Вызывают на первое слушанье. «Солдат ударил сержанта лопатой». Судья майор,
два заседателя: я и авиационный капитан технической службы. Видим, чистое
покушение на убийство! Десять сантиметров левее и голова раскололась бы как
арбуз! Удар смягчили металлические лычки погона. Солдат на гражданке был на
учете в милиции! Смотрим в кодекс: самое минимальное - два года тюрьмы! А
судья нам предлагает дать ему два года дисциплинарного батальона! Мы
настаиваем на своем. Тогда майор признается, ему нельзя превысить
установленные нормы на тюремное заключение. Оказывается, в прокуратуре есть
и такие! Его за это нарушение могут подвести под сокращение! Нас двое, и мы
проголосовали за тюрьму. Была еще пара подобных случаев, после которых
остался неприятный осадок о нашем правосудии! Попросил начальника штаба
избрать кого-то другого. Тем более, что инженер полка, уже подполковник,
Васильев поручил мне возглавить ряды рационализаторов в полку.
Я, естественно, согласился, так как это давало мне возможность по примеру
моих товарищей покинуть строевую часть!
Тренажёр
Я с детства постоянно занимался фотографией, а один из наших офицеров
успешно занялся журналистикой и писал свои заметки в окружную газету «На
страже Родины». Он попросил меня сделать несколько фотографий к его статьям.
В частности, - к репортажу по проведению весеннего технического обслуживания
техники. За 3 фотографии мне заплатили около 300 рублей. Я газету со своей
первой публикацией хранил долгое время, но при переезде из Козельска в
Болшево газета пропала. Привожу одну из них. От Второй его публикации о
рационализаторах части у меня сохранилась только не совсем удачная копия.
Самой заметки я не видел, так как в части меня уже не было.
Я стал подумывать о поступлении в адъюнктуру. Это был единственный шанс
покинуть «гостеприимный» Дальний Восток. Надо было представить научный
реферат по специальности обучения. Я решил выбрать тему использования
тренажеров для обучения специалистов по системам радиоуправления. Разработал
теорию этого вопроса и решил ее практически реализовать. В то время в
Ракетных войсках никто еще не занимался тренажерами. И сами предложения о
создании тренажеров порой вызывали у значительной части командиров
непонимание и порой даже противодействие.
Идею о разработке и создании тренажера для БРК поддержал главный инженер
полка подполковник Васильев. Поэтому я домой принес с его разрешения штатный
осциллограф из ЗИПа Контрольного пункта БРК-2. Выписал со склада разные
радиодетали и стал дома проектировать, паять электронные схемы и делать
механические детали к тренажеру. Для специалистов по БРК тренажер был
единственным средством обучения и поддержания навыков номеров расчета на
должном уровне, так как в связи с близостью американских военных баз и
постоянными разведывательными полетами американской авиации нам запрещалось
включать передатчики БРК-2 даже с работой на эквивалент.
Потенциометрический датчик тренажера устанавливался на поворотном устройстве
антенны и юстировался по зрительной трубе. Два других датчика соединялись с
микрометрическими винтами «подстройки фаз антенного коммутатора».
Тренажером имитировалась работа по включению и настройке передатчика на
нужную мощность, настройке антенного коммутатора, наводке передающей антенны
на антенну КП и работа на Контрольном пункте во время подготовки и пуска.
Электронный Блок тренажера имел шесть двойных триодов и два пентода. Он был
смонтирован на отдельном шасси и помещался в макет шкафа модулятора, на
котором были установлены приборы настройки, регулировки и индикации «тока
магнетрона». Для контроля параметров и отображения импульсов использовался
штатный осциллограф.
За успешную работу по привязке стартовых позиций я получил благодарность
Главкома и был награждён денежной премией. Но у меня были не очень хорошие
отношения с новым командиром батареи капитаном Зиньковским. Это был типичный
еврей и по виду и по поступкам. По документам он был украинцем, но
физиономия… Он был очень честолюбивым и поэтому на меня «имел зуб», за то,
что я постоянно был у начальства на виду и мне иногда давали ответственные
поручения, минуя его. Было несколько случаев, когда Зиньковский при мне
попадал впросак по техническим вопросам, поскольку никогда не видел «живой»
ракеты.
Он часто говорил мне, что из-за постоянных разъездов, я мало занимаюсь
своими подчиненными. Я отвечал, что выполняю задания командования, но мое
отсутствие в подразделении нет проступков, а стрельбы из личного оружия
всегда выполняются на «отлично»!
