Несмотря на сложные бытовые условия и постоянную напряженность при обеспечении боевых пусков, служить и работать на полигоне было интересно. Мы были избавлены от постоянной опеки наших дивизионных замполитов и командиров. У нас не было (кроме одного) случаев нарушения солдатами дисциплины. Отношения между солдатами (6 чел.) и офицерами (4 чел.) отделения были уважительные, лишенные всякого солдафонства. Никакой "дедовщины" у нас не было и в помине. Поскольку для надежности на позицию иногда ставили два комплекта БРК, то тогда дополнительно к нам прикомандировывали трех офицеров и шестерых солдат. Солдаты прямо рвались к нам. А самым страшным наказанием для них была отправка в часть, в казарму.
У нас на “точке” слабым местом всегда было приготовление пищи. Еще Суворов говорил, что путь к сердцу солдата лежит через его желудок. А поваров по штату нам не полагалось, а еда из концентратов становилась поперек горла через неделю. Солдатский паек стоил 1 рубль 30 копеек на день. Мы, офицеры, когда жили на точке, вносили в общий котел тоже по 1 руб. 30 коп за каждый день. Солдаты отоваривались продуктами на складе части, а на офицерские деньги покупали то, чего на складе не было. В общем, питание у нас было санаторное. Солдаты были гладкие, с накаченными мышцами. У меня “помощником по физкультуре” был лейтенант Толя Чижов. У нас всегда был турник, а иногда и брусья. Утром обязательная зарядка для всех с пробежкой одного километра. Была гиря-двухпудовка и многие солдаты баловались с ней. Были разные гантели.
В начале за повара у меня был Храмов, это был типичный хохол из Харькова, очень хороший и деловой солдат. По его заказу приобрели мясорубку, достали электродуховку. Поэтому котлеты и шницеля были всегда, а иногда даже пельмени. Естественно, подобное питание в части солдатам только снилось! После того, как Храмов демобилизовался, нам на поваров не везло.
Однажды я попросил командира нашей батареи подобрать грамотного, со средним образованием солдата на должность оператора антенн. И вдруг присылают худосочного, тощего дистрофика Наума Хайкина. Он был москвич, окончил машиностроительный техникум и работал до армии на ЗИЛе мастером в цехе сборки. Он не мог ни разу подтянуться на турнике. На строевой подготовке ходил, как Швейк. Один смех. Но свою специальность он освоил мгновенно. Я спросил его, сможет ли он потрудиться на благо всех поваром, а я взамен обещаю не гонять его на строевой и физической подготовке. Это оказался повар-самородок. Он раздобыл где-то поварскую книгу (может быть, я ему достал, не помню) и готовил по ней. У солдат он стал самым уважаемым человеком. Если он заходил в землянку и говорил: ”Ребята, я на ужин хочу приготовить жареную картошку со шкварками. Кто поможет чистить картошку?” То сразу двое или трое солдат приходили к нему на помощь. За год он отъелся, накачал гантелями силы и стал выполнять сам без какого-то принуждения почти все физические упражнения на турнике и брусьях. Одновременно он хорошо изучил технику и мог заменить любого номера расчета. В последний год службы я присвоил ему звание младшего сержанта.
Разговор к тому, что спустя много лет мы случайно встретились с ним в метро на станции Комсомольская. Я к тому времени стал майором, но был тогда в гражданском костюме. И вдруг слышу “Товарищ старший лейтенант” и потом - “Евгений Анатольевич!”. Оборачиваюсь, смотрю Хайкин Наум собственной персоной. Говорю - “Наум - я майор!”. Вышли из метро, зашли в какое-то кафе. Сели, заказали выпивку, закуску и поговорили. Он на ЗИЛе начальник цеха. У него двое детей. Дома он готовит лучше жены! Говорит, что всегда вспоминал меня, как я сделал из него сильного, уважаемого человека, Я его спросил, как он узнал мое имя и отчество, так как солдаты обращаются к командиру исключительно по званию. Он ответил, что так меня называл Низамов, а он запомнил. Лейтенант Ханиф Киямович Низамов был старше меня на восемь лет, а ко мне обычно обращался весьма своеобразно: ”Товарищ лейтенант, Евгений Анатольевич”. Во всяком случае, я был рад этой встрече. Мне было приятно, что я оставил хорошую память у моих солдат о себе.
