколько не умаляя заслуг австрийцев, все же поставлю под сомнение тезис об их «ключевой роли» в разработке некоторых видов вооружений. А. Королёв
Операция «Осоавиахим». [Публикуется по: Christian Klösch, «Operazija Ossoawiachim». Österreichische Techniker im sowjetischen Raketenprogramm (1945-1958) в сборнике: Ideologische Transfers und Kontinuitäten (Nach-)Wirkungen der NS-Zeit. / Zeitgeschichte 2024 Jg. 51, Heft 2] {207} Введение Передача знаний о немецких военных технологиях на Восток и Запад после распада Германского рейха хорошо задокументирована в исследованиях. В течение десятилетия после «воссоединения» в 1989 году и распада СССР исследования немецких специалистов о Советском Союзе после 1945 года бурно развивались1. В то же время некоторые из еще живых ученых-ракетчиков опубликовали свои воспоминания и могли быть доступны в качестве свидетелей событий.2 В центре исследовательского интереса был, в частности, вопрос о том, какова мера участия 150 немецких инженеров-ракетчиков, которым пришлось работать в СССР в период с 1946 по 1958 год, в формировании советской военной и ракетно-космической техники и технологического лидерства, которое СССР имел в сравнении с США в начале «космической гонки» в конце 1950-х годов. Послевоенная советская историография стремилась преуменьшить значение привлеченных специалистов и приписывала практически все достижения и открытия советским техническим специалистам и ученым.3 В 1970-е годы журналист Александр Романов цитировал слова ведущего советского инженера-ракетчика Сергея Королева (1907-1966) {208} : «Знакомство с немецкой жидкостной ракетой Фау-2 не принесло никаких откровений. Эти боевые ракеты по сути были основаны на идеях Циолковского. Целью было разработать собственный метод создания мощных и надежных ракет»4. На Западе, в свою очередь, было распространено мнение, что Россия веками «воровала» знания у Запада и что без такой передачи знаний она не смогла бы построить ракеты для космических путешествий или атомную бомбу5. Современные исследования смогли разрешить обе противоположные позиции и показать, что, хотя знание немецкой ракетной техники было важным источником вдохновения, решающие технические разработки были выполнены и реализованы независимо советскими исследователями в то время, когда большинство немецких технических специалистов вернулись в ГДР или на Запад. Австрийские специалисты по ракетной программе СССР Исследования о работах на проектируемых и фактически построенных испытательных и производственных площадках ракет A4/V2 на территории Австрии велись с 1980-х годов6. По преобладающей точке зрения современных австрийских исторических исследований участие ученых и техников, родом из Австрии, в немецкой ракетной программе признано важным, а передача знаний и военных технологий западным союзникам и Советскому Союзу после 1945 года практически не исследована, за исключением одной работы.7 В указанной работе авторы попытались подвести итоги поглощения австрийских технических специалистов державами-победительницами после 1945 года на примере четырех профессий, по результатам анализа общая численность составила до 50 человек. Если подробнее, то речь шла о двух авиатехниках Ансельме Франце (1900-1994) и Герберте А. {209} Вагнере (1900-1982), завербованных в США в рамках операции «Paperclip», а также авиатехнике Фердинанде Бранднере (1903-1986), депортированном в СССР и Герно Циппе (1917-2008), работавшем в советской ядерной программе. Настоящее исследование посвящено пяти австрийским техническим специалистам, участвовавшим в ракетной программе СССР после 1945 года8. Среди них – Йозеф Пойнтнер [Josef Pointner] (1920–2018), Антон Нерр [Anton Närr] (1899–1973), Йоханнес Хох [Johannes Hoch] (1913–1955), Йозеф Эйценбергер [Josef Eitzenberger] (1905–1978) и Вернер Бушбек [Werner Buschbeck] (1900-1974), которые работали в (оружейной) промышленности Германского рейха и были принудительно депортированы в СССР и некоторые из них вели там значительные технические разработки. В период с 1950 по 1953 год Йоханнес Хох вместе с Йозефом Эйценбергером и Вернером Бушбеком сыграл ключевую роль в разработке зенитно-ракетного комплекса С-25 , который лег в основу более поздних советских и российских зенитных ракетных систем. Их объединяет также то, что их не воспринимали как австрийцев ни в Германском рейхе, ни во время их работы в СССР9. СССР отказали австрийцам в особых привилегиях. Для немецких специалистов они могли быть признаны австрийцами только из-за их языка, если вообще могли быть признаны. И они нередко состояли в браке с немецкими женщинами и прошли профессиональную социализацию в Германии еще в 1920-х годах. Вопрос о гражданстве стал более важным только после их депортации, когда приблизилась дата возвращения и решения о том, в какую страну они хотят вернуться, стало актуальным. Только тогда в СССР восприняли их как австрийцев и обращались с ними так же (плохо), как с теми, кто хотел уехать в западную зону Германии. Карьера [этих специалистов] также подтверждает привлекательность немецкой (оружейной) промышленности в межвоенный период для молодых инженеров, прошедших обучение в Австрии. Помимо военной промышленности, немецкие университеты и исследовательские институты предлагали лучшие возможности и условия работы; то же самое относится и к периоду после 1945 года, когда США и СССР предлагали возможности трудоустройства, которые были недоступны в Австрии из-за гонки вооружений во время холодной войны. За исключением Йозефа Пойнтнера, который сменил отрасль промышленности, все рассмотренные специалисты после возвращения из СССР переехали в ФРГ и некоторые из них возобновили работу, которую вели еще до 1939 года. {210} 1. Специалист по двигателям Йозеф Пойнтнер в Воффлебене и Москве. Йозеф Пойнтнер [Josef Pointner] 2.8.1920-11.6.2018) родился в Вене в семье полицейского Эдуарда Пойнтнера (15.5.1885) и Магдалены (урожденной Альфонс, 19.02.1888-31.07.1945)10. В 1938 году окончил Высшую государственную торговую школу в Вене, Шеллинггассе, 13, по специальности инженер-электрик. Затем он в течение года работал техником на заводе Юнкерс в Дессау, Тюрингия, а затем, по его собственным показаниям, осенью 1939 года посещал лекции в Венском техническом университете11. Весной 1940 года его призвали в Люфтваффе техником. Он находился на авиабазах в Богемии, Берлине, Гамбурге и Силезии до сентября 1943 года, прежде чем присоединиться к роте «Х. Walter KG» был переведен в отдел «Реактивные технологии» в Киле12. Пойнтнер присоединился