Степанов А.Н.

Полигон Байконур. Записки испытателя

© Степанов А.Н., 2010-2015.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Ошибки свои и чужие

Испытания – всегда испытания, для любой техники. Они сопряжены со всякими неожиданностями, опасностями, иногда связанными с риском для здоровья, а то и для жизни. Я уже рассказывал о посещении Хрущёвым двух братских могил на полигоне. О первой катастрофе, унесшей жизни более 100 человек вместе с первым Главкомом РВСН Главным Маршалом артиллерии Неделиным МИ, достаточно много сказано по телевидению и в печати. Не будем повторяться. Главное в том, что никто не хочет учиться на чужих ошибках. Не будем говорить о неисправности техники, послужившей первопричиной взрыва ракеты. Это дело обычное, тем более, при начале испытаний новой техники. Мне искренне жаль погибшего заслуженного Маршала, но именно по его вине погибло более сотни человек. МИ Неделина подвел знаменитый «эффект присутствия». Иной начальник считает, что его личное присутствие там, где он ни чем помочь не может, ускорит процесс. Все бы ничего, но около него, особенно состоящего в высокой должности, присутствует и свита, причем, чем выше начальник, тем обширнее свита. А свита – это уж совсем ненужные, при выполнении конкретных работ, люди. При выполнении операций по поиску неисправности на заправленной ракете Маршал не нашел себе другого места, кроме как непосредственно у заправленной ракеты. Услужливый человек из свиты подставил ему табуреточку. На самом деле, в это время не только у ракеты, но и на открытой местности вблизи старта людей не должно быть. Если кто и мог быть там, то только специалисты, необходимые для замены отказавшего прибора, хотя и они должны были покинуть старт, поскольку началась проверка.

И вот результат – нештатно запускается рулевой двигатель 2-й ступени, прожигает бак 1-й ступени, а дальше процесс развивается стремительно: вступают в контакт окислитель и горючее, воспламеняются. Пожар по полной программе. Людей обливает компонентами топлива, они тоже горят, разбегаются, кто куда, задыхаются в ядовитых парах. Убежать далеко не удается – стартовая площадка по периметру огорожена колючей проволокой, небольшой проход лишь в одном месте. Догорают на колючей проволоке. Произошло это в 1960 году, выводы были сделаны, и испытатели, и сановное начальство стали осторожнее. Конечно, не всегда эту осторожность можно соблюсти, иногда приходится идти и на риск. Но это уже совсем другое дело. Не всегда риск оправдан полностью, но хотя бы некоторое оправдание есть.

Опасность сопровождает человека всю его жизнь. Опасно переходить дорогу, быть пассажиром любого вида транспорта. Но это опасность повседневная, рассеянная на всех. О ней человек задумывается лишь иногда. Но есть опасности профессиональные, связанные с работой. Профессий, требующих определенного риска, много. У испытателя градус опасности повышается свыше обычного при выполнении лишь определенного вида работ или операций. Если это продолжается годами, то и к такого рода работам вырабатывается привычка, исчезает обостренность чувств.

Был у нас в отделе один очень инициативный товарищ, Волков ВА, любитель немножко «сработать на публику». Пришла ему в голову мысль пригласить на полигон летчика-испытателя Стефановского ПМ. Задумал – сделал. При встрече наши товарищи попросили гостя оставить автографы на его книге «300 неизвестных». Один попросил сделать ему такую надпись: «От испытателя – испытателю». Нам такая надпись показалась претенциозной, смешной. Конечно, профессия летчика-испытателя несравнимо более опасная, да и более сложная. В ней собственная жизнь часто зависит от самого летчика, его умения и самообладания. В нашем же случае твоя жизнь и здоровье часто зависят не только от твоего собственного умения, а от умения и добросовестности других. Это как у любого пассажира – полная зависимость от того, кто управляет транспортным средством. Только в сложном ракетно-космическом или ракетном комплексе таких «водителей», зачастую и не очень опытных, много. Ошибка оператора, исполнителя самого нижнего уровня, из-за плохой обученности, или недисциплинированности, или из-за того, что плохо работала связь, и он не услышал или неправильно понял команду, может привести к тяжелейшим последствиям. Маленький пример этому – уже упомянутый случай взрыва разгонного блока на старте.

Всякая новая техника, приходящая на полигон, «вещь в себе». Приходит она с конструктивными недоработками, заводы-изготовители вносят и свои «изюминки». Вроде тех, что ожидали своего часа в двигателях 1-й ступени (лишняя заглушка и отсутствующая втулка, о которых я уже говорил). Не все можно выловить при проверках ракеты на земле. Самое главное – не запустишь для проверки двигатели, это не самолет. Каждый двигатель 1-й ступени проходит кратковременные «огневые» испытания на стенде завода-изготовителя двигателя. После этого двигатель разбирается, дефектируется и собирается снова. Однако, как мы уже видели, даже это не исключает его отказа. Двигатели 2-й и 3-й ступеней изготавливаются вообще цельносварными, и «огневым» испытаниям подвергается лишь один из партии.

Ракета – разовое изделие. Соответственно и ресурс ее двигателей и комплектующих приборов никаким образом не может быть сравним с ресурсом двигателей и приборов даже самолета. Двигатели работают на очень напряженных режимах. Стремление к достижению высокой экономичности привело наши КБ, проектирующие ракетные двигатели, к повышению рабочего давления в камере сгорания. После развала Советского Союза наших друзей-американцев допустили до двигателей, предназначавшихся для носителя Н-1. Носитель разрабатывался КБ Королева, но после неудачного начала испытаний программа была закрыта. Это отдельная тема, к испытаниям этого носителя я никакого отношения не имел.

