Мы часто
предполагаем, а «всевышний» нами распоряжается
Рано утром в понедельник меня в общежитии разыскал солдат-посыльный и передал письменное приказание: «Лейтенанту Ягунову Е.А. подготовиться к длительной командировке, к 9-30 прибыть к начальнику штаба бригады полковнику Коваленко И.Г.»(фамилия изменена).
Отгладился, почистил пуговицы и пошел к 8-30 в часть. Вначале зашел к начальнику штаба нашего дивизиона капитану Жбанкову. Показал ему записку, но он сказал, что он не в курсе. Пошел в штаб бригады, поднялся на второй этаж, нашел кабинет начальника штаба бригады и стал ждать назначенного времени. Из кабинета выскочил высокий полковник и когда я к нему обратился, он даже не обратил на меня внимания. Минут через 5-10 он идет обратно, я снова обращаюсь к нему. «Ну что ты чепляешся ко мне, как банный лист к жопе!» Я говорю, что мне приказано прибыть в 9‑30. «Вот придет время, тогда и заходи!». На моих часах было 9-27! Точно в 9-30 постучал в дверь и зашел. За столом сидит этот сухощавый полковник со злым недовольным лицом. Не дожидаясь окончания моего доклада, говорит: «Ну; чего надо?!». Снова докладываю: «Инженер-лейтенант Ягунов, по Вашему приказанию прибыл!», « А, Ягунов, сразу так бы и сказал!». Я уже молчу.
«Поедешь в командировку надолго. Сейчас зайдешь в строевую часть, там тебе дадут предписание, потом с ним к начфину, он выпишет тебе аванс на первый месяц командировки, затем к 11‑30 подойти в бюро пропусков управления полигона, предъявишь документы и там тебе скажут куда идти. Все! Свободен!» Я сказал: «Есть» и вышел из кабинета.
Видимо грубость здесь, в этой воинской части, нормальное явление. В Академии, не говоря уже в институте, такого выраженного хамства я ранее не встречал!
Пошел в строевой отдел, а там не знали, куда выписывать предписание! Позвонили начальнику штаба. Он их обматерил и сказал, чтобы написали «Командируется в распоряжение командира в/ч 15644». Это штаб полигона. Пошел в финчасть, получил деньги. Вышел из штаба. Смотрю, на скамейке меня ждет майор Михайлов. Видимо ему о моем вызове в штаб сказал Жбанков. «Вы куда едете?». «Не знаю, иду в управление полигона за инструктажем!» «А кто у меня людей учить будет?» Он выругался нецензурно, махнул рукой и пошел к себе расстроенный. И я искренне пожалел этого уставшего от жизни человека!
Пошел в управление полигона. Я даже предположить не мог, что увижу своего командира только через три с лишним месяца.
В бюро пропусков мне выписали пропуск и направили в конференц-зал штаба. Там при входе, проверили пропуск, и я зашел. В комнате было уже не менее двух-трех десятков офицеров. Это были старшие офицеры: майоры и подполковники. Ровно в 12‑00 в зал зашел полковник, заместитель начальника полигона.
Он сказал: «Генерал Вознюк Василий Иванович, назначенный начальником этой экспедиции, просил провести с вами инструктаж. Вам поручается выполнить ответственное задание ЦК КПСС и Правительства. Задание сверхсекретное, поэтому для сослуживцев и родных вы поедете в «районы Леоновки» - это условное наименование местности командировки. Здесь вы получите командировочное предписание, где будет указано это место назначения. Повторяю еще раз, ваше задание исключительной важности и секретности. Поэтому никому, ни своим командирам, ни жене, ни друзьям нельзя говорить ни о месте командировки, ни о ваших заданиях. Кто получил в частях предписания - сдать в нашу строевую часть, вам выдадут другие! Сейчас сфотографироваться, потом пойдете на склад, подберете себе специальное обмундирование. Пришьете метки с Вашим званием, фамилией. Обмундирование получите на месте назначения. Табельное оружие и специальные предписания, специальные удостоверения и дополнительные командировочные также получите на месте назначения. Выезд сегодня, автобус до станции от штаба в 10 часов вечера. Вопросы есть? Вопросов нет! Свободны!».
Вечером на автобусе приехали на станцию. Там в тупике стояло два пассажирских купейных вагона и два или три багажных. Зашли в вагон, там нормальный электрический свет, на полках постельное белье. В предписании был указан карандашом номер места. Мне, как младшему по званию, естественно, вторая полка. Проводники, аккуратно одетые молодые мужчины, мало похожие на обычных проводников. Мы решили, что они из КГБ. Еще с нами в вагоне ехало два солдата с погонами пограничников и с карабинами, видимо для охраны и обслуживания.
