После начальника политотдела на проверку пришел хозяин кабинета, полковник Сидоров. На вопросы из Боевого устава он ответил уверенно и подробно. Но при ответах по самой системе АСУ БУ он отвечал не очень уверенно, ответы были не всегда полными. Выставленные баллы у меня и моего напарника почти совпали. Решили поставить ему «отлично», так как на вопросы практического применения средств БУ он давал полные, правильные ответы.
Здесь надо сказать, что одна из глав Руководства по БР была повещена методике проверки знаний Устава и Руководства. Были приведены основные вопросы с градацией важности каждого (коэффициенты от 0,5 до 1,0) и градациями ответов по 4-х бальной системе: «Правильный, полный», «Правильный, но не полный », «Имеет ошибки, но не в основных положениях», «Имеет ошибки в главных положениях». При проверке необходимо было задавать от 10 до 15 вопросов. Свыше 10 вопросов рекомендовалось задавать только тем, кто отвечал на первые вопросы неуверенно или допускал ошибки. Такая система проверки должна была исключить волюнтаризм проверяющих из комиссий и способствовать объективности оценок. Она была разработана нами в НИИ-4, одобрена, доработана в Главном Штабе и Управлении БП РВСН.
Заместитель начальника штаба по боевой подготовке отвечал уверенно, но ответы его были не полные. Он получил «Хорошо», Еще три офицера штаба получили «отлично», «хорошо» и «удовлетворительно».
На другой день пришел командир дивизии генерал Петров. Вел себя очень надменно и как-то развязно. Отвечал на вопросы «с ошибками» и «с грубыми ошибками». Мой новый напарник из Главного штаба РВСН, почувствовал, что пахнет «жареным» и под каким-то благовидным предлогом после 10-го вопроса сбежал. Мне пришлось одному задавать генералу дополнительные вопросы, а ответы его были весьма неутешительными. Вел себя покровительственно, как будто, отвечая, он делает мне одолжение. Было видно, что очень нервничает. Вдруг он встал, и, не говоря мне ни слова, вышел. Я был просто поражен не столько бестактным обращением, но предельно слабыми знаниями, показанными при ответах на вопросы по практической работе на аппаратуре БУ.
Пошел к Малоненкову и доложил результаты проверки командира дивизии. Показал свои записи вопросов, ответов и подсчет баллов. Малоненков выслушал мой доклад, молча, не перебивая, а потом сказал:
– Я дам ему на подготовку еще 3 дня, а потом вместе с тобой его проверим!
Прошло три дня. Началась проверка. Генерал Малоненков сам задавал вопросы из перечня, записывал ответы и сверял их тут же с типовыми ответами. Я тоже все записывал. После 15-го вопроса Малоненков говорит мне:
– Подполковник Ягунов…
И дал мне какое-то поручение. Я вышел. О чем они говорили, не знаю. Вечером Малоненков позвал меня к себе и говорит:
– Давай сверим наши записи.
Сверили, результаты почти совпали, но мой балл оказался даже чуть выше. Он говорит:
– На тебя повлиял «генеральский синдром». Ты о результатах ни с кем не говорил? Ну и не надо!
Все результаты проверки мы заносили в специальную ведомость с росписями проверяющих и проверяемых. Ведомость в тот день Малоненко на подпись мне не дал.
Я продолжил проверку офицеров полков дивизии, дежуривших на КП в ранге «командир дежурных сил» и «помощник командира дежурных сил».
Плохих ответов не было. Но значительная часть проверяемых имела слабые знания и навыки по практической работе на средствах боевого управления. Основные недостатки: замедленная реакция на поступление сигнала, замедление в наборе ответа.
Проверки продолжались.
Через день, неожиданно, Малоненко вызывает меня к себе и спрашивает:
– Ты автомат Калашникова знаешь?
– Да!
–Давно стрелял?
– Лет 6-8 назад. (Стрелял из АК в Козельске в 1964г., а проверял оружие еще раньше, еще в Манзовке – это 1958г!)
– Знаешь, батальон охраны должен был проверять офицер из Боевой подготовки, но он заболел, а остальные АК не знают. Завтра утром пойди в батальон, проверь содержание оружия, а потом на стрельбище проверь, как они стреляют.
– Слушаюсь, товарищ генерал! – Говорю.
– Ну, зачем так официально, можешь отказаться, я тебя просто прошу и пойму, если откажешься!
