У нас в управлении случилось ЧП в отделе «Внешних устройств ЭВМ», в лаборатории Программирования. У начальника лаборатории подполковника Сосина Кима пропала секретная тетрадь. Что в ней было, никто, кроме самого Сосина, не знал. Могла быть просто для черновых рабочих записей, а могла содержать важные сведения. Если так, то на Сосина должно быть заведено уголовное дело. За такой проступок полагалось от 3 до 5 лет срока! В этом случае все его начальники, а особенно непосредственный начальник, подвергались строгому дисциплинарному взысканию «от «служебного несоответствия» и до увольнения из рядов Вооруженных Сил. Начальнику управления, где это произошло, грозило получение служебного несоответствия от Главкома РВСН.
Поэтому начальникам было удобнее, если бы пропала просто рабочая тетрадь. Исходя из этих факторов, все были заинтересованы в уменьшении вины Сосина. Создали комиссию из послушных начальству офицеров, которая после «изучения вопроса» пришла к выводу, что в утраченной тетради, которую они и в глаза не видели, содержались сведения, представляющие только служебную тайну, и никаких секретных сведений тетрадь не содержала.
Возможно, что это так.
Однако, Сосин был любитель собирать справочные сведения о технике в одну тетрадь. Он мотивировал это тем, что пишет диссертационную работу по анализу различной техники. Однажды, когда мне потребовалось узнать перед командировкой общие сведения о новой системе, то эти данные оказались у Сосина в его рабочей тетради. Тогда начальник отдела полковник Романенков Николай посоветовал мне обратиться к Сосину. «У него в тетради все есть», а я дам ему указание, чтобы он тебя с этими материалами познакомил. Я прочитал нужные данные и увидел, что у него собраны данные по многим нашим системам, стоявшим на вооружении и вновь принимаемым. Я еще тогда не особенно удачно пошутил, сказав Сосину: «Ну, твоя тетрадь – прямо находка для шпиона!»
Он обиделся, и говорит: «Если бы не приказание Романенкова, я бы тебе тетрадь не дал!» Ну вот, бог его за жадность и наказал! Ну, конечно, не «бог», а вполне возможно, что сотрудник из его лаборатории.
Сосин, несмотря на конфликтную ситуацию в лаборатории, вел себя очень беспечно. Часто оставлял чемодан с документами в лаборатории без присмотра. И вот однажды, перед сдачей чемодана в секретную часть, он стал проверять наличие документов и обнаружил, что нет одной рабочей тетради с грифом. Он о пропаже сразу доложил начальнику отдела, полковнику Романенкову Николаю Алексеевичу.
Был уже конец рабочего дня, и некоторые сотрудники сдали свои секретные чемоданы в хранилище, и ушли домой. Романенков доложил о пропаже генералу Долгову. Тот принял решение вызвать всех сотрудников отдела на службу и проверить у всех чемоданы. Одновременно проверить все столы, сейфы и шкафы во всех отделах трех управлений. Может кто-то, случайно взял тетрадь.
Проверка чемоданов ничего не дала, тетрадь не нашли. Проверили все столы, сейфы и шкафы во всех отделах управления. Проверили все закутки на этаже и в корпусе – и это не дало никаких результатов. На другой день проверили все чемоданы трех наших «Долговских» управлений - результат тот же. Тетрадь исчезла.
Начальник нашего отдела полковник Богдановский пригласил в свой кабинет всех своих ведущих сотрудников и устроил с нами так называемый «мозговой штурм». К этому приему он прибегал ранее неоднократно, когда надо было отделу принимать какое-то неординарное решение. Сотрудник выдвигает свое видение вопроса, а все другие выдвигают свои, другие контрверсии. Обсуждаются все «за» и «против».
Во время этого обсуждения в кабинет вошел полковник Романенков, бывший наш начальник лаборатории. Мы его спросили, а «какая тетрадь, с какими материалами исчезла»? Он ответил, что не знает, так как секретный чемодан у Сосина изъяли, а сам он находится в невменяемом состоянии.