Пришел мотовоз, подцепил вагоны и доставил нас на ст. Баскунчак. Там вагоны ночью прицепили к какому-то поезду, и мы проследовали до Саратова. Проснулись уже в тупике в Саратове. Солдаты разнесли тарелки, хлеб, масло, сахар и чай. Прошли по купе с солдатским термосом и наделили всех желающих пшенной кашей с тушенкой. В купе работало радио. В Саратове мы простояли долго. «Проводники» прохаживались по коридору. Выходить из вагона было запрещено. В обед солдаты принесли термоса с рассольником и гречневой кашей. Наверное, в багажном вагоне была оборудована кухня. К нам еще подцепили два купейных вагона от московского поезда. Там были офицеры из МО, Ракетного Управления и из НИИ-4 МО (Ракетный НИИ). На наших вагонах таблички с надписями «Астрахань-Москва» и «Москва-Саратов» заменили на таблички «Москва-Фрунзе».
Наконец прояснилось, что мы едем куда-то на юг, через Казахстан.
Постепенно перезнакомились. Было всего два лейтенанта, один старший лейтенант, три или четыре капитана, остальные майоры, подполковники и полковники (двое или трое). Всего более 30-40 человек Руководство экспедиции приняло решение о новом размещении по купе членов экспедиции. Разместили по принципу тематики предстоящей работы.
Из НИИ-4 была представительная группа из майоров и подполковников. Я запомнил только одного майора с фамилией Гребенщиков, которого разместили в нашем купе. Дело в том, что в ЛИАПе я голосовал за кандидата в депутаты Верховного Совет СССР лауреата Сталинской премии профессора Гребенщикова. Он был создателем в СССР так называемой «голубой», т. е. просветленной оптики. Ее применили сначала в оптической системе перископов подводных лодок, что значительно повысило качество перископов в ночное время. Затем ее использовали в биноклях и, позже, в фотоаппаратах. Я спросил майора, оказалось, что это его отец.
В первую же ночь после Саратова произошло «ЧП». Поезд вдруг очень резко затормозил, да так, что некоторые попадали с полок. У нас упал майор Гребенщиков. Особенно он не пострадал, но на правой ягодице «заработал» обширный синяк, похожий по форме на пистолет «Макаров» который был у него в заднем кармане галифе.
Десяток лет спустя, когда я был подполковником и служил в НИИ-4, случай свел меня с полковником Гребенщиковым. Мы вспомнили нашу совместную работу в экспедиции, но свое падение с полки он забыл! И вообще ему не хотелось почему-то говорить на эту тему).
Подъехали к станции Аральское море (г. Аральск). Эта станция поразила нас тем, что прямо на перроне стояли прилавки, на которых продавалась самая различная рыба. Тут были сазаны, окуни и еще какая-то большая рыба. Рыба была представлена в самых разных видах приготовления: горячего копчения, холодного копчения, жареная, вяленая, сухая, мороженая. Еще там продавались самые различные изделия из верблюжьей шерсти. Свитера, джемперы, трусы, носки, перчатки и т. д. У вокзала на площади стояло множество верблюдов, запряженных в сани. Я впервые увидел столько верблюдов. Как сувениры купил перчатки и носки из верблюжьей шерсти. Они оказались настолько носкими, что я проносил их не менее трех-четырех лет.
Итак, мы катили в поезде Москва-Фрунзе. После Аральского моря проехали большую станцию Казалинск. Наконец, доехали до станции Джусалы. Там, для большинства из нас неожиданно, вагоны отцепили от поезда и загнали в специально построенный для этого тупик (см. карту).
О Джусалах в то время. (БСЭ): Это большая железнодорожная станция. Имеется тепловозное депо, большие ремонтные мастерские, мясокомбинат. Поселок состоит из двух частей: русской и казахской.
В русской части дома деревянные. Перед каждым домом небольшой палисадник с кустиками и небольшими деревьями. За домом небольшой огородик.
В казахской части дома глинобитные или глинобитные землянки. Дома обнесены сзади глинобитной стенкой, высотой метра полтора, по верху которой вмазаны в глину осколки бутылок. У дома и в дворике, никаких растений. Окна образуются из небольших стекол размером примерно 20х20 см, вмазанных прямо в стену. Топятся дома по-черному! В верней части стены сделаны отверстия, через которые выходит дым.