Но на одной научно-технической конференции в управлении, занимавшимся этим носителем, коллеги – двигателисты показали мне чертежи двигателя 1-й ступени. Двигатель КБ Кузнецова работал на компонентах кислород – керосин. Мне конструкция показалась сложноватой, но это было обусловлено и применяемым компонентом – жидким кислородом, а возможно, и специфичным опытом КБ, проектировавшим двигатели для авиации. После закрытия программы Н-1 значительное число этих двигателей осталось на складе в городе Куйбышеве. Наши «заклятые друзья» очень заинтересовались ими и, пользуясь «разгулом демократии», купили их у нас. Как купили – это уже вопрос к специалистам не моего профиля. Так вот, когда им рекламировали эти двигатели, они не поверили, что на двигателях достигнута такая высокая удельная тяга, характеризующая его экономичность. Привезли в Штаты, установили на стенд и запустили. Замеры подтвердили заявленные параметры двигателя. Американские двигатели работают на пониженных давлениях и потому менее экономичны. Высокие температуры и давления потребовали новых жаропрочных и жаростойких материалов, о которых наши «друзья» и не подозревали, у нас они были разработаны и производились в необходимых объемах. Так наши революционеры «раскрыли глаза» и американским инженерам, и их разведке. Закупленные у нас двигатели американцы использовали для запуска своих ракет. Думаю, что используют они и наш опыт, а это более ценно, чем проданные двигатели.

Как я уже говорил, не всегда можно удалить людей от ракеты даже при выполнении опасных операций. Так, при заправке знаменитого носителя «Союз», разработки 50-х годов, около ракеты по технологии должно находиться довольно большое число людей. Это привело еще к одной большой трагедии, но не на нашем полигоне, а на северном. При заправке носителя произошел пожар, взрыв, унесший несколько десятков жизней. Возможно, это была диверсия или чья-то халатность. Доходили слухи, что в наземной магистрали заправки ракеты жидким кислородом был обнаружен валенок. Повторяю, принимаются все меры по предотвращению случайностей, и особенно, связанных с человеческими жертвами. Конечно, самодурство руководителя может перешагивать и через здравый смысл. Так, начальник одного управления, получивший у подчиненных кличку «Петр великий» за великие глупости, выставлял к ракете человека для наблюдения за нею во время заправки. Ракета наземного старта, заправка ведется в автоматическом режиме сразу всех баков горючего и окислителя одновременно. Компоненты самовоспламеняются при контакте, а по отдельности представляют сильные ОВ. И вот стояли такие «наблюдатели» – жертвы у ракеты и слушали, как корежит заправляемую ракету. Занятие неприятное, а главное – опасное и, в общем, бесполезное.

При заправке УР-500 и УР-500К все люди находятся в защищенных сооружениях, наблюдение ведется через перископы. Телевизионное наблюдение появилось гораздо позже, а в первые годы, из-за того что ракета при заправке закрыта от перископа фермой обслуживания, на выходе из командного пункта размещался наблюдатель со связью и быстрыми ногами, чтобы успеть, в случае чего, убежать в сооружение и задраить за собой гермодверь. Наиболее часто таким наблюдателем у нас был Суглобов РМ. Мера, конечно, вынужденная. Применять ее приходилось потому, что были случаи течи компонентов топлива в месте соединения заправочных магистралей «земли» с ракетой.

Несмотря на то, что ракета довольно тщательно проверяется на технической позиции, не все соединения можно проверить рабочим давлением, и, как показал опыт, после заправки можно получить что-то неожиданное. Поэтому в технологию подготовки ракеты на старте был введен её осмотр после заправки окислителем (в первые годы), а затем – и после заправки горючим. Группа осмотра вскрывала люки на двигательных отсеках и «осматривала», а на самом деле нюхала воздух в отсеках, так как увидеть что-либо из люка невозможно. Течь компонента сначала учуешь, и лишь потом увидишь (уж больно запоминающиеся запахи: окислитель – азотной кислоты, горючее – падали).

Правда, это тоже не всегда позволяет обнаружить течи, особенно незначительные. В марте 1964 года после троекратного посещения группой осмотра района двигателей 2-й ступени при заправке и уже перед самым отводом фермы обслуживания на КП прошел доклад от лифтера фермы: в районе двигателей 2-й ступени есть запах окислителя. На ферму отправляется группа, устанавливаем с нею шлемофонную связь. Наличие запаха подтверждается. Принимается решение вскрыть отсек и заглянуть. В защитной одежде и противогазе в люк втискивается Ансин АВ. Осматривается и обнаруживает «соплю» застывшего окислителя под технологической пробкой-заглушкой на расходной трубе окислителя. Одна из главных заповедей специалистов, работающих с пневматикой и гидравликой, не подтягивать соединения, находящиеся под давлением. В нашем случае все-таки было принято решение подтянуть пробку без слива компонентов.

Работа в этом отсеке непростая из-за большой загруженности отсека оборудованием, на которое ни наступать, ни опираться нельзя, – можно повредить. Нужен был довольно щуплый исполнитель, так как в отсек он должен лезть в защитном антикислотном костюме, таких же перчатках, резиновых сапогах и в противогазной маске со шлангом, выведенным за борт. Завод нашел такого рабочего по фамилии Бесфамильный ВИ. Работу он проделал, но немного обжег руку: повредил медицинскую перчатку, в которой работал, контровочной проволокой.

За цикл предстартовой подготовки осмотровая группа трижды поднималась на заправленную ракету. Последний раз – перед отводом фермы (башни) обслуживания. Надо сказать, что все эти подходы не из приятных. Я уже говорил, что опасность мною воспринимается по-разному, в зависимости от расположения источника опасности. Так, при заправке УР-100 опасность находится под тобой, ракета закрыта технологической крышкой, заправщики все у тебя на виду. Поэтому очень уж обостренного чувства опасности нет. Другое дело, когда на половину корпуса лезешь в отсек и над тобой «давят» шестисот тонн окислителя и горючего, да и всех, кто сидит за пультами и может что-то случайно сделать, не видишь, они сидят под землей. После нас к заправленной ракете ходит группа осмотра разгонного блока, расчет фермы обслуживания отводит ее от ракеты перед набором готовности. Они идут, зная, что на ракете все нормально, хотя тоже от случайности и «дурака» не защищены.