– Хорошо, я все постараюсь сделать как надо. Вспомню!
Вечером в гостинице думаю, а может я зря не отказался от проверки? И тут вспомнил, как нас в Манзовке проверяла Инспекция Главкома. Как они нас «гоняли» по знанию оружия и его чистоте! Майор дотошно проверял чистоту оружия и потом на другой день, после стрельб снова все проверил. И как член комиссии Главкома я решил поступить так же.
Утром пришел в батальон охраны, представился. Потом командиру, майору говорю:
– Дайте команду на выход батальона на стрельбище.
Тот отдал соответствующее распоряжение, и мы выехали за город на стрельбище. Стрельбу личный состав выполнил между «уд» и «плохо».
Я говорю майору:
– А как Ваши командиры взводов стреляют из АК? Пусть покажут.
– Они будут стрелять потом, из личного табельного оружия.
– Ну, я не настаиваю.
Я не мог настаивать, так как команды на проверку офицеров батальона я не получал. Вдруг майор стал оправдываться, что плохая стрельба солдат вызвана сильным боковым ветром. Кроме того, некоторые автоматы недавно получены и поэтому не точно пристреляны.
И тут на меня нашло какое-то мальчишество. У меня иногда бывают подобные «сдвиги».
Решил рискнуть. Я попросил автомат и три патрона. Лег, выстрелил пристрелочную серию. Все пробоины легли вправо, хотя ветер дул с левой стороны. Зарядил в магазин уже 5 зачетных патронов. Дал очередь – три пробоины в силуэте (это отлично)! Я говорю майору:
– Оружие вовремя пристреливать надо, а лейтенантов заставить самих научиться, тогда и они научат солдат стрелять! Проверка окончена.
Майор выглядел расстроенным и всю обратную дорогу не проронил ни слова.
На другой день, я, как и положено, снова пришел в батальон и проверил чистоту оружия. Оружие после стрельбы было вычищено не очень хорошо, а точнее – плохо.
Объявляю майору:
– Товарищ майор, общая оценка по стрелковой подготовке и содержанию оружия – неудовлетворительно! Оружие вычищено плохо! Вопросы у Вас ко мне есть?
Тот снова молчит.
Прихожу в штаб, захожу к Малоненкову, там сидит кто-то из комиссии. По форме докладываю. По глазам вижу, что он доволен. Говорит:
– Ну, Евгений Анатольевич, ты даешь!
Намекая на мое «студенческое» происхождение. Отпустил всех и попросил рассказать подробно. Я рассказал, и он, по-моему, остался доволен и меня отпустил. У меня создалось впечатление, что его судьба видимо когда-то пересеклась с командиром дивизии не лучшим образом.
Не следует думать, что только мне удалось выявить недостатки. Каждому члену комиссии были выданы рабочие тетради в папке. В конце дня папки в опечатанном виде сдавались на хранение в секретную часть. Наши тетради это «Дневник проверок». Перед началом проверки, с новой страницы записываем: Дату, время, номер из пункта «Задания», какое подразделение мы проверяем, наше задание, кого или что проверяем, вопросы, ответы, оценки и т.д.
Два полка из 4-х стоящих на боевом дежурстве, получили оценку близкую к «Неуд». Два других – Удовлетворительно». Представители из ГУРВО, проверяя полки, которые готовились становиться на боевое дежурство, выявили серьезные нарушения в оборудовании стартовых комплексов, исключающие постановку их на боевое дежурство, в установленные Приказом Главкома сроки.
Парадокс заключался в том, что специалисты полков и служба главного инженера дивизии приняли технику, имеющую эти недостатки, от наладчиков промышленности с оценками «отлично» и «хорошо».
Основная причина – слабое знание техники и наплевательски-преступное отношение офицеров всех рангов к своим обязанностям! А служили они не в какой-то «дыре» типа – Ледяная, Дровяная, Карталы, Алейск, и …, а в благодатном крае, в центре Украины!
Кроме того, были выявлены также несколько случаев неуставного отношения в караулах, охраняющих командные пункты ракетных полков.
Но итоговую оценку должно было определить итоговое учение, максимально приближенное к реальным действиям в боевой критической ситуации.
Учения, начало которых (по сообщениям «друзей-добряков» из штаба РВСН) дивизии ожидалось через два дня, начались сразу и внезапно для командования дивизии в 2100.
