Начало массового строительства стартовых позиций в Приморье
Мы перевооружились на ракетный комплекс Р-5 (8К51) с дальностью стрельбы
1200 км. Под удар ставились все американские военные базы! Надо было
определить места стартовых позиций для ракет 8К51, подготовить к ним
подъездные пути, тайно забетонировать плиты для установщика, сделать
топографическую привязку стартовой позиции и пункта БРК. Но история с
определением «мест стартовых позиций из Москвы» снова повторилась!
Я был включен в топографическую группу для повторной привязки стартовых
позиций. Начальником группы был полковник Колесников, присланный из Москвы.
Это был высокий стройный полковник, излишне худой, (хотя ел за двоих) с
тонкими длинными ногами. Имел маленькую голову с торчащими большими ушами и
уникально длинным носом, похожим на клюв индюка. При этом был о себе очень
высокого мнения.
Практически он не руководил нашей группой, так как ничего не знал о
технологии топографической привязки стартовых позиций. А о БРК‑2 — и
подавно. Вообще, полковник Колесников и в вопросах ракетной техники, и в
топографических картах, и в геодезии был полный профан. С нами, старшими
лейтенантами, он почти не разговаривал, считая это ниже своего достоинства.
Был уникальный надменный солдафон. Ходил, как гусь надутый и важный. Когда с
нами здоровался, то никогда не подавал руки. Спал он в отдельной маленькой
палатке. Но наш спирт пил и общий «закусон» ел, не отказывался!
Погода стояла солнечная, и наш полковник целыми днями только в плавках ходил
(прыгающей походкой) и загорал. Однажды он возлежал на спине на матрасе и
загорал. Со стороны из травы были видны его тощие мохнатые, согнутые в
коленях ноги. (Как у кузнечика в траве). Мимо проходил Чайковский, и тот
говорит ему в приказном тоне: «Товарищ старший лейтенант, найдите мне лист,
чтобы нос прикрыть». — Как я ранее уже говорил, он имел нос уникальной
длины. Чайковский Леша ему отвечает: «Извините, товарищ полковник, но
баобабы здесь пока не растут!» — Тот разорался, кричал: "Я Вас всех…твою
мать… нахалов, разгоню…(снова нецензурно)!» — На это «нахал», ст. лейтенант
ответил: «Интересно, а куда Вы собираетесь нас разогнать – дальше только
Япония!» Полковник затих и об инциденте нашему начальству ничего не сказал.
Наоборот, доложил «наверх» о нашей (и, следовательно, его) квалифицированной
и успешной работе. Ему мы присвоили прозвище «кузнечик» и только так между
собой его называли и не воспринимали его вообще!
Старшим нашей группы был топограф полка старший лейтенант Чайковский. Я с
ним был близко знаком еще по Кап Яру. Он был прямо влюблен в свою
специальность и с удовольствием проводил со мной углубленные занятия по
топографии, основы которой я усвоил еще на полигоне. При развертывании БРК
мне часто приходилось пользоваться теодолитом высокой точности и делать
самостоятельно привязки к триангуляционной сети полигона. Но как поступить,
если из точки, координату которой надо определить, видны только два знака, а
необходимо видеть не менее трёх? Что делать, если основная веха знака
разрушена? И т.д., и т. п.
Наши поездки по Приморью были похожи на путешествие в незнакомой стране,
поскольку топографическим картам, как оказалось, нельзя доверять. Ночевали в
палатках. Ездили на двух машинах: легковой ГАЗ‑69 и грузовой ГАЗ‑63 с
тентом.
Во время одной из поездок, в глухой деревне в стороне от цивилизации, не
имеющей даже электричества, в сельском магазине я вдруг увидел швейную
машину. Был очень удивлен и вначале не поверил глазам своим, так как в то
время швейная машина была страшным дефицитом! Мне повезло, потому что
швейная машина была с электроприводом. Народ в деревне очень экономный и
никто не хотел переплачивать за покупку электропривода. С такой радостью я
тогда возвратился из командировки.