Кроме того, я знал всю технику, включая сами ракеты и все наземное
оборудование безукоризненно, и инженер полка (подполковник Васильев) часто
советовался со мной и на совещаниях приводил меня в пример за добросовестное
отношения к делу. Иногда мне приходилось доказывать перед Зиньковским свою
правоту.
Из-за отсутствия в Манзовке информации о направлениях развития
радиоэлектроники я решил выписать американский журнал «Электроника». Он
появился в свободной подписке, по умеренной цене, в переводе ВИНИТИ. Он
выходил два раза в месяц. В нем приводились подробные рефераты научных
статей и описания патентов. Объем каждого номера от 150 до 500 страниц.
Поэтому я стал в курсе всех электронных новинок. Кроме того, когда нас с
Сашей послали на месяц на завод в Харьков изучать новую технику (которую я
сам доводил до ума в Капустине Яре), я купил там очень ценную практическую
книгу: “1000 новых электронных схем на радиолампах”. Эта книга явилась
хорошим дополнением к имеющейся у меня «Массачузетской серии» книг по
радиоэлектронике и была одним из основных справочников по созданию
тренажера.
Саша
Во время нашей командировки с Сашей в Харьков в пути произошел интересный
(бытовой) случай, о котором следует рассказать. Мы в поезде, как всегда,
переоделись в гражданское платье (спортивный костюм) и преспокойно отдыхаем
на своих полках. В соседнем купе ехали в форме и очень гордились этим
(вполне справедливо) молодые морские лейтенанты, только что окончившие
Тихоокеанское Высшее Военноморское Училище. На нас «шпаков» они не обращали
никакого внимания. К ним зашел какой-то симпатичный дядечка средних лет и
предложил сыграть в преферанс. Те из морской гордости согласились, хотя, как
скоро выяснилось, играть фактически не умели. И дядечка стал их обдирать как
липку. Он забрал у них, фактически всю наличность и даже предложил заложить
часы.
Саша Романов был детдомовский и был воспитан на высоком чувстве
справедливости и такие “штучки” дядечки он не мог вытерпеть. Он весь
извелся, а потом говорит мне: «Давай сядем и покажем этому красавчику, где
раки зимуют!»
У нас в части, а ранее на полигоне не было никого, кто бы в преферансе
обыграл Сашу! Когда в Капустином Яре мы «сидели на точке», то в перерывы
между боевыми работами занимали свободное время кингом или преферансом.
Играли просто на интерес. И Саша был нашим отменным учителем. Это
подтвердилось и в пути, в эшелоне. Во всяком случае, позже я даже с
некоторыми преферансистами в общежитии играл почти на равных. (Хотя играть
не любил, считая это увлечение аморальным!) Но Саша в этом деле был виртуоз!
Он все же уговорил меня и мы сели играть с тем мужичком. Преферанс такая
игра, что если двое в сговоре, то противостоять им очень трудно. Саша вел
игру, а я ему подыгрывал.
Расписали первую пульку и наш мужик подзалетел так, что отдал все выигранные
у лейтенантов деньги. Отдавать выигранное было жалко! Он настоял на
продолжении игры.
Во второй пульке к концу второго часа мужик предложил прекратить игру, но
Саша ему сказал, что время окончания установлено и менять его нельзя! Мужик
поскучнел, а потом говорит, что у него нет денег. Саша ему резонно отвечает:
«За такие фортели, еще во времена Пушкина проигравшего били канделябрами.
Канделябров здесь нет, поэтому снимайте часы и ставьте в залог на кон!» Тот
снял и положил, а сам весь дрожит от злости. И было из-за чего дрожать -
поскольку Саша ростом 151см и весом 48 кг. Мы Сашу на точке иногда по утрам
вместо штанги выжимали! Саша подал мне знак: «Давай, дадим ему чуть
выиграть»! Мужик немного повеселел и подумал, что ему стало везти. Но рано
радовался, Саша начал новую атаку и мужик сник. Но тут кончилось отпущенное
на игру время и стали подводить итог. Часы, какие-то зарубежные пошли
частично на расплату. Саша предложил «мировую». Мужичек ведет нас и
курсантов в ресторан, закладывает там часы и мы ужинаем с коньяком. Пошли в
ресторан. Часть курсантов осталась.
