Долго возглавлял политотдел управления Кайдалов Леонид Дмитриевич, или, как его называли воспитанники, отец Леонидий. Родился он в 1922 году, в Красной Армии с 1940 года. В 1952 году окончил военно-юридическую академию, а в 1955 – институт иностранных языков. Награжден орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени и орденом Красной Звезды. Человек грамотный и совсем неглупый. Слабость: любил ездить на «объекты». Это значит: садился в свою машину и объезжал свои «точки» – хоздворы испытательных частей и проч. С собой в машину старался никого не брать, т.к. она была обычно загружена.
Пришлось ему столкнуться с «диссидентами». Разбуженные, как теперь говорят, «хрущевской оттепелью», в управлении появились вольнодумцы. Одним из них был испытатель из нашего отдела Анаденко Фридрих Филиппович. Однажды срочно было собрано партсобрание управления, чтобы одобрить резолюцию по цифрам очередной пятилетки. Анаденко выступил и сказал, что он не может иметь суждений по делам, в которых ничего не понимает. В частности, например, на пятилетку предусмотрено увеличение добычи угля. Плохо это или хорошо? В Англии, например, угольные шахты закрывают. Что лучше? Предложил резолюцию: «Принять к сведению». Вот с этого и началось. Началось, конечно, несколько раньше. Фридрих Филиппович, на удивление всего управления, подписался на пятидесятитомник ВИ Ленина и читал его по своей инициативе, а не как все остальные, с целью подготовки к чему-то. Читал и другую классику, т.е. в части марксизма-ленинизма был подкованнее всех нас. Обличье имел старого еврея-революционера с подпольным стажем (по фильмам): невысокого роста, голова, несмотря на молодость, запорошена сединой, приличный по размерам, с горбинкой нос, в очках. Естественно, его тут же начали «переубеждать». «Отцу Леонидию» тоже пришлось подчитать классиков, т.к. «на пальцах» дискуссия не получалась. У Фридриха Филипповича организовалась некоторая «группа поддержки»: Волков Владимир Савельевич и Спичак Евгений Николаевич.
»Додискутировались» до того, что Волкова уволили «по возрасту», Спичак смог перевестись за пределы полигона, а Анаденко «кинули» в другое управление. Со временем там его исключили из партии и демобилизовали. Через какое-то время стали ходить слухи, что их судили и дали «срок». Однажды покупаю «Огонек» N4 за 1989 год и обнаруживаю статью о репрессированных в годы застоя «диссидентах». Среди прочих нахожу и Волкова с Анаденко, были арестованы они в 1982году. Вот выдержка из статьи: «...как указано в Приговоре, преступная деятельность Анаденко выразилась в рукописном изготовлении у себя в квартире в 22-х ученических тетрадях и на 135-и отдельных листах антисоветского пасквиля, состоящего из нескольких частей, содержащих клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй и дискредитирующее марксистско-ленинское учение о социалистическом государстве». Дали ему 7 лет ИТК строгого режима и 5 лет ссылки. Волков – за «политический дневник, который вел в течение 17-и лет», –5 лет ИТК, сниженные потом до 2,5 лет, и 2 года ссылки.
Ну а «Отец Леонидий», за год до демобилизации «по возрасту», был переведен в Ленинград в бывшую мою академию и там получил квартиру.
»Плеяда» его преемников, к сожалению, сохранила его страсть к посещению «объектов», однако знаниями и умом не отличалась. Пропустив двоих, Тюрина и Благодыренко (умер молодым, был начальником политотдела очень недолго), остановлюсь на более колоритных двух следующих.
Сулейманов Замра Кашапович. Откровенный лодырь, стяжатель, выпивоха и бабник. Доклады для него и за него писали другие. Здесь ему оказывал услуги Маслянцев М.В., рвавшийся на повышение и умевший «трепануться». Умел написать и писал ему доклады, «угощал». Это Замра Кашапович любил. Результат оказался положительный: Маслянцев прошел на повышение, минуя командира, по протекции политотдела. Так как распределение различных материальных благ, в том числе дефицитных товаров, даже подписки на различные собрания сочинений, шло через политотдел, пользовался он этим «на полную катушку». Подписку на собрание сочинений одного автора, если таковой казался ему «достойным», оформлял себе по 2-3 экземпляра. Обнаруживает комитет народного контроля под прилавком военторговского магазина на площадке дефицитную вещь, он говорит примерно так:
– Ну что вы, ребята, как ее делить, всего одна, чтобы не было обидно, возьму ее себе.
Следом за ним пришел Кострома Станислав Алексеевич. Крикливый, но, в общем-то, безобидный человек.