Швейная машина была самым первым нашим с Ниной приобретением. Нина ходила в
кружок кройки и шитья, который работал в ГДО, и, окончив его, стала
квалифицированной портнихой! Это было серьезное подспорье в бедной
офицерской жизни. Кроме того, в наших краткосрочных планах было появление
малыша, а ему потребуется целая куча детского белья.
Хорошо было то, что мы, поездив по всему Приморью, получили представление о
его природе и растительности. Мы шутили, что прошли путем Арсеньева. Но у
того был проводник – Дерсу-Узала, а у нас только устаревшие карты. Ночевали
в палатках. На бортовой машине перевозили пятерых солдат охраны, палатки,
мини-полевую кухню, продукты, теодолиты, раскладные топографические
знаки-стремянки и др.
Во время наших разъездов по Приморью произошло несколько случаев, о которых
стоит рассказать.
Мы попали под бомбёжку
Наша работа в основном была связана с поиском подходящих мест для стартовых
площадок и их привязки к местности. Работа затруднялась тем, что на Дальнем
Востоке система триангуляции была сильно запущена. Каждый топографический
знак должен иметь над собой специальную вышку, в конструкции которой
предусмотрен специальный столик для установки теодолита. В верхней части
вышки должен быть специальный шест с маркером, по которому наводится
теодолит для определения своих координат. Под вышкой – бетонный столбик с
маркером и, обязательно, его дублер на глубине один метр.
Практически оказалось, что у многих триангуляционных пунктов вышки просто
сгнили, или их разобрали на дрова. Иногда не только не было основного
маркера, но и его дублера под ним! Поэтому нам приходилось на время
восстанавливать вышки, устанавливать маркеры и их дублеры. По рации
связались со своей частью и заказали изготовить специальные бетонные
столбики с маркерами по центру. Для временной замены мы возили с собой две
раскладных вышки из дюралевых труб, деревянные столбики. Ставили их на время
привязки, а потом разбирали и перевозили на новое место. Эти работы
выполняли в основном солдаты, но и нам доставалось. Всё это сильно замедляло
нашу срочную работу!
И вот однажды, уже под вечер мы спустились с сопки, поужинали и завалились в
палатки спать. А ночью нас стали бомбить самыми настоящими бомбами!
Спросонья мы вначале ничего не поняли, выскочили из палаток и услышали над
собой в вышине гул самолетов. Самолеты не имели бортовых огней, а это
означало, что они выполняют боевую задачу. И ближние разрывы бомб. Ночью
кажется, что взрывы совсем рядом. Как потом оказалось, мы для ночлега
выбрали полигон для учебного бомбометания. Наше счастье, что мы
расположились на краю поля. Днем с сопки мы видели на поле какие-то
полуразрушенные постройки, но не придали этому особого значения, так как
повсюду встречали брошенные селения и дома. Никаких запрещающих знаков на
дороге мы не встретили. Спешно собрались и «рванули» от злополучного места
километра три в сторону от разрывов и только там остановились. Начинался
рассвет. Экстренным отъездом командовал старший лейтенант Чайковский.
Полковник, оказывается, ехал с солдатами в грузовой машине. Солдаты свернули
его палатку и погрузили в бортовую машину. Полковник, как истинный
спартанец, спал «в чем мать родила», поэтому был не особенно одет.
Наши поездки по Приморью показали, что все оно буквально забито аэродромами,
различными складами, в том числе и стратегическими, артиллерийскими и
авиационными полигонами и различными воинскими частями. Интересно то, что мы
ни разу не встречали предупреждающих щитов. Один раз въехали на поляну, а
там штабеля со снарядами! Ну мы сразу выехали, как въехали.
Равнинные участки, необходимые для размещения БРК, как правило, принадлежали
пойме реки Ле-Фу. Река вроде небольшая, но в период дождей и в половодье
сильно разливается, затопляя всю огромную пойму на десяток километров.
