 |
|
 |
|
|
|
|
Васильев В.Н.
© Васильев В.Н., 2008 Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Можно ли быть объективным, рассказывая о своих начальниках? Это не менее трудно, чем повествовать о своих друзьях и сослуживцах. Поэтому начну с официальной справки о генерале Вознюке, помещённой в книге «Хроника основных событий истории РВСН. 1996 г.». Цитирую.
Когда мы, спецнаборовцы, прибыли на полигон ГЦП-4 МО для прохождения службы, Вознюк Василий Иванович был в звании генерал-лейтенанта и являлся начальником полигона и начальником Капустиноярского гарнизона одновременно. Начальное знакомство наше с генералом было заочным, по рассказам старослужащих. Личное общение произошло позже, на одном из служебных совещаний. Отличала нашего генерала высочайшая требовательность к себе и подчинённым, неприятие лжи и обмана, принципиальность в деле отстаивания интересов армии. Поражала эрудиция генерала. На служебных совещаниях и заседаниях Госкомиссий он был всегда на высоте. Активно и целенаправленно проводил политику, обеспечивающую совершенствование ракетной техники. Он не «плавал» ни в каких технических вопросах. Одинаково хорошо разбирался в проблемах и технических тонкостях, как борта ракеты, так и наземного оборудования ракетных комплексов. Требовал от других чётких однозначных ответов на поставленные вопросы. «Поплавка» не носил, так как высшего образования не получил. Но это никак не значило, что он уступал в чём-либо офицерам, имевшим законный «поплавок». Он, говорили, много работал дома, постоянно учился. Содержал большую библиотеку и следил не только за новинками художественной литературы, но и техническими материалами в области ракетной и космической тематики, был в курсе последних достижений науки. Это ощущалось, например, по его репликам. Так, он однажды просветил нас всех относительно лазеров и мазеров, о которых большинство от него впервые и услышали. Генерал же разъяснил нам область возможного их использования в военном деле, в частности для решения некоторых задач в системах управления и наведения ракетно-космической техники. Василий Иванович был, безусловно, смелым человеком. При пусках всем, оставшимся для осуществления старта ракеты, полагалось укрываться в бункере. Там имелся перископ, через который было удобно наблюдать момент старта ракеты. Генерал следил за тем, чтобы все до единого человека были в укрытии. Сам же стоял у выхода и сразу после старта выходил наружу проследить полёт ракеты. На упрёк в свой адрес, как говорили, он ответил, что не желает смотреть на старт ракеты через «пердископ». Его служебная «Волга» летала по дорогам, а не ездила. Генерал высоко ценил своё время, не позволяя себе опозданий, быстро перемещался от площадки к площадке. Водителей ему подбирали, каким образом, не знаю. Но это были асы. Молчаливые и сосредоточенные. Не раз доводилось ездить с генералом или даже без него (по его, разумеется, разрешению). И всегда чувствовалась какая-то скованность, если не страх, когда «Волга» вылетала на поворот обледенелой дороги.