По – разному переносят люди ощущение опасности. В основном внешне спокойно. Но вот был случай с одним нашим товарищем, который на пару лет уходил от нас на «непыльную» работу в штаб полигона, а затем был возвращён в «исходное состояние». За время его отсутствия, дополнительно к осмотру носителя после заправки окислителем, добавился ещё и осмотр после заправки горючим, то есть полностью заправленной ракеты. Так вот, когда после первого осмотра он услышал, что нужно будет идти на осмотр и после заправки горючим, у него не фигурально, а на самом деле «отпала» челюсть. Правда, он уже был изрядно напуган испытаниями. В его практике было пара случаев, по его же недосмотру, при работе с газами высоких давлений. Хорошо, что без особенно неприятных последствий.

За время работы испытателем самому мне довелось пережить не один «щекотливый» момент, правда, всё обходилось. Каждый случай, конечно, переживался в зависимости от его воздействия на психику. Случай, с которого хочу начать рассказ о таких «нештатных» ситуациях, был уже после 20 лет работы испытателем. Предыстория его такова. После очередной реорганизации в наш отдел была передана ракета-носитель, разработанная КБ Янгеля МК и предназначенная для вывода космических аппаратов в интересах МВФ и ПКО. Ракетный комплекс был принят на вооружение и эксплуатировался без участия промышленных организаций. Так получилось, что начальник отдела полковник Караваев ВП до этого длительное время занимался испытаниями этой ракеты, ну а я, его заместитель, все время работал на УР-500К. Конечно, теперь мы занимались обеими ракетами каждый, но «направление» у каждого осталось по прежнему опыту работы. Особенно это проявлялось, когда «по закону пакости» пуски ракет планировались в один и тот же день. И случалось это нередко. В таких случаях приходилось делиться: одному на один старт, другому – на второй. В это время к нам в кабинет наведался будущий президент незалежной Украины Кучма ЛД. Это была его последняя поездка на полигон, т.к. его избрали секретарем парткома Южмашзавда, а потом он стал и его директором. С моим начальником отдела они были старыми знакомыми по испытаниям и по общей страсти «поддать» и перекинуться в картишки.

При следующих преобразованиях отделу был передан и весь стартовый комплекс ракеты Янгеля, то есть и стартовое, и заправочное оборудование, по работе с которым у нас обоих опыта не было. Затем я стал начальником отдела, и все перешло ко мне в полном объеме. Моим заместителем стал подполковник Плюта АД, специалист по системам управления обеих ракет (ранее он участвовал в испытаниях переданной нам ракеты). Курирование механиков осталось за мной. Стартовый комплекс переживал к тому времени не лучшие времена, был изрядно изношен, ресурс практически исчерпан. Требовался капитальный ремонт, его всё оттягивали и оттягивали. Эксплуатация усложнялась практически полным израсходованием запасных комплектующих наземного оборудования. Поэтому при предстартовой подготовке были частыми случаи отказов жизненно важных систем. В задумке все операции, от вывоза из предстартового хранилища до старта, выполняются в автоматическом режиме, человек только наблюдает. Так когда-то и было, а при нас человек включился в эту цепочку автоматов полноправным элементом: то ломиком подправит, то перемычку в электрической цепи поставит. Вот с такой ситуацией мне и пришлось столкнуться.

В предстартовой шестиминутке набора готовности автоматикой не был сформирован разрешающий сигнал для отвода от ракеты «стрелы» установщика, прошел отбой пуска. Этот сигнал формируется, в том числе, и при отводе от ракеты четырех наполнительных соединений. Документацией допускается искусственное формирование сигнала перемычкой в аппаратуре в случае визуального установления факта отвода наполнительных соединений. Вся беда в том, что я впервые столкнулся с такой ситуацией и не был готов к ее преодолению. Ситуация сильно осложнялась при пуске в ночное время. На стартовом комплексе УР-500К собственное освещение неплохое, но на пуск заказываются дополнительно еще и авиационные прожектора. На эту площадку прожектора давно не заказывали, штатное освещение было очень слабым. Пуск был ночной, в перископ был виден только силуэт ракеты, никаких наполнительных соединений рассмотреть невозможно. К тому же и к искусственному формированию сигнала ничего не было подготовлено. Я об этом не знал, а те, кто это должен был знать и сделать это, ничего не сделали и меня не предупредили. В результате – отбой пуска. Осмотр показал, что все четыре наполнительных соединения отошли, просто один из них не зафиксировался в крайнем отведенном положении и не замкнул свой концевой контакт. Зима, надо сливать компоненты топлива, иначе в горючем появятся кристаллики, начнет замерзать. Морозец, сначала слабенький, начал крепчать. Для слива компонентов надо вручную подстыковать к ракете наполнительные соединения, причем сделать это в вертикальном, а не в горизонтальном, как обычно, положении. Тут-то и проявились неувязочки, по-русски говоря, «бардак». Для стыковки наполнительных соединений к ракете необходимо подогнать автовышку. На ней нет давно аккумуляторов: один украли, другой разморозили. Поэтому начинается «тягание» ее по стартовой площадке с помощью другой спецмашины. К ракете не подъехать: сугробы снега, необходимо его раскидать. Наконец, автовышка «сдает» к ракете, останавливается. Начинается выдвижение вышки. Вдруг вышку вместе с машиной затрясло, кажется, что она вот-вот заденет ракету. «Специалист» наконец соображает, что гидросистема вышки не заправлена. С утра до вечера длится подстыковка наполнительных соединений и слив компонентов топлива.

Через несколько секунд – ПУСК!

Пуск ночью в то же время. Отдыхаем кто где сможет, на стартовой площадке. Начальник управления Сечкин АС предупреждает, что на построении перед пуском должны быть все. Требование правильное, так как забытый где-то человек при пуске может и погибнуть. Морозец, слабый накануне, через сутки покрепчал примерно до -30°С. Одежда и обувь, в которых ехали на пуск из города, на такую погоду были явно не рассчитаны. Можно было бы построить всех в теплом зале МИКа, но выдана команда для построения на улице. Конечно, несколько человек забились в тепло и проспали построение. Сечкин «закусывает удила». Все стоят на улице, «гонцы» разыскивают отсутствующих. Идет «перепляс». Перед строем «гарцует» и сам Сечкин – тоже в полуботиночках на тонкой подошве. Наконец, все найдены. Развод по рабочим местам.