В тупике стояло уже несколько вагонов.
В четырех, ранее прибывших плацкартных вагонах жили солдаты охраны и шофера автороты. Был вагон-ресторан, несколько багажных вагонов, вагон рефрижератор, а также несколько товарных вагонов-теплушек, в которых располагались походные кухни и склады. Нас одели в черные полушубки с погонами. Еще нам выдали лётные меховые куртки и брюки. Вид был «классный»! Особенно если учесть, что мы были со штатным личным оружием, а у меня был «Стечкин» в деревянной кобуре.
Вся территория площадки около тупика была обнесена двухрядным забором из колючей проволоки. В углах площадки была поставлена вышка с часовым.
На площадке стояло с десяток грузовых машин, четыре машины с КУНГами – радиостанции, радиорелейная связь и десяток легковых вездеходов ГАЗ-69.
Начальником экспедиции (номинально) считался генерал Вознюк, однако, он здесь не показывался. Фактическим начальником экспедиции был полковник (по-моему) с какой-то украинской фамилией.
Весь офицерский состав экспедиции был поделен на группы по специализации: топографическая группа, медицинская группа, группа строителей, группа геологов, группа метеорологов, группа радио обеспечения и др. Каждой группе определили в вагоне соседние купе по числу размещаемых членов группы и плюс одно купе только для работы. Один вагон был штабной с большим залом для совещаний. В каждом вагоне были проводники -мужчины средних лет, в железнодорожной форме, но очень молчаливые и мало похожие на железнодорожников!
Я был определен в объединенную группу метео- и радиообеспечения, так как мой начальник не приехал.. Нашу группу возглавлял майор Метелица из Кап Яра. Фамилию эту я запомнил, так как про него ходила такая «байка»: «Там, куда он приезжает, хорошая погода сменяется метелью».
В мои обязанности входил сбор материалов метеоданных, а также измерение распространения радиоволн по всей территории будущего полигона.
Надо было провести учет всех существующих метеостанцией в районе, их оснащения, сбор метеоданных за пять-десять последних лет и их обобщение.
В задании говорилось, что радиоизмерения включают в себя: измерение электропроводности почвы по всей территории, определение прохождения радиоволн различного диапазона, измерение высоты ионизированных слоев (отражающих короткие волны) и дрейфа облаков этого слоя по высоте и в пространстве. Самое главное, что подробную методику работы должны были составить в НИИ-4 МО, и её должен был привезти старший нашей группы, но он по какой-то причине не прибыл.
В одном из вагонов были, обнаружены какие-то ящики с измерительными отечественными и зарубежными приборами, но никто не признался в их заказе.
Имелась также группа радиоразведки и радиопомех, не входящая в нашу группу, но ее основной задачей был контроль эфира, постоянная пеленгация всех радиосредств выходящих в эфир в этом районе и постановка помех в случае необходимости. Группа с нами не контактировала. Начальником её был майор из КГБ. Они располагались в отдельном вагоне.
С первого дня после приезда нас кормили в столовой, размещенной в вагоне-ресторане, комплексными завтраками, обедами и ужинами. Спустя несколько дней, в столовой появилось меню, правда, с ограниченным выбором.
Кроме меня специалистов по радио в экспедиции не было. Мне поручили ознакомиться с найденными приборами и научиться делать соответствующие измерения.
Пришлось изучать работу с приборами, часто методом «тыка». Для измерения электропроводности почвы использовались специальные многодиапазонные приемники, которыми измерялась напряженность электрического поля от определенных специальных радиостанций на поверхности земли и в колодцах на глубине 2, 4 и 6 метров. Нереально было бурить специальные колодцы для измерений в зимнее время. Поэтому приняли решение использовать для измерений существующие колодцы. Колодцы изображаются только на картах крупного масштаба (0,5 и 1,0 км/см). Дали задание просмотреть все карты огромного района в основном северо-восточнее Джусалы и по ним определить координаты имеющихся колодцев. Карты этих масштабов, даже не заполненные информацией, имели гриф «секретно». Поэтому, если при выезде берешь карты с собой, то должен иметь при себе табельное оружие и должен быть сопровождающий тоже с оружием. Так как все группы много работали с картами, то одно из купе в штабном вагоне было превращено в хранилище карт.
В наших купе были только маленькие столики, поэтому мы заказали и нам привезли чертежные доски. Несколько дней мне потребовалось, чтобы просмотреть десятки листов карт, по ним составить перечень колодцев в районе и определить их координаты.