«Дядечка» заказал, что надо, мы пьем, закусываем, а когда официант пришел со
счетом, то мужик к нашему удивлению достает из какой-то заначки деньги и
расплачивается за все. Поддатый Саша заплетающимся голосом командует:
«Лейтенанты встать! Идемте от этого… с неприятным запахом!». Мы встали и
вышли. Приходим в купе к лейтенантам и Саша отдает курсантам все проигранные
ими деньги. Те вначале остолбенели, а он добавил, «Знайте, как играют
Стратегические Ракетчики!» И с гордым видом вышел из купе. Лейтенанты в след
что-то благодарственное сказали. После этого лейтенанты стали к нам
относиться уважительно.
При подъезде к Харькову, мы переоделись в форму, вышли в коридор и
остолбенели: - наш «Дядечка» превратился в пехотного подполковника. Нас с
Сашей он как будто не заметил и сосредоточенно смотрел в окно!
Вот такой неповторимый был Саша. Был очень добрый к людям и солдатам (даже
слишком), но не получал от них должного ответа. Авторитетом он не
пользовался. Очень любил свою Эрочку, а она желала, чтобы он побольше ее
любил и хоть чуточку поправился и поэтому кормила его сырыми яйцами по 10
штук каждый день! Он страстно хотел иметь сына, но не получалось!
На пути к адъюнктуре
После моей командировки в Харьков Нина забеременела и мы стали думать о
нашей дальнейшей судьбе. Решили, что она поедет к моим родителям.
Я написал рапорт о направлении меня для учебы в адъюнктуру. Однако капитан
Зиньковский был против этого. Пришлось обратиться с жалобой непосредственно
к командиру полка полковнику Генералову. Тот посчитал возражения
Зиньковского не обоснованными и дал «добро». А тот написал на меня плохую,
не соответствующую действительности характеристику. Снова моя жалоба и
Зиньковского заставляют переписать характеристику.
В Окружном госпитале
Но вдруг возникло препятствие, о котором я и не предполагал. Надо было
пройти медкомиссию. И комиссия бракует меня по причине завышенного (90 уд)
пульса. Не знаю почему, но в Военной комиссии почти все врачи были евреи. Я
был в отчаянии. И тут наш доктор ст. лейтенант Засоба подсказал мне
дальнейшие действия и направил меня на обследование в Окружной госпиталь,
который располагался в нашем же гарнизоне в двух километрах от нашей части.
В госпитале я прошел полное обследование и был признан годным к учебе и
службе без всякого ограничения. А повышенный пульс у меня оказался от
природы и от пониженного содержания кислорода в Приморье.
После положительного решения Госпитальной комиссии, можно было посылать
документы в Ростов.
Изготовление тренажера, при моих постоянных разъездах по Приморью, заняло
много времени. Вскоре я испытал тренажер, смонтировал его в классе. Составил
подробную инструкцию по его использованию. Её отпечатали в нескольких
экземплярах. Продемонстрировал тренировку расчета инженеру полка
подполковнику Васильеву. Тот пригласил на демонстрацию Генералова. Генералов
тоже одобрил, объявил мне благодарность и сказал Васильеву, чтобы он поощрил
меня премией за создание тренажера и выдал нужные документы.
Мне выдали максимальную премию «За организацию рационализаторской работы в
полку и создание тренажера». Васильев выдал справку «О внедрении тренажера в
учебный процесс».
Послал все документы и реферат секретной почтой в Ростовское Высшее Училище.
Реферат я снабдил подробными чертежами, схемами, осциллограммами и
фотографиями. К реферату был приложен Акт приема тренажера в опытную
эксплуатацию и заключение Главного Инженера полка.
Примерно через месяц из Ростова мне ответили, что реферат оценен хорошо и
что приемные экзамены через полгода. Меня вызовут. Я стал усиленно
готовиться к экзаменам. Так как я английский язык знал недостаточно хорошо,
то через знакомых нашел репетитора – учительницу английского языка. Но она
оказалась не особенно квалифицированной, и от ее услуг пришлось отказаться.
Занимался английским по самоучителю.