Вокруг поймы — сопки, покрытые непроходимыми зарослями карликового дуба. Эти
заросли перевиты различными лианами и, даже, ветвями дикого винограда.
Виноград мелкий, но сладкий и местные жители делают из него вино и варенье.
Весной среди общей зелени на сопках видны яркие светло-фиолетовые пятна
цветущих абрикосов. Абрикосы хорошо вызревают, но мелкие, похожие на дикий
молдавский абрикос – жерделу. Их сушат на зиму.
Некоторые растения, к которым мы привыкли в средней полосе России, в
Приморье достигают громадных размеров. Например, папоротники, лопухи,
различные зонтичные. Поляны с папоротниками, высотой до 5‑6 метров, похожи
на первобытный лес.
Зима в Приморье очень мягкая с частыми оттепелями, лето не очень жаркое
из-за близости моря. Но дожди по своей интенсивности похожи на тропические
ливни. За несколько минут проливаются целые водопады воды. Реки сразу
выходят из берегов и затопляют пойму. Меня вначале поразило, что мосты через
реку Ле-Фу при ширине не более 30 метров имеют длину 3,5‑5 км.
Свидетели катастрофы самолета ИЛ-28
Однажды нас навестил командир полка Генералов. Чайковский ему обстоятельно
доложил. Полковник Колесников стоял рядом и поддакивал. К этому времени наши
отношения с половником наладились Он не вмешивался в нашу работу, мы
оказывали ему соответствующие знаки уважения. Чайковский каждый вечер ему
докладывал о проделанной работе. Кушать он стал вместе с нами. Генералов
уехал, а с нами произошел новый случай.
Мы облюбовали под стартовую позицию распадок между двух сопок, у подножия
сопки "Высота 215". Место очень хорошее, и по линии стрельбы есть место для
размещения позиции БРК. Рядом, на сопке была неповрежденная топографическая
вышка. Разбили палатки, стали готовиться к ужину. Наше внимание привлекли
самолеты ИЛ-28, которые заходили на посадку, разворачиваясь как раз над
сопкой. Иногда нам даже казалось, что они вот-вот зацепят сопку. Вдруг яркая
вспышка и взрыв на самой вершине. В первое время мы не поняли, что
случилось, потом до нас дошло, что случилось непредвиденное, — один самолет
все-таки врезался в вершину сопки.
Мы повскакали с мест, и на двух машинах поехали к месту катастрофы. Надо
оказать помощь, вдруг летчики живы. Вверх по склону от нас шла старая колея,
мало похожая на дорогу. Мы по ней проехали более половины расстояния до
вершины, как вдруг первая машина застряла. Вышли из машин и увидели, что
склон сопки заболочен. Накануне прошел дождь, и дорога стала непроходимой
даже для вездехода ГАЗ-69! Кроме того, особенностью Приморья является то,
что иногда из склона сопки бьют ключи, и они заболачивают пологое место на
склоне. Мы потом неоднократно встречали подобный феномен. Далее к вершине
сопки пришлось идти пешком. Мы с большим трудом обошли заболоченное место и
стали через заросли продвигаться, а вернее, продираться и прорубаться на
вершину.
На вершине сопки нашему взору предстала жуткая картина: в сопку врезался
бомбардировщик ИЛ-28. На нем обычно 3 человека экипажа: летчик, штурман и
стрелок-радист в хвостовой кабине. Самолет от удара развалился на части. По
склону были разбросаны обломки самолета, некоторые из них горели. Наконец,
мы обнаружили останки одного летчика. Лицо — сплошное кровавое месиво,
комбинезон разодран на клочья. Смеркалось, а у нас был только один
слабенький фонарик. Решили спускаться вниз.