Встреча
с ракетой морского базирования
Однажды я получил задание выехать на стартовую позицию, на площадку 4а, для проведения испытательных работ с бортовыми приемниками БРК-2.
Дело в том, что три таких приемника, настроенных каждый на свою волну, находятся у нас в машине контрольного пункта. Эти приемники идентичны бортовым приемникам. В прежней системе БРК-1 для смены волны необходимо было только поменять высокочастотный блок. В новой системе БРК-2 для смены волны приходилось менять весь приемник целиком, а это было не очень удобно. Кроме того, каждый приемник имел довольно большие габариты - такая кастрюля диаметром около 50 см. и высотой более 30 см. Круглая форма бортовых приборов ракеты была выбрана, исходя из удобства обеспечения герметичности приборов на больших высотах.
Ранее, на некондиционном приемнике, предоставленном нам разработчиками, мы провели эксперименты по созданию сменного высокочастотного блока изменения рабочей частоты приемника. Подобное конструктивное решение повысило бы мобильность смены радиочастотного диапазона. Разработчики системы не только одобрили наши эксперименты, но и изготовили в заводских условиях новый модернизированный экземпляр. Вот этот экземпляр мне и предстояло испытать во всех режимах работы. В машине контроля бортового оборудования. В случае благоприятных результатов испытания, предоставлялась возможность, поставить приемник в качестве дублирующего на борт ракеты и испытать его в реальных условиях. Обычно такие операции выполняют сами представители промышленности, но обстоятельства складывались так, что все они были заняты другими неотложными задачами. Мои деловые качества они знали очень хорошо и в моей квалификации не сомневались. Поэтому Ростислав Александрович Чигирев, представитель главного конструктора системы на полигоне, поручил мне провести эти испытания, согласовав, конечно, с моим начальством.
Испытания проходили успешно. И, в конце концов, все закончились благополучно. Но на соседней стартовой площадке произошел весьма интересный случай, свидетелем которого я оказался.
Дело в том, что соседняя стартовая позиция (4б) была оборудована для испытаний ракет для подводных лодок. Там была воспроизведена палуба современной дизельной подводной лодки с рубкой, которая находилась на специальном раскачивающем устройстве, похожем на детскую качалку, которое имитировало качку на волне. Ракета помещалась в пусковом контейнере. Контейнер был герметичный и во время плавания лодки занимал горизонтальное положение на палубе. Для пуска лодка всплывала, и контейнер переводился в вертикальное положение. Ракета была уже заправлена и стартовала из контейнера.
Мы сидели в столовой и через большие раскрытые окна наблюдали как “моряки” качают свою ракету. Расстояние до их старта было 1,5-2,0 км. Моряки качали-качали свою ракету и пустили ее во время очередного наклона. Но что-то в системе управления ракетой отказало и ракета, описав малую параболу в нашу сторону, приподняв немного хвостовую часть, как гоночный ракетный автомобиль устремилась по степи в нашу сторону, зарываясь носовой частью в песок! Реакция большинства, сидящих за столиками, людей оказалась мгновенной. Противоположные окна зала были открыты, и ничто нам не помешало, не только выпрыгнуть из них (высота около 1,5 м), но и “сдать нормы” по бегу в сторону на 200-300 метров. Вдруг рев двигателя прекратился и, оглянувшись, мы увидели, что виновница наших спортивных достижений, подняв громадное облако пыли, преспокойно лежит и ветер относит бурое облако в степь. Окислителем у нее была модифицированная азотная кислота.