Не было четких методик измерений. Нашли, или привезли, какие-то листки (скорее черновики) с записями, в которых было трудно разобраться.
Для проведения работ, нам необходимо было посещать все пункты района, поэтому, для обеспечения секретности, мы на время командировки сдали удостоверения личности офицера, а взамен их «всем разъездным» вручили специальные «крутые» удостоверения, заменяющие все виды документов.
Это была красная книжечка размером с паспорт. На обложке большой, тисненый золотом герб СССР. Внутренняя часть выполнена на гербовой бумаге.
Ниже фотография размером 6х9. На нижних углах фотографии тисненые гербовые печати. Одна «Министерство Обороны СССР», другая «Совет Министров Казахской ССР»..
На противоположной стороне текст:
«Предъявителю данного удостоверения Ягунову Евгению Анатольевичу дается право собирать на территории Казахской ССР сведения гражданского, административного, экономического, военного и другого характера. Всем органам Советской, Государственной и Военных властей, органам МВД оказывать всестороннее содействие. Он не должен объяснять необходимость получения сведений.
Неоказание помощи расценивается, как государственное преступление».
Министр обороны Малиновский /подпись/
Председатель Совета Министров Казахской ССР Тайбеков /подпись/
Примечание: Удостоверение было подписано подлинными подписями (не факсимиле!).
Моя работа по радиоизмерениям постоянно откладывалась, так как всегда находились какие-то неотложные дела по сбору метеоданных. Я часто выезжал в ближайшие населенные пункты за 20- 100 км на метеостанции и переписывал в специальные блокноты данные.
Для этих ближних разъездов нам был придан автобатальон из Туркестанского Военного Округа с шоферами «джигитами», как мы их прозвали. Они не признавали малого нажатия на педаль газа. «Езжай тише, перевернемся!» «Моя русский плохо понимает!»
И вот однажды, в январе, мы возвращались из ближней поездки (40-50 км.) и уже ехали по Джусалам, как на одном из крутых поворотов шофер не сбросил газ и резко повернул. Машину на оледенелой дороге занесло, она ударилась колесом о замерзшую кочку, и мы благополучно перевернулись и, сделав кульбит почти на полный оборот, ударились колесами в стену глинобитной мазанки. Часть стены упала. Мы, отделавшись легким испугом, вылезли через мою дверь. Вылезая, я хорошо потоптался на «джигите». Потом вылез он.
Из проезжавшей мимо машины вышли наши офицеры и солдаты. Общими усилиями мы поставили ГАЗ-69 на колеса. Из пробоины в стене мазанки выскочило четверо или пятеро абсолютно голых (был январь), чумазых, закопченных ребятишек и уставились на нас. Потом вылезла такая же грязная древняя старуха-казашка, которая загнала ребятню обратно.
Тут я использовал весь мой матерный запас и обрушил его на шофера. Тот не особенно вначале расстроился. Но когда ему старуха сказала несколько слов по-казахски, он побледнел, прямо затрясся от страха и что-то пробормотал в ответ. Когда мы вернулись, я сказал их старшине (тоже туркмену), о происшествии и тоже его обматюгал. Тот вытянулся в струнку и только повторял: «Есть! Так точно! Есть!». И тогда я осознал информативность нашего русского мата на всяких нерусских людей!
Вечером, я увидел, что старшина привез на самосвале глину, размешали ее с кипятком из полевой кухни, и с группой солдат выехали. Я догадался, что они отправились делать ремонт. Оказалось, что вообще казахи кровно ненавидят туркменов и таджиков, а те отвечают им взаимностью. Наши шофера без сопровождающих не выходили за пределы огороженного участка. С тех пор с этими шоферами я стал изъясняться только с использованием «лексики», хотя было противно! И больше ни один не сказал, что он «русский плохо понимает».
Как я ранее сказал, у казахов почти нет деревянных домов, только глинобитные, и не дома, а скорее мазанки-землянки. Основания стен и крыша сплетаются из ивовых прутьев и камыша. Каркас с обеих сторон обмазывается глиной. Внутри подобие печки из глины или просто кострище, трубы нет, и дым выходит при топке через отверстия в стене, которые затыкаются тряпкой из старого халата. Потолок и стены покрыты толстым слоем сажи. Окошечко в доме одно, редко имеется два окошечка, и обломки стекла прямо вмазаны в глину. Потолок низкий.