Так как комиссия предыдущие дни работала еще и после ужина до 22–23 часов, то когда старших групп собрал председатель в 2000 на совещание, это не вызвало даже у нас никаких особых предчувствий. Мы дорабатывали план предстоящих учений. Пришел генерал Малоненков, сказал, чтобы мы «закруглялись», поскольку, через полчаса с ЦКП будет объявлена тревога. Некоторым группам была поставлена задача контроля системы оповещения в военном городке. Они по одному или по двое должны были выйти из штаба, не спеша разойтись по городку и к 2100 быть готовыми контролировать порядок оповещения и сбора офицерского состава.
Я со своим напарником за минуту до тревоги должен зайти на командный пункт при штабе дивизии и контролировать действия дежурной смены КП по оповещению личного состава. А через полчаса я должен выехать на основной командный пункт дивизии в позиционный район и выступать в роли посредника.
Старшим группы посредников был полковник из оперативного отдела Главного штаба РВСН. Он однажды пришел к нам на «экзамен». Просидел невозмутимо почти два часа, что-то записывал в своей тетради, но даже не подал свой голос. И так же, не сказав ни слова, вышел.
Генерал Малоненков оставался в штабе и контролировал все действия по общим средствам связи. С нашим полковником у него был прямой закрытый канал связи.
Учения начались. На случай тревоги, в каждом подъезде городка были установлены ревуны и тревожные звонки. В нескольких домах тревожная сигнализация не сработала, не все солдаты-посыльные быстро нашли своих офицеров и т. д. и т. п.
Когда, мы прибыли на загородный КП, караул не хотел нас пропускать, так как не получил соответствующую команду. Наконец мы спустились под землю и заняли свои места посредников.
Я вместе с нашим старшим был в Главном зале. Там дежурная смена уже в 21-00 получила сигнал с Центрального КП, подготовила все необходимые документы и ожидала прибытия на КП командира дивизии. Все были очень напряжены.
Как только прибыл командир, он, не стесняясь в выражениях, устроил разнос командиру дежурных сил дивизии за беспорядок на КП. Я такое обращение с подчиненными встретил впервые. Обычно в таких случаях, на учениях командир дивизии, выслушав доклад командира дежурных сил, спрашивал об изменении обстановки за время его переезда, садился на свое рабочее место за главным пультом Системы Боевого Управления и начиналась боевая работа без всяких предварительных разносов. А здесь все было не так. Сам командир был взвинчен, с виду обозлён, а его подчиненные выглядели испуганными и подавленными. В такой обстановке им трудно сосредоточиться для выполнения экстремальных заданий. В это время по АСУ БУ с ЦКП РВСН стали поступать сигналы, на которые надо было без промедления отвечать. В первый момент командир растерялся, так как забыл на какие клавиши на клавиатуре АСУ БУ надо нажимать. Потом зычным командирским голосом скомандовал:
– Подполковник Куприянов (это командир дежурных сил, который сдал нам теорию на отлично) дать ответ ЦКП!
Тот быстро подскочил к генералу, попросил чуть подвинуться, и нажал две клавиши подтверждения получения сигнала, находящиеся под самым носом у генерала, и отрапортовал:
– Подтверждение дано, товарищ генерал!
Видя это «кино», даже наш всегда невозмутимый полковник улыбнулся. Мне улыбаться было не положено. Надо было все это фиксировать в дневнике.
Учение продолжались. Команды с ЦКП шли одна за другой. Полковник из Главного штаба перестал удивляться работе со средствами БУ командира дивизии. Наконец объявили повышенную готовность к пуску ракет. В напряжении прошли почти два часа.
Вдруг меня по громкоговорящей связи вызывают к телефону в помещение дежурного по связи.
– Товарищ подполковник вас к телефону.
Беру трубку, генерал Малоненков:
– Евгений Анатольевич, ты, знаешь, как отключить все каналы связи от КП на КРОССе?
– Да, это я делал ранее в другой дивизии.
– Сейчас я даю вводную команду командиру дивизии, что у них вышли из строя все каналы проводной связи, а ты тем временем все отключаешь и остаешься на КРОССе, чтобы там что-нибудь не «нахимичали».
– Ясно!
Зашел в помещение, где располагаются все распределители входных каналов связи, сказал старшему лейтенанту связисту, что, вводная – потеря всех проводных каналов связи». Снял перемычки с входных и выходных каналов связи и селе.
Действующей осталась только радиорелейная связь и радиосвязь, которая работала только на прием шифрованных команд. Передатчик разрешалось включать, после 2-х часовой готовности, и только в безвыходных, исключительных случаях в условиях «Повышенная готовность».
По шлемофонной связи слышу, что докладывают, что радиорелейные станции не могут войти в связь! Ну, думаю, началась катавасия! В шлемофонах невообразимый шум, «мат-перемат!» В помещение вбегает майор-связист и что-то шепчет на ухо старшему лейтенанту и выбегает. Тот, спустя некоторое время потихоньку, как бы в раздумье, подходит к коммутационной стойке и собирается провести какие-то действия. Но я был на чеку, и сразу вернул его на место!
Более часа потребовалось, чтобы установить связь между КП и ЗКП дивизии! Как потом выяснилось, связь удалось установить только путем хитрости начальника связи, который послал офицера на машине в ближайшую деревню, а тот по междугородней связи позвонил в штаб и сообщил частоты связи. Команда на имитацию пуска в полки прошла буквально за минуты до времени пуска. Общая оценка учений «удовлетворительно» со знаком «–». Оценка работы служб штаба дивизии «неудовлетворительно».
Хуже результатов, я ранее при проверках не встречал!
После окончания учений и обобщения результатов проверки, на общем совещании офицеров штаба Генерал Малоненков зачитал акт проверки. Общая оценка «удовлетворительно», оценка работы штаба – «неуд», подготовка подразделений охраны – «неуд». Среди проверенных полков более половины получили хорошие оценки
Вернулись с проверки. Но недаром ходили слухи, что смещенный командир пользовался чьим-то покровительством вверху. Генерала Малоненкова встретили в штабе РВСН, мягко говоря, весьма прохладно. Некоторые документы по проверке «попросили» подправить перед докладом Главкому! Больше его не стали назначать председателем комплексных проверок Ракетных армий и дивизий. А так как меня в работу комиссий почти всегда привлекал генерал Малоненков, то прекратились мои надоевшие и, иногда, весьма длительные командировки по проверке боевой готовности.
Через некоторое время, будучи на Власихе, от полковника Васильева (бывший наш инженер полка в Манзовке), старшего офицера Оперативного управления ГШ, я услышал очередную «хохму». Он с присущим еще смолоду юмором, рассказал байку о случае при проверке Первомайской дивизии. Там проверить стрелковую подготовку личного состава батальона охраны послали одного из членов комиссии, профессора-полковника из НИИ-4. Тот проверил их стрельбу, содержание оружия и поставил «неуд». Командир батальона стал оправдываться, ссылаясь на то, что они не успели пристрелять новые АК. Профессор (в очках) взял «не пристрелянный АК» и отстрелялся на «отлично». Юмор в том, что «профессор» из НИИ видел и взял впервые в руки АК. Были некоторые юмористические подробности, изложенные в стиле Карла Чапека. Во время рассказа он хитро посматривал на меня. Я сказал:
– Да, не повезло тому майору!
– А откуда ты знаешь, что это был майор? …
– А я сам был в той комиссии, но никакого «профессора» у нас не было. И, вообще, это анекдот.
Видимо, по возвращении с проверки Маланенков рассказал Малашенкову о том, как он послал меня проверять батальон охраны. А Малашенков знал, что в отличие от его начальника отделения лейтенанта Бори Корж, я при проверках стрельбы из АК отделением, зачет стрелял вместе с солдатами. Знал, наверняка, это и Васильев, поскольку командир нашего дивизиона, подполковник Генералов, всегда отмечал это.
Когда эти строки воспоминаний был уже написаны, я на сайте «Ружаны стратегические», целиком посвященном РВСН, прочитал повествование генерала Малашенкова – «Дивизион, который забыть нельзя». Там генерал Малашенков описал впечатления лейтенанта Володи Малашенкова о нашем дивизионе и о нашем отце-командире подполковнике Генералове.
После «хорошей» проверки Первомайской дивизии, генерал Малоненков, следовательно, и я, стали «невыездными» в качестве членов комиссий по проверке бевой готовности.
Позже, я узнал, что мой бывший командир Козельской дивизии, генерал Бурмак, сменил генерала Малоненкова на ЗЦКП. Это было мое последнее участие в проверках боевой готовности войск. Вот такие дела.