к рабочей группе, которая работала над стартовыми двигателями для самолетов, а затем и над приводами подводных торпед13. В Киле он также встретил свою будущую жену Сюзанну Бок (27.2.1925-14.11.2003). После взрыва бомбы в сентябре 1944 года компания перенесла производство в Силезию. Зимой 1944/45 года Пойнтнер выполнял работы в альтернативной операции в Марклиссе, где теперь занимался разработкой двигателя для зенитной ракеты «Schmetterling»14. Он бежал от советских войск в Киль в феврале 1945 года и затем работал в «H. Walter KG» в Воффлебене возле Нордхаузена, недалеко от концлагеря Миттельбау-Дора. Там он «познакомился с нацистским террором», как писал в своих воспоминаниях. В компании работали «полуголодные заключенные». После окончания войны он жил в пустых казармах на территории компании, пока в начале июня 1945 года русские не заняли этот район и не арестовали его. «Последующая неделя была ужасной. В Нордхаузене меня заперли в темном, сыром подвале, полном заключенных. Нас обвиняли во всем. Туалетов не было, света не было, было холодно и сыро, нам нечего было есть»15. {211}
На допросе российский офицер предложил ему работать инженером в СССР: «Если я готов работать с русскими, то вскоре смогу покинуть подвал. Я сказал да, что еще мне оставалось делать?», – резюмировал он в своих воспоминаниях16. С августа 1945 года работал сотрудником занятой Советским Союзом компании «ODER-AG» в старых казармах «Walter KG». Он и его коллеги пытались восстановить чертежи самолетов и зенитных ракет. По их собственным заявлениям, Советы обращались с ним и другими сотрудниками «достойно», и каждый месяц в дополнение к зарплате он получал продуктовый пакет, так называемый «Patschok».17 В сентябре 1945 года он привез свою невесту из земли Шлезвиг-Гольштейн, чтобы она жила с ним в Воффлебене в восточной зоне. Осенью 1945 года его рабочее место было переведено в Бляйхероде и включено в состав «Gesellschaft für elektroakustische und Mechanical Apparate mbH» (GEMA). В мае 1946 года Советы перевели компанию в Берлин-Кёпеник и интегрировали ее в существующий «Institut Berlin». Пойнтнер был чуть ли не единственным в институте, кто уже {212} во время войны работал над ракетными двигателями. Вместе с русским офицером Н.Л. Уманским, которому тогда было 26 лет, в должности старшего инженера возглавлял отдел из 20 человек по реконструкции двигателей и немецких зенитных ракет «Schmetterling» и «Rheintochter»18. Депортация – шесть лет в СССР Решающей для Йозефа Пойнтнера и его невесты стала депортация в СССР 22 октября 1946 года: «В 3 часа ночи в нашей квартире на втором этаже [...] мы услышали громкий стук в дверь. [...] солдаты, офицер и переводчик объяснили мне, что завод «GEMA» переезжает в Советский Союз и [...] все в квартире будет грузиться».19 Советы готовились к операции с весны 1946 года. Из его рабочей группы был выбран только Пойнтнер. После десятидневного пути на поезде они добрались до Болшево в 25 км к востоку от Москвы, где находился бывший дом отдыха русских кинематографистов, которому русские вскоре дали название «Фашистский дворец». Территория была оцеплена колючей проволокой и строго охранялась. Ему и его невесте разрешили выезжать в Москву раз в месяц.20. Руководителем группы, насчитывавшей около 500 специалистов и родственников, был Гельмут Греттруп (12.02.1916–4.07.1981). По словам Пойнтнера, там было «значительное количество австрийцев».21 Позже он заявил Министерству внутренних дел Австрии, что «в лагере, где я находился, было около 15-20 австрийцев, в основном с семьями и другими родственниками»22. Попытка Пойнтнера получить у русских особый статус как австрийца провалилась. Им дали постоянный трудовой договор в «Научно-исследовательском институте 88» (НИИ-88), хотя оплата специалистов сильно отличалась – факт, который впоследствии привел к множеству споров в группе. Разница между самой высокой и самой низкой зарплатой была значительно больше, чем в Германии. Немецкий коллектив был разношерстным: помимо квалифицированных инженеров, докторов и профессоров университетов, здесь были также квалифицированные рабочие, сварщики, слесари, механики, {213} преподаватели, практики и теоретики. Больше всего зарабатывал Греттруп, главный конструктор и руководитель – 10000 рублей, за ним следовали руководители отраслей с докторскими степенями – 7000 рублей; Дипломированные инженеры со специальными знаниями получали от 4000 до 5000 рублей в месяц. Зарплата мастера составляла 2500, а секретарей – 1600. Это означало, что зарплата немецких специалистов в целом была намного выше, чем у их российских коллег23. Первоначально зарплата Пойнтнера составляла 4700 рублей в месяц и, следовательно, была эквивалентна зарплате советского подполковника. Каждое утро техников отвозили на автобусе на завод НИИ-88. В отличие от своей работы в Германии, Пойнтнер больше не работал с советскими инженерами: «Все, что мы рисовали и рассчитывали, исчезло; оно ушло в какой-то другой отдел. Позже мы узнали, что там готовились практические пуски ракет»24. Пойнтнеры провели около полутора лет в Болшево, а с февраля 1948 года – в Пушкино, другом пригороде Москвы. Ему разрешили писать или получать письмо от отца в Вену каждые два-три месяца. В свободное время, не считая поездок в сопровождении по магазинам в Москву, они в основном держались особняком. 1 ноября 1947 года Пойнтнер женился в Москве на своей невесте Сюзанне. Накануне у них родился сын Эрнест Алексей25. По случаю годовщины своего приезда в Москву в ноябре 1947 года Йозеф Пойнтнер организовал для немецкого коллектива культурные вечера, на которых читал стихи, написанные им самим.26 Сильным поворотным моментом стал перевод рабочих мест весной 1948 года и связанный с этим переезд всех специалистов и их семей на отдаленный остров Городомля на озере Селигер, примерно на полпути между Москвой и тогдашним Ленинградом. Условия жизни и работы в новом филиале были значительно хуже, чем в Москве. Помимо семьи Пойнтнер, этот переезд затронул также семьи австрийских техников Йоханнеса Хоха (всего пять человек) и Антона Нерра (три человека). Семья Пойнтнеров проживала в доме 10. У нее была угловая комната с балконом, а кухню она делила с соседями. Семья Хох также жила в доме 10, семья Нерр жила в доме 1,27 Пойнтнер был теперь определен в группу специалистов по двигателям под руководством Карла-Иоахима Умпфенбаха (1902–1954) и исследовал процессы горения ракетного топлива. {214}