Генерал был принципиальным и в мелочах, о чём свидетельствуют случаи передачи выписываемых им журналов в переплётную мастерскую. Когда подполковник Плетнёв П.И. приносил ему переплетенные в мастерской полигона журналы, начальник полигона всегда требовал вычесть из своей зарплаты стоимость работы. А вот другой пример того же характера. За сыном, прилетевшим к нему на побывку, он прислал по его просьбе казённый автомобиль на аэродром в Волгограде. Когда сын приехал, он при нём позвонил в автохозяйство и приказал по пройденному пробегу определить стоимость пробега, и опять-таки вычесть из своей зарплаты. В следующий раз сын не просил уже прислать за ним машину. Многие подчинённые опасались его, особенно из вспомогательных служб: энергетики, хозяйственники, из квартирно-эксплуатационной службы и т.п. Он был беспощаден к разгильдяям, бездельникам и лгунам. Любил во всём чёткость и определённость. Доставалось «на орехи» тем, кто на технических совещаниях не мог дать однозначный и твёрдый ответ. При всём честном народе отчитывал за это, например, тогдашних подполковников Кулибанова А.В. (за систему телеметрии) и Баврина В.А. (за состояние испытаний приборов ракеты). Да и других специалистов не оставлял без внимания. Воспитывал инженеров-то. Сурово наказал виновника неуставных отношений в одном из подразделений. Там солдат по фамилии Метревели в затеянной им же драке применил ремень с бляхой. Генерал отдал его под суд, который и препроводил этого драчуна на исправление в штрафной батальон. За рукоприкладство уволил из армии одного из наших техников, переведенного ещё раньше из испытательного управления в часть. Также сурово обходился Василий Иванович с виновными в попытке скрыть происшествие или обманом выгородить себя. За правдивый доклад мог и помиловать, а вот, если обман раскрывался, то пощады не жди... Произошёл такой случай с майором Кожиным. Донат Иванович считался хорошим, перспективным офицером в Учебном центре. В тот злополучный раз Кожин выступал в роли технического руководителя подготовки и пуска ракеты. Случилась беда. При заправке ракеты 8К63 не вовремя сделанный перевод режима работы насоса на тихий ход привёл к забросу поплавка датчика уровня заполнения бака ракеты горючим и ложному сигналу срабатывания указателя наполнения. Заправку по этому сигналу прекратили. Ракета же дала солидный недолёт, а телеметрия чётко показала, что горючее закончилось раньше полётного задания. Расчёт заправки сам обнаружил, что остатки в цистерне оказались не по расчёту большими и, чтобы скрыть такое несоответствие, Кожин приказал слить излишки горючего недалеко от старта, прямо в степи. Был, правда, слух, что Донат, прежде чем слить остатки горючего, консультировался с баллистиками, то есть с расчётчиками полёта ракеты, которые составляли полётное задание на пуск. Эти специалисты, якобы, и предложили вариант с избавлением от излишков топлива. Мне не верится – зачем бы это было им нужно. По итогам обработки телеметрической информации в результате расследования была доказана вина Кожина. Его разжаловали из майора в капитаны, и Кожин был уволен из армии без пенсии. Он уехал в свой родной город Электросталь, в Подмосковье. Работая в «гражданке», бывал в командировках на родном полигоне, навещал старых знакомых и друзей, унынья от прерванной воинской службы у него не наблюдалось. Со мной тоже приключилась подобная история года через два после случая с Кожиным. Но я поступил иначе. Тогда на площадке № 87 (ШПУ «Чусовая») под моим руководством ракету 8К65У с грунтовой тележки перегружали на установщик. Сразу отмечаю, что за правильность проведения штатной операции отвечали мы, инженеры-испытатели. Нам, то есть мне, расчёту и его командиру, мешал сильный боковой ветер. Как мы все ни старались, но удержать ракету в нужном положении при порыве ветра не смогли. Ракета не сильно, но всё же ударилась о выступающую часть рамы стрелы установщика, и на баке окислителя осталась небольшая вмятина и продольная царапина около 10 – 12 сантиметров длиной. Ракету на установщик положили и закрепили, как полагается. Вот тут-то настал момент истины: что делать дальше? Я сразу отверг предложение замазать царапину и, поразмыслив, пошёл к руководству доложить о случившемся. Сделал соответствующую запись в бортовом журнале ракеты. Ракету, не без колебаний, общим решением командования и представителей промышленности к старту допустили. И что же? При пуске ракета в шахте взорвалась. Эту картину я наблюдал издалека, через окошко отъезжающего от площадки автобуса. Внутри у меня похолодало. На следующий день меня вызвали на стартовую площадку. Там уже был генерал Вознюк. Он стоял возле ещё дымящейся шахты и оценивал, видимо, последствия этой аварии. Мне сказали, что генерал Вознюк ждёт моих объяснений – ему уже было известно о полученной при перегрузке царапине, как о предполагаемой причине разрушения бака окислителя и, как следствие, взрыва ракеты. Я подошёл к нему и, как положено, представился. Генерал спросил: – Вы были ответственным за перегрузку ракеты? – Так точно, я, товарищ генерал. – Расскажите всё подробно, как это произошло. По его знаку мы отошли в сторонку и я ему всё подробно изложил. Генерал не перебивал меня, внимательно выслушал и в заключение дал команду: – Возьмите мою машину, поезжайте на 20-ую площадку и чтобы к завтрашнему утру у меня на столе лежало письмо главному конструктору с соответствующими предложениями. За моей подписью. – Слушаюсь, товарищ генерал. Я помчался исполнять, медлить было нельзя. С документацией главного конструктора я был немного знаком и быстро нашёл нужное место. На моё счастье поблизости оказался Виктор Бородаев, которого я быстро посвятил в суть вопроса. Он подтвердил правильность моих соображений и помог найти в документации аэродинамический коэффициент, необходимый для расчёта парусности ракеты при боковом обдуве. Письмо было подготовлено в срок, и генерал Вознюк подписал его без замечаний. Каковы же были последствия? Благодарности, естественно, не последовало, но не было и взыскания. Моё начальство, как мне показалось, стало ко мне относиться более уважительно. Что касается ракеты, то когда вытащили из шахты её обломки, то с удивлением обнаружили – бак окислителя, на котором мы сделали злосчастную царапину, цел. Ракета взорвалась по причине неисправности двигательной установки. По итогам рассмотрения главным конструктором нашего письма были внесены изменения в эксплуатационную документацию, ограничивающие и уточняющие проведение перегрузочных работ при ветре, допустимый предел которого был значительно снижен. К нам, представителям спецнабора, генерал Вознюк, можно сказать, благоволил и почти в каждом видел перспективу роста в науке. А поэтому многим в аттестационных характеристиках писал пожелание сдавать кандидатский минимум и двигать вперёд военную и техническую науку. Пожелание-то хорошее, а для начальства поменьше рангом это уже указание, и некоторые из офицеров, не сдавших кандидатский минимум, поимели задержку в присвоении очередного воинского звания «подполковник». У меня в аттестации это пожелание тоже имелось, но я перебрался на полигон в Плесецке, и меня это не коснулось. Генералу Вознюку, в отличие от многих других крупных руководителей, видимо, было приятно иметь в своём подчинении много грамотных людей с инженерной подготовкой выше средней. Не полностью, но всё же его мечты сбылись. Со временем на полигоне появились не только кандидаты технических наук, но и доктора: И.М. Хомяков, Ю.А. Борисевич, А.М. Мишин. Из них Хомяков Илларион Мартемьянович являлся представителем старшего поколения. Его диссертация стала основополагающей для выработки доктрины о необходимой степени готовности ракет к пуску в условиях войны. Мне сдача кандидатского минимума представлялась каким-то кошмаром. Всегда у меня были трудности с математикой (как отвлечённой наукой), а тут ещё надо сдавать и иностранный язык, и основы марксизма-ленинизма. Я – пас.
Генерал Вознюк приезжал на стартовые позиции и по ночам. Приедет, осмотрится, вникнет в ход работ, и вдруг спрашивает: «А где Занин» (подполковник Занин, заместитель командира части по тылу). Появлялся Занин. Генерал теперь обращается к нему: «Занин, почему я не вижу Машку?» Тот отвечает: «Сейчас вызову, товарищ генерал». Привозили сонную Машку с продуктами: мясо, лук, хлеб. Солдатик в сторонке разводил паяльную лампу и накалял противень, на котором Маша жарила шашлыки, не жалея ни мяса, ни лука. Стоил такой деликатес в степи немало, но ведь ночь на дворе, а впереди ещё столько работы на позиции. Съев аппетитную и калорийную еду, уже не думали, когда ещё придётся перекусить. На одном из совещаний в Доме офицеров под руководством генерала Вознюка один из наших, будучи патрульным, пришёл в зал с оружием. Посреди заседания вспомнил, что пистолет заряжен и решил его потихоньку разрядить. Грянул выстрел! Хорошо, что в пол! Генерал быстро разобрался, почему это произошло, и не стал наказывать виновного. Офицер этот в звании старший лейтенант был на отличном счету, умница и серьёзный человек. Я его тоже уважаю и поэтому фамилию не указываю. Ведь он не был каким-то рохлей и несобранным. Однако у нас, спецнаборовцев, явно не хватало общевойсковой подготовки. Были у начальника полигона и недоброжелатели. Нашлись и такие, которые пожаловались в столицу, что генерал живёт один с женой в отдельном домике с садом, а в гарнизоне жилья не хватает. На жалобу Вознюк ответил, что это – его единственная привилегия, и она согласована с командованием. Отношение генерала Вознюка к службе и труду подчинённых было специфическое. Он на совещаниях открыто заявлял, отвечая на жалобы офицеров по поводу иногда непосильной нагрузки и использовании выходных дней в качестве рабочих, что офицер имеет право на отдых только в двух случаях: во время очередного отпуска и на пенсии. И то с оговоркой, что офицера в случае необходимости можно из очередного отпуска отозвать. Тем не менее, генерал понимал, что люди не могут постоянно находиться в состоянии большого напряжения, и на тех же совещаниях умышленно, желая допустить разрядку, умело и обязательно к месту рассказывал анекдот.