«Кислородный» пожар в полку
В канун праздника «Первое Мая» у нас в полку произошло ЧП. Сидим мы на
торжественном собрании в зале Дома офицеров и наш замполит делает (читает)
доклад. И вдруг выдает «пенку», произнося «…благодаря лично товарищу
Сталину…» В зале отдельные смешки! Он понял, что не то «ляпнул» (так,
видимо, было написано в старом докладе) и поправляется «благодаря Никите
Сергеевичу Хрущеву…». Раздался общий, откровенный смех! Он продолжает
доклад. Все сидели веселые и оценивали реплику зам полита.
Вдруг видим, подходит дежурный офицер к полковнику Генералову, сидящему в
президиуме, что-то говорит ему. Тот буквально срывается с места из
президиума и выбегает. Тут же кто-то сказал, что в части большой пожар. Мы
побежали в часть. На подходе к части увидели зарево. Прибежали, оказалось,
что горит овощехранилище. Пожар был странным. Периодически из дверей
овощехранилища вырывался ревущий столб пламени, как из сопла ракетного
двигателя. Пожарные лили воду, но выбросы пламени продолжались с перерывами
еще около 15-20 минут.
Дело было так. В овощехранилище пришла комиссия для получения продуктов на
праздничные дни. Там был врач – старший лейтенант Засоба, зав. складом,
кладовщик и двое солдат. Зав. складом предупредил, чтобы спички не зажигали.
Но кладовщик зашел в темный угол, куда свет от электроламп почти не доходил
и, по привычке, чиркнул спичкой. Спичка ярко вспыхнула, а потом у него
загорелись пальцы. Он закричал и с горящей рукой бросился к выходу. Когда
они выбежали на улицу, то на четверых уже горели шинели! Сбрасывали шинели,
– горела гимнастерка, сбрасывали ее, – горело белье. Огонь забирался внутрь,
где все было насыщено кислородом. Один из солдат, вместо того, чтобы
скидывать с себя одежду стал кататься по земле и получил сильнейшие ожоги,
от которых потом скончался. У Засобы были обожжены только кисти рук и
немного опалило промежность, (огонь проник через ширинку. У двух других
ожоги были того же характера, но одно яичко у кладовщика пришлось отнять.
Причина была в том, что после очередного «прожига» в цистерне осталось
несколько тонн жидкого кислорода. И тут кто-то из наших заправщиков
предложил залить остатки жидкого кислорода вперемешку с водой в
овощехранилище для его охлаждения. Якобы в Капустином Яре на стартовых
площадках это иногда делали! Но там для смешивания с водой использовали
специально изготовленный смеситель, а у нас решили упростить. Просто связали
шланги вместе, обмотали сеткой и через люк спустили в отделение для льда.
Включили насосы, залили. Вроде эксперимент удался. В отделении для льда
образовались ледяные сосульки и гранулы Но, забыли главное - длительное и
сильное проветривание всего овощехранилища. У нас дело было в канун
праздника 1 мая, поэтому спешили и плохо хранилище проветрили!. Никто не
предвидел возможных последствий насыщения овощехранилища кислородом!
Происшествие с помощью местных прокуроров удалось замять, но Генералов
получил строгий выговор. Инженер полка Васильев отделался легким испугом. Он
позже (когда был уже полковником в Оперативном Управлении Главкома)
рассказал мне, что Генералов всю вину хотел свалить на него. А подсказал
Генералову «о рациональном использовании кислорода» командир группы
заправщиков. Он сказал, что на полигоне Капустин Яр так всегда использовали
оставшийся от пусков кислород. Генералов, который во всех сомнительных
случаях советовался с другими, на этот раз принял решение, не
посоветовавшись ! Вот так, а человек погиб и никто вроде не виноват!
Полковые зачетные учения. Я выезжаю в Ростов
После нашего перевода на полковую структуру, было решено провести полковое
учение, максимально приближенное к реальности.
Ночью объявили тревогу, мы прибыли в штаб полка. Командирам групп (так были
переименованы батареи) и начальникам отделений БРК были вручены запечатанные
пакеты. Пакеты должны быть вскрыты только по достижении на марше
определенных рубежей. Бегом в автопарк, где уже находились офицеры
отделений. Они руководили запуском двигателей машин, получением стрелкового
боезапаса и получением продуктов питания, воды постельных принадлежностей и
палаток. Нам, как и положено, придавалась грузовая машина высокой
проходимости ГАЗ-63. Истины ради, надо сказать, что о выезде мы знали
заранее, поэтому все необходимое было уже погружено. Все бензиновые баки
машин и агрегатов были заправлены под завязку. Мой старший сержант “бандит”
Распопов, загрузил все что нам было положено и даже прихватил кое-что
дополнительно!