В это время на сопку с противоположной ее стороны взобрались летчики с
аэродрома. На нас напустился какой-то подполковник в авиационной форме,
потребовал документы. Мы ему представились как топографы (такова была наша
легенда), сказали, что у нас есть начальник — полковник, который находится в
нашем лагере у подножия сопки. Сказали также, что ни к чему не
притрагивались, а наш интерес вызван тем, что самолет разрушил наш
тригонометрический знак. Наш топограф, ст. лейтенант Чайковский был
расстроен, так как самолет разрушил не только сам тригонометрический знак,
но и разрушил и не только верхний бетонный столбик с металлической меткой
точной привязки, расположенный на уровне земли, но и нижний, запасной
столбик, который для надежности закапывался на глубину 70-100 см.
Летчики удивились тому, что мы так быстро поднялись на сопку. Мы ответили,
что большую часть пути к вершине проехали на машинах из нашего лагеря,
расположенного у самого подножия сопки. Они рассказали, что с их стороны
склоны сопки покрыты зарослями дубка, через которые проехать нельзя и
пришлось прорубаться сквозь эти заросли с помощью бульдозера.
Подполковник спросил, знаем ли мы, что находимся в особой запретной зоне и
что их задержка вызвана также тем, что пришлось добиваться разрешения на
посещение этого района. Мы спросили, что в этом районе особенного. Тогда он
подвел нас к обратному крутому склону сопки и показал вниз. И тут мы
увидели, что к сопке подходят железнодорожные пути и скрываются внутри
сопки. Стало ясно, что здесь какие-то большие подземные склады. Ниже склон
сопки был перегорожен забором из нескольких рядов колючей проволоки. Обломки
самолета частично повредили этот забор. Летчики, осматривая склон,
обнаружили старшину, стрелка-радиста. Он оказался жив, но был без сознания.
От удара его выбросило из хвостовой кабины, и он пролетев по воздуху метров
30-40, упал на плотные заросли дубка, которые смягчили падение. Старшину
положили на шинель и спустили вниз к нашим машинам по ту сторону болота.
Приехав в лагерь, ему сделали противошоковый укол и отправили на нашей
машине Газ-69 в госпиталь в Уссурийск.
В лагере была радиостанция для экстренной шифрованной связи с дежурным по
округу. Сообщение о катастрофе, свидетелем, которой мы были, закодировали и
передали дежурному.
Потом на нашу часть пришло благодарственное письмо, так как старшина остался
жив и выздоровел благодаря быстрой доставке в госпиталь. Но в то время мы
все были расстроены не только гибелью летчиков, но и тем, что пришлось
искать новое место для стартовой позиции, так как вблизи складов стартовую
позицию ракет располагать нельзя. Опять лишние 3-5 дней! Сюрпризы в виде
необозначенных на наших картах военных объектов постоянно нас преследовали.
Полковник Колесников уехал, так и не дождавшись очередной привязки. Мы с
Лешей Чайковским пытались понять, зачем в части присылают таких людей. Леша
пришел к выводу, что полковник Колесников сам решил «съездить в турпоездку»
в ДВК. Это приводило к дискредитации командования, не больше и не меньше!
Нас забрали в Комендатуру г. Уссурийска, и чем это кончилось
Следует рассказать еще об одном происшествии, случившимся со мной и нашим
топографом ст. лейтенантом Чайковским. Однажды в воскресенье, проезжая мимо
города Уссурийска, мы решили на ГАЗ-69 заехать в городской универмаг, чтобы
приобрести некоторые нужные мелочи: лезвия для безопасной бритвы, мыло,
зубную пасту и что-то еще. Машину с шофером оставили на стоянке около
универмага, купили что надо, выходим, а машины нет. Узнали, что ее забрал
патруль из комендатуры.
Добрались до комендатуры. Дежурный по комендатуре говорит, что машину
арестовали на основании приказа по Уссурийскому гарнизону, по которому в
воскресный день на путевом листе должно быть две печати. А у нас была одна.
Мы показали свои командировочные и объяснили, что находимся в длительной
командировке. Но дежурный сказал, что освободить машину может только сам
комендант гарнизона подполковник Саморуков (настоящая фамилия, я запомнил по
аналогии - Самодуров). Он будет через два часа.