{215} Он работал исключительно в конструкторском бюро и ни разу не присутствовал при испытаниях двигателя на построенном на острове испытательном стенде. На заводе НИИ-88 действовал строжайший режим секретности. Никакие документы не выносились из офиса. Каждый вечер страницы приходилось пересчитывать и сдавать, после чего их запирали в чемодан, который перед началом работы вновь раздавали. Если количество бумаг утром не совпадало с вечерним, существовал риск допросов со стороны сотрудников внутренней разведки НКВД28. Вскоре после прибытия на остров Городомля Пойнтнер заразился сначала тифом, а затем заболеванием спинного мозга, из-за которого он почти на два года был прикован к постели. Время с лета 1948 года до конца 1950 года он провел в различных больницах и санаториях. Поскольку в случае болезни выплачивалась только половина зарплаты, семья оказалась в тяжелом финансовом положении. Будучи фотографом-любителем, Пойнтнер имел собственную фотолабораторию с фотоувеличителем; так его жена подзарабатывала, продавая портретные фотографии. Американская секретная служба ЦРУ также знала, что Пойнтнер был «хорошим фотографом».29 К началу 1951 года он достаточно поправился, чтобы иметь возможность работать с поддерживающим корсетом хотя бы несколько часов в день. Его возвращение совпало с началом технического и интеллектуального карантина, введенного россиянами. Готовясь к возвращению, вместо заказов на ракеты они теперь получили заказы на строительство сельскохозяйственной техники30. После окончания «стадии охлаждения» семье Пойнтнер первоначально 19 июня 1952 года разрешили вернуться в ГДР. Однако вновь обострившееся заболевание позвоночника помешало ему продолжить запланированное путешествие в Австрию. Власти также оказывали на него давление, чтобы он согласился на работу в ГДР.31 Берлинское восстание в июне 1953 года еще больше задержало его возвращение. Поскольку из-за болезни он остался совершенно без гроша в кармане, австрийскому посольству в Берлине пришлось заранее оплатить его транспортные расходы. 10 июля 1953 года семья прибыла поездом в Вену; Первоначально они нашли жилье у его отца в Вене-Леопольдштадте.32 {216} Космический журналист и эксперт по охране труда Государственное управление по делам инвалидов Вены, Нижней Австрии и Бургенланда первоначально отклонило заявление Пойнтнера о поддержке, поскольку его пребывание в СССР представляло собой обычные трудовые отношения.33 Лишь в начале 1960-х годов ведомство признало его болезнь военным недугом и пребывание в качестве военнопленного, что давало ему право на пенсию по инвалидности.34 С 1955 года и до выхода на пенсию в 1985 году Пойнтнер работал инженером и пресс-атташе в Компании по страхованию от несчастных случаев, а в 1958 году основал журнал Alle! Achtung!, который существует до сих пор.35 Он также становится автором научной литературы о космических путешествиях: его основная работа «Космические путешествия 1x1» была опубликована в 1966 году, «Космическая дилемма» – в 1971 году. После выхода на пенсию он продолжил издательскую деятельность: в 1989 году была опубликована книга «Предотвращение несчастных случаев и безопасность в Австрии», а в 1990 году – «В XXI век с космическим планером». Его работа 1995 года «В теневом царстве опасностей» о том, как природные силы и цивилизационные катастрофы все больше угрожают нам, принесла ему широкое признание в популярном в то время ток-шоу телеканала ORF «Phettbergs Nette Leit Show».36 В 2000-х годах он опубликовал юмористические стихи, которые начал писать еще во время своего пребывания в санатории в СССР. Он также несколько раз принимал участие во встречах представителей немецких специалистов, которые организовывались, начиная с 1990-х годов. Он не публиковал информацию о своем опыте работы инженером-ракетчиком в СССР, а делал частные записи. Умер в Вене в 2018 году. 2. Антон Нерр, инженер по строительству испытательных стендов Антон Нерр [Anton Närr] (21.4.1873-2.12.1948) родился в Вене в семье литографа Антона Нерра (21.4.1873-2.12.1948) и домохозяйки Марии (урожденной Везели, 26.5.1881). Помимо того, что он был ранен в Первую мировую войну будучи пехотинцем 104-го пехотного полка Ландштурма37, о его профессиональной карьере в Первой республике ничего не известно. Его второй брак был с Марией Бём (урожденной Рат) 3 января 1940 года. В 1942 году он был зарегистрирован в качестве «технического {217} чиновника» на Дианагассе 7 в Вене.38 Вскоре после этого его, вероятно, направили на работу в качестве инженера по эксплуатации в «Нордхаузен, приставной адрес Галле-ан-дер-Заале 2, почтовый ящик 1523, рота 3», как указано в отчете о поиске пропавших без вести лиц в венской ежедневной газете.39 Поскольку его венские родственники не получали от него никаких признаков жизни после войны, они предположили, что он не пережил войну. Постановлением Венского окружного суда 31 декабря 1950 г. Нерр был объявлен умершим40. Однако в это время он находился в СССР в составе немецкой группы специалистов. Он был ассистентом дипл.-инж. Хайнца Яффке и ответственным за строительство испытательных стендов и испытательных лабораторий ракетных двигателей на заводе НИИ-88. В строительной группе Яффке работало 17 человек41. Они помогали своим советским коллегам строить испытательный стенд двигателей A4/V2 в филиале № 2 НИИ-88 в Загорске42. Позже группа построила сверхзвуковую аэродинамическую трубу на острове Городомля. Затраты на строительство были настолько велики, что она не была завершена до 1952/53 года.43 Также предусматривались планы строительства подземного завода по изготовлению, сборке и запуску ракеты Р-14, дальность которой планировалась в 3000 км.44 Антон Нерр жил на Городомле со своей второй женой Хильдегард Нерр (1910–1997) и дочерью Ханни Шольц (род. 1929).45 Вернер Альбринг (1914–2007) описывает в своей книге эпизод из того времени, когда специалисты уже находились на «стадии охлаждения» и уже не имели никакого отношения к ракетам: «Когда я однажды проходил мимо чертежной доски инженера Нерра, он с радостью показал мне свою текущую задачу, а именно спроектировать печь для коммерческой кухни. Он хлопнул рукой по чертежной доске: «Смотри, – сказал он со своим австрийским акцентом, – это работа, работа, это весело».46 {218}