Цикл подготовки повторяется – и вот наступает шестиминутка автоматики набора готовности к пуску. На этот раз я был более подготовлен к формированию «обходных» сигналов. В соответствующей комнате подготовлена техника для установки перемычки и около нее человек на шлемофонной связи. Но это и всё, что можно было сделать. Разобрался с устройством наполнительных соединений и механизмов их отвода. В перископ по-прежнему рассмотреть толком ничего невозможно. В отличие от комплекса УР-500К, где руководитель пуска сидит в пультовой ракеты и принимает все решения по запуску, на этом комплексе руководитель пуска сидит в пультовой космического аппарата и принять решение по запуску ракеты просто не в состоянии. Ответственность ложится на начальника ракетного отдела, в данном случае им оказался я. Не знаю, с какой целью на вторую попытку пуска за моими плечами становится начальник отдела координации при зам. начальника полигона по космической тематике Райков ВВ. После пуска я понял, с какой. Итак, снова шестиминутка. Чудес не бывает: снова нет обобщенного сигнала, на пульте горит транспарант «не отведены», на размышления немного секунд: или «обходим», или автоматика снова даст «отбой». Не могу теперь с полной уверенностью утверждать, кто первый дал команду, я или оператор, сидевший за пультом и тоже бывший на связи с человеком с перемычкой, – возможно, оба разом. Операции пошли дальше, пуск состоялся. Ну а дальше выясняется цель присутствия в пультовой Райкова. С криками:

– Оператор сам, без разрешения начальника отдела, дал команду! – бросился докладывать о криминале своему непосредственному начальнику генералу Булулукову, сидевшему в соседнем бункере. Мы с оператором направились туда же. Встреча произошла у бункера. Доклад-»заклад» уже состоялся. Мне оставалось только утверждать, что команда была выдана с моего разрешения. Инцидент был исчерпан. После удачного пуска вряд ли у кого было желание разбираться в таких тонкостях.

Механизмы отвода были разобраны, произведена их дефектация. Длительная эксплуатация сделала свое дело. Но мы еще не знали, что аналогичные неисправности скоро просто «посыплются».

К следующему пуску у меня еще не созрели все контрмероприятия, которые я потом внедрил, чтобы обезопасить себя: освещение ракеты ночью, навешивание на наполнительные соединения флажков, облегчающих визуально определять их положение. И вновь ночной пуск, и вновь никакой визуальной информации об отводе наполнительных соединений. В одном только убедился, что их расстыковка обеспечивается практически со стопроцентной надежностью. И даже если какой-то не будет отведен, он отойдет вместе с отводом стрелы установщика.

Напряженно ожидаем шестиминутку. Все, пошли операции в автоматическом режиме – и снова горит транспарант «не отведены». В перископ ни черта не видно, на раздумья снова времени чуть-чуть. На этот раз рядом – представитель главного конструктора, но встретиться с ним взглядом не представляется возможным: смотрит в пол и молчит. Мой специалист – старший инженер-испытатель, доверие к которому у меня было уже поколеблено, шепчет:

– Давайте команду! Давайте команду!

Наконец, решаюсь и такую команду даю. Больше, конечно, доверяю своим знаниям, полученным за последнее время. Пуск! Все нормально, прослушиваем репортаж по активному участку. Двигатели ракеты штатно выключены, космический аппарат отделился. Всё. Кроме напряжения, ничего не испытываю, потом немного расслабляюсь. Подносят на подпись пусковые документы. И тут я чувствую, что писать не могу, рука выводит загогулины вместо букв, а под коленками слабость.

На этом комплексе у меня была еще не одна стрессовая ситуация. Сам по себе комплекс был неплохой, ракета отличная, надежная. Но комплекс давно эксплуатировался, все изношено, как говорится, сгнило. Такой простой факт: трубопроводы забора воздуха для газового анализа за время эксплуатации превратились в дуршлаг. А ведь это самая ненапряженная система. Просто она находится в среде с агрессивными «добавками» и в результате «потекла». Отказы наземного оборудования частые, запасные комплектующие израсходованы практически по всем позициям. Так что эксплуатация ведется «на честном слове». Старт необходимо либо капитально ремонтировать, либо закрывать и строить новый. Но это были уже первые результаты «перестройки». Неудобный для наших «друзей» старт надо было уничтожить. С этого старта запускались антиспутники и довольно эффективные спутники морской разведки. Достаточно упомянуть об удачном потоплении английского военного судна аргентинцами во время их войны за Фолклендские острова. В это время нами было подряд запущено 4 спутника морской разведки. Не сомневаюсь, что результатами их работы мы поделились с Аргентиной.

Неоднократно приезжают комиссии из Главного Управления космических средств. Повертятся чины наверху, у стола. И принимают решение: ждать. Нет у них сил и желания залезть в подземные помещения, а там, из-за нарушения гидроизоляции, со стен капает, лужицы воды на полу, повышенная влажность в помещениях. Был на УР-500К один пуск, когда водой залило подстольные помещения. После откачивания воды там тоже со стен капало, была повышенная влажность, но это был аварийный случай, а здесь – обычное состояние. Вторым «перлом» со стороны ГУ и МО, конечно, являются штатные манипуляции. Досокращали специалистов управления до самой последней, как говорят, «невозможности»: на одного испытателя приходится столько систем, что знать он может только основное, но не досканально. Такие специалисты в дополнение к специалистам эксплуатирующей части уже не нужны. При эксплуатации нормально работающего комплекса они не нужны. Для разваливающегося комплекса такие специалисты тоже не нужны, их знаний при отказе техники недостаточно. Хорошо, если есть время методом «тык»-а добраться до отказавшего прибора. А если времени нет? Вот в такую ситуацию «подлетел» я в следующий раз.

