Свободное от занятий время, в субботу, вечером или в воскресенье (в другие дни оно могло появиться только за счёт игнорирования самоподготовки), каждый проводил по-своему. Среди некоторых из нас в моде были «культпоходы» в рестораны, здесь шло сплочение в узкий круг близких по духу и интересам товарищей. Командиры отделений должны были докладывать начальникам курсов обо всех нарушителях самоподготовки.
На Бровке Ленинских гор
Мы, ЛИАПовцы: Толя Ларионов, Олег Замараев, Коля Калинкин, Володя Денисов, Володя Старцев и я предпочитали ресторанам кафе-мороженое на улице Горького. Там было очень чисто и уютно. Заказывали обычно бутылку Армянского коньяка и различные виды мороженого. Мороженое в виде шариков приносили в стеклянных вазочках. Иногда вместо мороженого заказывали крепкие коктейли. Часто мы просто гуляли по Москве, знакомились с ее парками, выставками, фотографировались группами и поодиночке.
Стояло хорошее «Бабье лето», и в одно из воскресений, мы решили погулять по Сокольническому парку (см. фото, слева – направо: Александров, Ягунов, Калинкин, Ларионов, Лукин, Старцев). Мы обратили внимание, что окружающие рассматривают нас с повышенным вниманием. Видимо, появление больших групп молодых офицеров в парке, было необычно.
Несколько раз мы выезжали в Подмосковье и на экскурсию по каналу им. Москвы.
Но это нравилось не всем. Например, Саше Золину приглянулся ресторан «Астория», туда часто залетали «ночные птички». Возвращался Саша обычно утром, весь какой-то измятый и опустошенный.
У Саши были солидные родители: отец – полковник, прокурор Читинского Военного округа, мать – заслуженная учительница математики. А Сашу постоянно (до конца своих дней) тянуло «в народную пивную» и к "ночным пташкам". Он был индивидуалист сам по себе. Редко принимал участие в коллективных мероприятиях. При этом Саша обладал весьма незаурядными способностями. В ЛИАПе всегда получал повышенную стипендию, так же учился в Академии. Но его «походы» через нашего командира отделения Львова стали известны начальнику курса, и это испортило его репутацию. Поняв это, Саша возненавидел Львова. Конфронтация между ними была постоянной и со временем возрастала.
Мой одноклассник Саша Сукин, который служил в частях КГБ на Севере, однажды был проездом в Москве. Мы с ним встретились и пошли в «разрешенный» ресторан «Аврора».
Я был первый раз в ресторане. Там при входе стоял медведь. Раздевалка была на первом этаже, а затем по широкой золоченой лестнице посетители попадали в зал. К нам сразу подбежал метрдотель, и мы попросили его посадить нас за маленький столик в углу зала под пальмами. Мы хорошо посидели, вспомнили нашу молодость. Мы давно, после их отъезда с Толей Бельским из Питера, не виделись, и поэтому было, что рассказать друг другу. Современный лейтенант в этот ресторан вряд ли попадет, так как сейчас там пришлось бы оставить не менее двух лейтенантских получек. А в те времена некоторые из наших гурманов ходили иногда в ресторан днем - просто пообедать. Один раз мы в какой-то юбилей, переодевшись в гражданское, посетили ресторан «Националь», что находился на углу улицы Горького и Манежной площади. Этот ресторан был в запретном списке, так как там часто бывали иностранцы. Наше начальство бдительно заботилось о нашем сверхсекретном имидже.
Еще я был в ресторане «Узбекистан», там мы «обмыли» встречу с дядей Федей Кичигиным, братом мамы. Он тогда работал Главным бухгалтером Управления Уральских газовых сетей и приехал в Москву, в министерство, с годовым отчетом. Конечно по роскоши «Узбекистан» не был рядом ни с «Авророй», ни, тем более, с «Националем»! Обычная забегаловка для «чучмеков».
Наша интенсивная учеба в Академии, сопровождалась основательными войсковой и заводскими технологическими практиками.