Наши исследования показали, что большинство казахов в этом районе (80-90%) неграмотно. У 30-45% наследственный сифилис (такая информация у казахских медиков была строго засекречена). Это удалось узнать, только предъявив свой «документ» русским врачам. Каждый год, то в одном, то в другом районах вспыхивают чумные эпидемии. Есть «чумные» районы, где больные чумой выявляются круглый год. Разносчиками чумы являлись суслики. Часть степных казахов живет за счет добычи шкурок сусликов. Они ловят сусликов, снимают с них шкурку, потрошат, а тушки варят в казане. Мясо сусликов едят, а сало используется для лечения очень распространенного туберкулеза.
Весной была намечена массовая обработка ядами громадных площадей полигона с самолетов. Затем - сбор тушек и их сжигание. Видимо, обработка принесла эффект, так как впоследствии на полигоне «Байконур» известных мне случаев массовых эпидемий чумы не было.
Одновременно в экспедиции прорабатывался вопрос об организации массового наступления на наследственный сифилис. Потребовалось более 10 лет поистине героических усилий медицинских служб всего Союза, чтобы справиться с этой заразой.
Мы с Сашей
ловим шпиона
Нас с Сашей Кореловым (техник-лейтенант из нашего дивизиона) послали в г. Саратов за радиотехническими измерительными приборами, которые нужны были для работы. Приборы изготовлялись в Саратове, и они были срочно заказаны.
Сели в поезд в купейный вагон и поехали. Кушали в вагоне-ресторане. Когда выходили из ресторана, в тамбуре к нам обратился солдат пограничник, который сообщил нам, что один из пассажиров в железнодорожной форме ведет себя необычно. Он подсаживается к нему, угощает спиртным и начинает расспрашивать о тех участках границы, на которой он служит. Особенно его интересовало, насколько тщательно охраняется граница. А когда проезжали Джусалы, он обратил внимание на то, что на местном аэродроме вдруг появилось много транспортных военных самолетов. Его любопытство и вопросы показались солдату слишком подозрительными. Солдат обратился к одному майору со своими подозрениями, но тот назвал это пьяным воображением. А он только представлялся пьяным, а водку выливал в подставку с цветами. Мы с Сашей были очень озадачены. Солдат не походил на ненормального и внушал нам доверие. Мы проверили его документы - он едет в отпуск на родину. Железнодорожник ехал в нашем вагоне. Мы решили посоветоваться с начальником поезда, который был в соседнем вагоне. Я Саше посоветовал наблюдать за купе с «железнодорожником», а сам пошел к начальнику поезда. Из разговоров мне было известно, что начальники поездов часто помогают КГБ.
Я зашел в купе начальника поезда и попросил посторонних выйти. Потом показал ему свое удостоверение, которое он внимательно прочитал. Затем подробно ему пересказал слова солдата. Мы подумали, и начальник спросил меня: «А оружие у вас есть?». Я ответил утвердительно. Тогда решили задерживать «железнодорожника» перед станцией Аральск, а начальник поезда сообщит туда, чтобы нас там встречали работники милиции. Договорились, что наш проводник позовет его к начальнику поезда якобы для проверки железнодорожных проездных документов. А мы должны его дожидаться один в купе начальника поезда, а другой снаружи.
Так и сделали. В Аральске Саша из вагона выходит первым, за ним «железнодорожник», а за ним я. Я свой Стечкин переложил за пазуху, а Саша расстегнул кобуру и держал руку на пистолете. Как только мы вышли из вагона «железнодорожник» отпрыгнул в окружающую толпу казахов и бросился бежать. Саша, выдергивая пистолет, случайно нажал на спусковой крючок, произошел выстрел, пуля ударилась об асфальт перрона и с диким воем рикошетировала.
Толпа казахов, окружавшая поезд, от испуга попадала плашмя на перрон. Поэтому бегущий оказался у всех на виду. От вокзала навстречу ему бежали два милиционера с пистолетами и двое в гражданском, они сбили бегущего с ног и мгновенно защелкнули наручники на запястьях. Казахи вскочили. Один старик подбежал к месту, где пуля вырвала часть асфальта, с какой-то туземной радостью воткнул в углубление палец и истошно закричал: «Дирка, дирка, смотрите дирка!» К нему подбежали другие и стали что-то быстро говорить друг другу. А я тоже с радостью подумал: «Как хорошо, что пуля, рикошетировав, никого не задела!»