Многие знали, что Ким Сосин в лаборатории вел себя часто по хамски, и, естественно, большинство сотрудников его ненавидело. Но одно дело ненавидеть, и совсем другое дело похищать совершенно секретную тетрадь! Это уголовное дело! Кроме того, у большинства сотрудников, работающих многие годы в режимных предприятиях, вырабатывается стойкий иммунитет к любым нарушениям существующего режима соблюдения секретности.
Командованием управления было назначено внутреннее расследование с привлечением сотрудников своего отдела КГБ, но никаких улик не нашли. Видимо кто-то похитил ее и уничтожил, чтобы избавиться от улик. Было три основных подозреваемых: подполковники, научные сотрудники: Владимир Ширенков, Дмитрий Верещагин. Так же под подозрением был младший научный сотрудник – майор Борис Сердюков.
Расследование показало, что Борис Сердюков чаще других сильно конфликтовал с Сосиным, и поэтому он стал наиболее вероятным кандидатом в похитители. Вызвали его на комиссию для допроса, но он представил железное алиби. Он заявил, что в тот день был в местной командировке. Весь коллектив лаборатории проверили на «Детекторе лжи», но и это не дало результатов.
В управлении создали экспертную комиссию из «доверенных компетентных лиц», которая сделала вывод, что, скорее всего, утраченная тетрадь использовалась для текущей работы и черновых записей с грифом «для служебного пользования» и поэтому не могла содержать совершенно секретных сведений.
Такой вывод устраивал всех! И, чтобы не выносить сор из избы, дело не передали в военную прокуратуру, и оно было спущено на тормозах. Тем более, что доказать важность сведений, которые были в похищенной и не найденной тетради дело безнадежное.
Подполковника Сосина исключили из партии и досрочно уволили в запас. Дело закрыли. Начальник отдела полковник Романенков получил строгое взыскание от Главкома!
Во времена, когда министром обороны был маршал Жуков, замполит управления полковник Клишин А.М., по настоянию которого подполковника Сосина назначили на должность, был бы уволен в запас без пенсии. Жуков считал, что командир отвечает за выполнение подчиненными служебных обязанностей. Утрата документа – это разгильдяйство, которое является следствием плохого идеологического воспитания.
На мой взгляд, хотя версия похищения и последующего уничтожения тетради своими сотрудниками вероятна, не следовало исключать (учитывая возможную важность, реально содержащихся в тетради сведений) и похищение с целью передачи тетради сотрудникам иностранной разведки. А возможно, что все было гораздо банальнее и проще. Сосин вынес свою секретную тетрадь домой, чтобы продолжать работать с материалами диссертации дома, и там она по какой-то причине была утрачена. Почему-то подобный, наиболее вероятный вариант, комиссией даже не рассматривался!
Всем было известно, что в дни, предшествующие утрате тетради, Сосин постоянно «заказывал» свой секретный чемодан для работы «над диссертацией» в вечернее время.
Подобный случай потери совершенно секретной тетради произошел в нашем дивизионе давно, еще 1956 г. на полигоне «Капустин-Яр».
Во время зимних учений с выездом дивизиона в степь начальник штаба потерял тетрадь, в которой были изложены цели учений. Ее не нашли, и решили списать по акту, как уничтоженную. Весной, когда снег растаял, тетрадь в степи нашел пастух, пасший овец. И как истинный «Советский человек» принес ее в «Органы». Начальника штаба уволили из СА, а командир дивизиона подполковник Генералов тогда получил «Служебное несоответствие».
Лаборатория осталась без начальника. Вначале освободившуюся должность предложили «приближенным к «большим» начальникам лицам», но те наотрез отказались. Не хотели добровольно закладывать свою голову в петлю! Затем стали предлагать должность некоторым старшим научным сотрудникам в других отделах. Но никто из старших научных сотрудников куста управлений связи и управления не рискнули идти в «крамольную» лабораторию.