Установили ракету на пусковое устройство, идет проверка «исходного». Телеметристы докладывают, что у них не в норме сопротивление изоляции. Резерва времени нет, и вот начинаются поиски «виновника» занижения сопротивления. «Спецы» ничего не могут сказать. Привлекаю своего заместителя Плюту АД, классного специалиста по системам управления ракет. Просит «ребят» принести телеметрическую схему. Выясняется, что «ребята» не знают даже, где их схемы лежат. Так как пуск – это выполнение боевой задачи, с руководителем запуска зам. начальника управления по тематике ПКО Маслюковым ДД принимаем «командирское» решение. Основываясь, конечно, на том, что дефект на борту практически исключен. Даем команду на включение телеметрических станций борта. Если ничего не случится, пускаем. Включили, наземные принимающие станции нас «видят». Можно было пускать и без включения телеметрии, это допускается, но есть одно «но» – если «отстрелится» плата электроразъемов телеметрии. Риск. Ради чего? Телеметристов, как специалистов для этого комплекса, в управлении «вывели». На телеметрию и систему управления штатных единиц стало столько, что телеметрию, как «небоевую» систему, полностью доверили испытательной части. Немыслимое раздувание «поля деятельности» инженера-испытателя ведет еще и к тому, что некоторые, понимая, что «объять необъятное» невозможно, плывут по воле волн. А техника творит с ними и всеми нами чудеса.

Есть еще одно жизненное правило, особенно актуальное в работе испытателя, «не лезь туда, где тебе делать нечего». Вот два случая из моей практики, подтверждающие это правило.

Случай первый. Только что прошел пуск ракеты комплекса, о котором я сейчас говорил. Это был первый пуск после передачи его в наш отдел. Боевые расчеты покидают бункеры. Любопытные устремляются на «нуль», к пусковому устройству, посмотреть, что там и как после пуска. Конечно, небольшое число специалистов туда должно идти – для проведения заключительных операций. Так и было, но ринулись еще и любопытные. Я пошел в противоположную сторону – к служебному зданию. Вдруг вижу бурый столб окислителя, фонтаном взметнувшийся на «нуле». Вся «публика», бывшая этому свидетелем, замерла: дело-то страшное. Столб опадает. Смотрим, вроде, никого не «накрыло». Чрезвычайно большое везение. Не успели добежать. Если бы кто попал под этот столб... Выясняется, что оператор системы заправки по собственной инициативе решил «передавить» окислитель из заправочной емкости в емкость хранения. Вместо этого включил заправку носителя. Через наполнительное соединение 1-й ступени остатки окислителя из заправочной ёмкости под давлением выплеснулись на «нуль».

Случай второй. Это уже по комплексу УР-500К. Установка носителя на стартовое устройство всегда привлекает любопытных: в динамике ракету можно наблюдать только при перегрузке, транспортировке на старт, установке в стартовое устройство и пуске. Причем наиболее зрелищные последние два. Так повелось, что при установке обычно присутствует довольно много «представителей». Число их обычно ограничивается, но начальники различных степеней обычно прорываются через кордон. От отдела испытаний ракеты при установке должен присутствовать один инженер- или старший инженер-испытатель двигателей. На этот раз в дополнение к нему были его начальники – начальник лаборатории и я, зам. начальника отдела. Делать нам там было, собственно, нечего, стоим на «нуле» у газохода. Носитель установлен; в зону «доводки», то есть на несколько метров до носителя, подводится ферма обслуживания (в США ее называют башней, что, пожалуй, больше соответствует ее виду). Итак, ферма в зоне доводки. Выдается команда на разведение площадок обслуживания, расположенных на разной высоте над землей. После доводки они охватывают ракету и позволяют обойти ракету по кругу в зонах расположения люков для её обслуживания. В «походном» положении они сведены.

Стоим, разговариваем. Вдруг по «нулю» прошел какой-то «шорох». Сверху слышно постукивание. Задираем головы и видим: с одной из верхних площадок летит приличный по размерам металлический элемент ограждения – изогнутая буквой «П» труба. Летит она зигзагом: ударится об одну площадку, завернет, ударится о другую – снова изменит направление. Кое-кто, прикрыв голову руками, кинулся с «нуля». Но это еще хуже, не видишь, откуда тебя «накроет». Поэтому стоим на месте. Наконец, ограждение отскакивает от последней площадки и со свистом пролетает над нами в газоход. Переводим дух. Было бы плохо, если бы кого-нибудь задело ограждением, это смерть, но еще хуже, если бы оно отскочило в сторону ракеты – баки ракеты находятся под давлением, удар по ним мог привести к их взрыву. Последствия были бы печальными. С тех пор без дела на «нуле» я не бывал.

Вот таких два счастливо окончившихся случая. Управлению везло – за всю историю погиб один испытатель, об этом я уже рассказывал. Конечно, на старте происходили и впредь разные случаи, граничащие с авариями и катастрофами, но как-то мы уходили от неблагоприятного развития событий. Были случаи, когда ракету обливали из наполнительных соединений и горючим, и окислителем.

Были два случая вынужденного слива окислителя из баков носителя. 23 марта 1966 года при заправке носителя обнаружилось, что заправочно-сливной клапан бака окислителя 2-й ступени не закрылся, идет слив компонента из бака. Пришлось сливать весь окислитель из ракеты и менять клапан, а об условиях работы в двигательном отсеке 2-й ступени, да еще в защитной одежде, я уже говорил.

Более опасная ситуация сложилась при подготовке к запуску первой пилотируемой орбитальной станции «Салют» в апреле 1971 года. Прошла заправка носителя окислителем и горючим, отведена ферма обслуживания. К этому времени я с группой осмотра трижды побывал на ракете, заправка шла всю ночь, устал и немножко придремнул в бункере выносноного командного пункта. Сквозь дрёму слышу отсчет готовностей по громкоговорящей связи. Потом отсчет прекратился, и я задремал, наверное, покрепче. Вдруг меня толкают:

– Тебя вызывают! Действительно, по громкой связи повторили: – Майору Степанову прибыть на КП!

