Васильев В.Н.

Для внука Тёмы и не только...
Воспоминания испытателя ракетной техники

© Васильев В.Н., 2008

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Стартовые работы, как бы они не были интересны, всё же иногда превращались в ад кромешный. Случались многочасовые задержки по различным причинам: неудовлетворительные метеоусловия для внешнетраекторных измерений, неготовности боевых полей к приёму головной части, отказы техники, сбои в автоматике борта ракеты или в телеметрических системах и так далее. Особенно досаждали задержки зимой. Зимы в степном краю весьма капризные: то частые оттепели с сыростью и великой грязью, то мороз, хотя и не сильный, но с хорошим ветром. При температуре воздуха минус 15 – 20 ⁰С и ветре 15 – 17 м/сек пробирало до костей. Гайморит имел не один я. Танковые костюмы на цигейке, заменившие нам старые на собачьем меху, защищали плохо. Правильно Гринь не хотел сдавать старую, дырявую и засаленную куртку – она была теплее.

Вот как-то в такую морозную с ветром погоду наш СПУ промёрз до такой степени, что отказала гидросистема подъема стрелы. Все попрятались от злого ветра в бараке, который прозвали «банкобусом» (за возможность там побанковать по техническим проблемам). Барак был старым, в щели дуло, но всё же не на открытом месте. Остались на ветру двое: командир расчёта капитан Тихонов и инженер Васильев, то есть я. Что делать – не знаем, голова не хочет работать. Мысль одна: согреться бы. Тихонов, наконец, предложил вскрыть фильтр гидросистемы и осмотреть его. Может быть, там, на сетке отложился лёд. Лёд, откуда лёд в масле? Дело в том, что масло марки АМГ-10, штатное для данной гидросистемы, было гигроскопично. Я согласился. Фильтр вскрыли и увидели, что на его сетке с обеих сторон высадился лёд толщиной на палец. Лёд убрать просто. А вот что дальше? Вдруг при подъёме ракеты в вертикальное положение на половине пути стрела застрянет, опять лёд забьёт сетку фильтра. Решили рискнуть по крупному: пробили в сетке порядочную дыру и поставили фильтр на место. Теперь фильтр как таковой перестал быть фильтром. Мы же понадеялись на русский обычай делать всё прочным, с запасом, понадеялись, что микрокристаллики льда не принесут особого вреда гидросистеме. Действительно, русская техника выдержала такой режим, слава Богу. Доложили начальству, что готовы к подъёму ракеты в вертикальное положение. Но про дыру в фильтре умолчали вопреки правилу говорить правду. Да никто нас о причинах отказа и не спросил, настолько все промёрзли. Подъём ракеты прошёл гладко. Тихонов потом сетку в фильтре заменил.

Летом 1958 года в преддверии солнечного затмения к нам на полигон пожаловал академик Амбарцумян Виктор Амазаспович, астрофизик с мировым именем, впоследствии дважды удостоенный звания Героя Социалистического Труда. Удивительно простой и скромный человек, хотя уже тогда он был президентом Академии наук Армянской республики. На аэродром за ним генерал Вознюк прислал автомобиль, но академику в голову не пришло искать персональный транспорт, и он прибыл в бюро пропусков полигона вместе со всеми и стоял в очереди. Генерал Вознюк забеспокоился отсутствием высокого гостя, и послал на его поиски своего адъютанта. Тот и нашёл его уже в бюро пропусков.

У Амбарцумяна была разработана программа исследования солнечной активности, для чего были изготовлены три специальные головные части для ракет 8К11 с астрофизической аппаратурой. Ракеты предполагалось запустить вертикально и на высоте примерно в 200 километров астрофизическая аппаратура должна была проводить измерения и фотографировать солнечную корону во время затмения.

Подготовку и пуск трёх ракет провели с трёх СПУ почти одновременно. Все ракеты стартовали благополучно и поднялись на заданную высоту. Одной из ракет (вернее, установленной на ней аппаратуре) удались измерения и фотографирование солнечной короны. Академик Амбарцумян был этим очень доволен, всех благодарил и оставил нам, обеспечивавшим пуски этих ракет, на память значки: «1957 – 1958 гг. Международный геофизический год». На синем фоне значка Земной шар и вокруг него обозначена орбита искусственного спутника. Значок берегу как память о тех событиях и людях.