Зато следующая фигура – «из молодых да ранний», Бобровников Валерий Васильевич. «Парашютист», т.е. человек «опущенный сверху». Женат на племяннице начальника политуправления военно-космических средств Куринного. Очевидно, в связи с этим не страшны ему были никакие преграды, т.к. пользовался безусловной поддержкой нач. ПО полигона Науджюнуса и, естественно, Куринного. Свою деятельность в управлении начал с переоборудования своего кабинета и коридора перед ним, отгородив коридор с помещениями политотдела. Второе важное, а по значению первое мероприятие по самоутверждению в управлении – замкнул на себя получение всех благ в управлении: получение должности, представление к званию, распределение дефицитных товаров. Даже более плотно «окучивал» этот вопрос, чем его предшественник Сулейманов. Сулейманов все-таки занимался больше дефицитом, в перемещения внутри отделов не вникал. Новый начальник стал вникать во все, но по принципу: кто против меня, тому – шиш. Одному бывшему моему подчиненному, стремившемуся купить машину и вдруг вычеркнутому из вожделенного списка, заявил прямо:
– Почему вы против меня? И когда тот стал «каяться», смилостивился: – Ладно, я скажу, чтобы вас включили в список.
Почему я останавливаюсь на нем так подробно? Потому, что это был аппаратчик новой формации. С родственными связями, поэтому наглый, «как танк», убежденный в своей безнаказанности и понявший, как можно управлять людьми, зажимая их на распределении тех благ, о которых я сказал. Такие быстро «перестраиваются» под текущий момент. Сказали «перестроиться», перестроился моментально и не понимает, почему кто-то медлит. Диалог с аудиторией вести не умеет, тушуется при ответах на остро поставленные вопросы, очень злопамятен. Свято верит в правило: «я – начальник, ты – дурак...».
Мой отдел, по моей, конечно, вине, попал к нему в немилость. Я уходил на пенсию. Подготовил преемника себе и преемника своему преемнику. Начальник управления поставил мне условие перед последним отпуском: довести до конца документы по представлению моих преемников. Аттестации были написаны, представления оформлены. Дело за партийными характеристиками. Тоже были написаны, утверждены парткомом управления. Оставалось согласование с нач. ПО, который в этот момент был в командировке. Сунулся к его заместителю, но тот отговорился, т.к. к этому времени попал в опалу к своему начальнику. Посчитав, что оставшаяся подпись будет получена и без меня, как это все время и было, спокойно убыл в отпуск.
Прибыл из отпуска и узнал, что мое «дело» на увольнение не только в Москву, но и на полигон не отправлено. Выясняю, что препятствием стала недооформленность партийных характеристик на преемников. А пока нет «цепочки», лежит и мое «дело». Разбираюсь подробнее. Оказывается, в управлении скопилось более 30 представлений на выдвижение. Все лежали у нач. ПО, пока не случился инспекторский опрос, на котором были заявлены жалобы. После жалоб всё тронулось, представления нач. ПО подписал. С моими же товарищами приключился курьез: подписано по два экземпляра представлений. Этого достаточно для приказа по полигону, но должности, замещаемые моими выдвиженцами, – категории, которые отдаются приказом по Главному управлению космических средств. Для этого нужно уже по 4 экземпляра. Когда с этим разобрались, «поезд уже ушел», инспекторский опрос закончился. По два дополнительных экземпляра отпечатали, но нач. ПО их не подписывает.
Пошел к начальнику управления, прошу содействия. В конце концов, нач. ПО – его заместитель, которого он обязан воспитывать. Ответом мне было:
– Вот вы, «старики», его и воспитывайте.
Надо заметить, что со временем, с помощью Науджюнуса, наш командир был «размазан», в коллективе его стали называть заместителем нач. ПО по испытаниям. Мне воспитывать птицу такого полета было не по должности.
Попросил аудиенции, был допущен. Объяснил, что дело на мое увольнение лежит без движения. Причина – отсутствие его подписи на дополнительных экземплярах документов товарищей из моей «цепочки».
– Я хочу с ними побеседовать.
Хорошо, назначается время для беседы. Одного я так и не представил для беседы – был он занят, зато при беседе со вторым присутствовал. Берет аттестацию, начинает читать. Там, где говорится о качествах специалиста, офицера, не останавливается. Наконец, – «политически грамотен...» и т.д. по теме. Вопрос:
– Назовите уроки... (и далее по свежепринятому документу ЦК) ... пять уроков . – Можно не по порядку? – Ну что вы! Мы говорим: «первый урок, второй урок». Не знаете. – Расскажите обязанности члена партии. – Можно не по порядку? – Ну что вы! Плохо вы подготовились. Придется нам побеседовать с вами еще раз.