Нэрр, вероятно, вернулся в Германию вместе с другими специалистами в 1952/53 году и сначала поселился в Дармштадте. Лишь в начале 1960-х годов он снова вступил в контакт с австрийскими властями или своими родственниками, поскольку 4 июня 1962 года его заявление о смерти было аннулировано. О его дальнейшей профессиональной карьере ничего не известно. С конца 1956 года и до своей смерти 17 января 1973 года он жил в Бад-Кёниге в Гессене47. {219} 3. Йоханнес Хох, эксперт по управлению ракетами в Пенемюнде и главный конструктор в Москве. Йоханнес Хох [Johannes Hoch] (28.10.1913-15.7.1955) родился в Брно в семье техника Антона Хоха. Его отец родился в Кремсе и также работал инженером-электриком в Браунау-ам-Инн и в Линце, где Йоханнес учился в средней школе, а затем окончил среднюю школу в Кремсе. В 1931 году он поступил на факультет математики и физики в Венском университете, чтобы стать учителем средней школы»48. В апреле 1932 года, как и его отец до него, он вступил в НСДАП и СА. Осенью 1933 года ему пришлось прекратить учебу, поскольку его отец был безработным, и тогда он поддерживал себя на плаву благодаря репетиторству. За участие в нацистских демонстрациях в Вене и пропагандистских кампаниях в Кремсе он был заключен в тюрьму на семь с половиной месяцев.49 Когда осенью 1935 года он хотел повторно восстановиться, его больше не принимали, «потому что он не мог предоставить справку о хорошей репутации».50 Весной 1936 года вся нелегальная организация СА в Кремсе была разоблачена, поэтому Хох принял решение бежать с помощью нелегальной партии в Германию 10 мая 1936 года, где его доставили в лагерь «Австрийского легиона». Учился в Гёттингене и работал в Научно-исследовательском институте армии Пенемюнде. В Геттингене он продолжил прерванное обучение и в 1939 году получил квалификацию преподавателя математики и физики средней школы. Он начал работать ассистентом профессора Макса Шулера (1882-1972) и получил докторскую степень в 1942 году, защитив диссертацию на тему «Сферический маятник с линейным трением»51. В феврале 1942 года его направили работать над разработкой ракет в Армейский научно-исследовательский институт Пенемюнде, и большую часть своего времени он проводил в своем офисе в Геттингенском университете.52 Из-за этой исследовательской работы, которая была важна для военных, он был «незаменим» для военной службы. Курт Магнус (1912-2003), его коллега по Гёттингенскому университету, вспоминал, что Хох вскоре стал считаться экспертом в области техники управления и теории устойчивости {220} и работал над устройством, «своего рода специальной вычислительной машиной, с помощью которой можно было бы определять траектории подъема ракеты, можно было рассчитывать и моделировать различные условия».53 К концу войны его устройства еще не существовало, если не считать нескольких предварительных испытаний. Хох и его семья впервые отправились в Кремс в мае 1945 года. Но поскольку перспектив трудоустройства в Австрии у него не было, осенью он вернулся в Геттинген в поисках работы. С 1946 года работал в «Бюро Греттрупа» (Büro Gröttrup). Зимой 1945/46 года он снова связался со своими коллегами по работе из Пенемюнде. Вернер фон Браун (1912-1977) остался со своей группой в американской зоне в Витценхаузене/Гессене. Гельмут Греттруп, поссорившийся с фон Брауном, был завербован русскими и зимой 1945 года открыл в Бляйхероде, в нескольких километрах от него, собственное конструкторское бюро, которое должно было реконструировать A4/V2 для русских. Хох, который также посетил Вернера фон Брауна, нашел предложение работать специалистом по дистанционному управлению в «Бюро Греттрупа» в Бляйхероде более заманчивым, поскольку ему не приходилось разлучаться со своей семьей в восточной зоне, хорошо платили и в его распоряжение была предоставлена просторная квартира.54 Он также убедил своего геттингенского коллегу Курта Магнуса работать на Греттрупа.55 И Вернер Альбринг также последовал их примеру: «Между нами была договоренность оставаться вместе, если это возможно, даже после войны. [...] В 1946 году мне предложили начать совместную научную работу в SBZ».56 В разношерстной рабочей группе Хох был единственным, наряду с Греттрупом, кто имел отношение к подразделению А4/V2. 57 Он поступил на «Лабораторию «Mischgeräte»» и занимался «общей теорией стабилизации и управления». Советский руководитель созданного русскими «Institut Raketenbau und Entwicklung (Rabe)» Василий Павлович Мишин (1917-2001) вспоминает: «Мы искали немецких специалистов, работавших в пограничных областях ракетной техники, потому что специалисты по ракетам из Пенемюнде переехали в американскую зону. Из специалистов, работавших в институте «Рабе», мне запомнился {221} доктор Альбринг (аэродинамика), доктор Хох (гироскопические устройства) и доктор Вольф (баллистика)».58 Капустин Яр и первый полет A4/V2 в СССР Хох был одним из самых важных сотрудников Греттрупа, а позже и его конкурентом. В Москве обе семьи первоначально жили в доме с Парком.59 Хох возглавлял группу управления на заводе НИИ-88 в Подлипках/Москва, к которой было прикомандировано большинство немецких специалистов (42 человека).60 Однако его группу пришлось перебросить на остров Городомля в мае 1947 года – почти на год раньше остальных специалистов.61 Курт Магнус оставался его научным сотрудником в СССР. «Эта пара, Магнус и Хох, оказала нам большую помощь в последующие годы», — вспоминал в своих мемуарах будущий руководитель российской ракетной программы Борис Евсеевич Черток (1912-2011)62. В октябре/ноябре 1947 года на полигоне Капустин Яр в южном течении Волги на границе с Казахстаном прошла серия испытаний трофейных ракет A4/V2.63 С 18 октября 1947 года Советскому Союзу удалось впервые запустить две ракеты, но они отклонились от курса очень далеко. Греттруп, который находился на месте с группой из двенадцати немецких специалистов, не смог обнаружить ошибку и 21 октября приказал прилететь Курту Магнусу и Йоханнесу Хоху.64 Согласно описанию Альбринга, Хох понял причину ошибки и сумел ее устранить, устройство управления должно быть восстановлено в течение одной ночи.65 Следующий полет 29 октября прошел полностью успешно. После этого старта было сделано групповое фото, на обороте которого были посвящения Хоху: «Да здравствует наш рулевой и его конденсаторы», – написал Фердинанд Столпе. А Фриц Фибах добавил: «Пусть у них будет еще много успехов. В память о степи».66 Всем присутствовавшим немецким специалистам были выплачены высокие премии за успехи – только Магнус и {222} Хох получили по 15 000 рублей каждый, что более чем вдвое превышало их месячную зарплату.67 «Хох вернулся окрыленный, что добавило ему уверенности в себе, как римскому полководцу после победы в битве».68 А вот Греттрупа и его людей ненадолго заподозрили в том, что они стали причиной неудач первых двух запусков из-за саботажа.