Учебный
процесс
В Академии главным в учебном процессе считалось изучение марксизма-ленинизма. Но главное не означало лучшее. У меня осталось очень грустное воспоминание о нашей «Марксистской подготовке». Преподавались дисциплины, особенно семинары, из рук вон плохо. Лекции обычно проходили в Актовом зале для всего потока сразу. Лекции часто читали, чередуясь, разные лекторы. Поэтому иногда нарушалась связь текущей и предыдущей лекций. Лекции не были последовательными и носили сумбурный характер. Большинство преподавателей-лекторов не обладали необходимым красноречием и умением увлечь слушателей. Мы несколько раз жаловались на низкое качество лекций своему начальнику курса. Лекторов меняли, но качество не улучшалось.
Уже тогда у меня, молодого еще офицера, закралось сомнение в политической компетенции значительной части так называемых замполитов. Жизнь подтвердила, в основном, эти сомнения.
За плохое качество преподавания основ Марксизма-Ленинизмана на нас отыгрывались на самостоятельной подготовке. Было введено обязательное конспектирование многих произведений наших вождей — В. И. Ленина и И. В. Сталина. Поскольку конспектирование велось за счёт свободного времени от занятий и самоподготовки, у нас не оставалось времени на повторение других специальных дисциплин. Уклониться от обязательного конспектирования было невозможно, так как начальник учебного курса подполковник Голубев проверял постоянно наши конспекты, следил, все ли «труды» и в полном ли объёме законспектированы. Я эти науки органически не принимал и не переваривал, поэтому было порой не сладко!
Даже на производственной практике в Йошкар-Оле наш руководитель практики, подполковник «Иванов», требовал от нас конспектирования трудов классиков Марксизма-Ленинизма. А нам, молодым, хотелось погулять, отдохнуть. Поэтому мы шли на всяческие уловки. Например, напишем заголовок, часть содержания и аккуратно вставим туда другой текст. Были и другие хитрости, включая использование конспекта товарищей.
Наши старшие товарищи, призванные в феврале, говорили, что у них преподавание марксизма-ленинизма велось на достаточно хорошем методическом и содержательном уровне. Но нам такие лекции только снились. Правда, для объективности, можно сказать, что иногда приходили внешние лекторы, которые в основном читали современную историю и международные отношения (из МИДа). Это были профессионалы своего дела, и их интересно было слушать: сведения, которые они сообщали, не печатали в газетах.
Преподавание «классических» для инженерного ВУЗа теоретических дисциплин, таких как теория прочности, теория вероятностей, баллистика ракет, велось на достаточно высоком методическом и теоретическом уровне. Но это были не наши профильные дисциплины. Умудрённые знаниями в родных институтах, мы могли провести сравнение наших профессоров, таких как Сифоров В. И., Сиверс А.П., Крылов В. Н., Рамлау А. П., Меськин И. С., с преподавателями Академии, профессорами: Шапиро, Мошкиным, и др. И если профессорский состав Академии имел квалификацию, не уступающую квалификации наших профессоров, то общий уровень преподавания обычными преподавателями был значительно ниже, чем в нашем институте. Аналогичного мнения были и наши товарищи из МАИ.
Преподавание радиоэлектронных устройств и эксплуатации наземного оборудования и приборов и оборудования самой ракеты велось, я бы сказал, на достаточно примитивном уровне. Это происходило, видимо, потому, что сами преподаватели только начинали изучать новые для них дисциплины. Известно, что знание предмета наращивается постепенно. Вначале основное внимание уделяется главным вопросам курса, и лишь потом, погружаясь вглубь предмета, приходит понимание различных нюансов и изучаются отдельные детали, происходит погружение в глубину знаний. Этой глубины, преподавателям Академии не хватало. Ракетная техника развивалась и совершенствовалась такими темпами, что было трудно оставаться компетентным в новых решениях и технологиях. Кроме того, как потом я убедился, сами разработчики из-за спешки мало уделяли внимания качеству эксплуатационной документации. Но, главное, не было добротных печатных учебных пособий.
Несмотря на значительные усилия командования Академии, преподавателей и учебно-вспомогательного состава лабораторий имеющаяся ракетная учебная база устарела по крайней мере на 3-5 лет от техники, уже принятой на вооружение войск.