Новым было то, что кроме машины с радиостанцией, нам придали еще
дополнительно новые радиорелейные станции, работу которых было гораздо
труднее засечь вероятному противнику. Аппаратура этих станций тогда была не
очень надежной, иногда отказывала. Она имела автоматическое шифрующее
устройство - ЗАС. Ее параболические антенны имели узкую диаграмму
направленности. Для устойчивой связи антенны должны точно «смотреть» друг на
друга. Малейшее смещение приводило к потере связи. Имелся режим поиска
передающей антенны, но для этого надо заранее согласовать все параметры
работы.
Мы с Сашей разработали целый свод правил для наводки антенн радиорелейной
станции. Еще до выезда обговорили и записали частотные каналы радиорелейной
экстренной или запасной связи между собой. Частоты я согласовал со своим
товарищем, начальником связи Ивановым. Кроме того, при вероятной угрозе
нападения на позицию «хунхузов», мы договорились об обмене в экстремальной
ситуации специальным коротким цифровым сигналом по радиосвязи и по
радиорелейной связи. И это пригодилось! Наши позиции БРК располагались в 5-7
км друг от друга.
Мы заняли свои позиции БРК. Сразу установили радиорелейную связь друг с
другом. Так как передатчик БРК-2 даже на очень малой мощности (после
доработки аппаратуры появилась такая возможность) создавал сильные помехи
работе радиорелейной станции, то её установили позади, примерно в километре
от главной аппаратной машины. Радисты на машинах получили пакеты, которые
они должны были вскрыть или по нашей команде, или без команды при явном
нападении. С нами они имели прямую телефонную связь.
К нам прибыл посредник из округа (вообще не знакомый с БРК), мы отработали
имитацию пуска (ракеты делали только «ПРОЖИГ»). Посреднику наша работа
понравилась! Он составил акт я его подписал, и он уехал. Мы остались на
позиции до особого распоряжения (предполагалось еще перенацеливание с
изменением места позиции). И вдруг, часто бывает “ВДРУГ...”, когда мы
готовились к обеду, звонит мне сержант из Радиорелейной станции и диктует
известную мне группу цифр и говорит, что этот сигнал повторяется. «ХУНХУЗЫ»!
Я был просто оглушен таким известием. Приказал сержанту вскрыть пакет и
передать вторую группу цифр, которая подтверждала прием экстренного сигнала!
Я выскочил из машины и закричал: ”Боря, Распопов ко мне!" Сердце ходило
ходуном: «Что там у Саши произошло!?» «Распопов, оружие, боеприпасы и
надежных трех-четырех ребят в машину, срочно выезжаем к Романову! Лейтенант
Круглов, организовать круговую оборону!» «Распопов и Боря ведут наблюдение
по ходу движения, при неясности - останавливаемся!» Несемся на ГАЗ-63
напрямую!
При приближении к позиции видим над одним из опоясывающих позицию окопчиков
развивается “ПИРАТСКИЙ ФЛАГ”.Что за шутки! Кричат: «Не приближайтесь,
стрелять будем!» Мы остановились. Слава богу не “ХУНХУЗЫ”!
Напряжение спало. Спрашиваю, что хотите? «Хотим, чтобы нас беспрепятственно
выпустили в Китай!» Говорю: «Где офицеры?» «Они взяты в заложники! Если Вы
на нас нападете, то им не жить!»
Я выхожу, называю себя, демонстративно снимаю Стечкина с пояса и иду к ним
навстречу. Кричат: «Стой, не подходи, стрелять будем!»
«Ну ладно, отвечаю, пусть ваш главный выйдет для разговора»
Вышел солдат шатающейся походкой, расхлестанный, нечесаный, без ремня и
пьяный. Знаю, что с пьяными надо говорить очень осторожно, даже иногда
льстить им! О чем я тогда с ним конкретно говорил, не помню. Говорил о его
молодости, о родителях, о присяге, о воинском долге, о том, что они позорят
своих товарищей. Твердо сказал: «Китайцы вас выдадут сразу обратно». Но
могут и пристрелить! Он замешкался, но продолжал твердить, заплетаясь
языком, одно: или Китай или офицеров кончат. Надо выждать время. Я попросил
его подумать и пошел обратно.