Позже, в перестройку, когда на каком-то Всесоюзном совещании, транслируемом телевидением, первый и последний президент СССР Горбачёв отчитывал армянскую делегацию, то он обращался к учёному с мировым именем Амбарцумяну на «ты», хотя академик на 23 года старше этого горе-руководителя. Слышать и видеть такое бескультурье было неудобно. Думалось, что Амбарцумян оставляет после себя астрофизическую школу и открытия мирового уровня в науке, а что останется после Горбачёва? Осталось: униженная Армия, ограбленная страна и процветающие мафиози.

Хочу сказать несколько слов в похвалу создателям шасси СПУ. Это шасси, несмотря на громкий рёв двигателя и лязг гусениц, было очень мягким на ходу. Не раз мы замечали, что оставленные на крыльях крышки штепсельных разъёмов, в пути от технической позиции до стартовой, не терялись, оставались там, где их положили. Эта мягкость хода однажды нас подвела, усыпила бдительность водителя и нашу тоже. Нам поручили транспортировать ракету 8К11 с боевой ГЧ. Обстоятельство неординарное. Поэтому нам был придан конвой из госбезопасности (а может наоборот, мы были приданы конвою), сопровождавший СПУ на всём протяжении пути на легковом автовездеходе ГАЗ-69. После перерыва на обед, мы, сытенькие, сели в рубку СПУ и поехали, убаюканные плавным ходом машины. А сориентировались не по тем телеграфным столбам и стали быстро удаляться от установленного маршрута в глубину степи. Вдруг слева появилась сильно подпрыгивающая на сусличьих норках машина сопровождения, из которой торчали перекошенные испугом лица охраны. Остановились, осмотрелись... Едем, оказывается, не туда, куда надо. За свою ошибку принесли извинения – столбы нас ввели в заблуждение, обзор-то ведь из рубки не очень хороший. Конвой извинения принял и благоразумно шума после окончания пробега не поднимал. Всё обошлось.

Конечно, на полигоне все знали о том, для чего предназначались ракеты и чем должны были снаряжаться их головные части. Надо сказать, что ни в рабочей обстановке, ни на «кухнях» эта тема военными не обсуждалась, совесть нас на этот счёт не беспокоила – осознанная необходимость, и всё тут.

Были ли ядерные взрывы на нашем полигоне? Да, были. Испытатели ракет ПВО (наш соседний полигон, а военный городок был общий) неоднократно взрывали небольшие заряды при отработке поражения самолётов. Такие испытания проводились на порядочном удалении от жилого городка, но граждане всё равно это видели и обсуждали. А вот с рабочих стартовых площадок доводилось наблюдать ядерные взрывы с более близкого расстояния. Обычно нас предупреждали об этом. Но не всегда. Однажды такой маленький взрыв застал меня и Вадима Кушаева на 5-ой полевой площадке, самой удалённой от жилого городка, но одной из самых близких к полигону ПВО. Светило солнце, было тепло, но не жарко. Вспышка в небе не только ярче осветила степь вокруг, но и наши щёки ощутили дополнительное тепло.

Сами ракетчики тоже сотворили ядерный взрыв. Году приблизительно в 1962 – 1963 состоялась работа по заказу «Казбек». Ракету 8К51 запустили вертикально и на высоте порядка 50–60 километров взорвали заряд. Предупреждение об этом вызвало противоположный эффект, предполагаемый командованием. К объявленному сроку все высыпали на улицу посмотреть. Яркая вспышка, спустя время – сильный хлопок (но все стёкла в зданиях оказались целыми). В небе возник быстро увеличивающийся в размерах белесоватый тор. Позже начальник отдела техники безопасности полковник Гусаченко объяснял мне во время совместной поездки на служебном автомобиле, что всё было хорошо просчитано и соблюдена полная безопасность, радиоактивные осколки рассеялись на большой площади и замеры показали ничтожность заражения почвы. Насколько это справедливо – вопрос и очень большой вопрос!