Понятно, что случилось что-то по моей «епархии». Выхожу на солнышко. Смотрю в сторону старта и вижу, что там и в самом деле что-то неладно: пары окислителя на площадке, но пока не ясно, что это означает. К ВКП уже подъезжает «Волга» начальника управления – за мной. Подъезжаем к КП, смотрю в сторону ракеты. Стоит она «голенькая», не прикрытая, как во все стартовые дни, фермой обслуживания, и от хвостовой части вверх на уровне всей 1-й ступени окутана парами окислителя. У КП меня уже ждут со спецкостюмом и изолирующим противогазом. Выясняется, что при наборе готовности двигательных установок начальник стартового отдела полковник Шахов ИГ, еще не покинувший со своими КП, случайно заглянул в перископ и увидел то, что теперь вижу я. Сообщил об этом на ВКП, откуда производился набор готовности, а там приняли решение и дали отбой. Не знаю, по своей инициативе или его на это отрядили, но он уже пробежался без всяких средств защиты к ракете и обратно. Как я понял, ничего конкретного он не установил.

Теперь я должен установить место течи окислителя. Надеваю спецкостюм, задействую и надеваю изолирующий противогаз и топаю к ракете. Состояние не из приятных: набор готовности приостановлен, но помнится случай с ракетой Янгеля. Ракета не только заправлена, но баки ее наддуты до пусковых давлений, пусковая схема в промежуточном положении, да еще и неисправность. Безопасность остающихся у КП не намного выше моей. Правда, у них есть надежда успеть укрыться в КП. Подхожу к ракете. Сразу же вижу, что окислитель довольно приличным ручьем течет из двигательного отсека одного из боковых блоков, аналогичного по месту расположения тому, который был однажды облит горючим. На этот раз горючее не выплеснулась, иначе костер был бы ... Возвращаюсь и докладываю. Оказывается, руководство еще питало надежды на пуск. Теперь принимается решение на сброс давления из баков до стояночного и возвращения пусковой схемы в исходное. После сброса давления течь прекращается.

Руководство собирается идти на нулевую отметку. Пытаются надеть защитные костюмы, не всем это удается. На Полухине ДА защитная куртка выглядит как детская распашонка. Начальник управления Могила АИ выглядит не лучше, он, хотя значительно ниже Полухина ростом, но не уступает ему по остальным параметрам. Веду группу к носителю. Обходим его вокруг. Ничего нового увидеть невозможно. Течь внутри отсека ракеты. Полухин, очевидно, уже приняв решение, говорит:

– Ну что, Степанов, сливаем? – Сливаем, Дмитрий Алексеевич.

Ничего другого, конечно, предпринять невозможно. С такой негерметичностью пускать нельзя. Начинаются операции по сливу компонентов. Наконец баки пустые. Вскрываются люки на двигательном отсеке, из которого шла течь. Ничего там не обнаружено. Вскрывается отсек под центральным блоком, баком окислителя. Кажется, чего уж проще найти место течи, это же не неисправность в системе управления. Но все не так просто, наконец, нашли. Потекло соединение, собираемое на полигоне бригадой завода-изготовителя. Надо сказать, что соединение проверяется на технической позиции и обмыливанием (довольно надёжным способом), и с помощью гелиевого течеискателя (вообще очень надёжным способом). При заправке намёков на течь не было. Похоже, соединение было недостаточно хорошо затянуто, хотя затяжка его велась тарированным ключом. Раскрылось оно лишь под высоким предстартовым давлением. Хуже всего то, что раскрыться оно могло в полёте, так как добавилась бы еще и составляющая от осевой перегрузки. Перебирали соединение слесари-сборщики Бесфамильный ВИ (мною он уже упоминался) и Танезер АМ. Работать им было непросто: в спецодежде, в шланговых противогазах, да и с большими неудобствами.

Салют-1 был запущен 19 апреля 1971 года, с задержкой на двое суток. С 6 по 30 июня на ней работал экипаж из космонавтов Пацаева ВИ, Добровольского ГТ и Волкова ВН, погибший при спуске с орбиты из-за разгерметизации кабины спускаемого аппарата.

С не менее сложной «комбинированной», ситуацией пришлось столкнуться в марте 1984 года. Дефект на борту «наложился» на неприятности по земле. Начальник управления Сечкин АС проводил свой последний пуск перед убытием в Ленинград к новому месту службы. И тут, как говорится, «под занавес», получает «подарочки»: сначала обнаруживается течь окислителя из-под пробки в двигательном отсеке 2-й ступени. Об этом я уже писал. Неисправность устранили, носитель готов к пуску, но резерв времени исчерпан. Увы, теперь пуск возможен только через сутки – «привязка» времени пуска к астрономии. На этом «сюрпризы» еще не закончились.

Главный «сюрприз» всех нас ожидал впереди. Пока наши специалисты разбирались со своим дефектом, по «наземщикам» прошел «шепоток»: творится что-то неладное. Сначала доложили, что куда-то ушла вода из резервуара, обеспечивающего охлаждение компрессоров и кондиционеров. Затем начала произвольно выключаться система обогрева двигательных отсеков, расположенная в подстольном помещении. Затем «задергалась» система дистанционного контроля за давлением в баках носителя, часть аппаратуры которой расположена тоже в подстольном помещении. Естественно, появляются соображения о взаимосвязи этих явлений.

В подстольные помещения выслана группа осмотра, которая доложила, что пол помещений залит водой.

В первом ряду слева Могила АИ, Полухин ДА (преемник Челомея ВН). Из-за его плеча выглядывает следующий преемник – Недайвода АК

Вот тут-то и начинаются «страсти». Находят место, откуда вода попала в помещения: разморожена задвижка на трубопроводе подачи воды в кондиционеры, расположенные в подстольных помещениях. Конечно, это результат разгильдяйства обслуживающего персонала. Но от этого не легче. Воду надо откачивать. Подключается полигон, благо на пуске присутствует главный инженер полигона. Доставляются насосы, но, как и следовало ожидать, самым эффективным средством откачки воды оказался солдат с ведром. «Цепочки» солдат всю ночь черпают воду. Наконец вода более-менее удалена. Заходим в помещение: как в парной бане. Потолок, стены, оборудование покрыты конденсатом, отовсюду капель, воздух влажный. Подсчитываем «убытки».