Взлет Хоха: моделлер ракетной траектории (Raketenbahnmodell) и аналоговый компьютер Хох пользовался доверием своих советских партнеров, в том числе Дмитрия Фёдоровича Устинова (1908-1984), который на посту министра вооружений был выше всех немецких специалистов. Советы ценили его приверженность и готовность работать, потому что, в отличие от других, он был готов оказать им полную поддержку.69 Поэтому внутри группы немецких специалистов все чаще возникало напряжение и взаимное недоверие. В первые несколько лет {223} все специалисты проявляли энтузиазм к работе, но чем дольше откладывалось их возвращение, тем меньше у них было желания делать больше, чем просто работать по правилам. С другой стороны, люди, которые оставались готовыми послушно работать, все чаще воспринимались как индивидуалисты.70 В то время как Греттруп проводил более конфронтационный курс с русскими и неоднократно угрожал забастовкой, чтобы ускорить возвращение в Германию, Хох делал ставку на сотрудничество и совместную работу.71 Магнус сообщает о слухах о том, что на острове Городомля в марте 1948 года произошел «дворцовый переворот», спровоцированный Хохом: «Доктор Джон [псевдоним Хоха], который находится на острове уже почти год, как говорят, всячески критиковал Греттрупа и его направление и плел интриги; и он нашел русских, которые не были против таких раздоров. Были ли у Джона амбиции сменить Греттрупа на посту главы немецкого коллектива? Хотел ли он расколоть немецкую группу?»72 Хох увидел в СССР возможность реализовать свой аналоговый компьютер и свой орбитальный моделлер [Bahnmodell], концепцию которого он изначально разработал во время войны, и сделал для этого все, что было в его силах. Его идеи особенно впечатлили россиян73. Однако в письме Устинову он жаловался, что его предложения не могут быть реализованы на острове Городомля «из-за препятствий со стороны его сотрудников». Немецкий коллектив «с самого начала относился к нему как к чужому, потому что он был личным врагом всех, кто уклоняется от работы [...]»74. Магнус охарактеризовал Хоха следующим образом: «Была серьезная личная проблема: доктор Джон, которого мы знали первые несколько лет по совместной работе как умного, отзывчивого и почти застенчивого коллегу, похоже, претерпел изменения личности – с тех пор, как он приехал на остров – за год до основной группы. Он всегда был упрямым, но теперь сознательно выделяет себя среди немецких коллег. Он казался человеком, который был полон решимости сжечь за собой все мосты ради достижения новых целей. Он четко и последовательно поддерживал российскую карту. Джон работал с немцами только тогда, когда это могло быть ему полезно в его планах, он отсекал других или вступал с ними в споры; Но, поскольку Джон в то время разработал что-то новое, что-то полезное и интересное, что-то презентабельное – орбитальный моделлер [Bahnmodell], – он пользовался расположением Советов. Русские слушали его; При этом он приобрел влияние, не в последнюю очередь благодаря своей явной партийной принадлежности. Однако внутри немецкой группы Джон становился фактором разногласий; Никто из его теперь уже очень большого коллектива не смел перечить ему {224} – сотрудники зависели от него. Он не был популярен, его скорее боялись, и некоторые уже видели в нем будущего босса»75. Когда Хох наконец смог завершить аналоговый компьютер и орбитальный моделлер [Bahnmodell] и получил премию в 3500 рублей, немецкий техник «П» обвинил его в интеллектуальном воровстве и потребовал половину премии. Большинство коллектива встало на сторону «П».76 В декабре 1948 г. Хоху пришлось защищать свой орбитальный моделлер перед ученым советом в Москве77. В состав совета входили ведущие советские ученые, в задачу которых входило критическое сопровождение работ немецких специалистов и их оценка. Особенно опасным критиком был уроженец Вены математик Феликс Франкл (1905-1961), который уже эмигрировал в СССР как коммунист в конце 1920-х годов и с 1944 года стал заведующим кафедрой ракетного вооружения в Московской артиллерийской академии.78 Альбринг вспоминает это так: «Но вот наш гениально одаренный доктор. Очень умело парирует. Он освоил интегрирование дифференциальных уравнений с переменными коэффициентами, используемых для управления ракетой, с помощью специального электрического аналогового компьютера, который он назвал «орбитальным моделлером» [Bahnmodell]. Компьютер был спроектирован им и изготовлен в мастерской на Городомле. Он привез его на встречу. В то время «орбитальный моделлер» означал совершенно революционный процесс».79 Проект аналогового компьютера был одобрен. Всего Хох и его группа построили четыре различных варианта, которые позже использовались в отделе наведения НИИ-88 в Москве80. Йоханнес Хох как преемник Гельмута Греттрупа В сентябре 1950 года разногласия внутри группы обострились. Причиной стало желание России разработать противоракетную ракету. Большинство под руководством Греттрупа больше не желало принимать новое задание, поскольку это означало бы лишь дальнейшую отсрочку возвращения домой.81 Однако русские не принимали никаких возражений и в ноябре 1950 года быстро сместили его с поста главы группы немцев и назначили Хоха {225} его преемником.82 По Альбрингу, Хох «вытеснил» Греттрупа.83 Но вскоре, по словам Чертока, «Слава о его работах вышла за пределы нашего НИИ и докатилась до организации, где создавались системы управления ракетами противовоздушной обороны.»84 О способностях Хоха знали даже в Вашингтоне: в отчете ЦРУ охарактеризовало его «профессиональные способности» как «выдающиеся», но, в нем также отмечалось, «и Советы, и немцы иногда сомневаются в его здравомыслии»85. В