Ну, а мы, глядя друг на друга, на перепачканные и у некоторых порванные гимнастерки, принялись хохотать. Потом вернулись в столовую доедать свой обед.
Некоторые любопытные пошли к ракете посмотреть, что там такое.
Это были первые годы испытаний ракет, беспечность была страшная. Хорошо, что все пока хорошо кончалось!
Главным конструктором всех ракет был Сергей Павлович Королев. Используя свой авторитет, он узурпировал все разработки в области ракетостроения. Естественно, что все вопросы он решить физически не мог. Руководство работами по ракетам для подводных лодок были поручены 28 летнему инженеру Макееву Виктору Петровичу. Подвижный, немного выше среднего роста, общительный. Он все время проводил на старте. Мы часто встречали его в столовой. Мне сказали, что это «Главный по качалке». Даже не верилось, что такому молодому человеку было поручено руководство очень важным направлением работ.
Дело в том, что в ту пору королевские ракеты на подводных лодках были с жидкостными двигателями, работавшие на горючем-керосине и окислителе азотной кислоте, перенасыщенной двуокисью азота. Мы звали эти ракеты “керосинками”. Их вначале использовали в качестве подвижного ракетного комплекса на гусеничном транспортере. Для подводных лодок эти ракеты были модифицированы. Первая ракета для подводных лодок имела индекс Р-17. Ракета имела дальность стрельбы около 300 км. Подготовка к пуску, заправка окислителем требовали предельного соблюдения правил безопасности. Одного вдоха паров окислителя было достаточно для летального исхода. И этот окислитель, чрезвычайно вредный для экологии и здоровья даже в малых дозах, оставался основным в нашей ракетной технике не один десяток лет!
После случая падения “морской ракеты” при последующих пусках ракет людей из ближайших объектов и сооружений стали эвакуировать.
Затем для испытаний новой «морской» ракеты с большей дальностью стрельбы (Р-21) был построен новый старт. Так как ракета имела большую длину, а для носителей ракет использовали серийные торпедные крейсерские подводные лодки с небольшим диаметром корпуса, то трубы для старта ракет (2-3 шт.) разместили в продолжение рубки ракеты и увеличили высоту рубки. Это было временное решение. Но такие лодки были приняты на вооружение и их построили больше сотни!
Кардинальным решением было размещение ракет в самом корпусе лодки и замена энергетической установки на ядерный реактор. Лодка превращалась в громадный подводный крейсер.
Формирование нового вида Вооружённых Сил – Ракетных Войск Стратегического
Назначения
В те времена ракетные части входили в состав Резерва Верховного Командования. Подошло время формирования нового вида Вооружённых Сил – Ракетных Войск Стратегического Назначения или сокращенно РВСН. По планам развертывания РВСН каждый дивизион становился основой для развертывания ракетной дивизии, состоящей из ракетных полков.
Прошло два года. О некоторых событиях этих лет будет рассказано далее в новеллах.
И вот в 1957 году нашу бригаду, состоящую из трех дивизионов, решили расформировать. Первый дивизион должен был быть направлен на Украину, второй в Ленинградскую область. Наш третий отправлялся на Дальний Восток, на станцию Манзовка, в 40 км от г. Уссурийска и в 80 км от Владивостока. Об этом нам сообщили примерно за месяц.