Мы все зашли в дежурную комнату милиции, а задержанного увели куда-то. Я предъявил свои документы милиционерам и рассказал суть дела. Нашли в поезде и привели солдата-пограничника. Записали его показания и наши. Потом нас с Сашей пригласили в другую комнату, где были люди в штатском. Один из них представился капитаном КГБ, показал свое удостоверение и попросил показать наши. Мы показали. Спросил, а другие документы у Вас есть? Я показал ему последнюю строку данного документа, где было написано: «Данный документ заменяет все виды других документов в полном объеме». Он поблагодарил нас за проявленную бдительность. Сказал, что сообщит о нашем поступке своему начальнику, чтобы тот сообщил в наше министерство о нашем поощрении. Поезд задержали с отправлением минут на 20-30. Вскоре было установлено, что тот железнодорожник, чьи документы были у задержанного нами, умер за полгода до этого. Работники в штатском снова нас поблагодарили, записали наши данные из командировочных (а они были ложные!) и сказали, что сообщат о нас командиру части. Мы сели в поезд и отправились дальше. Приключений в поездке больше не было.
До нас благодарность так и не дошла. Спустя более 20-ти лет я у своего старого «Капустин Ярского» товарища из нашего дивизиона, который волею судьбы оказался представителем КГБ в нашем управлении НИИ-4, кое-что узнал. Он признался, что, исходя из срока давности, мне сейчас это можно сказать. В моем деле КГБ фигурирует факт 25-ти летней давности о том, что я участвовал в задержании шпиона, но без всяких подробностей. Но сказано, что об этом сообщено командованию. Вот так! Как в известном фильме: «КГБ никому никаких справок не давало, но при случае – срок давало!» Но до командования это не дошло, либо оно пренебрегло этой информацией.
Моя поездка
в Алма-Ату
В конце января вызывает меня к себе полковник, начальник штаба экспедиции и знакомит с полковником со знаками отличия строителя, и взаимно представляет нас. Меня он назвал ведущим специалистом экспедиции по сбору информации по различным вопросам. Полковник-инженер Трофимов Сергей Иванович (по памяти) начальник отдела из Управления перспективного строительства Министерства Обороны. Нам предстояло вместе выехать в Алма-Ату. Он едет в Совет Министров КазССР, а я сопровождаю его с секретными документами. После его сопровождения, должен выполнять свое задание в Центральном управлении гидрометеослужбы Казахстана. Заняться сбором метеоданных по всему району будущего полигона за предшествующие 10 лет. У меня было разрешительное письмо, подписанное Начальником Гидромета СССР.
Я выписал проездные билеты в мягкий вагон поезда Москва - Алма-Ата, По телефону начальнику станции заказал для нас отдельное купе. За 20 минут до прихода поезда вышли и по путям пошли на станцию. Темно, с трудом различаем под ногами шпалы, поэтому я подсвечиваю под ногами электрическим фонариком. Наконец, ближе к вокзалу появились редкие фонари, и стало посветлее.
Вдруг рядом с нами послышался душераздирающий крик о помощи. Я посветил в ту сторону, и мы увидели человека, лежащего на земле, а около него двух казахов, у одного из которых был нож. Я, недолго думая, выхватил пистолет из кобуры, выстрелил в воздух и закричал «Стоять, руки вверх, а то перестреляю!» Два парня вскочили и замерли с поднятыми руками, а третий остался лежать на земле. Мой полковник проявил любопытство и наклонился над лежащим человеком. Тот видимо подумал, что это снова нападающий хочет с ним что-то сделать, мгновенно вскочил и, не видя вокруг ничего из-за залитого кровью лица, со всей силы ударил по тени. К сожалению, тень оказалась лицом полковника. Тут вскочивший казах рассмотрел меня с поднятым огромным пистолетом, страшно испугался, упал на колени и завопил «Не убивайте меня, меня вот те хотели убить!» На звук выстрела от станции уже бежали два милиционера. Они подбежали и, увидев нас, встали как вкопанные. Один был казах, а второй русский. Вообще я заметил, что в Казахстане почти всегда, на разных должностях и постах, русские дублировали казахов. Видимо это делалось специально, чтобы пресекать казахский национализм! Национализм, которого даже в те времена было больше, чем достаточно. Я объяснил милиционерам ситуацию, из-за которой я должен был выстрелить в воздух. Милиционер-казах увидел, что у полковника весь глаз заплыл, и показывая на стоящего на коленях узбека (я разглядел), спросил: «Это он ударил?» «Да - подтвердил я, - но он это сделал случайно!» Тогда мент-казах говорит: «Сядет в тюрьму и подумает, кого можно бить!» Тут мой полковник, наконец, обрел дар речи и говорит: «Это он ударил меня случайно, а те хотели его зарезать! Подробных письменных показаний мы сейчас дать не можем, так как спешим на поезд в Алма-Ату, но после возврата из командировки мы все подробно напишем и узнаем о принятых мерах!»