Москве Сергей Берия (1924–2000), сын влиятельного начальника разведки и доверенного лица Сталина Лаврентия Берии (1899–1953), узнал о Хохе и, к сожалению Чертока, попросил его присоединить к своей рабочей группе. Ирмгард Греттруп описала это так: «Г-н X [Йоханнес Хох] мог наслаждаться своим положением целых четыре дня. Он приехал в Москву с пятью сторонниками. Не как главный конструктор и не как руководитель отдела. Руководитель его отдела теперь русский – в немецком коллективе»86. Группа Хох/Меллер и разработка ЗРК С-25 «Беркут» Хох приехал в Кунцево, небольшой подмосковный пригород, настоящий центр власти СССР. В этом месте у Сталина была секретная дача, где он жил с 1934 года и где умер в 1953 году. Тот факт, что Сергей Берия собрал здесь в 1950 году группу немецких и советских специалистов для разработки зенитной ракеты, показывает, насколько важным был этот проект. Помимо ракетчиков из Городомли, к ним присоединились и сотрудники бывшего института «Berlin» – в основном бывшие сотрудники компании «Telefunken», а также группа военнопленных техников, которые, как считалось, находились под влиянием нацистов.87 В отличие от 1946 года эта группа теперь получила четырехлетние срочные трудовые договоры. Максимальный заработок был высоким – 7500 рублей в месяц88. В КБ № 1, позже на заводе № 1323 Минвооружения89, он сформировал исследовательскую группу, которая работала над системой управления огнем для ракеты С-25 «Беркут». Также в команде были два австрийца Йозеф {226} Эйценбергер90, который уже во время войны работал над управлением крылатой ракетой «Fieseler Fi103» (V1) и A4/V2, и Вернер Бушбек, также выходец из берлинской группы«Telefunken». Разработанная группой система управления огнем позволяла зенитно-ракетной батарее с управляемыми ракетами одновременно поражать 25 воздушных целей. Станция обнаружения использовала радар для поиска объектов противника. Командное устройство обработывало эти данные, а затем аналоговый компьютер решал, когда лучше всего запустить оборонительные ракеты. Во время полета компьютер отслеживал как цель, так и траекторию полета ракеты-перехватчика и автономно наводил ее вблизи цели с помощью радиокоманд. Если цель находилась на расстоянии менее 75 м, ракета-перехватчик детонировала, и облако обломков приводило к падению объекта противника. Пока советские инженеры разрабатывали наземную станцию для обнаружения цели «Б-200», специалисты под руководством Хоха построили командный прибор «A-Z».91 Когда они представили свою систему в 1952 году, она превосходила систему, разработанную российской аналогичной группой и выиграла внутренний конкурс.92 Вся система была готова к испытаниям в Капустином Яру весной 1953 года. В присутствии группы Хоха 25 мая 1953 года впервые был сбит дистанционно управляемый самолет-мишень. После того как система была запущена в серийное производство93, она эксплуатировалась с 1955 по 1982 год и использовалась для охраны Подмосковья. Всего в двух кольцах по городу было распределено 56 позиций; в каждой было по 60 стартовых площадок с ракетами.94 Кончина Йоханнеса Хоха и возвращение семьи в Австрию Сразу после успешного эксперимента в Капустином Яру немецких специалистов отстранили от проекта и отправили на психологический карантин. Им больше не разрешалось приезжать в научно-исследовательский институт, и они были вынуждены работать дома на черновых работах до истечения срока их контрактов в 1955 году. В этот момент разочарованный Хох осознал, что хочет вернуться в Австрию. С 1952 года он неоднократно переводил деньги {227} своему брату в Кремс, который использовал их для покупки дома для семьи в 1954 году95. В начале 1955 года из Москвы Хох подал заявление на получение австрийского гражданства для себя и своей семьи. 15 мая, в ознаменование подписания Государственного договора, семья сшила австрийский флаг из красно-белой ткани. Тогдашний 12-летний Вернер Хох вспоминает, как он вывесил его из верхнего окна дома, хотя и перевернутым, как перуанский флаг, и ему пришлось немедленно снова снять его по приказу русских.96 В начале июля 1955 г. Йоханнес Хох серьезно заболел97. Он умер 15 июля 1955 г. от запущенного аппендицита в больнице Москвы. Гельмут Бройнингер вспоминал, что русские хотели назвать его «гражданином Германской Демократической Республики» в его некрологе: «Я сказал российскому промышленному менеджеру, что Хох всегда считал себя австрийцем и поэтому я хотел бы посоветовать ему изменить эту позицию»98. Урну с прахом Хоха отправили в Австрию и похоронили в семейной могиле на кладбище Кремс. После похорон его вдова, используя уловку и помощь своей тогда еще 13-летней дочери Гудрун, несмотря на запрет, им удалось добраться до посольства Австрии и подать заявление на получение паспорта, с которым семья могла бы выехать в Австрию самолетом 18 ноября 1955 года..99 Все домашнее имущество последовало поездом через несколько недель. Она получала пенсию вдовы до своей смерти в 1968 году, а СССР также поддерживал ее детей сиротской пенсией до тех пор, пока им не исполнилось 18 лет; ее можно было получать наличными каждый месяц в посольстве в Вене100. 