Наша
жизнь
Первый год после прибытия в Капустин Яр я жил в офицерском общежитии в военном городке. Так как я значительную часть времени находился на «точке», то в общежитии бывал редко. Отсутствовал иногда больше недели. За это время пропадали личные вещи. На моем велосипеде, который я купил, ездили все кому ни лень. Часто мне приходилось ремонтировать его и заклеивать проколотые шины. Я решил перейти жить на частную квартиру. Тем более, что за общежитие в месяц я платил 18 0 рублей, а наем частной квартиры в селе стоил всего 100 рублей, которые компенсировались финчастью полностью! И так я перешел жить с село. Хозяйка квартиры, тетя Маруся, как я ее звал, была 50-ти летняя женщина, которая работала буфетчицей в чайной на базаре. С ней жила 70-ти летняя мать, очень добрая женщина. У нее был сильный ревматизм, и я снабжал ее спиртом, который у меня был в изобилии. Потом к ним в летную кухню поселился гражданский парень Коля, ветеринарный врач. Ему по штату были положены лошадь и мотоцикл ИЖ-350. Мы с ним быстро подружились. Баба Тася, мать хозяйки, часто готовила нам жареную картошку со свиными шкварками. Мясо всегда приносил Коля, ну а спирт был мой. Иногда Коля приносил целого барашка, и тогда мы несколько дней кушали шашлыки. Мне повезло и в том, что Коля был авторитетом всех местных сельских ребят. Часты были случаи, что молодых лейтенантов в селе избивали. Коля был моей «охранной грамотой»
Село Капустин Яр в основном состояло из деревянных домов. Поскольку летом было очень жарко, то готовили еду в глинобитных кухнях, выстроенных во дворе. Вода была привозная, поэтому в каждом дворе закопанные в землю цементные емкости объемом в несколько кубометров. Этой емкостью пользовались как колодцем. Даже некоторые жители называли это сооружение колодцем. У домов не было никакой зелени. Возле некоторых домов были деревца саксаула, которые не требовали полива.
В Капустином Яре был введен сухой закон, и водка нигде не продавалась (только у тети Маруси из-под полы можно было купить).
Наши ребята приходили ко мне за магнитофоном.
В селе был довольно неплохой клуб, но офицеры туда заглядывали редко. Чаще ходили в центральную чайную при сельской гостинице. Там не плохо готовили и можно было выпить дешевого кизлярского вина.
Мы в чайную ходили со своим спиртом во фляжке. Спирт разбавляли крепким чаем, в стакан опускали чайную ложку и при приходе патруля болтали ложечкой. Все офицеры были предупреждены о строжайшей ответственности за употребление спиртного.
Раз в военном городке был случай, когда один офицер обмывал присвоение звания майор. Пришли патрули и всех военных забрали на гауптвахту. Потом состоялся суд офицерской чести, хозяина квартиры лишили присвоенного звания и уволили из СА. Другим гостям было вынесено «неполное служебное соответствие».
Это мой дом. Юра Розов, который жил рядом пришел проститься в связи с переводом к новому месту службы. Его отец работал главным инженером оборонного завода в Воронеже. Он добился, чтобы сына перевели к нему в военную приемку.
Я его проводил, и больше мы о нем ничего не слышали.
Вскоре в дом вернулась жить дочка тети Маруси с мужем и ребенком, и мне пришлось переехать с этой гостеприимной квартиры. Переехал в дом напротив, крыша которого видна на фотографии.
Там тоже я занял горницу, но хозяйка тетя Надя была не особенно приветлива. Она работала дояркой и жила вместе с «дауновской» племянницей. Они жили очень бедно. Ее племянница, увидев рядом молодого офицера, стала усиленно оказывать мне знаки внимания. Поэтому я старался на этой квартире бывать как можно реже. Жил в общежитии, где всегда находились свободные места.
Постоянная капустинярская жара выгнала из меня всю возможную воду и вытопила весь лишний жир.
Вот я во дворе дома. Видно, что в то время я был достаточно стройным парнем.
В этом доме моим раздумьям пришел конец, и я, наконец, решился определить свою дальнейшую судьбу. Я решил жениться. Но перед этим надо было помириться с Ниной. У нее был странный характер. Она предпочитала всегда при размолвках молчать, «как партизан». И ни когда не могла признаться в том, что она виновата. Пришлось с этим мириться, как оказалось, всю жизнь!