Я всё хвалил агрегат СПУ. Но оказались и недостатки у его шасси. Неожиданно выяснилось, что от манеры управлять машиной зависит работа его двигателя. До причины докопаться не удалось, но только у одного из водителей двигатель брызгал через выхлопные коллекторы капельки неполностью сгоревшей солярки, отчего после нашего проезда поджигалась высохшая за солнечный день трава и возникли пожары в степи. Останавливаться для их тушения мы не могли, так как к утру мы должны были проехать заданное количество километров. Нас в степи остановили вооружённые воины, потребовали прекратить движение и немедленно переговорить с их командиром части. Пришлось переговорить. Командир части понял, что отменить приказ старшего начальника он не может, и мы продолжили движение, а он – силами части тушить пожар. Впрочем, с наступлением сумерек температура воздуха упала и трава перестала воспламеняться. Почему-то с другим водителем в аналогичной ситуации пожары не возникали. То ли он вёл машину более уверенно, держа большие (ударение на первом слоге) обороты двигателя, то ли по причине более качественной солярки, но мотор искрами не «плевался».

Однажды на технической позиции необходимо было перегрузить ракету 8К11 с одного места на другое. Это была не просто серийная ракета, а специальная, которую нужно было дооснастить в интересах науки. Работа была назначена на послеобеденное время. Но получилось так, что на рабочем месте оказался я, крановщик и промышленники, заинтересованные в скорейшем окончании работ по дооснащению. Это были инженеры, кандидаты и доктора наук. А расчёт такелажников, как выяснилось, ещё к обеду и не приступал. Задержка. Огорченные промышленники насели на меня и вызвались поработать номерами расчёта такелажников. Я смутился:

–  Как же я буду вами командовать?

–  А ты командуй, мы будем выполнять твои команды.

Что делать, пришлось согласиться. Крановщик опытный, в зале МИКа ветра нет. Я стал командовать кандидатами и докторами. Те послушно удерживали ракету чалками и старались все команды выполнить правильно. Ничего, справились. Меня благодарили за согласие. Время удалось сэкономить

Снова стратегические ракеты

Спустя почти три года я вновь получил возможность испытывать новые ракетные комплексы средней дальности (РСД). Я стал служить в отделе испытаний наземного оборудования, начальником которого был назначен полковник Яцюта Пётр Петрович. Он встретил меня приветливо, как старого знакомого.

Начались испытания новой ракеты 8К65 класса РСД, созданной на «Южмашзаводе». Главный конструктор ракеты – Янгель Михаил Кузьмич. Мне поручили курировать стартовые измерения воздействия газовой струи двигателя ракеты на пусковой стол и прилегающую к нему часть бетонного покрытия стартовой площадки. Измерения проводили представители НИИ-4 МО, КБ «Тяжмаш» и НИИ-88. Аппаратуру разместили в специально для этой цели построенной и оборудованной землянке. Измерялись скоростной напор газовой струи, температура и механические напряжения в элементах конструкции пускового стола. Кроме тензометрической станции и осциллографов применялись термокраски, с помощью которых оценивалась температура бетона стартовой площадки.

Интересно, что над потолком землянки, где-то в брёвнах, поселилась степная гадюка. Никак и никому она, впрочем, не помешала.

В моё распоряжение был выделен новый грузовой автомобиль ЗИЛ-157. На нём иногда приходилось возить офицеров на службу (бедные наши нижние части тела!).

В помощь измеренцам был выделен расчёт солдат, шесть или семь человек. Весьма контрастные оказались ребята. Среди них выделялся один, деловой и сообразительный рядовой Шаршаткин. Сержанту далеко было до него. Я его, Шаршаткина, спрашивал, намерен ли он учиться. Отвечал, что нет. Не потому что не хочет, а потому что семья нуждалась в его помощи, и он после службы в армии собирался идти работать. Расчёт солдат раскрашивал бетон площадки термокрасками, выкапывал канавки под кабели и выполнял другие вспомогательные работы по обеспечению измерений. Я помогал добывать недостающее оборудование и материалы, согласовывал организационные вопросы. Руководил делом, как представитель испытательного управления.