Вдруг, раздался зычный голос моего сержанта: «Я Распопов, вы все меня
знаете. Так вот, кто не хочет, чтобы родители получили похоронки, руки вверх
и выходить к нам по одному!
Я еще не дошел до своих, как с нашей стороны, раздался выстрел и шумовая
граната из подствольного гранатомета разорвалась около пиратского флага
(Какая-то детская игра в пиратов). И еще пара таких гранат разорвалось перед
бруствером окопа «БУНТОВЩИКОВ».
Гранаты создавали шум, подобный взрыву снаряда. (Нам их выдавали при
поездках в сопки, чтобы избежать нежелательных встреч с некоторой живностью
Приморья. )
Сразу раздались крики «МЫ СДАЕМСЯ!» и солдаты по одному двинулись без оружия
в нашу сторону.
Наши солдаты обшарили всю позицию и нашли еще одного спящего солдата и 4-х
пьяных до бессознательного состояния деревенских девок.
ЧП началось, почти как у меня в Кап Яре, с кражи канистры спирта. Причем все
офицеры были на месте, но были заняты расписыванием пульки. Саша хорошо знал
свою технику. Но был очень слабовольным, он не пользовался командирским
авторитетом даже у своих офицеров, не говоря о солдатах.
В Кап Яре, по договоренности с Майором Михайловым, я «перевел» к нему в
отделение на должность старшего оператора Толю Чижова на усиление. Толя взял
сразу «бразды правления» отделением в свои руки и положение в отделении
выровнялось. Но Толя перед нашим отъездом на ДВК уехал поступать в
Ростовское училище (оно называлось в/ч 86608). Опять у Саши начались
проблемы!
Как оказалось, офицеры вместе с ним на позиции распивали спирт, не таясь от
солдат! Когда офицеры вместе с ним увлеченно разыгрывали “пульку”, солдаты
провели в большую палатку «девушек» и устроили коллективное “посещение
театра”. «Девушки» согласились за выпивку и собрали с солдат их рублики.
Когда один из офицеров случайно зашел (пьяный) в палатку, то повел себя «не
дипломатично»! В результате всех офицеров обезоружили, связали и положили на
лавки во вспомогательной машине. Сержант ничего не предпринял для
прекращения пьянки, хотя сам участия не принимал. А пьяная компания солдат
провозгласила «независимую республику» и решили идти в Китай. Положение
усугублялось тем, что у солдат была целая канистра спирта. Этим спиртом
постоянно подпаивали девок и других солдат. Некоторым солдатам, которые
отказывались пить, вливали спирт насильно.
Чётко сработал сержант из радиорелейной машины, когда увидел, что связанных
офицеров заталкивают в вспомогательную машину. После я обоих радиорелейщиков
представил к краткосрочному отпуску на родину, мотивируя это тем, что они
впервые освоили новую технику. Солдаты из радиостанции молча примкнули к
«бунтовщикам».
Освобожденный Саша, протрезвевший, рыдал у меня на плече – «Что теперь со
мной будет?» Я его утешал, что все образуется!
Мы втроем, я, Боря Кривошея и ст. сержант Распопов собрались в Главной
машине на совещание. Что делать? Боря предложил передать дело в военный
трибунал и пусть их судят. Но в этом случае судить надо и офицеров! Да и нас
за самоуправство не пожалуют! И какое пятно ляжет на полк перед постановкой
на боевое дежурство!
Распопов предложил со всех, в том числе и офицеров, взять подробные
объяснительные записки, которыми они обрекали себя на суд, если до этого
дойдет. Видно, он хорошо запомнил свой опыт и понял его действенность.
Я предложил с «девушек», незаконно проникших на секретный объект, когда они
протрезвеют, тоже взять правдивые покаянные расписки, указав, кто их
насиловал (или сами давали). И отправил Распопова к ним, чтобы он развел их
по домам и сказал родителям, что нам пришлось сражаться с «хунхузами». В
деревне слышали разрывы гранат, поэтому родители должны помалкивать, а то
«хунхузы» вернутся и всех спалят и поубивают. Распопов это поручение как-то
выполнил, а что делать дальше?
Посовещавшись, мы решили со всеми солдатами провести беседу. К тому времени
все протрезвели. Я начал с того, что от отсутствия руководства со стороны
офицеров некоторые солдаты проявили слабость, за которую полагаются не малые
тюремные сроки. Я не намерен губить их молодые жизни, думаю, что они
осознали свою вину. Но, если известие об их проступке дойдет до
командования, то я буду вынужден все рассказать. К счастью вы не успели
наломать больших дров. Я и старший сержант Распопов будем следить, как вы
ведете себя. Если замечаний не будет, то я уничтожу ваши объяснительные.