Я решил
жениться
Перед выездом из Капустина Яра, в моей жизни произошло важнейшее событие – я женился. Нина Андреевна Чиркова была моей старой школьной любовью. Когда я учился в институте, то мы с ней переписывались, а в каникулы всегда встречались. Поэтому на других девушек я смотрел, как на знакомых и не больше. Но Нина последнее время практически перестала мне писать Зоя Малыгине, ее лучшая подруга, во время моего посещения Алма-Аты, сказала мне, что Нина очень гордая и не хочет мне навязываться!
Мой предстоящий перевод на Дальний Восток явился итоговой проверкой наших чувств. Я написал Нине и предложил стать моей женой. Если она согласна, то пусть рассчитывается на своей работе и приезжает в Капустин Яр.
Она в это время отрабатывала свое назначение после окончания Уральского Лесотехнического Института, по специальности технолог спиртового производства. Назначение она получила на Анненковский спиртовой завод в Пензенской области.
Анненково – бедная деревня с хилыми домишками. Особенность деревень в Пензенской области – это отсутствие у домов какой было растительности. Дома в деревнях были бедными, многие глинобитные, крытые соломой. Дома стояли тесно вдоль одной длинной улицы. Колхозники были очень ленивые и на своей усадьбе кроме маленького огорода ничего не имели. У дома ни кустарников ни фруктовых деревьев. И это в богатой средней полосе России. Почти у каждого дома рядом стоял кирпичный или каменный сарай, без окон, крытый железом и с кованной железной дверью. В этом сарае, по существу хранились все ценные вещи из дома: буфет с посудой, сундуки с вещами и другие вещи. Говорили, что раньше в деревнях были часты пожары, когда выгорала вся деревня. Поэтому ценные вещи и хранили отдельно и пользовались ими только в исключительных случаях, на праздниках, свадьбах
В Анненково сохранился большой помещичий фруктовый сад, деревья, лишенные какого либо ухода почти полностью одичали и перестали плодоносить Парни и мужики каждый день напивались до бесчувствия ворованным даровым спиртом. Значит основная причина отсутствия растительности в Пензенских деревнях – хроническое пьянство, дремучая леность и необразованность жителей.
В один из своих отпусков я заезжал к Нине в Анненково с вполне определенной целью увезти ее оттуда и пожениться. Но Нина встретила меня очень странно, без радости и душевности. Она не захотела нормальных, хороших отношений. Вела себя скованно, как будь-то, чего-то боялась.
Она не стала писать и наши общения прекратились. Мне было как-то не по себе. Был влюблен со школьной скамьи в девушку, был верен ей всегда, а она выкидывает какие-то коленца.
Я отпуска свои проводил обычно дома с родителями. Узнав, что я приехал, ко мне зачастили Нина Говорухина со своей подругой Лизой Мантуровой. Мы стали вместе ходить на танцы. С Лизой мы были знакомы тоже со школы. Мы подружились, но меня к ней не влекло. Гуляли, ходили на танцы, целовались. Но из головы никак не никчемная размолвка с Ниной. Лиза чувствовала, что я с ней не искренен. Однажды, как-то Лиза сказало, что я гуляю с ней, а думаю о другой. А зря, у той есть парень, который обещал на ней жениться. Якобы она об этом писала Зое. Только тот парень не особенно спешил жениться! Большего я от нее не смог добиться. Отпуск мой подходил к концу. Лиза однажды, уже перед концом отпуска, спела мне отрывок из романса:
Зачем смеяться, если сердцу больно!
Зачем влюбляться, если ты грустишь со мной!
Зачем играть в любовь и увлекаться,
Когда ты день и ночь мечтаешь о другой!
И конечно Лиза была права, я все время думал о Нине, как о матери моих будущих детей.
И вот, уже из Капустин Яра, я написал Нине большое письмо о том, что если она не выберет сейчас, то я уеду очень далеко, и второго случая уже не будет никогда!
В середине Марта 1976 года Нина рассчиталась в своем «любимом» спиртзаводе в Анненкове и приехала в Капустин Яр. Может она стеснялась, того, что ей пришлось приехать. А 21 марта 1957 года мы зарегистрировали свой брак в Капустино Ярском сельском совете, Владимировского района Астраханской области!