Нам потребовались аккумуляторные батареи большой ёмкости и, несмотря на предварительную договорённость, никак не удавалось их заполучить. Наконец с утра, накануне пуска первой ракеты 8К65, аккумуляторы были получены на одной из «точек» полигона и доставлены к площадке 4Н. Но дальше, через ворота КПП, на стартовую позицию нас не пропустили – у водителя пропуска на площадку не оказалось. Что делать? Ждать разрешения? Аккумуляторы были нужны немедленно для опробования и настройки аппаратуры. Пришлось солдата высадить из кабины и самому сесть за руль.

Только я въехал на площадку, как, о ужас, увидел идущего навстречу начальника управления полковника Баврина. Он глянул в мою сторону, узнал и поспешил отвернуться, поправляя папаху. Как отреагировать? Опять этот Васильев за рулём казённой машины, да ещё на стартовую позицию заезжает. Я немедленно разыскал подполковника Яцюту и доложил о произошедшем. А позже он объяснил Баврину, что сложилась почти безвыходная ситуация, и Васильев был вынужден это сделать, чтобы не нарушить график работы. Всё обошлось. Меня за участие в успешных испытаниях ракеты 8К65 даже наградили медалью «За боевые заслуги».

Фамилии некоторых гражданских измеренцев запомнились. Это Колтунов и Краснов из НИИ-4 МО, Чемодуров от КБ Бармина. Анатолий Краснов уже на Байконуре попал в ЧП вместе с маршалом Неделиным в октябре 1960 года, но ему повезло – был на удалении и у него обгорело только пальто. Рассказал нам при встрече кое-какие подробности об этой страшной катастрофе.

Первый пуск ракеты 8К65 был отмечен срывом чугунной крышки люка и её полётом на много метров. Еле нашли. Запись измерений прошла успешно. Но... Видел бы кто наших измеренцев после проявки осциллограмм. Удивительно, как они вообще могли что-либо сработать. Один из них в землянке уснул, уронив головушку в кювету с закрепителем... Дело в том, что я имел неосторожность накануне подписать заявку на расход спирта. Так они его весь и приговорили за один вечер.

Пытались и мы, военные, своими силами организовать группу технических измерений, даже разжились кое-какой аппаратурой. Но системы не получилось. Отдельные поручения прошли как эпизоды.

Ракета 8К65, впрочем, как и 8К63, в качестве окислителя имела концентрированную азотную кислоту. В паре с гептилом топливо становилось самовоспламеняющимся. Оба компонента – не подарок. Страшноватая картина возникает, когда парит окислитель – тяжёлые бурые облачка или струйки паров оседают книзу. Такие вот облачка или струйки образовывались при дренаже ёмкости или при случайных проливах. При проведении дренажей (для стравливания избыточного давления из ёмкости хранения или бака ракеты) всегда звучало предупреждение и люди отходили подальше и следили за перемещением облачка. Не дай Бог, вдохнуть такое... А вот воробьи таких предупреждений не понимали, и мы не раз наблюдали: птичка влетала в такое облако и выпадала из него безжизненным комочком. Как будто кто-то сбивал воробушка палкой. Осторожные вороны эти облачка облетали стороной, чуя опасность.

Стартовая позиция. Ракета – на пусковом столе. Идёт заправка окислителем. Заправку осуществляет наш спецнаборовец Толя Непомнящий, он главный в этом деле. Спокойный и уравновешенный в жизни, невысокого роста, в защитном костюме и противогазе. Заправка окончена, Непомнящий сам отсоединяет наполнительное соединение, и тут возникает течь, не сильная, но окислитель змеится струйкой. Сразу появляются бурые пары. Пары...