Работа над первой отечественной ракетой Р-1 началась в 1948 году. Осенью этого года первая серия этих ракет прошла летные испытания. В 1949–1950 годах прошли летные испытания второй и третьей серии, и в 1950 году первый отечественный ракетный комплекс с ракетой Р-1 был принят на вооружение. Через год в 1951г, закончились летные испытания ракетного комплекса Р-2, и он был принят на вооружение (Борис Черток «Воспоминания»).
О чем это говорит? А говорит о том, что за три года до нашего появления в Академии, были на вооружение приняты и массово производились ракеты Р-1 (8А11) и Р-2 (8Ж38). А мы учились на старье, на аппаратуре, выпущенной в Германии в 1943-1944 гг. Неужели из тысячи ракет 8А11 и сотен 8Ж38, выпущенных промышленностью до 1953 года, нельзя было поставить по одному экземпляру в Академию?! В лаборатории Радиоуправления стояла немецкая «Мессина», образца 1944 г., а не наша БРК‑1, принятая на вооружение и выпускаемая серийно на заводе в Харькове! Даже у нас в ЛИАПе, в гражданском ВУЗе, ведущие преподаватели специальных дисциплин информировали нас обо всех новых разработках авиационных приборов! В секретной библиотеке были технические описания этих приборов.
В США еще во время Войны был принят закон, по которому после выпуска промышленностью первых двух экземпляров военной техники третий экземпляр поступает для изучения и независимого испытания в военный ВУЗ!!! Почти, аналогичный принцип принят в ряде гражданских американских фирм. Так фирма IBM первый серийный экземпляр ЭВМ оставляет себе для испытаний, а второй предаёт для подготовки специалистов в ведущий Университет. Благодаря этому происходит процесс быстрого освоения новой техники!
Пример современный, из моего Университета − РГУТиСа. На факультете Ремонта радиоаппаратуры учили ремонтировать только советские телевизоры, даже после 5лет полного прекращения их выпуска. В лабораториях не было ни одного импортного телевизора или радиоприемника.
На мой взгляд, это преступная халатность министерств и руководства ВУЗов!
У нас в Университете еще был такой случай. С большим трудом заведующему кафедрой, используя личные связи, удалось «выбить» поставку трех первых отечественных видеомагнитофонов. Но руководство ВУЗа отказывалось их оплатить. Оплатили только после того, как один магнитофон пообещали отдать ректору, а второй — секретарю парткома. Не было бы счастья, но несчастье помогло! Секретарь парткома магнитофон вскоре «спалил» и отдал в «даровой ремонт» на кафедру. А на кафедре сказали, что «магнитофон ремонту не подлежит» и оставили его в лаборатории.
Инцидент имел продолжение. Преподаватели-коммунисты факультета, состоящие более чем на половину из бывших офицеров-сотрудников НИИ-4, обнародовали этот факт на перевыборах секретаря парткома Университета, на котором присутствовал секретарь Пушкинского Горкома партии, и наш лишился своего «хлебного» поста!
Вернемся в то время. Мы с большим трудом привыкали к военной службе, но, несмотря на это, неплохо учились. В лабораториях и ангарах стояли (хоть и старые) учебные ракеты и другая техника. На столах в лабораториях располагались действующие образцы, которые можно было включить, снять основные характеристики. Ряд ракетных узлов и приборов был препарирован, так что можно было изучать их внутреннее устройство. Техника часто встречалась немецкого производства. Были видны ее недостатки. Многие детали немецкой техники из-за дефицита алюминия в фашистской Германии были изготовлены из железа, что ухудшало весовые тактико-технические характеристики немецких ракет. Наши образцы ракет изготовляли с широкой номенклатурой деталей, выполненных, в основном, из алюминиевых сплавов. Поэтому наш аналог ракеты ФАУ-2, имеющий индекс 8А11, имел значительно меньший сухой вес и, следовательно, несколько большую дальность стрельбы и вес головной части.
Достаточно важный для нас курс «Теория вероятности» читал не лучшим образом (не доходчиво) полковник Воронов. Курс очень сложный для восприятия и понимания. Значительная часть слушателей только механически записывали сказанное лектором, так как мало что понимали из текущей лекции.