Если будете вести себя недостойно, то придется все рассказать! Распопов
вставил фразу: «Будете дело иметь со мной!». Делом займется уже трибунал, а
этого вероятно Вы и ваши товарищи не хотят. А сейчас сдать всё оружие, и
офицерское ст.лейтенанту Кривошее в оружейный ящик. Он его будет сохранять
до нашего возвращения в часть.
Буквально через час получили шифровку на свертывание позиции. Мы отправились
к себе. В пути я своих солдат предупредил, чтобы они молчали у себя на
точке, зачем мы ездили. Показалось, что на них напали «хунхузы», но тревога
оказалась ложной.
По возвращении в часть, мы узнали, что «прожиг» прошел не бесследно.
Шоферам, одного из спиртозаправщиков в период подготовки к учениям на базе
заправки удалось залить спирт в один из бензобаков (150 литров) ЗИЛ-150. (В
Кап Яре подобные случаи бывали часто!) Спиртом поделились «по братски» со
своими знакомыми из других подразделений. И ночью, когда контроля не было,
напилось до бесчувствия более 30 человек! Стали разбираться, кто виноват!
Генералов по каждому такому случаю сам разбирался!
Через пару-тройку дней после окончания учений, объявили построение на плацу
всего личного состава полка. Вывели оркестр. Начальник штаба доложил
Генералову , что полк для подведения итогов учения построен.
Генералов начал с хорошего. Полк, по оценке проверяющих, провел учения с
оценкой «Хорошо» и признан готовым к постановке на боевое дежурство. Объявил
благодарности всем офицерам, за исключением офицеров группы подвоза и
заправщиков и тех подразделений, в которых солдаты напились! Нескольким
отличившимся сержантам и солдатам предоставил двухнедельный отпуск. Тех, кто
был замечен в пьянке, лишил увольнения на месяц.
(Тут он добавил, со свойственной ему экспансией: «А если они за это время не
поумнеют, то не отпущу в увольнение «пока ЯЙЦА не опухнут!» (привожу
дословно!).
В конце своего выступления Генералов предупредил вес личный состав, что
штатное горючее для ракет 8К51М - смесь метилового и других спиртов. Эта
смесь смертельна даже в малых дозах! Для отличия, метиловый спирт интенсивно
подкрашен!
После окончания построения, подразделения прошли под оркестр перед трибуной.
Массовую пьянку солдат мы, «старожилы» полка, между собой объяснили
несколькими факторами:
- старослужащие из Кап Яра знали, что новое горючее – смертельно и у них
выработалось к нему отвращение; (а вдруг и здесь тоже метил!)
- пришло новое пополнение солдат из местных;
- пришли молодые лейтенанты из сокращаемых частей (не лучшие);
- пришли новые замполиты (старые, Кап Ярские, знали, что их основная задача
во время пуска – максимальный контроль всех мест, где возможна «утечка»
питьевого спирта, основная задача замполита - минимум пьяных. Поэтому
офицеры не отходили от этих мест ни на минуту;
- офицеры старожилы (в том числе и командование) притупили бдительность к
«спиртовому фактору» и недостаточно контролировали личный состав.
Видимо это событие отвлекло внимание командования. До моего отъезда в
адъюнктуру никаких разговоров о происшествии на позиции БРК Романова не
возникало. Потом, по-видимому, что-то до начальства дошло. Но не в интересах
Генералова было поднимать это старое дело, тем более, что все улеглось. А
полковник Генералов готовился стать командиром дивизии – генералом!
«Спиртовый вопрос» имел еще продолжение. Командир группы заправщиков,
получив служебное несоответствие, за плохой контроль, решил его
компенсировать. От учений в цистернах осталось несколько тонн спирта. Он
решил его продать. Нашёл покупателей, но те уже были под колпаком у милиции
(тогда еще честной). Попался с поличным, и его арестовали. Чем дело
кончилось, я не знаю, так как уехал.
Оглядываясь назад
С тех пор прошло много лет, но я всегда с благодарностью вспоминаю своего
первого Командира полковника Генералова – слугу Отечества и Отца своих
подчиненных!