Предлагали и мне занять это вакантное место, но я тоже тогда отказался. Причина у меня была банальная. У кадровиков принято, что каждому вновь назначаемому на должность, как правило, назначали зарплату по нижней тарифной вилке. Это всего на сотню рублей больше чем сейчас у меня. А что взамен?
«Врубаться» в кратчайший срок в новую тематику исследований новой лаборатории. Кроме того, «головная боль» за каждого сотрудника лаборатории. Планировать каждому работу и отвечать за ее выполнение. Отвечать за поступки и проступки каждого, а «мне это надо» в мои 45 лет!?
Безвластие продолжалось более двух месяцев. Потом начальник отдела полковник Романенков, с которым мы были ранее в одном отделе, и были в дружеских личных отношениях, позвал меня к себе в кабинет и снова предложил стать начальником лаборатории. Мы обсудили подробно этот вопрос. И я согласился, но на особых условиях.
Условия были такие. И я, и он характеры имели «не сахарные». Каждый всегда упорно отстаивает свое мнение. Одно дело, когда мы в равных весовых категориях, и совсем другое, когда один начальник. Он любит жестко и часто нелицеприятно командовать, я – сторонник убеждения несогласного, мягкого, но до определенного предела, когда необходимо срочно принять решение. Я не терплю малейшего моего командирского унижения и стараюсь никогда сам не унижать чужое достоинство. В этом случае я всегда дам отпор любому, невзирая на последствия.
Поэтому мы договорились с Николаем о том, что он в присутствии других лиц не делает мне замечаний в любой форме. А если, по его мнению, я в чем-то не дорабатываю, или у меня имеются какие-нибудь особые предложения, то мы обговариваем этот вопрос при личном общении. Я, в свою очередь, публично молчу при его неправильных, на мой взгляд, действиях. Но потом, при личном общении, я говорю ему об этом. Мы обсуждаем, как надо было лучше сделать. Такой стиль общения – это стиль единомышленников, которые хотят сделать свою работу максимально эффективной, не обращая внимания на личные амбиции. Николай согласился с моими доводами.
Но вдруг возникли непредвиденные трудности. Моё назначение начальником лаборатории заблокировал наш замполит Клишин. В те времена любые назначения могли проводиться только с разрешения «Партии». На парткоме, посвященном моему назначению, выступает замполит Клишин и говорит:
– Я против назначения подполковника Ягунова начальником лаборатории к Романенко. Он политически недостаточно устойчив, это проявилось в следующем. Он, на политзанятии высказал мне сомнение по изображенному на плакате Генеральному секретарю, товарищу Брежневу Леониду Ильичу! А плакат был выпущен Главным Политическим Управлением! Он обратил мое внимание на то, что товарищ Брежнев Леонид Ильич, в 1942 г изображен как генерал-лейтенант, а во время Ясско-Кишеневской операции в 1944г – как генерал – майор. Этим он дискредитировал роль нашей партии в ВОВ (т.е. по его мнению, Брежнев был разжалован!).
В дело вмешался Багдановский, член парткома Института.
– Ягунов мой подчиненный, и это я рекомендовал его назначить на эту должность начальника лаборатории средств БУ. Он очень успешно поработал с молодыми нашими сотрудниками и вывел их в число ведущих. Командование РВСН постоянно привлекает его для работы в комиссиях по проверке боеготовности дивизий и армий РВСН. Ранее он был представителем главкома РВ в Карталинской дивизии. Имеет несколько благодарностей от Главкома РВ. Награжден Главкомом именными часами. О несоответствии фотографий в плакате Ягунов сказал мне. Я сам внимательно посмотрел и пришел к выводу, что фотографии, видимо, были случайно перепутаны при подготовке плаката. Тем более, что на первой фотографии вторая звезда была видна не четко.
Состоялось положительное решение парткома о моем назначении.