В заполненном воинском требовании, было написано:: Полковник Трофимов С. И. и сопровождающие его инженер-лейтенант Ягунов Е.А., лейтенант Иванов И.И., лейтенант Петров И.И. Я пошел в кассу и взял билет в купе мягкого вагона Здесь следует пояснить, что по правилам перевозки секретных документов полагается отдельное купе.
В вокзал полковник до прихода поезда не заходил, чтобы «не светить своим фингалом». Я дал ему медный пятак, чтобы он приложил его к глазу и не отпускал. После билетной кассы я зашел в медпункт и попросил дать мне консультацию, что надо предпринять, чтобы подбитый глаз и синяк быстрее рассосался. Дежурная сестра-казашка начала что-то выступать, зачем, да почему. Тогда я сунул ей под нос свое «крутое» удостоверение и сказал, что она нарушает закон. И она, заикаясь от страха, все объяснила и снабдила меня всеми необходимыми лекарствами (в трех пузырьках) ватой, бинтом и всеми инструкциями на этот счет. Подошел поезд, мы прошли в свое купе и поехали. Я сразу приступил к лечению моего полковника. Поезд до Алма-Аты шел трое суток, и за это время надо было полковника привести в достойный вид для встречи в Совете Министров КССР. Лечению помогла пожилая женщина из соседнего купе. Доехали мы благополучно, лечение удалось. Синяк под глазом почти исчез, осталась только небольшая припухлость у глаза. В вагон ресторан мы, естественно, не ходили, еду нам приносили в купе. Полковник из чувства благодарности, за обеды расплачивался сам и даже не хотел выслушивать мои возражения на этот счет.
В Алма-Ате прямо у вагона нас встретил шофер из СОВМИНА и довез нас до гостиницы Совета Министров, где нам предоставили два смежных номера. Полковнику дали номер-люкс, а мне одноместный обычный. Но мы решили, что я размещусь на диване в гостиной люкса. Так по всем соображениям нам было удобнее, и соблюдались требования безопасности. В наше распоряжение была выделена «Волга». На следующее утро нам позвонили в номер и попросили сделать заказ на завтрак и обед. Завтрак нам принесли прямо в номер и сказали, что платить не надо. Машина ждала нас у подъезда гостиницы. Нас довезли до Совета Министров, я попросил шофера подождать меня. После сдачи привезенных документов в секретную часть Совета Министров я мог заняться своим заданием в Гидрометеоцентре.
Я вышел из Совета Министров и сказал шоферу, чтобы он отвез меня в управление Гидрометеоцентра. Там шофера я отпустил. И пошел к начальнику Гидромета. К моему удивлению им оказался выпускник нашего ЛИАПа. Он окончил приборный факультет, получил назначение в аэропорт начальником на метеолокатор. А потом его по решению партии направили на усиление - возглавить Гидрометеоцентр. Пришлось согласиться. Я показал ему свое предписание, мы обговорили, как быстрее выполнить мою задачу. Работы было очень много. Начальник вызвал заведующую архивом и начальника отдела текущей информации. Предупредил их о большой важности и секретности выполняемых работ и попросил для выполнения назначить самых толковых и активных сотрудниц. Дали мне под начало 4-х девушек. Я поставил им задачу, попросил записать основные пункты для памяти. Об ЭВМ в Гидрометеослужбе тогда и слыхом не слыхали, и пришлось фолианты данных обрабатывать вручную. Выписывать по заданной методике данные в толстые тетради. Девушки оказались очень толковыми и работа по подготовке данных быстро пошла. Потом данные перепечатывались в машинописном бюро.
В январе в Алма-Ате стоит солнечная, ясная погода, снег и легкий морозец 7-10 градусов. Но вдруг в Алма-Ате резко потеплело до +12-15 градусов при собственном прогнозе метеоцентра -10. Снег на улице начал быстро таять. Улицы Алма-Аты превратились в бурные ручьи. Все сотрудницы оказались одеты в валенки, а чтобы сходить в столовую или магазин, надо было форсировать бурный поток, мчащийся по середине улицы. Я был единственный, на ногах которого были сапоги, поэтому пришлось сделать несколько ходок до столовой и магазина, чтобы накормить всех голодных. А голодные они стали по собственной недоработке прогноза, который ничего не говорил о предстоящем резком потеплении. Потом вместе с начальником при подробном анализе сводок с окружающих Алма-Ату метеостанций станций выяснили, что одна из них предсказала резкое потепление, но другие отрицали это, и поверили им. Вот, что такое метеослужба.
