БОРИС ГУБАНОВ: НЕИССЯКАЕМАЯ ЭНЕРГИЯ
«ZN.UA». Зеркало недели. Украина. 2008 г. №3
Арзамас-16 и Челябинск-40
Борис был первым и единственным сыном в семье Губановых. Отец, известный в стране связист, надеялся, что сын продолжит его дело, но Борис, «заболев» авиацией, выбрал Казанский авиационный институт. Во время учебы выяснилось, что кроме авиаспециалистов институт начал готовить инженеров-механиков для зарождающейся ракетной промышленности.
Прежде чем стать инженером, Губанов стал отцом, и когда защитил диплом, выбрал Днепропетровск — здесь молодым специалистам гарантировали жилье в течение года. Сначала Губановых поселили в вестибюле общежития на улице Театральной, и свою первую «квартиру» Борис и Нина отгородили от вестибюля простынями. Чуть позже молодым выделили комнату в двухкомнатной квартире —16 квадратных метров счастья. Здесь Губановы прожили шесть лет, здесь у них родилась еще одна дочь. Конструкторская деятельность Губанова скрывалась завесой сплошной секретности. Он занимался разработкой головных частей (ГЧ) — важнейшего узла ракеты. На заводе изготавливали только корпуса головных частей, обеспечивавшие комфортные условия зарядам (герметичность, прочность, температурный режим и т.д.). Но даже без атомной «начинки» изготовление ГЧ считалось одним из самых секретных производств.
Первый приезд атомщиков в Днепропетровск состоялся весной 1955 года. Юлий Харитон, Самвел Кочарянц, Евгений Негин и другие разработчики атомного оружия прибыли специальным железнодорожным вагоном с усиленной охраной. В КБ и на завод их пропустили без оформления каких-либо документов в сопровождении личной охраны. Главный конструктор Янгель представил команду днепровских ракетостроителей: своих заместителей Василия Будника и Льва Берлина, руководителей завода Александра Макарова, Николая Хохлова, Якова Берлянда, конструкторов Николая Жарикова, Бориса Губанова, Юрия Сметанина, Александра Кривцова. Были уточнены увязочные чертежи компоновки зарядов, сформирован план экспериментальной отработки и летных испытаний головных частей.
В 1959 году при испытаниях ракеты Р-12 были выявлены самопроизвольные разрушения головных частей при их спуске в заданный район. Разобраться в причинах и устранить дефект поручили Борису Губанову и Александру Кривцову. С этой целью их командировали в центр разработки ядерного оружия.
Спустя многие годы, когда рассекретили атомные центры СССР, Б.Губанов рассказал о своей первой командировке в Арзамас-16:
— Нас провели по всем необходимым кабинетам, где получили «добро» на въезд в зону. Затем мы подписали личные обязательства, по которым не имели права рассказывать о месторасположении центра даже своим непосредственным начальникам. После этих процедур нам дали адрес конторы, находящейся в районе Речного вокзала. Там объяснили, куда мы должны прибыть на следующий день, назначили время.
Местом следующей встречи оказался аэропорт, куда мы прибыли заблаговременно. Сидим у статуи Сталина, читаем газеты, волнуемся, не забыли ли о нас. Ровно в восемь к нам подсел молодой человек, наклонился, назвал наши фамилии и предложил следовать за ним. Во главе с майором охраны мы последовали к самолету ИЛ-14. Перед входом у нас еще раз проверили документы. По очертаниям лесов, речушек мы пытались определить, куда летим…
Через два часа самолет начал снижаться, и мы увидели сначала одну полосу ограждения в несколько рядов колючей проволоки, затем вторую, за которой находилась посадочная полоса. Ожидали чего-то сверхнеобычного, а все было, как в других современных городах. Поселили нас в гостинице коттеджного типа на берегу живописной речушки. Люди купались, ребятишки на лужайке играли в футбол, в городке кипела обычная жизнь: переполненные автобусы, авоськи, детские коляски. Много молодежи.
В закрытой переписке город именовали Арзамас-16, в открытой — Москва-300…
…Разрабатывая различные варианты головных частей более мощного класса, Губанову пришлось наладить контакт и со вторым центром разработки ядерных зарядов, который был организован в апреле 1955 года на Урале (г.Челябинск-40, ныне г.Снежинск).
Более пятидесяти лет назад в сентябре 1957 года здесь, на химкомбинате «Маяк», произошла авария, по масштабам не уступающая чернобыльской катастрофе. Однако компартия и правительство СССР предпочли ничего не сообщать об уральском чрезвычайном происшествии, ограничившись лишь установкой табличек, запрещающих пить воду, ловить рыбу и отстреливать водоплавающих птиц. Все, кто жил в пораженных радиацией районах, так и остались там жить, как будто ничего страшного не произошло…
Порою Губанову приходилось летать в район падения головных частей — анализировать их состояние после прохождения теплонапряженного участка. Позже были разработаны парашютные средства спасения ГЧ, но до этого было еще далеко, измерения проводились дедовским способом.