Из оборудования предстартовой подготовки носителя в самом плачевном состоянии – насосная стация раскрутки рулевых машин 1-й ступени. Здесь вода частично залила силовой шкаф. Необходимо заменить контакторы, побывавшие в воде. Запасных, конечно, нет – «раскулачиваем» другую пусковую установку. Мой заместитель Плюта АД занимается проверками пускового электрооборудования системы управления, здесь, вроде, все нормально. А вот на станции, даже после замены контакторов, сопротивление изоляции ниже нормы. Найти конкретного «виновника» понижения сопротивления изоляции не удается. Да и специалист здесь у меня не очень сильный, механик, а вопросы все по электрике. Ему с «минусами» разбираться тяжеловато. От разработчика тоже нет никого, как говорят, нужного. Имеющийся в наличии «Тихоныч» сам ничего не разумеет и сбегает от нас. Он занимается, в основном, системами обогрева отсеков и контроля давления в баках, они тоже «искупались». Преемник Сечкина, пока еще его заместитель, Завалишин АП принимает решение, аналогичное тому, что приняли мы с Маслюковым в подобной ситуации: попробовать включить по одному насосы станции и посмотреть, что получится. Силовая часть станции вроде нормальная, понижение сопротивления изоляции, возможно, в управляющих цепях, а это не так страшно. Поэтому лично у меня никаких возражений нет. Прямо из помещения станции производим пробное включение каждого насоса, все нормально. Опробуем дистанционное включение – нормально. Как выяснилось впоследствии, «бяка» сидела в служебной шлемофонной связи станции, имевшей с нею «завязки» по питанию. Объявленное время задержки пуска истекает. Наземщики тоже привели свои системы в порядок, хотя система обогрева отсеков работает по временной схеме, но это все-таки не пусковая, а вспомогательная система.

Пуск проходит нормально. В дальнейшем он у нас получил название «подводного».

Все описанные случаи связаны с отказами техники или с небрежностью людей, ее изготавливающих и готовящих к пуску. Но один «кошмарный» случай связан был только с необоснованными действиями руководства, моими в том числе. 15 декабря 1984 года была запущена Вега-1, на 21 декабря назначен запуск Веги-2, перенос запуска невозможен, запуск с астрономической привязкой. Носитель с космическим аппаратом вывезен на старт, установлен. Перед пристыковкой к носителю электропускового оборудования производится замер сопротивления изоляции «земли». Сопротивление заниженное, правда, выше, чем допускается для полностью собранной схемы «земли» с бортом.

Накануне было резкое повышение температуры наружного воздуха, – это, по опыту, приводит к некоторому «отсыреванию» штепсельных разъемов, что и является причиной понижения сопротивления изоляции. Такие случаи уже были. С началом проверок разъемы подсушивались проходящими через них токами. Советуемся с Недайводой А.К., представляющим техническое руководство разработчика носителя, и принимаем решение на стыковку разъемов. Разъемы расположены на донной части хвостового отсека носителя, а ответные части – в подстольном помещении пусковой установки. Обычно они закрыты герметизированными мощными створками, которые перед стыковкой открываются. Разъемы гидравликой выдвигаются из своего «укрытия» и стыкуются с носителем. Заметим, что со стороны носителя, так сказать, «вилка», а со стороны земли – «штепсельная розетка». После стыковки производится новый замер. Сопротивление, следуя закону Ома, ниже нижнего. Чтобы быстрее просушить разъемы, включаем систему обогрева двигательных отсеков: горячий воздух подается через пневморазъем, расположенный в одном блоке с элекроразъемами. Однако, вместо ожидаемого роста сопротивления изоляции, происходит его падение, причем ниже уровня, допустимого документацией.

Пока мы разбираемся, начинаются проверки разгонного блока, включается термостатирование космического аппарата. У нас, ракетчиков, возникает подозрение в наличии воды в наземной части электроразъемов, которое с яростью опровергается наземщиками. Готовили оборудование, наземные части электроразъемов, они – «честь мундира» оказалась под угрозой. Их поддерживает и товарищ от разработчика носителя, курирующий эти работы от фирмы, Певзнер М.С. Он прямо «голову дает на отсечение», что при подготовке все было соблюдено. Мы настаиваем на отстыковке «земли» и ее проверке. Слово за руководителем пуска Завалишиным АП. Ему страшно не хочется отстыковывать «землю», повторять затем какие-то проверки по «голове». Ему кажется, что в общем понижении сопротивления «виноват» носитель. Требует доказать, что носитель «чист». Без отстыковки «земли» сделать это невозможно.

И вот начинается бессмысленная работа по поиску «черного кота в темной комнате» да еще при его отсутствии там. Усаживаются за схемы разработчики системы управления – и начинается поиск. Отстыковываются поочередно приборы, поиск гуляет по всей системе управления. Ночью «кот», вроде бы, «загоняется» в один кроссировочный прибор. Выяснятся, что в запасном комплекте такого нет (трудно было предположить его отказ). Прибор снимается с другого носителя, находящегося на технической позиции. Однако, и его замена результата не дает. Ни опровергнуть, ни доказать «вину» носителя не удаётся. Поиск продолжается и на второй день. За это время прошли проверки космического аппарата, и отстыковка разъёмов становится еще более нежелательной. Но время не ждет. Как ни не хотелось, но подвергнуть ревизии неколебимую уверенность наземщиков теперь уже просто необходимо. Есть еще шанс для пуска, иначе – второй аппарат запускать не придется вообще.

Срочно принимается решение о необходимом, значительно сокращенном объеме перепроверок «головы» после операций по отстыковке «земли». Оказывается, не все так страшно, как представлялось. «Землю» отстыковали, и из наземной части нескольких электроразъемов была вылита приличная порция воды. Сразу после стыковки она была в виде льда и давала одну величину «утечки» через себя, а с включением обогрева лёд растаял, и вода резко увеличила её. Выпарить такое количество воды было невозможно. Разъемы заменили, и дальше все пошло нормально. Просто отработали мы без перерыва и отдыха несколько суток, и сразу пошли на пуск.

Аналогичные случаи были и потом. Наземщики хотя и защищались, но уже не так яростно. «Виновато» в этом было оборудование, используемое для подготовки «земли», в нем от длительной эксплуатации появились негерметичности, через которые и попадала вода.