Один из них попробую пересказать: Лейтенант ухаживал за девушкой, а предложение делать не торопился. Её родители огорчались этим и решили выяснить наконец, в чём причина. Открыто задали вопрос о женитьбе и серьёзности намерений ухажёра. Тот задумался и ответил, что смущается сказать правду. Родители девушки настояли, и тогда лейтенант сказал, что хотел бы увидеть девушку обнажённой. – Ты с ума сошёл! Мы этого не допустим. – Как хотите, тогда я ухожу. Пришлось согласиться и смотр состоялся. Родители спросили: – Ну как, понравилась она тебе? – Хороша, нет слов! – Так ты будешь на ней жениться? – Нет. Глаза не понравились. Кстати сказать, если генерал и допускал некоторую вольность, рассказывая анекдоты, то в жизни никто из нас не слышал от него ни одного матерного слова. Не раз, по слухам, генералу Вознюку предлагали достойные посты в центральном аппарате, но он своего согласия не давал. Зная его, в это можно поверить. Видимо он слишком высоко ценил возможность самостоятельной работы, руководить таким интересным полигоном, возникшим в голой степи в такой короткий срок, и успевший немало сделать для Вооружённых Сил СССР. Председателем скольких Госкомиссий он только не был! Сколько сил отдал становлению и совершенствованию ракетной техники. Он любил своё детище – полигон. Настолько, что завещал похоронить себя там. Московское начальство высоко ценило деятельность генерала Вознюка. Кроме звания Героя Социалистического Труда, при штатной категории должности «генерал-лейтенант» ему, в виде исключения, присвоили звание генерал-полковника. У меня есть хорошая фотография генерала в армейской форме при орденах. Её, по моей просьбе, подарил мне на память младший сын Василия Ивановича, Владислав Васильевич. Он служил в аппарате заместителя министра обороны по вооружению, куда я по служебной надобности частенько наведывался и имел возможность встречаться со Славой Вознюком. Кстати, там же меня познакомили с внуком легендарного комдива Гражданской войны Василия Ивановича Чапаева – Валентином Александровичем, скромным полковником, спокойным и вежливым. А усы у него таки были похожими на усы деда.
Носов Александр Иванович. Полковник, наш первый начальник отдела. Начальник 1-го отдела Первого испытательного управления полигона. Опять процитирую справку из брошюры «Хроника основных событий истории РВСН».