Свадьба была очень скромная, просто на серьезную подготовку у нас не оставалось времени, так как был уже дан приказ готовить технику к транспортировке. На свадьбу пришли самые близкие друзья по Институту, служившие на полигоне.
У Нины не было свадебного платья и вообще свадьба была похожа на фронтовую. Принесли немудрящие какие-то подарки. Дали какую-то сумму в конверте. Помню, Валя Лукин подарил нам фигурку верблюда. Посидели, вспомнили совместную учебу.
Медовый месяц был у нас очень короткий - несколько дней. Мне до отъезда оставалось чуть более недели. В части дали краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам на пять дней. В штабе я выписал проездные документы на проезд Нины из Копустин Яра до ст. Манзовка с остановкой в г. Свердловск. Накануне нашеги отъезда я отправил Нину к моим родителям на Урал, на Монетку до тех пор, когда мы обустроимся капитально на Дальнем Востоке.
Мои родители Нину хорошо знали и лучшей невестки мне не желали! Поэтому встретили ее с любовью и радушием! Еще, когда мы учились в школе Нина часто бывала у нас. Мы дружили хорошей юношеской дружбой и по-детски любили друг друга. Нина оставалась жить у моих родителей и ждать моего вызова.
Прощай
Кап Яр - впереди Дальний Восток
Через два дня после отъезда Нины, командир дивизиона подполковник Генералов собрал офицеров и зачитал приказ командующего о передислокации дивизиона на новое место – Дальневосточный Военный Округ, станция Манзовка. На подготовку к передислокации и погрузку техники в эшелоны отводилось три дня. Приказ не застал дивизион врасплох! Командование и офицеры давно знали о предстоящей передислокации и техника была подготовлена к транспортировке. Ходили слухи, что один дивизион переведут в Ленинградскую область, другие на Украину и на Дальний Восток. Мы не знали только кто куда поедет и конкретные места будущей дислокации.
Погрузка техники проводили с аппарелей на станции Капустин Яр. У меня была внештатная мощная дизельная электростанция, которую мы однажды нашли брошенной в степи. Об этом я доложил инженеру дивизиона майору Васильеву. Он даже обрадовался – будет резервный источник энергии. Так как для нее не была заказана платформа, то он посоветовал машины на платформах немного сместить, а электростанцию поставить между ними на сцепку - «мостиком». Так мы и поступили, связав дополнительно платформы вязальной проволокой.
Погрузились в срок, в три эшелона, В первом эшелоне в купейных вагонах ехали офицеры, в плацкартных вагонах личный состав, в багажных вагонах и товарных имущество, продовольствие и полевые кухни. Техника на платформах. Основная техника перевозилась в двух других эшелонах, в каждом из которых был еще вагон с караулом. По правилам перевозки войск первые три вагона в каждом эшелоне являлись вагонами прикрытия (на случай возможной диверсии). в них везли какие-то гражданские грузы.
На полигоне нас заменил расчет БРК из другой части, из города Камышин, которых перебазировали в Кап Яр. Их офицерский состав расчета у нас стажировался месяц. Они видели наш быт, благоустроенную землянку, электрификацию и т. п. Мы новым жителям предложили в качестве отступного всего канистру спирта, но мужики оказались жмотами. Они понимали, что мы с собой землянку не возьмем.
Тогда мы решили взять с собой электрический кабель, который был проложен нами от «шарика» до позиции БРК. Кабель на новом месте мог пригодиться! Кабель выкопали и намотали на катушку. Кроме того, как я ранее сказад, что мы взяли с собой дизельную электростанцию, которую однажды нашли в степи. Хозяин тогда не нашелся, а мы использовали ее как аварийный источник питания. Достоинством ее было то, что двигатель ее работал на дешевой не лимитированной солярке, а не на дорогом бензине.
Пока мы весело ехали к новому месту. На нашей оставленной позиции произошли трагические событии.