4. Йозеф Эйценбергер, эксперт по радарам советской ракетной программы и шпион Москвы. Йозеф Эйценбергер [Josef Eitzenberger] (1.10.1905–24.01.1978) родился в Вене, но вырос в Леоберсдорфе. Он учился в средней школе в Бадене, а затем изучал электротехнику в Техническом университете Вены. По его собственным заявлениям, он был членом нелегальной национал-социалистической партии и СС, принимал участие в строительстве нелегальной радиостанции в 1933 году. Весной 1934 года он участвовал в СС-штурм в Леоберсдорфе. Первоначально работал в венском отделении компании «Telefunken», {228} а затем был переведен в штаб-квартиру в Берлине.101 В июне 1938 года женился на Марианне Новак (род. 16 сентября 1903 года), родом из Леоберсдорфа. Во время войны Эйценбергер работал в компании Telefunken над разработкой радиолокационного управления ракетами V1 и A4/V2. Сразу после окончания войны, с 21 мая 1945 года, он в качестве руководителя «Отдела 7 – Радиоизмерительной техники» [Abteilung 7 - Funk- und Messtechnik] для СССР в «Берлинском институте» [Institut Berlin] занимался реконструкцией немецких зенитных ракет.102 Начиная с 1946 года Эйценбергер в течение десяти лет работал вместе с Петером Фаульштихом (1892-1959), австрийцем Вернером Бушбеком и еще 25 учеными в составе группы специалистов по радиолокации в советском ракетном научно-исследовательском центре Монино под Москвой.103 Там, в бывшем Предприятии по производству полевых телефонов, находился «Головной институт по системам управления баллистических ракет дальнего действия и зенитных управляемых ракет (НИИ-885)».104 «Три трофейных инженера [Beute-Ingenieure] разработали телевизионный глаз [Fernsehauge], который был установлен в головной части управляемой ракеты. Это позволило наземной станции точно отслеживать полет ракеты и вносить необходимые корректировки курса», – сообщал журнал Der Spiegel в 1970 году105. Эйценбергер был одним из важнейших сотрудников команды Йоханнеса Хоха при разработке системы противоракетной обороны С-25 «Беркут».106 В Монино Эйценбергер также встретил и влюбился в русскую переводчицу Анну Николаевну Зильберштейн. Газета Die Welt сообщила об этом романе: «Она, в свою очередь, была впечатлена его венским обаянием и, как говорят, быстро заговорила на австрийском диалекте немецкого».107 С февраля 1955 года у группы больше не было никаких задач, и ее членам сообщили, что им не будет разрешено вернуться домой до конца 1957 года.108 Подписание Австрийского государственного договора в мае 1955 года не улучшило шансы Эйценбергера на более раннее возвращение, равно как и вмешательство в дело членов семьи федерального президента Теодора Кёрнера, не привело к каким-либо результатам.109 Группа была переведена в Сухуми на Черном море в сентябре 1955 года, заданий больше не было; все теперь вращалось вокруг вопроса о том, когда и как члены группы смогут вернуться в ГДР, ФРГ или Австрию. Тем, кто выбрал ГДР, были предоставлены льготы. Когда последние специалисты вернулись в ГДР 10 декабря 1956 г., {229} австрийцам и западногерманцам все еще приходилось оставаться на Черном море110. Чета Эйценбергеров и семья Бушбеков в количестве шести человек вернулись в Австрию только 4 февраля 1958 г.111
В Вене агент ЦРУ Уильям Гёдель немедленно связался с Эйценбергеном и, как сообщается, допрашивал и проверял его в течение нескольких недель.112 В конце концов он завербовал его в «Институт Баттель» [Battelle-Institut], который был основан во Франкфурте-на-Майне в 1952 году и штаб-квартира которого находилась в Колумбусе, штат Огайо, и проводил исследования в соответствии с контрактом.113 В 1967 году 65 процентов исследовательских контрактов Франкфуртского института поступило от властей Германии, НАТО и НАСА. Эйценбергер в 1960-х годах руководил там командой из 120 сотрудников и проводил исследования для Пентагона, «системы шифрования сообщений НАТО на так называемых сверхдлинных волнах (радиоволны длиной от десяти до 100 километров) [...], которые не может взломать радиоразведка»114. {230} В ноябре 1967 года Эйценбергер попал под подозрение в шпионаже: бизнесмен Герберт Шредер, часто навещавший семью Эйценбергеров в их бунгало во Франкфурте, сообщил в письме в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе о поездках Эйценбергера в Вену и его различных контактах с советскими гражданами.115 После этого агенты Федеральной разведывательной службы Германии [Bundesnachrichtendienst, BND] в течение нескольких месяцев следили за ним во время его пребывания в Вене, что в течение многих лет оставалось незамеченным, поскольку его коллеги считали это «трогательной связью с родным городом» венского жителя.116 BND сфотографировали его во время посещения советского посольства на Райснерштрассе и винного трактира в Гринцинге в компании агентов КГБ.117 Всего 63 раза он встречался со своей возлюбленной Анной Николаевной Зильберштейн, которая, по данным BND, уже в 1958 году была переведена в Вену и работала «почтальоном» в КГБ.118 Эйценбергер раскрывал им секреты «о самонаводящихся ракетных боеголовках, о системе радиоуправления противотанковыми ракетами, разработанными по заказу Бундесвера, о новых типах бортового вооружения для немецкого основного боевого танка 70 и о радиоэлектронной борьбе», – сообщил Der Spiegel119. В 1968 году BND и Федеральное ведомство по защите Конституции [Verfassungsschutz, BfV] сочло это дело «самым серьёзным случаем ученого-шпиона в Федеративной Республике» после войны.120 В то время в BND предполагали, что Эйценбергер уже прошел подготовку в качестве шпиона в СССР и арестовало его 23 декабря 1968 года.121 Когда полиция вместе с 16 полицейскими обыскала его бунгало, они обнаружили «зонт с полостью под откручивающейся ручкой, 35-миллиметровую камеру Minox и щетку для одежды со спрятанным контейнером.»122 Однако Эйценбергер отрицал какое-либо раскрытие секретов и оправдывал свои встречи тем, что он «только лишь обсуждал научные темы «на уровне специализированных журналов» со старыми коллегами из Советского Союза».123 Обвинителем также был прокурор Зигфрид Бубак (1920-1977), впоследствии убитый террористической группировкой «Фракция Красной Армии» [Rote Armee Fraktion].124 В апреле 1970 года