По этому случаю, после обнаружения причины неисправности, Завалишин доложил начальнику полигона Жукову. Доклад по телефону был технически несколько вольный, с применением жаргона: «ракетчики раскидали 3-ю ступень». На жаргоне это означало замену бортовых приборов. Начальник же понял это буквально:

– Это как, с помощью крана?

Ничего не хочу сказать плохого относительно Жукова, его предшественники, да и другие руководители «выдавали» и похлеще. Так, Сергунин, только что вступив в должность начальника полигона, уже «выдавал рекомендации» по устранению причин аварии двигателя на первом же заседании аварийной комиссии, когда специалисты даже и вероятных причин-то еще обоснованно предположить не решались. Однажды пришлось мне сопровождать его по залу нашего МИКа уже после длительного пребывания в должности начальника полигона. Посмотрел на наш носитель «Протон» и задал вопрос:

– Это та же ракета, что и в первом управлении?

Не успел уяснить разницу между двумя носителями хотя бы по внешнему виду. Во время посещения нашего МИКа министр МОМ Афанасьев, глядя на собранный носитель, уложенный на монтажно-стыковочные тележки, спросил:

– Её (ракету) можно вращать?

Тоже вопрос «букваря». Но бывает и по-другому. Как-то, при посещении полигона Челомеем, ему рассказывали о состоянии работ с носителем в МИКе. В стапеле сборки 1-й ступени как раз находилась ступень макета носителя. Как правило, вперед в таких случаях вылезают люди, не очень компетентные в конкретном вопросе, но желающие «показаться» начальнику. Сейчас это был начальник ЦИБ (центральная испытательная база) Шехоян АС. И вот, после уверенного и жаркого доклада Шехояна у стапеля, Челомей, очевидно, знавший или догадавшийся, что перед ним макет ступени, бросил:

– Смотрите, вы только не запустите ее!

Другой раз я наблюдал его при одном из пусков. На улице стояла мерзкая погода: мокрый снег или дождь со снегом. Носитель был покрыт этим вниз сползающим снегом. После осмотра во время заправки я зашел доложить о его результатах на КП. Там находился и Челомей, спросил:

– Как там? – Отлично!

Я попытался пошутить, хотя ничего хорошего не было. Того и смотри, чтобы не поскользнуться и не загреметь на обледеневших металлических ступеньках и площадках фермы обслуживания. Челомей не принял моего ерничанья. Мрачно посмотрел на меня:

– Чего же хорошего?

Настроение у него, очевидно, было скверное. Пуск был после очередной аварии, а тут еще и погодка... Я уже упоминал о проливе горючего на двигатель 1-й ступени из наполнительного соединения. Случилось это в присутствии академика Челомея и заместителя Главкома РВ СН генерал-полковника Григорьева. Я сопровождал их к носителю. Григорьев уже был у носителя, а Челомей двигался к ней от КП. Интересно было наблюдать, как он старался с наветренной стороны обойти газоход, прикрывая нос и рот шарфиком (если знать, что от горючего не спасает и общевойсковой противогаз).

Кстати, о противогазах общевойсковых. Для работы на старте, особенно в пусковые дни, наиболее подходит противогаз ракетных войск (ПРВ) и совсем бесполезен общевойсковой. Однако нас экипировали именно ими. Прекрасно осознавая их бесполезность, перед стартовыми днями мы их проверяли на герметичность «окуриванием» в химпалатке. Тыл на нас экономил. Правда, для расчёта, участвующего в заправке и находящегося при этом на КП, а также для групп осмотра предусмотрены изолирующие противогазы.

14июня 1969 года делается первая попытка запуска на Луну грунтозаборного устройства – и снова неудача. Оказался отбортованным к створкам обтекателя один из кабелей космического аппарата. 13 июля еще такой же пуск, но с отказом самого аппарата уже на Луне. 8 августа состоялся последний пуск по программе пилотируемого облета Луны, это был единственный нормальный пуск за весь год. Предшествующие два пуска с грунтозаборным устройством не удались из-за отказа разгонного блока. В связи с большим числом отказов делается попытка «броскового» пуска, пуска носителя с усиленной телеметрией. Пуск неудачный: на 556,6 сек, почти в конце программы работы двигателя, взрыв в двигательном отсеке 3-й ступени. Даже усиленная телеметрия так и не позволила установить «виновника»: ракета или двигатель. Об этом я уже писал, моей версией было разрушение тоннельной трубы окислителя.

Луноход

1970-й год начался так же неудачно. Делается новая попытка запуска грунтозаборника. На 128 сек нормально работающая двигательная установка 2-й ступени была выключена от системы безопасности ракеты. Предполагаемая причина – ложное срабатывание сигнализатора давления – датчика этой системы. Было принято решение все двигательные датчики давления системы «завести» только на телеметрию, а исполнение команды «авария» с тех пор могло происходить лишь по датчикам стабилизатора курса и тангажа. Ещё один «бросковый» пуск был сделан через полгода. Носитель отработал нормально, отказал разгонный блок. И вот, наконец-то, наше упорство увенчалось успехом: 12 сентября 1970 года запущен грунтозаборник, доставивший грунт Луны на Землю – Луна – 16. Далее следует 10 успешных пусков, были запущены в том числе Луноход – 1, Марс – 2,3. Таким образом, Луноход был доставлен на Луну со второй попытки, а грунтозаборник – с 6-й.

Венера-10

На последнем, из этой десятки, пуске впервые зафиксированы высокочастотные колебания (ВЧК) на двигательной установке 2-й ступени, не приведшие к аварии. Однако появление ВЧК – это серьезное предупреждение двигателистам, как рык льва. Штука это чрезвычайно неприятная. Отработанных способов борьбы с ними не было, да и сейчас нет, не все с ними ясно. Достаточно сказать, что после большого числа удачных пусков он «рыкнул» на вроде бы уже отработанном двигателе уже в новом тысячелетии.

Пуск 29 июля 1972 года очередной станции «Салют» был аварийным. Причина – деформация корпуса одного из приборов системы управления носителя с подъемом на высоту.

Так доставлялся грунт с Луны

Для комментариев.

Вы должны быть зарегистрированы в Facebook.