Руководитель стартовых работ подполковник Суходольский Евгений Порфирьевич занервничал. Ещё бы! Ведь вся огромная ответственность за людей, за успех дела – на нём. Он кричит:

– Непомнящий, остановите течь! Сделайте что-нибудь!

Непомнящий и без его указаний делает всё, что нужно и ему, наконец, удаётся течь остановить. Все с облегчением переводят дух. Пролитый окислитель нейтрализуют. Здесь не надо удивляться, что офицер-испытатель выполняет работу рядового номера расчёта: делается-то это впервые, после чего можно будет доверить данную операцию штатному номеру расчёта.

Евгений Порфирьевич был старше нас по годам и по воинскому званию. Скромный и вежливый человек. Офицер – лётчик, во время Великой Отечественной войны перегонял с Дальнего Востока на фронтовые аэродромы американские истребители «Аэрокобра». Рассказывал как-то, что довелось ему во время такого перегона столкнуться в воздухе со стаей уток. Винт порубил птицу (то ли одну, а может больше, кто знает?) и спереди весь фонарь оказался забрызганным кровью. Посадка самолёта оказалась очень трудной, почти вслепую.

Однажды под его командой мы группой офицеров выезжали на пуск ракеты 8К63 с полевой площадки. Отстреливались расчёты части, стоявшей на боевом дежурстве. Контроль и оценку работы боевого расчёта проводили мы, как представители полигона. Всю технику они, как это принято, привезли свою. И надо же было им привезти за сотни вёрст для перегрузочных работ с ГЧ нештатный кран К-32. Кран этот не имел тросоукладчика и микроскоростей. Мне следовало бы сразу запретить его применение, но я на это не решился, и оказалось зря. Выяснилось, что трос на барабане захлестнул его отбортовку и при опускании головной части на стыковочную машину трос рывком соскочил с бортика. ГЧ, клюнув резко вниз, ударилась о выступ конструкции машины. Произошёл скол защитной обмазки на ГЧ размером со спичечную коробку. Скол кое-как заделали и приняли решение на пуск ракеты. Итог оказался неутешительным. Отклонение ГЧ от расчётной точки падения вышло из пределов допустимой величины. Был ли в этом виноват скол обмазки – осталось невыясненным.

Настал период строительства и ввода в эксплуатацию первых шахтных пусковых установок (ШПУ) ракет 8К63У и 8К65У. Нас, инженеров-испытателей, обязали участвовать и в строительстве и в монтаже оборудования ШПУ в качестве контролёров, почти военпредов.

Положительная сторона такого положения – возможность изучения оборудования как бы изнутри, по частям, по мере монтажа. Отрицательная – незнакомая тяжёлая работа. Приходилось опускаться на дно шахты по приваренным к стенке стакана ШПУ скобам. Переходные площадочки, правда, имелись, но осенью, в распутицу, скобы были скользкими от грязи. Да и высота представлялась порядочной. А если у человека высотобоязнь? Преодолевай.

Однажды я «преодолевал» спуск вниз, а сварщики ещё во всю работали. Израсходованные же остатки электродов (огарки) выбивались из державки ударом об рукав и никого из них не интересовало, куда они упадут. Вот один такой огарок и угодил мне на зимнюю шапку. Шапка прогорела, пришлось её выбросить. А вот за то, что этот огарок не упал мне за шиворот куртки, спасибо судьбе. Подниматься по стенке стакана вверх было намного легче, дна не видно и уверенности больше.

Привелось на этом этапе приобрести ещё одну техническую специальность. Много было закладных частей, которые перед заливкой бетоном полагалось испытывать на прочность двойной расчётной нагрузкой. Этим делом занималась инспекция «Котлонадзора», позже переименованная в «Госгортехнадзор». Они не всегда успевали, и я им помогал, делая поначалу только записи в соответствующем журнале. В конце концов, инспектор этой организации, принимая в учёт моё усердие и активное участие, предложил сдать зачёт и получить удостоверение внештатного инспектора. Так и порешили, так и сделали. Это удостоверение потом пригодилось, и не только мне одному.