В эпиграф я поместил высказывания Хрущёва о «Дальнем, ставшим Ближним».
После его поездки нам, военным и гражданским сняли «Восточную доплату», что
вызвало массовый отъезд людей с НАШЕГО ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА. Я проверил по
энциклопедии и обнаружил, что население Манзовки с той поры сократилось в
ТРИ раза!
Кстати, вскоре Уссурийскую дивизию вооружили ракетами 8К63, а ракета 8К51м
осталась в некоторых частях в европейской части.
Мое мнение: ракеты 8К51М, размещенные в Приморье, сыграли роль только
«красной тряпки» для американцев. Если бы возник конфликт, их бы уничтожили
еще в незащищенных хранилищах с помощью обычной войсковой авиации!
Сашу Романова, окончившего Ростовское Училище с отличием, вопреки обещанию
командира полка полковника Генералова, на следующий год в адъюнктуру не
отпустили. Возможной причиной было ЧП у него на точке. Сразу на него не
прореагировали только потому, что в части произошла тогда массовая пьянка.
Его перевели служить в Закарпатье. Эра его бросила, вернулась к родителям в
Ростов и вышла замуж. Саша мне ничего не написал, а уже много позже, когда я
был в НИИ-4, я получил письмо от его новой жены, в котором она изложила его
историю. Когда в Закарпатье он стал холостым, то стал сильно выпивать.
Я хорошо помню, как быстро Сашка хмелел и при этом становился буйным и
неуправляемым. Однажды в Манзовке его кто-то сильно напоил, так дома я еле с
ним справился. Даю ему нашатырный спирт на ватке в нос, а он кричит: «Выньте
рули из носа!» И так брыкался, что мне пришлось его связать и насильно в рот
влить воду с несколькими каплями нашатырного спирта и большой дозой
снотворного. Только после этого он уснул.
Так вот, новая жена, у которой был достаточно взрослый сын, привела его к
себе. И он остался. И полностью бросил выпивку. Потом они зарегистрировали
свой брак, и Саша усыновил мальчика.
Через несколько лет Саша тяжело заболел (рак) и умер. Его жена написала мне
в Болшево письмо, в котором обращалась ко мне с просьбой, если я смогу,
пристроить сына в Серпуховское Высшее Училище. Тогда я служил в НИИ-4, в
отделе у Клычникова, а со мной вместе работал, как гражданский старший
научный сотрудник, бывший начальник Камышинского Училища генерал
Рождественский Андрей Тихонович, с которым у меня были хорошие отношения. Я
обратился к нему с просьбой о сыне своего друга-ракетчика и просьба была
выполнена. Сын Саши стал слушателем Училища. Один раз он звонил мне по
телефону. Сообщил, что у него все хорошо. Но больше никаких писем я от жены
Саши не получал. Не знаю, как сложилась его судьба! Как служил?
Первую жену Саши - Эру Семеновну как-то раз встретили в ГУМе у фонтана.
Пообещала заехать к нам в Болшево, но не приехала.
Ранее я рассказывал, как по своему «гражданскому» недомыслию, присвоил
лейтенанту Низамову звание старший техник-лейтенант вместо «старший
лейтенант». Он на меня тогда из-за этого сильно обиделся, так как считал
себя - офицером-командиром. При нашем развертывании в полк появилась новая
майорская техническая должность командира группы подвоза и транспортировки
ракет. У Ханифа выходил срок службы в должности старшего лейтенанта. У меня
был разговор с подполковником Васильевым о возможности перевода Ханифа от
нас. Васильев говорит: «У него нет никакого образования!» Я ему отвечаю: «Он
очень исполнителен, знает строй и уставы, даже нашу технику изучил, а со
своими «телегами» ему разобраться будет не трудно». Вопрос решился
положительно уже после моего отъезда в Ростов. Ханиф, благодаря этому.
дослужился до «майора технической службы»!
Пришел вызов на меня из Ростовского училище, я быстро сдал технику, оформил
отпуск, командировку и поехал. С большим удовольствием смотрел в окно на
неповторимую природу и просторы Приамумрья и Сибири!
По дороге в Ростов я заехал на Урал, на Монетный. Там у моих родителей жила
Нина с дочкой - маленькой Леной.
После двухнедельного отдыха дома, отправился в Ростов сдавать вступительные
экзамены.
Думал, что никогда больше не вернусь на Дальний Восток, но я ошибся..