Таким образом, отлуп! Выпроваживаю подчиненного из кабинета, и тут меня «понесло». Пытался убедить, что начетничество, которое только что требовалось от товарища, никак не связано с должностью, на которую я его выдвигаю. Что очередность уроков – дело сиюминутное. Завтра какие-то из уроков поменяются местами или вовсе потеряют значение. Что главное, конечно, не знание обязанностей члена партии по порядку расположения в Уставе, а их выполнение. Говорил, что могу представить товарищей, которые все это именно так и знают, но на должность их ставить нельзя, т.к. они завалят дело, а этот товарищ уже доказал, что он дело «тянет». Нет, убедить невозможно. Потом все-таки соглашается подписать злополучные дополнительные экземпляры представлений с условием, что на собеседование претендент будет представлен еще раз. Разошлись мы, не убежденные друг другом.
На беду подоспело партийное собрание отдела. Тему уже забыл, но любая тема всегда поворачивается к злобе дня. На собрание прибыл и нач. ПО. Несколько выступивших взяли на себя смелость высказать критические замечания и в адрес нач. ПО за задержку представлений, за буквализм. Неосторожно было сказано, что коммунисты, в отличие от нач. ПО, не должны так подробно знать решения ЦК. Это был крючок. Собрание состоялось после рабочего дня. Сразу после него нач. ПО поспешил в штаб полигона доложить о «бунте на корабле». В штабе полигона шло очередное совещание командования полигона и управлений. Проследовал доклад нач. ПО полигона Науджюнусу о появлении диссидентского отдела в управлении. Тот сходу доложил в Москву начальнику политуправления космических средств Куринному о появлении диссидентского управления. «Колобок» покатился. С меня взять было уже нечего, я увольнялся, а вот с неосторожно выступившими можно было поиграть. Один отстраняется от службы оперативного дежурного, другой отстраняется от работы на технике. Начинается «полоскание» фамилий на всех сборищах и перекрестках. Организуется преследование «инако-», чем нач. ПО, мыслящих. Пытаюсь поговорить с ним, убедить, дать советы как молодому руководителю, да и молодому коммунисту. Но куда там!
– Какое вы имеете право мне советовать?!
Действительно ... Преследование диссидентов продолжалось и после моего увольнения. Один был, пользуясь очередными оргштатными мероприятиями, понижен в должности. Второй смог удрать, поступив в адъюнктуру (как выпустил, не знаю). Третьего, секретаря парторганизации отдела, все пытался переизбрать, но наткнулся на парторганизацию отдела, не выгорело.
Началась борьба и с другими несогласными. Секретаря парткома управления довел, совместно с Науджюнусом, до открытой язвы желудка. Вопрос был поставлен ребром: «либо Я, либо он». Конечно «Я», все-таки родственник вышестоящего начальника! Секретарю, с помощью Куринного, было подыскано место в военкомате, и он убыл с полигона. Но с парткомом управления пришлось повозиться. Много там было «стариков», которых запугать было уже нечем, предстояла демобилизация. Но, в конце концов, благодаря оргштатным изменениям, от управления отпочковалось новое управление, партком крепко поредел. Нач. ПО спешит объявить его распущенным. Опять бунт: незаконно. Прибывает представитель политотдела полигона. Статускво восстановлен. Надолго ли?
Главная «заноза» не устранена. Устранят ее позже, но уже криминальным путем. А пока – большому кораблю большое плавание. Зятя Куринного переводят в Москву начальником политотдела НИИ космических средств. Своя рука – владыка, да и «как не порадеть родному человеку»! Это и было грубой ошибкой Куринного. В НИИ зятек продолжил работу в своем стиле. Через какое-то время на него было совершено нападение, в результате которого он «ушел в мир лучший, мир иной». Поговаривали, что кому-то он сильно «насолил». Но попал на «крутого». Грех, конечно, но вот не жалко. Многим испортил жизнь, сам же был, в общем, ничтожным человеком. Когда-то я называл его «ясноглазым» за отсутствие живой мысли в глазах. Пытался давать и советы. Не обольщаюсь, но, быть может, прислушайся он к ним, не наделал бы глупостей и был бы жив. На совещании офицеров управления, когда зачитывался Приказ министра обороны о моем увольнении в запас, в своем выступлении он высказал мне что-то вроде упрека:
– Андрей Никандрович, вы так и не перестроились!
Считаю это похвалой: куда завели нас «перестройщики», всем очень хорошо известно. Когда началась «заварушка» в Прибалтике, Науджюнуса срочно перевели в Литву и ввели в состав ЦК КП республики, но чем мог помочь этот аппаратчик? В армии ему подчинялись, можно было легко сокрушать «диссидентов», а здесь так не получилось. Не буду говорить о стране, но в армии партийно-политическое руководство превратилось в политическо-партийное, т.е. политорганы подмяли под себя партию. Хорошо ли это, показали последовавшие в 90-е годы события. Политотдельцы-аппаратчики сразу попрятались, а парторганизации ждали от них, по привычке, каких-то указаний. Армия, всё-таки, привыкла подчиняться приказу.