Монтажные работы вели специалисты «Минмонтажспецстроя». Потрясающий народ! Прямо по Некрасову: «... он до смерти работает, до полусмерти пьёт». Старшим у них был Болонкин. Его подчинённый Костя Лукин, молодой тогда парень, только что окончивший техникум, поражал своим умением мгновенно читать чертежи и вести правильный и быстрый монтаж. Монтировались ведь не только агрегаты, целиком устанавливать которые было не так уж и сложно. Но ведь были ещё кабели и провода, великое множество труб и трубочек. 

После монтажа шла проверка правильности функционирования агрегатов, систем, всего оборудования, и тут тоже поджидали опасности. Так однажды представитель «фирмы» двигателистов Спирин, желая самому убедиться в исправности и чистоте какой-то трубки, приблизил лицо к ней, а в это время из неё ударила струя сжатого воздуха – пошла операция продувки. Глаз сильно повредило, но, к счастью, он остался цел.

Работы пошли веселее когда заработал лифт, порядка стало больше, а грязи меньше.

Когда закончились монтажные работы, приступили к испытаниям. Начали с отработки технологии установки ракеты в шахту на пусковой стол. Для этой цели использовали, естественно, не боевую ракету, а её макет. Громадину установщика загрузили с помощью крана макетом, подогнали его к шахте и установили на строго обозначенном реперами месте. Гидродомкратами установщика вывели его раму в горизонтальное положение, подняли стрелу установщика гидроприводом вертикально, и приступили к опусканию макета вниз, на пусковой стол. Но на стол макет становиться не желал: опорные пяты макета не совмещались с тарелями стола. Рабочая инструкция по установке ракеты в шахту оказалась неполноценной. Пришлось вместе с конструкторами её уточнять прямо по ходу действия. Конструктор Лотарев долго держался за голову прежде, чем дать своё согласие на умышленный перекос рамы установщика с помощью опорных гидродомкратов, предложенный Васильевым, каким-то военным. Но лучше ничего не придумал и согласился: перекос не был большим и был явно в пределах упругих деформаций. Инструкция была откорректирована, и мы ей пользовались в дальнейшем, не сомневаясь в её правильности.

Я в то время был уже начальником группы в отделе Яцюты и мне активно помогали осваивать технику и технологию молодые выпускники Ростовского высшего училища: Герман Анатольевич Волков и Владимир Петрович Кузнецов.

Когда же стартовая позиция была полностью готова, она преобразилась и снаружи и внутри. Грязь исчезла, всё было покрашено и сверкало чистотой. Всюду был порядок. Стартовая позиция производила грозное впечатление.

В центральной части стартовой позиции, между шахтами, располагался командный пункт. Там разместилась проверочно-пусковая аппаратура, пульт управления заправкой, ресиверная и энергоблок с дизелем. Силовое электропитание курировал от нашего отдела бывший главный энергетик полигона, упросивший генерала Вознюка дать ему перед уходом на пенсию более спокойный участок работы, подполковник Голотенко Николай Андреевич. Милейший в жизни человек, простой и отзывчивый, но строгий в отношении подопечного энергетического хозяйства. Любил и требовал порядок, чтобы всюду была стопроцентная исправность и готовность к работе. А в подчинённой нашему управлению войсковой части за эксплуатацию системы энергоснабжения отвечал лейтенант Никоненко. Все знали, что за малейшие упущения в энергохозйстве Николай Андреевич строго взыскивал с младшего собрата или попросту «строгал» Никоненко. И вот в недрах офицерской богемы по этому поводу родили спецчастушку на известный полублатной мотив. К сожалению, я всё не мог вспомнить, но что-то осталось:

... Раз зашёл я в щитовую –

– около щита

Голотенко – Никоненко

бум-та-ра-та...

далее шёл припев.

Стихи, мягко говоря, не очень складные, но все смеялись, когда частушку пели в отъезжающем после работы домой автобусе. Много ли человеку надо для хорошего настроения? Поехали домой, посмеялись над собой, сняли наклёп с нервов.