начался долгожданный громкий суд в Висбадене. Судебный эксперт заявил: «Подсудимый больше не в состоянии адекватно защищать свои интересы в суде». Из-за развитого {231} склероза сосудов головного мозга он не подлежит суду. Хотя суд пришел к выводу, что Эйценбергер занимался «агентурной деятельностью», он был освобожден из-за «необратимой неспособности предстать перед судом» и вернулся в Австрию125. Остаток своей жизни он провел с семьей в его родном поселке Леоберсдорф недалеко от Вены, где после его смерти в честь ученого-ракетчика была названа улица.126 5. Вернер Бушбек, эксперт по радиоуправлению советской ракетной программы. Вернер Бушбек [Werner Buschbeck] (6.3.1900-11.6.1974) родился в Праге. Его отец Карл владел химическим заводом в Ауссиге, который продал через несколько лет после рождения сына. Семья переехала в Зальцбург, где Бушбек окончил государственную среднюю школу в 1919 году. Осенью 1919 года он поступил на факультет электротехники в Техническом университете в Мюнхене, который окончил в 1923 году.127 С 1 октября 1923 года он начал работать в лаборатории радиопередатчиков в «AEG-Telefunken» в Берлине и был руководителем строительства первых в мире телевизионных станций с водяным охлаждением, а также «олимпийских передатчиков» [Olympia-Sendern] (1936 г.) и разработку мобильных средневолновых радиопередатчиков.128 Он также сыграл значительную роль в строительстве передатчика радиостанции Бизамберг близ Вены в конце 1920-х годов.129 С 1938 года он занимал должность в совете директоров компании «Telefunken» по разработке мощных передатчиков, а также написал диссертацию «Grundlagen der Neutralisation», которая была принята в Техническом университете г. Мюнхен в 1942 году.130 Он также занимался созданием помех против метода гиперболической локации и получил за это премию Фрица Тодта в 1944 году.131{232}
Призванный к работе российскими оккупационными войсками летом 1945 года, Бушбек и его семья также были перевезены в Москву в октябре 1946 года в рамках «Spezialisten-Aktion».132 Впервые он приехал в подмосковное Монино, чтобы присоединиться к группе специалистов по радиоизмерениям для управление ракетами133 и работал с Йозефом Эйценбергером в области радиолокационного обнаружения ракет.134 В 1950 году он присоединился к группе под руководством Йоханнеса Хоха.135 Эйценбергер и Бушбек сконструировали видеокамеру, с помощью которой можно было получать живые изображения во время полета ракеты. Это означало, что ее можно было доставить к месту назначения автоматически или с помощью дистанционного управления.136 Группа проработала в Москве четыре года, пока летом 1955 года ее не «разъединили» и не отправили в Сухуми на Черное море в качестве карантинной меры. Трем старшим детям разрешили остаться в Москве и продолжить обучение в университете.137 Бушбек сообщил австрийскому представительству в Москве, что хочет снова принять австрийское гражданство. Немецкое гражданство он принял в 1932 году по профессиональным причинам. Его жена и дети также были немцами. В сентябре 1956 года посольство Австрии в Москве выдало паре и их несовершеннолетней дочери австрийские паспорта. Трое взрослых детей хотели получить гражданство Западной Германии. Однако отъезд неоднократно откладывался, несмотря на вмешательство австрийских властей. В начале февраля 1958 года время настало: Бушбеки и чета Эйценбергер вновь отправились в Москву, откуда сели на поезд до Вены через Прагу. 5 февраля 1958 года они прибыли на Остбанхоф в Вене, где их встретили с цветами представитель МВД и около 20 друзей и родственников.138 Министерство было обеспокоено тем, можно ли предоставить им статус репатриантов. Хотя «достоинство» признавалось, «необходимость» отсутствовала, поскольку оба «были соответствующим образом вознаграждены за свою работу».139 Была оказана соответстветствующая поддержка: вернувшимся выдали билеты на поезд для дальнейшего путешествия в Зальцбург или Леоберсдорф, а их багаж был доставлен в «министерском автомобиле» в отель «Кертнерхоф» в центре Вены..140 Проведя неделю в отеле, Бушбеки отправились в Зальцбург, где их принял их брат, д-р Эрнст Бушбек. Оба сына остались в Вене и продолжили изучение химии, начатое в Москве, в Венском технологическом университете. С 1 мая 1958 года Вернер Бушбек снова начал работать в «AEG-Telefunken», на этот раз в Ульме, и снова участвовал в строительстве крупных передающих систем и разработке ускорителей частиц в ЦЕРН в Женеве, а также в Гархинге и Юлихе.141 В Сухуми он поддерживал себя в форме, думая о создании генераторов для ускорителей частиц и измерительной техники.142 Выйдя на пенсию в 1968 году, он провел свои последние годы в Ульме, где и умер в июне 1974 года.143 Окончание Пять инженеров австрийского происхождения, представленные в этой статье, возможно, были не единственными в ракетной программе СССР. Возможно, были и другие, которые так и остались неизвестными. Несомненно то, что австрийцы были активны в других научных областях, и их влияние на советскую науку и технику, особенно на ядерную программу, до сих пор в значительной степени не изучено. Это относится не только к деятельности ученых из Австрии в исследовательских программах западных стран, но и к программам вооружений таких стран, как Аргентина или Египет, которые до конца 1960-х годов пытались извлечь выгоду из технических ноу-хау проектов вооружений Германского рейха до конца 1960-х годов.144 Что общего у всех этих ученых и технических специалистов, так это то, что послевоенная Австрия не смогла предложить им адекватные возможности карьерного роста ни в университетах, ни в промышленности.
Примечания
|
|||||||||||||||||||||||||||||||
| йй. |