Комендант появился через три часа, вроде в небольшом подпитии, и начал с
того, что стал орать на нас (меня старшего лейтенанта и старшего лейтенанта
топографа Чайковского), что мы по бабам ездим в самоволки, а прикрываемся
филькиными грамотами каких-то непонятных командировок. И это несмотря на то,
что наши командировочные предписания были подписаны командующим артиллерией
округа, генералом. Видимо, он на это не обратил внимания. Мы попросили
разрешения позвонить по телефону в часть, чтобы за нами приехали, но тому
показалось, что просьба была сделана не очень вежливо, а потому он нас
арестует. Вызвал патруля и приказал нас арестовать. У нас были с собой
совершенно секретные карты с указанием будущих стартовых позиций и мы,
естественно, должны были их охранять от любых посторонних даже ценой
собственной жизни! Мы пробовали ему еще раз объяснить, кто мы такие. Но он
матерился, орал и не захотел нас выслушать. Поэтому мы достали свои
"Стечкины" и заявили, что будем держаться до последнего, а арестовать себя
не позволим! Но особый аргумент, был у Чайковского в полевой сумке – две
гранаты РГД. И он их достал! Все шарахнулись вон из комнаты!
У коменданта даже челюсть от страха отпала, и он скомандовал патрулям выйти
из кабинета. Тут же он разрешил нам позвонить в часть. Но мы его обманули,
позвонили не в часть, а дежурному по штабу округа. Назвали свой пароль и
сообщили о своем аресте. Тот сказал, что немедленно свяжется с кем надо.
Буквально минут через 10 зазвонил телефон, и потребовали коменданта. Тот
взял трубку, представился, и даже мы услышали в трубке отборный русский мат!
Комендант стоял по стойке смирно, держал трубку у уха и повторял, как
попугай, только две фразы: “Виноват!”, “Так точно!”, “Виноват!”. ”Так точно,
будет сделано!” Я впервые в жизни видел так напуганного человека в чине
полковника!
После этого он извинился перед нами и сказал, что мы должны были ему сразу
сказать, что выполняем особое задание командующего артиллерией. Но мы
резонно ответили, что ему надо было внимательно прочитать наше
командировочное предписание, а не качать права. В качестве примирения, из
ресторана нам принесли обед, покормили и нашего шофера, после чего мы отбыли
из «гостеприимного» Уссурийска.
Я вспомнил документы, которыми мы были снабжены в Казахстане. Если бы нам в
Приморье выдали что-нибудь подобное, то не было бы никаких проблем.
Вскоре мы выполнили свое задание по привязке стартовых точек. Нам приказом
Главкома объявили благодарности, солдатам, помогавшим нам, дали
краткосрочные отпуска. А полковник Колесников еще раньше улетел в Москву
"зализывать раны" от гнусных лейтенантов. Больше я о нем ничего не слышал,
хотя и пытался узнать.
Комиссия Главкома и полковник Зубченко
Через некоторое время, когда мы в гарнизоне обустроились, обжились, и
сделали пару «прожигов", к нам приехала Комиссия Главкома по проверке нашей
боеготовности для официального преобразовании дивизиона в полк. Одним из
первых этапов проверки была проверка технического состояния нашей техники,
затем - выезд по тревоге на учебную позицию с имитацией пуска ракеты.
Председателем подкомиссии по проверке технического состояния был всем
известный еще по Капустину Яру полковник Зубченко. Он «прославился» тем, что
знал различные укромные места, где гнездится коррозия. Поиск таких мест был
своего рода хобби этого человека. В Капустине Яре его люди проверяли меня,
но, увы, мест с коррозией им найти в нашей технике тогда не удалось. Мы
оказались хитрее.
Так же произошло и на этот раз. У нас была одна плохая передвижная
электростанция 8Н01. Мы взяли, и ее шильдик-номер переклепали к хорошей
электростанции, взятой «напрокат» у соседей. А после проверки нашей техники
шильдики вернули на место.