Командировки в войска прекратились
Я вздохнул свободнее. Но, вскоре командировки возобновились, но только меня стали привлекать, как «эксперта по расследованию различных нештатных ситуаций». Их было семь или восемь. Запомнились две: в город Красноярск, дивизия в Ужуре и в Алейскую дивизию. Эти командировки запомнились не столько по причине расследования, а по событиям и сопутствующими обстоятельствами. О них я расскажу позже.
17. Покупка автомашины и как учился вождению
Примерно через два года после получения квартиры мы решили копить деньги на покупку автомашины. Я записался на очередь у себя в НИИ. За машиной надо было ехать в Подольск. А у меня еще не было прав, что делать? Высказал свою заботу в отделе. Вдруг, мой подопечный, лейтенант Миша Овчинников говорит мне:
– Евгений Анатольевич, я могу перегнать Вашу машину.
Оказывается, он еще в институте, в Свердловске, получил права, чтобы ездить на папиной «Волге». Мой сосед, Вася Володин довез нас с Мишей до Подольска. Я оформил покупку, и вместе вернулись в Болшево.
Возникло два вопроса: первый – как быстро получить права, второй – куда поставить «Москвич»? Курсов шоферов тогда в Болшево не было, обучались частным порядком, а потом сдавали экзамен в ГАИ.
Другой мой сосед, Валентин Захаров, познакомил меня со своим соседом по гаражу – Петром Сергеичем. Тот сдал мне свой (старый) железный гараж. Кроме того, оказалось, что Петр Сергеевич работает заведующим гаражам Пушкинской районной больницы. Я спросил его, сможет ли он обучить меня вождению, и он согласился.
Меня Петр Сергеевич спросил, приходилось ли мне водить автомашины ранее. Ответил, что приходилось. Во время службы на полигоне я много ездил по степи на грузовых машинах ЗИЛ, ГАЗ и на легковой ГАЗ-69, поскольку там не было ГАИ. Но опыта вождения легковых автомашин и в условиях интенсивного городского движения у меня не было. Да и всё это было десять лет назад.
Забыл ему сказать, что при перевозке вещей в Болшево из Козельска сам вел КАМАЗ почти всю ночь.
– Ну, хорошо. Приходи в субботу в гараж – начнем учебу.
Ранним утром в субботу пришел в гаражи. Открыл гараж, завел машину. Потренировался в переключении скоростей, в выезде и заезде в гараж.
В восемь утра пришел Петр Сергеевич.
– Садись, поехали.
– Куда?
– В Пушкино!
Я растерялся.
– Так сразу?
Выехали из гаража. По Болшевскому шоссе – на Ярославку. Еду осторожно, посматривая в зеркало заднего вида. Конечно, волнуюсь! Приехали в Пушкино в загородный гараж при районной больнице.
Петр Сергеевич говорит:
– Ну, вождение по шоссе ты мне сдал хорошо, для первого раза. Тебя надо учить только маневрированию при парковке и заезду в гараж. Я пошел работать, а тебя поручу одному из дежурных шоферов. Будешь с ним отрабатывать методы маневрирования.
Так началось мое обучение. По субботам я отвозил Петра Сергеевича на работу, потом обратно. А в воскресенье я брал в магазине «бутыльброд», приходил в гараж, и мы выполняли капитальный ремонт его «Москвича-408». Это была вся моя плата за обучение.
В третье воскресенье поехали к начальнику отделения ГАИ по всему Ярославскому шоссе на его юбилей. Сергеевич познакомил меня с ним. Сказал, что я военный, подполковник. Гостей было много, выпивки еще больше. Все хорошо выпили. Начальник ГАИ спрашивает меня:
– Почему Вы пьёте только Боржоми? –
Отвечаю:
– Я «за рулем»!
– Здесь все за рулем! Дайте Вашу записную книжку.
Он на первой странице пишет фломастером номер телефона.
– Если остановит инспектор ГАИ – молча, покажи ему этот номер телефона. И всё!
В четвертое воскресенье была «закручена последняя гайка» на Москвиче М-408, и мне было сказано:
– Евгений ты готов, иди в свое ГАИ, сдавай!
Пошел и сдал с первой попытки.
Результат такого обучения – за 40 лет вождения, ни одного прокола, плюс самостоятельное техническое обслуживание и любой ремонт (включая сварочные работы) своего «Москвича-412».
Неоценимую помощь оказала нам машина при строительстве дачи. В начале строительства ездили на работы по общему благоустройству площади кооператива. Ездили на строительство дачи, привозили строительные материалы. На юг на машине не ездили, так как это большая морока. Предпочитали ездить поездом.