Итак, я стал начальником лаборатории. Коллектив был хороший, дружный, работящий и очень квалифицированный. В лаборатории были две женщины, обе кандидаты наук: Ольга Смирнова и Марта Деминова. С Володей Деминовым, мужем Марты, мы в Академии учились вместе и были хорошими товарищами. Всех сотрудников я знал хорошо по совместным работам, а с подполковником Димой Верещагиным мы были вообще друзьями.
Я не контролировал каждый шаг сотрудников, как это делал Сосин, а дал им значительную самостоятельность при выполнении запланированной научной темы. Примерно раз в две-три недели в лаборатории устраивали мини-семинар, на котором обсуждали результаты исследований в режиме «Генерации идей», или «Мозгового штурма». Так определялись наиболее эффективные пути достижения результатов. Когда через полгода пришел срок подготовки научного отчета, то никаких трудностей у сотрудников это не вызвало. Отчет был выполнен и сдан в срок и с хорошим качеством. «Крамольную» лабораторию проверила сначала внутренняя комиссия управления, а потом институтская, и все проверки лаборатория прошла без замечаний. Подобное в НИИ-4, было редкостью! Еще через полгода сдали отчет по новейшей теме и снова – без замечаний. Оценка «Отлично»!
Через год после происшествия, с подачи Политотдела института «криминальную» лабораторию подвергли комплексной проверке. Результаты проверки ошеломили даже Романенко. За прошедший год ни один сотрудник лаборатории не получил даже замечаний. Наш отчет был признан одним из лучших в институте. За год было подано 11 заявок на авторские свидетельства, разработано и сдано заказчику 15 программ для ЭВМ, подано 6 рационализаторских предложений. И т. д.
По результатам проверки, лаборатория была признана лучшей среди трех управлений куста. Лаборатории присвоили звание «Лаборатория коммунистического труда». Мою фотографию, вместе с фотографиями ведущих сотрудников лаборатории поместили на Доску Почета. Всем сотрудникам лаборатории присвоили звание «Ударник коммунистического труда»!
При выдаче очередной премии мне выдали удвоенный размер, а сотрудникам полуторный. С полковника Романенко Н. А. сняли ранее наложенное строгое взыскание. И он ходатайствовал перед Долговым об объявлении мне и сотрудникам благодарностей.
А мне Николай сказал, что не ошибся в выборе, и признался, что он был против назначения Сосина начальником лаборатории, а сразу хотел, чтобы назначили меня. Но на него надавили, поскольку Сосин тогда был членом парткома управления. А членам парткома всегда оказывалось «высокое доверие». И он сдался.
Романенко сказал мне, что перед назначением Сосин показал членам парткома толстую тетрадь, в которой был написан черновик диссертации. Узнав это, он попросил Сосина показать ему свои труды. Тот показал тетрадь, в которой были переписаны выдержки из описаний различных систем связи и боевого управления. Сосин ему сказал, что работает над выработкой общего подхода к оценке эффективности систем БУ.
После объявления нам приказа о присвоении лаборатории звания Лаборатория коммунистического труда старейший сотрудник лаборатории, подполковник Дмитрий Верещагин предложил отметить это событие всей лабораторией в кафе дома офицеров, в пятницу, после работы. Все согласились единогласно.
Собрались в кафе в приподнятом настроении. После «некоторого возлияния» стали бурно обсуждать событие. Я поздравил сотрудников с успешным окончанием квартала и отметил, что достигнутый лабораторией успех является следствием хорошей работы и делового взаимодействия всех сотрудников лаборатории. Была хорошая взаимовыручка и бесконфликтное взаимодействие.
Много говорили. Борис Сердюков сказал, обращаясь ко мне:
– Понимаете, Евгений Анатолевич, это произошло потому, что Сосин нами командовал, а Вы – руководили!
Мой дебют в должности начальника лаборатории оказался успешным. Во время работы я с большим вниманием присматривался к своим сотрудникам, с целью определения возможного похитителя тетради у Сосина. Но, никто не дал повода заподозрить кого-то из них.