Но в стартовой батарее произошел великий скандал. Для обогрева палатки с
ракетой во время ее проверки на технической позиции используется авиационный
воздухонагреватель. Он работает на чистом бензине. Заливная горловина
бензобака имеет внутри конусную сеточку, которая вынимается раздвинутыми
пальцами. Эта сеточка в месте ее пайки к ободку постоянно покрывается
зеленоватой коррозией. Зная это, полковник Зубченко, с сатанинским
выражением на лице, открывает крышку бензобака, засовывает в горловину два
своих кургузых пальчика и тут же быстро их выдергивает. Все видят
характерный цвет вещества обволакивающего его пальчики и чувствуют
характерный запах солдатского сортира (говна). Немая сцена покруче
гоголевского "Ревизора". Это произошло в присутствии представителя округа –
генерала, заместителя командующего округом (по артиллерии), командира полка
Генералова, инженера полка Васильева, начальника группы, начальников
отделений и нескольких солдат.
Я находился там же, в автопарке, но метрах в 50 от этого места, и, услышав
что-то непонятное, подошел к окружающей командование толпе. И ничего вначале
не понял.
Раздался голос, майора, начальника группы. Обращаясь к солдатам, он
скомандовал: «Воду и мыло!». Зубченко, говорят, молча взял мыло, намылил
руку, обмыл и быстро пошел из автопарка. Командир полка полковник Генералов
и инженер полка подполковник Васильев потрусили, как побитые, вслед за ним.
О чем они говорили в штабе – неизвестно, но Зубченко до отъезда в парке
части больше не появлялся.
Позже, от своих знакомых из Главного штаба РВСН узнал, что Зубченко из
инспекции уволили в запас. Как я думаю, не из-за этого случая. Многие
большие начальники были недовольны его мелочными придирками. Но слух о
«Полковнике в говне» распространился в войсках и дошел, видимо, и до
командования РВСН.
Много позже, когда я служил в НИИ-4, мы с бывшим помощником начальника штаба
Жбанковым (был уже в запасе) и полковником Васильевым, сидя на Власихе в
столовой, вспомнили это происшествие. Васильев был мастер рассказывать
подобные истории!
Кстати, еще в Капустином Яре, в нашем дивизионе командира батареи
заправщиков капитана Сазоненко судили судом офицерской чести после того, как
у него в спиртозаправщике, в предохранительном клапане полковник Зубченко
обнаружил пружину со следами коррозии. Хотя начальство настаивало, чтобы
Сазонова суд приговорил к отсрочке присвоения очередного воинского звания,
суд офицерской чести, не сговариваясь, ограничился просто обсуждением. По
нашему мнению, наказывать надо было представителей промышленности, которые
не покрыли пружину антикоррозийным покрытием. А по инструкции Сазоненко даже
не имел права вскрывать оттарированный и опечатанный предохранительный
клапан.
«Хунхузы» в Приморье
По возвращении из поездок по Приморью, нас ждали тревожные известия. Стали
известны два случая нападения китайских бандитов («Хунхузов») на караулы в
соседних с нами гарнизонах. В первом случае, к часовому у караульного
помещения подошел переодетый в нашу форму бандит. Солдат был молодой и
подпустил к себе незнакомца. Его задушили удавкой. Зашли в караульное
помещение, там (в нарушение устава) и отдыхающая, и бодрствующая смены
спокойно спали. Всем им перерезали горло. (И, как поется в песне: “И пала
грозная в боях, не обнажив мечей, дружина!” Затем бандиты переоделись в
обмундирование солдат, взяли их оружие и пошли к складу авиабомб. Они сняли
часового у склада, но в это время поднялась тревога, и бандиты стали
отходить в сопки. Двоих они потеряли, а остальные скрылись на китайской
территории. Оказалось, что один из разводящих караула пошел в туалет и видел
трагедию с часовым у караульного помещения. Как только все бандиты ушли, он
вернулся в караульное помещение и по телефону сообщил о нападении дежурному
по части.