...Высадив поисковую группу на полянку среди тайги, вертолетчики улетели, предупредив, что вернутся на следующий день. К тому времени группа должна извлечь капсулу с бронекассетой, на которой хранились параметры телеметрии. С большим трудом ее отыскали на глубине около восьми метров. На ночлег устроились на пригорке, думали — на одну ночь… На следующий день над лагерем появился самолет и сбросил вымпел: в связи со стихийным бедствием — наводнением в Канске — все вертолеты мобилизованы на помощь терпящим бедствие жителям. Предлагалось подождать несколько суток, хотя группа располагала незначительным запасом пищи. Несколько суток растянулись на три недели. Пришлось перейти на подножный корм — питались грибами и лесными ягодами…
Однажды ночью, сидя у костра, поисковики увидели в небе яркую вспышку и наблюдали стремительный полет огненной стрелы к Земле. Последовал мощный взрыв. Все вспомнили Тунгусский метеорит, который взорвался в этих местах…
Утром над базовым лагерем появился самолет, сбросил вымпел: состоялся очередной пуск ракеты Р-14, головная часть упала в 700 метрах от места стоянки группы. Опасаясь стрелять по квадрату, где находились люди, руководители пуска скорректировали точку падения головной части. Поисковой группе предстояло снова извлекать из воронки капсулу с телеметрической информацией. Извлекли бронекассету, вскрыли ее, а там было еще и письмо Губанову. Текст был в духе письма запорожцев турецкому султану. Представьте себе изумление и выражение лиц ракетчиков, когда это шутливое послание прочли в дремучей тайге.
К сожалению, письмо не сохранилось, а могло бы служить веским доказательством самой быстрой в мире почты: за двадцать минут — 4500 километров! Один из авторов послания, конструктор отдела головных частей С.Кузьмин, сожалел впоследствии: «Жаль, тогда мы не знали о Книге рекордов Гиннесса, а то можно было бы подать заявку!»
Надежда Янгеля
Авторитет Губанова рос стремительно. Перед началом летных испытаний унифицированных головных частей на ракете Р-14 приказом главного конструктора Б.Губанов был назначен техническим руководителем испытаний и с большой группой специалистов вылетел в Капустин Яр. Потянулись долгие дни и месяцы своеобразной полигонной жизни. М.Янгель постоянно держал под контролем ход испытаний головных частей, часто звонил из Байконура, где отрабатывалась ракета Р-16 и готовилась к летным испытаниям тяжелая базовая ракета Р-36.
В декабре 1963 года Б.Губанова избрали секретарем парткома ОКБ. Янгель видел в нем не просто толкового инженера и организатора, но и весьма перспективного руководителя. Умудренный жизнью Янгель понимал: во имя будущего Губанову важно пройти школу секретаря парткома КБ. По меркам тех лет действовал негласный закон: только тот может занимать крупную должность, кто имел опыт партийного руководства. В 1965 году Бориса Губанова назначили главным инженером конструкторского бюро.
В те годы страна спешила решить сверхзадачу — оказаться первыми на Луне. По согласованию с С.Королевым КБ «Южное» приступило к разработке «Блока Е» — посадочно-взлетного модуля лунного орбитального корабля. Понимая важность лунной программы, главный инженер, дополнительно к своим прямым обязанностям, добровольно взвалил на себя ответственность за создание «Блока Е». Уникальное творение ракетостроителей с берегов Днепра успешно прошло испытания в космосе, но так и не попало на Луну. В этом их вины нет — «подвел» носитель Н-1, которого последователи С.Королева так и не научили летать… Но «Блок Е» получился настолько технически совершенным, что его и сегодня можно использовать для освоения Луны.
В 1967 году Б.Губанова назначили главным конструктором КБ-2.
Невооруженным глазом было видно: Янгель готовил себе смену, возлагал на Губанова большие надежды. Внезапная смерть Янгеля от пятого инфаркта в день его 60-летия потрясла КБ. Вопрос о том, кто возглавит янгелевское КБ, решался на высшем уровне. Кандидатуру Губанова отклонили сразу: слишком молод, у него, как говорится, все впереди…
В семьдесят первом Борису Губанову исполнился сорок один год, но именно в таком возрасте Михаил Янгель стал директором НИИ-88 — головного ракетного института страны, а вскоре и главным конструктором Особого конструкторского бюро (ОКБ-586), основателем нового направления в ракетной науке и технике. Так что возраст тут был ни при чем…
|