* * *
Нельзя сказать, что продвижения по родственным связям – изобретение политработников. По командной линии этим тоже не пренебрегали. Знавал я двух товарищей в ГУКОСе, попадание которых в него явно не обошлось без посторонней помощи. Первый из них имел очень известную фамилию, аналогичную фамилии Генсека. Я с ним общался по работе довольно длительное время, о родственных связях, конечно, не спрашивал, а вот продвижение его по службе вызывает интерес. В начале нашего знакомства оба мы были заместителями начальника отдела, только я – в испытательном управлении, а он – в Главном. Ребята в его отделе говорили, что по непонятным причинам, он перескочил с должности офицера отдела, минуя ступеньку старшего офицера, сразу на должность зам. начальника отдела. Дальше пошло совсем хорошо: начальник отдела, а потом, как-то при очередном пуске, иду по длинному коридору выносного командного пункта и вижу, что навстречу движется фигура в красных лампасах. Я уже начал открывать дверь в свою пультовую, вдруг слышу:
– Никандрович, не хочешь узнавать?
Второй – тоже офицер из ГУКОСа, сын бывшего заместителя Главкома РВСН. Парень хороший, общительный. Однажды даже накормил меня в своем номере в гостинице на площадке при предпусковых работах – поджарил яичницу. Хороший парень, но таких ведь много, и не все они попадают в ГУКОС.
Ещё более интересный случай был во время моего обучения в академии. В те годы в академию принимали только офицеров. И вдруг среди офицеров-слушателей появился «матросик» – курсант. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это сынок тогдашнего председателя госплана РСФСР Кузнецова. До нашей академии он проходил курс наук в артакадемии им. Дзержинского в Москве. Где ещё он обучался, мне не известно. В Ленинграде у него сразу появилась двухкомнатная квартира: человек-то семейный. В это время слушатели с детьми ни о каких государственных квартирах и не помышляли. Правда, воздух северной столицы оказался ему неподходящим, и скоро он исчез с горизонта.
Но был и нестандартный случай. Служил в нашем управлении Маслюков Дмитрий Дмитриевич, старший брат председателя госплана СССР Маслюкова Юрия Дмитриевича. За 25 лет службы на полигоне он дослужился только до зам. начальника управления, а мог спокойно давным-давно «перелететь» на тёплое местечко в столицу.
* * *
Надо сказать, что система умиротворения инакомыслящих не просто сохранялась, но и развивалась, и совершенствовалась. Если раньше преследования велись за отклонения от линии партии, теперь дело перешло на личности. Ты выступаешь против меня, значит ты не прав. Методы «переубеждения» разнообразием не отличались. Еще один пример к тому, о чём было рассказано выше.
Выбирались кандидаты в делегаты на 19-ю партийную конференцию КПСС. На собраниях полигона таким кандидатом был выдвинут начальник испытательного управления, занимавшийся системой «Энергия-Буран» генерал-майор Гудилин ВЕ. Его я знал по совместной службе и работе по тематике ВМФ. Кандидат технических наук, инициативный и грамотный специалист. В это время решался вопрос о назначении на должность начальника Ленинградского института военных инженеров (бывшая академия им. Можайского) начальника полигона генерал-лейтенанта Жукова ЮА. На его место планировался Гудилин. Надо сказать, что вариант назначения Гудилина для полигона был хороший. Но вот ими обоими была проявлена детская наивность не то, что в политике партийной или государственной, а в «политике» взаимоотношений с политорганами.
Дело в том, что Главное политуправление СА и ВМФ «рекомендовало» выбрать делегатами от Военно-космических средств их начальника генерал-полковника Максимова АА и известного нам Науджюнуса, т.е. от полигона рекомендовался Науджюнус. Ошибкой Гудилина было то, что он уверовал в «перестройку» и не снял свою кандидатуру. Непростительную ошибку совершил и Жуков. Являясь членом Кзыл-Ординского обкома, при обсуждении кандидатур выступил против рекомендаций ГПУ. Обком принял «правильное» решение, но реакция была молниеносной: Жукова уволили в запас. Гудилина наказали менее жестко. Вместо назначения на штатную должность генерал-полковника, перевели на генерал-майорскую, заместителем начальника НИИ космических средств по строю. Федот, да не тот. Это называется «задвинуть». Надо ли удивляться таким решениям, если идеологией занимался Яковлев, а в ГПУ СА и ВМФ подвизался Волкогонов. Гудилин, правда, не пропал – впоследствии стал замом по науке.
Четвёртое испытательное управление
Отдел испытаний ракет-носителей Четвёртого ИУ. 1988 год (я в это время работаю в КБ химавтоматики). Отделом командует Домахин Андрей Иванович (в центре 1-го ряда самый рослый)
С командованием полигона после вручения правительственных наград