Одной из научных тем, которые мне пришлось выполнять, была тема противодействия прослушиванию телефонов и линий связи.
Я подошел, как всегда, к делу основательно, и начал с изучения патентов и авторских свидетельств (открытых и закрытых), посвященных вопросам прослушивания и противодействию этому прослушиванию.
Отчет по теме потребовали согласовать с отделом КГБ нашего НИИ-4. Каково же было мое изумление, когда в КГБ-шнике я узнал своего товарища по Капустину Яру. Он, естественно, ходил всегда в гражданской одежде, но мне говорили, что он майор. Мы с ним разговорились уже как старые приятели. Он мне сказал, что в Капустином Яре его перевели в КГБ, в то же время, когда наш дивизион отправили на Дальний Восток. Окончил школу КГБ и вот попал служить в наш НИИ-4.
Он оставил отчет у себя, для ознакомления. Дня через три позвонил мне, чтобы я зашел к нему. Он спрашивает:
– А практически ты можешь проверить свои рекомендации?
– Конечно, отключив «прослушку» в своем кабинете.
Он даже подскочил от такого заявления.
– Откуда ты знаешь о «прослушке»?
– Так неужели, занимаясь теорией и практикой этого вопроса и, имея необходимые приборы для обнаружения наличия прослушивающих устройств, я не проверил бы это у себя! Нашел даже две, весьма убогих. Поставил схему нейтрализации «прослушки», которую могу в любое время отключить. Пойдем ко мне, я все покажу. Вообще, следует выбросить этот допотопный прослушивающий хлам!
К слову сказать, в процессе выполнения этой НИР мы обнаружили, что телефонные разговоры нашей внутренней АТС НИИ-4 можно слушать от Ярославского шоссе! Основная причина – отсутствие в то время необходимой электрической развязки между внутренними и внешними каналами связи в НИИ-4. Были даны практические рекомендации по усилению степени защиты информации. Рекомендации были выполнены.
Лаборатория успешно и без серьезных замечаний выполняла задания командования РВСН. А задания иногда давались по неожиданным темам.
19. Лирическое отступление
Земля – круглая . Последняя встреча с генерал-лейтенантом Яшиным Ю.А. произошла так:
Я – дежурный по НИИ-4. С проходной звонят: подъехала машина начальника НИИ-4 генерала Волкова Е.Б.
Выбегаю, быстро иду на встречу. Ору во весь...,. «Часть смирно! » И что в отсутствие его не случилось ничего.
Волков со мной поздоровался, я шаг в сторону, чтобы его пропустить. Вдруг слышу:
– Привет Евгений!
Поднимаю глаза, Юрий Яшин, генерал-лейтенант. Отвечаю:
– Здравствуй Юрий!
Волков оглядывается и смотрит недоуменно. Яшин ему говорит:
– Вот, старого товарища встретил.
Мне:
– Защитился?
– Да.
– Я к Вам по этому же поводу.
Примерно через час, заходит в комнату дежурного.
– Отметь пропуск. Проводи, Евгений Борисович разрешил.
Проводил до Министерства Обороны. Поговорили. Спросил про Валю Горбина, нашего общего товарища по РВКИУ (февральский спецнабор, ЛИАП). Рассказал.
– Да, я говорил ему, что водка для него – гибель.
20. Экстренные командировки в войска
Мои экстренные командировки в войска обычно проходили по единому сценарию. Вызывает начальник отдела и говорит:
– Евгений Анатольевич, с «Власихи» пришла телефонограмма. Завтра (сегодня ночью…). Вы должны вылететь из Внукова (Домодедова…) в командировку на десять дней (на две недели…) в составе комиссии. Встречаешься с членами комиссии в аэропорту в 10-00 (14-00… 17-30…) у стойки регистрации. Там тебя встретят, выдадут командировочное предписание и командировочные деньги. И т. д.