Спустя дней 10 аналогичный случай произошел на другом аэродроме. Опять
полностью был вырезан весь караул, кроме начальника караула. Его под ружьем
повели на стоянку самолетов. Там часовой оказался бдительным и не дал
возможности приблизиться к нему. Окликнул "Стой, кто идет?". На ответ
"Начальник караула со сменой!"- скомандовал по уставу - "Начальник караула
ко мне, остальные на месте!". Бандиты замешкались, потом кто-то из-за спины
начальника караула произвел выстрелы по часовому. Ранили его, но он ответил
очередями. Тяжело ранил начальника караула, а из трех сопровождающих
бандитов двоих застрелил, а третьего ранил. Бандиты, которые были в засаде,
стали отходить. Поднятая по тревоге рота охраны, совместно с подразделением
из соседней части окружила бандитов, и все они были уничтожены. Спустя
некоторое время, на китайской стороне поймали первую бандитскую группу и
передали нашим пограничникам.
По понедельникам у нас на общем собрании офицеров читали приказы с «этими
страстями»!
В то время у нас с китайцами были очень хорошие отношения. Мы им передали
свою старую ракетную технику (8Ж38 – ракета с дальностью стрельбы до 650
км.) в полном комплекте и научили ей пользоваться. Нас наградили медалями с
портретом Мао.
После названных случаев командование Дальневосточного Округа издало
специальную брошюру с грифом "Секретно", в которой были подробно описаны не
только эти, но и другие случаи нападения на караулы. Основные положения были
доведены до солдат. Это имело скорее отрицательные последствия! Солдаты были
настолько напуганы, что под любым предлогом отказывались идти в караул. Один
солдат даже выпил из аккумулятора кислоту, сжег себе желудок, лишь бы
комиссоваться и не служить. Среди солдат были такие разговоры, что когда нас
призывали, то говорили нам о технической службе, а здесь надо ходить в
караул и могут убить.
Подобный случай произошел с моим солдатом!
Однажды, когда я был дежурным по части (а мои солдаты были в карауле), среди
ночи началась стрельба длинными очередями в автопарке. Подаю команду "Караул
в ружье!", "Поднять дежурное подразделение!" и сам вместе с начальником
караула бегу в автопарк. Подбежали к автопарку (проникли в него через
боковую закрывающуюся на замок калитку), и я громко крикнул, что идет
дежурный по части с начальником караула и разводящим. Подбежали к солдату
(из моего отделения, а он дрожит мелкой дрожью, заикается и ничего сказать
не может, только мычит и показывает в сторону забора. Я послал начальника
караула лейтенанта Белоглазова с двумя солдатами осмотреть прилегающую
территорию с другой стороны, а разводящего послал на вышку в углу автопарка,
чтобы он включил прожектор и осветил ту сторону забора. Никого они не
обнаружили, но нашли следы у забора и попытку оторвать доску.
Самое интересное в том, что солдат стрелял в забор высотой 2,5 метра, но ни
одной пробоины в нем мы не обнаружили. И это притом, что солдат полностью
опорожнил один магазин (30 патронов), перезарядил второй и его тоже бы
опорожнил, если бы автомат на 26-м патроне не заклинило. В тире солдат
стрелял хорошо!
Вот что делает страх с необстрелянным человеком.
Утром вместе с начальником штаба, подполковником мы тщательно осмотрели всю
территорию, прилегающую к забору, нашли обломанные веточки на кустах и следы
обуви на заборе. Видимо намеревались выбить доску ногой. Собак-ищеек в
гарнизоне не было, поэтому следы не смогли проследить. Потом более недели
наши КГБ-исты прочесывали все ближайшие окрестности, опрашивали местных
жителей и устраивали облавы на дорогах Приморья. Но все их усилия ни к чему
не привели. Правда, потом говорили, что было задержано два подозрительных
китайца. Насколько это сообщение соответствовало действительности,
неизвестно.