Мы прослужили под руководством Александра Ивановича совсем немного, всего около года. Но не забыли. Наше знакомство состоялось на службе и продолжилось в общежитии. Он заходил во все комнаты, знакомился с каждым, смотрел как мы разместились, давал житейские советы. Он был тихим, негромким человеком, но его почему-то все слышали и слушались. Кстати сказать, в ту пору Носов был беспартийным. Случай крайне редкий для старшего офицера да ещё на таком секретном тогда полигоне. И это обстоятельство, возможно, кому-то не давало покоя. Наверное, всё же было заурядное подсиживание, чтобы по службе избавиться от сильного, авторитетного конкурента. Этот кто-то настрочил на Александра Ивановича донос о многих пустых бутылках, находящихся в его дровяном сарае. Это надо же! Ведь этот «кто-то» из тех, кто близко общался с Носовым. Мы прочитали этот донос значительно позже в архиве полигона, куда нас направили по приказу генерала Вознюка для розыска отчётов по научно-исследовательским работам. Во время перекура один из нас открыл дело «Политдонесения», а там мы и прочитали донос на Носова. Впрочем, генерал Вознюк оставил этот донос без внимания, правда, я не запомнил резолюции читавших эту пасквильную бумагу. После гибели Александра Ивановича в газете «Красная Звезда» появилась статья, в которой рассказывалось о нём и продолжателях его дела двух сыновьях-офицерах.
Меньшиков Виктор Иванович Меньшиков Виктор Иванович, ещё майор в то время, являлся заместителем Носова и одновременно начальником стартовой команды. Стартовая команда состояла из офицеров-испытателей отдела и расчётов войсковой части обеспечения испытаний и пуска. Расчёты (солдаты и их командиры) непосредственно «крутили гайки» – управляли агрегатами и механизмами, выполняли все вспомогательные работы. Офицеры- испытатели контролировали правильность выполнения технологического графика и несли за это ответственность. Правда, не чурались, когда это диктовалось условиями, работать вместе с номерами расчёта и офицерами части. Аппаратурой подготовки ракеты к пуску управляли только офицеры. Агрегаты наземного оборудования принадлежали войсковой части обеспечения и расчёты отвечали за их содержание. Виктор Иванович Меньшиков нёс ответственность за всё, происходившее на стартовой позиции. Он был весьма требовательным начальником, отлично знающим своё дело инженером. Находчивый и остроумный человек. На стартовой позиции неукоснительно требовал подачи чётких команд и таких же чётких докладов об их выполнении. Любил Виктор Иванович чёткость и порядок и не допускал на службе обращения к себе по имени, отчеству. Только – товарищ майор (подполковник). Среднего роста, лысоват, с чёрными пронзительными глазами, аккуратно одетый и подтянутый – таков внешне был Виктор Иванович. Командированные из высоких московских инстанций штабные офицеры, слабо разбиравшиеся в ракетной технике, но желающие постичь её, к тому же поскорей, не обращаясь к кропотливому изучению технической документации, жались поближе к Меньшикову и задавали ему иногда нелепые вопросы. Меньшиков, которому они явно мешали и надоедали, иногда давал такие ответы, что мы давились от смеха, но виду, конечно, не подавали. Например, на технической позиции, на одной из площадок тележки стоял солдат и в ожидании команды от скуки вращал штурвальчик, которым гонял туда-сюда опорный клин бандажа крепления ракеты. Высокий военный гость спрашивает: – А что это он делает? – А это он датчик тарирует. Действительно, при подготовке системы телеизмерений производилась тарировка датчиков на нулевой уровень, но, конечно, это был не тот случай. На стартовой позиции при стыковке ГЧ к корпусу ракеты капитан Царенко не успел убрать ладонь из зазора и её придавило головной частью. Раздался хруст, у Царенко лицо побелело от боли, но он молчал. Спрашивает у Меньшикова другой любознательный: – Что это произошло? – А это защёлкнулся штепсельный разъём. Нас Виктор Иванович воспитывал нещадно, требуя образцовый внешний вид и безусловную дисциплину. Регулярно, по понедельникам, устраивал короткие строевые смотры. Придирчиво оглядывал каждого, и, делая замечание, назначал срок для доклада об устранении этого недостатка. Чисто ли одеты офицеры, как отутюжена гимнастёрка, надраены ли до блеска пуговицы на кителе, хорошо ли пострижены, не сбиты ли каблуки на обуви. При этом такие, примерно, возникали диалоги: – Качанов, почему вашего подворотничка не видно? – А он, товарищ майор, постепенно опустился. – А вы его постепенно поднимайте.
|