Работа по подготовке данных шла хорошо, и я решил, немного отдохнуть и посмотреть город. Я вышел в город погулять. Вдруг я вспомнил, что где-то здесь под Алма-Атой живет Нинина подруга Зоя Малыгина. Обратился в справочное бюро, но там долго искали (более 2-х часов) и ответили, что такая в окрестностях Алма-Ата не проживает. Пошел в управление милиции в центральный адресный стол, предъявил свое «крутое» удостоверение и сразу сработало. Я сказал, что нас интересует противочумная борьба, которая ведется в Казахстане. И мне сказали адрес противочумной станции и фамилии ее сотрудников. И на все я потратил не более 15 минут. Противочумная станция располагалась за городом в 15-20 км. Надо было достать машину. Пошел в гараж Совета Министров, но шофера нашей машины уже не было и дежурный по гаражу, посмотрев на мое удостоверение, дал мне дежурную машину на 3 часа. Чем я и воспользовался. Зоя бала сильно удивлена моим появлением. Мы о многом поговорили, в том числе и о том, что с Ниной я временно прекратил контакты, но я надеюсь, что мы помиримся и поженимся. В комнату посмотреть на одноклассника Зои пришли почти все сотрудники. Включая начальника. Я познакомился со всеми. Организовали стол. Выпили. Закусили.
Во время разговоров за столом я Зое объяснил, что меня интересует обстановка по заболеванию чумой в Северном Казахстане. Казахи нас вводят в заблуждение, уверяя, что чума встречается очень редко. Зоя сказала. что у нее осталась папка с черновыми записями годового отчета. Спросила разрешения у начальника, который был за столом, и тот разрешил. Мы попрощались, и я поехал в гостиницу. Не думал тогда, что вижу Зою в последний раз. Вскоре она погибла в авиакатастрофе. Полетела в отпуск домой, у самолета ИЛ-18 отказал двигатель и он пошел на вынужденную посадку в поле. В Казахстане поля разных хозяев отделяются друг от друга глиняными стенами – дувалами окруженными кустарниками. По-видимому, летчик этого не знал, самолет ударился о стенку и перевернулся. Погибла одна Зоя. Родителям ее сказали, что она не пристегнулась ремнем при вынужденной посадке. Так рано погибла наша Зоя!
Вскоре все документы в Гидрометеослужбе были подготовлены. Я купил девушкам большую коробку шоколадных конфет за их доблестный труд. Все материалы были отпечатаны на машинке и переплетены. Мой полковник улетал раньше прямо в Москву, и я проводил его. В аэропорту я узнал, что можно долететь до Джусалы на рейсовом самолете Ил-14, который стал делать у нас посадку по требованию, если есть туда пассажиры. Я тут же выписал себе проездной на самолет и взял билет. После отлета полковника я переселился в одноместный номер.Через два дня я закончил все свои дела в Гидромете и на другой день прилетел самолетом в Джусалы.
Все материалы из Гидрометеослужбы были приняты на ура! Особенно доволен оказался наш доктор, начальник медгруппы (полковник медслужбы), который получил противочумный отчет из первых рук. Хотя отчет и не был официально утвержден, а был черновиком, но представлял большой интерес. Официальные лица Казахстана всячески принижали масштабы чумных проявлений в республике и давали иногда «отфильтрованные» данные. В частности, количество заболевших чумой в районе полигона они занизили почти в 10 раз. Доктор доложил о привезенном мной отчете начальнику. (И.О.) экспедиции и тот объявил мне благодарность в приказе от имени начальника. Это была моя первая военная благодарность! Отчет перепечатали на машинке и подшили к другим мед материалам. При разговоре с начальником я его спросил, когда будут начаты работы по радиоизмерениям? Он ответил, что когда я был в Алма-Ате, приезжал какой-то специалист из Москвы. Но не обнаружил нужных приборов и уехал.
За время моего отсутствия в экспедиции произошло ЧП. Одну из наших машин ночью в метель на неохраняемом переезде сбил скорый поезд. Машинист паровоза резко затормозил. Машина валялась под насыпью. Когда к ней подошли с факелом она вспыхнула и все находящиеся в ней сгорели. Погиб подполковник из управления, майор из Кап Яра и шофер. Виноват был «шофер-джигит», который тоже сгорел.