Испытаниями защитного устройства шахты (крыши) занимался офицер Закоморный, систем сжатого воздуха – Комаров, дизельной – Любимов.

Все тяготы испытаний систем жизнеобеспечения ракетного комплекса (водоснабжение, вентиляция, отопление, промышленные стоки) везли на себе заместитель начальника отдела подполковник Тимофеев Михаил Яковлевич, майор Лев Пруцков и ещё один офицер. Им забот и хлопот хватало тоже, было выше головы. Интересно, что Лев Пруцков на полигоне был известен своей склонностью к сочинительству поэтического характера.

Системами заправки ракеты компонентами топлива занимались испытатели Аринушкин и Поликарпов, новички нашего отдела, а также капитан Костиков. Система дистанционного управления заправкой (СДУЗ) находилась в ведении майора Воропаева.

Аналогично строилась и вводилась в строй другая стартовая позиция с ШПУ для более мощных ракет 8К65У. Оба ракетных комплекса («Двина» для 8К63 и «Чусовая» для 8К65) строились по проектам конструкторского бюро Владимира Павловича Бармина. Эти ракетные комплексы имели много общего, но были и различия. Само собой разумеется, что ввод в эксплуатацию комплекса «Чусовая» не обошёлся без участия офицеров-испытателей нашего управления. Так же мы лазили по вертикальным стенкам стаканов, контролировали заделку закладных частей, осуществляли примерку установщика к шахте, отрабатывали технологию спуска ракеты в шахту и установку её на пусковой стол. Всё было похоже, только у нас к этому времени накопился солидный опыт, и дела пошли побыстрее и толковее.

Оба комплекса были рассчитаны на повторный пуск ракет. Для этой цели предусматривались и запасные ракеты и узлы разового действия в ЗИПе комплексов.

И вот пришло время испытаний ракетного комплекса «Двина» на пригодность к повторному пуску по заранее разработанному графику. Если не ошибаюсь, то эти испытания происходили летом 1963 года. По графику следовало сделать пуски ракет из трёх шахт, после чего две из них подготовить к повторному пуску и отстрелять ещё две ракеты. Руководителем работ был назначен наш уважаемый доктор технических наук полковник Хомяков Илларион Мартемьянович, человек умный и порядочный. Он никогда не повышал голоса, всегда был спокоен и вежлив.

Работы по загрузке ракет в шахты и их подготовка к пуску были выполнены в предусмотренные графиком сроки.

Одна за другой три ракеты благополучно стартовали с небольшими интервалами по времени. Фактически это был первый залп ракет из шахтных установок. Теперь надо было провентилировать шахты, осмотреть оборудование и оценить повреждения. После этого следовало приступить к демонтажу повреждённых пуском узлов разового действия и их замене на исправные из ЗИПа комплекса.

Всё шло по плану. Заправщики осматривали рукава и трубопроводы, по которым подавались компоненты топлива и сжатые газы, энергетики подсветку и тому подобное. Я спустился поочерёдно во все три шахты и осматривал пусковые столы. Все мы одевались в защитные костюмы и каждый имел два противогаза: фильтрующий (обычный армейский) и изолирующий (в нём вырабатывается смесь для дыхания, он полностью изолирует от окружающей воздушной среды). Осмотрев последний стол только с уровня 5-го этажа (ниже опускаться не стал, будучи уверенным, что там всё в порядке), я поспешил выбраться наружу. Было жарко, одежда прилипла к телу. Спецкостюм усугублял усталость. Хотелось курить. Я разоблачился и с облегчением направился в курилку. Выкурить успел только половину сигареты, как увидел вдруг поваливший из двух шахт бурый туман. Это значило только одно – концентрированная азотная кислота поступила в эти шахты. И действительно, в шахты попали остатки азотной кислоты из заправочных магистралей через открывшиеся заправочые клапаны. Произошло это по вине малоопытного техника, работавшего на пульте управления заправкой, и недосмотру контролёров: нашего офицера управления и представителя промышленности. В третьей шахте выброса окислителя не произошло, так как начальник команды этой ШПУ шахту успел обесточить.