Далее я излагаю события, которые дошли до меня гораздо позже, когда я уже служил в Ростове. Рассказал один из тех офицеров, которые нас тогда сменили на позиции БРК.
Землянку «сменщики» обжили, но «халявной» электроэнергии у них не оказалось! Главное, что они почему-то не догадались, что мы сами брали электроэнергию от кислородного завода «шарика». Видимо, их смутило довольно большое расстояние до него. Они думали, что электрический кабель подведен был нами от ЛЭП! Тем более, что вблизи, прямо за оврагом, в 350 метрах проходила линия ЛЭП (правда, напряжением 12 тысяч вольт, а не 220. Знающих электроустановки людей в расчете не было, а бездарей оказалось сколько угодно! И вот – начальник отделения БРК ст. л-т Карпович (кстати тоже из ЛИАПа), решил подключиться к ЛЭП, хотя другие офицеры отговаривали его от этой авантюры. Вообще-то уже по виду ЛЭП, по типу изоляторов можно приблизительно определить ее рабочее напряжение. Если имеется один тарельчатый изолятор, то напряжение от 500 до 6000 вольт, а если больше 3-х, то более 15 тыс. вольт. На той ЛЭП было по два тарельчатых изолятора.
Они решили измерить напряжение в ЛЭП. Взяли из ЗИПа тестер АВО-5, кстати, который может измерять напряжение до одной тысячи вольт. Один солдат с тестером был внизу, а второй с длинным проводом полез на столб с помощью проволочной петли. После того, как он коснулся своим проводом линейного провода ЛЭП, произошел сильнейший электрический разряд-дуга. Верхний солдат получил сильный ожог руки и, упав со столба, сломал ребра и ногу. Так как тестер вторым проводом был заземлен на рельс пасынка столба, то основной ток прошел через тестер и он превратился в уголь.
Тестер в деревянном ящичке был на коленях у солдата и поэтому только часть тока прошла через его тело. Он был в шоке, но его удалось вернуть к жизни путем искусственного дыхания. Солдат отправили в госпиталь и их вылечили, а начальник отделения БРК получил неполное служебное соответствие.
Снимая кабель мы не предполагали, что у кого-то хватит ума подключиться к высоковольтной ЛЭП напряжением 6/10 Квольт непосредственно к проводам!
Я недаром написал «Ехали весело». Полагалось иметь впереди электровоза (паровоза или тепловоза) не менее двух-трех «вагонов прикрытия» на случай террористического акта. Так вот, к нам в Саратове прицепили три вагона-пульмана.
Вскоре к нашей радости мы узнали, что в трёх вагонах прикрытия эшелона едут грузины, которые везут различные грузинские вина в бутылках и бочках на Дальний Восток в г. Уссурийск. Началось паломничество офицеров (возможно и солдат) в эти вагоны! Их сопровождало два грузина, которые по дороге хотели заработать на безбедное пропитание! На редких остановках (подчас весьма длительных) мы навещали дружественную «Грузинскую диаспору». Все были довольны! Грузины не дорожились и наливали вино в любую тару. Немного подороже продавали в бутылках, но оказалось, что вино из бочек гораздо лучше, чем фирменное из бутылок. Конечно, наши вояжи к этим вагонам не остались незамеченными командованием части. Но это считалось в порядке вещей!
Сами наши командиры не решались при подчиненных заглядывать в эти вагоны. У меня были достаточно доверительные отношения с инженером дивизиона майором Васильевым. Я на свой риск и страх купил у грузин для него три бутылки хорошего вина. Пришел в вагон, вызвал его из купе и вручил как подарок.
Он даже оторопел сначала. Но понял, что это я делаю конфиденциально и с добрыми намерениями, поблагодарил за заботу, но сказал, что принимает с оплатой стоимости. После этого я всегда стал брать дополнительные бутылки, естественно не афишируя, для кого я их беру.
Дальнейшие события нашего путешествия на Дальний Восток — в следующей главе.