Десяток лет спустя мне посчастливилось посещать курс лекций по теории вероятности, который читала в Военно-воздушной академии им. Жуковского Елена Сергеевна Вентцель (она была моим консультантом по диссертации). Я был поражен тем, с каким мастерством она излагала самые сложные вопросы. Я элементарно все понимал. Так же все понимали и другие рядовые слушатели, сидящие рядом. Ее учебники по теории вероятности издавались огромными тиражами, но сразу после выхода становились дефицитными! Конечно, те лекции полковника Воронова по доходчивости изложения не годились даже в подметки лекциям Е. С. Вентцель. Курс он знал, по-видимому, безупречно, но просто не мог изложить его доходчиво.
Лекции полковника Воронова шли первой парой в понедельник. Естественно, что те слушатели, которые в воскресенье были дома или «гуляли» в ресторане всю ночь, эту «вероятностную тягомотину», излагаемую лектором, старались стоически выдержать и не заснуть. Но многим это не удавалось, и они, выставив впереди секретные чемоданы как прикрытие, мирно засыпали. Иногда в аудитории вдруг раздавался богатырский храп. Воронов такого безобразия, естественно, стерпеть не мог! Он не лишен был чувства юмора. И вот однажды, он решил подшутить над спящими слушателями (около 10-15%). Он поднял обе руки, призывая нас к вниманию, и тихо произнес: «Кто спит …» и затем зычным голосом скомандовал: «ВСТАТЬ!». Естественно, вскочили только те, которые спали! У них был очень смешной и страшно растерянный вид, а весь поток буквально «ржал». Воронов был страшно доволен своей шуткой и, как-то раз, ее повторил, но уже без успеха у слушателей!
Основным курсом по радиоэлектронике, который читал добродушный и очень вежливый полноватый к. т. н. инженер-подполковник Леонов, были «Основы радиотехники и радиоэлектронных устройств». Курс был очень объемным – более 200 часов лекций и читался по 4 часа в неделю. Мы называли его «Уравнительным курсом». За эти 200 часов мы должны были получить знания в таких областях, как «Основы радиотехники», «Основы теории цепей, «Основы электромагнитных полей и распространения радиоволн», «Основы электровакуумных приборов», «Основы передающих устройств», «Основы приемных устройств», «Основы импульсной техники» и многие другие. Но каждый из перечисленных разделов курса у нас в ЛИАПе и в МАИ занимал от 74 до 120 часов лекций. Естественно, слушателям из ЛИАПа и МАИ этот курс ничего дать не мог, и мы откровенно скучали на нем. Другим слушателям он был не очень понятен из-за своей краткости и некоторой сложности. Следовательно,
кто знал больше, тот «выветривал» свои знания, а кто «хоть что-то познал», начинал что-то из радиотехники понимать! Таким образом, наши знания уравнивались!
Видимо, наш поток надо было разделить на отдельные подпотоки и каждому из них лекции читать отдельно. К чести подполковника Леонова лекции он читал очень хорошо и доходчиво, сопровождая изложение множеством примеров. Как мы узнали, этот курс был базовым для артиллерийских факультетов. Но не для специалистов-радистов!
Другим базовым курсом считался курс «Артиллерийские радиолокационные устройства». Читал его пожилой полковник, начальник кафедры Сильвестров. Курс был сугубо практический и состоял из описаний работы устройств радиолокатора СОН-3 (Станция Орудийной Наводки), который являлся плохой копией английского радиолокатора SCR-284. Селиверстов видимо слабо знал некоторые физические принципы построения электронных схем и часто пасовал перед нашими практическими вопросами. И в нашем институте, и в МАИ мы подробно (с лабораторными работами) изучали «вживую» этот радиолокатор по переведенной с английского очень качественной документации. По ходу изложения лекции Сильвестровым, иногда возникали вопросы (обычно задавали их Володя Деминов и я, поскольку мы сидели рядом, на первом ряду), на которые Сильвестров затруднялся дать четкий ответ. Два (можно привести больше) конкретных примера: Объясняет работу схемы стабилизатора напряжения. На плакате показаны два стабилитрона, включенные последовательно. Такая схема не работоспособна, так как стабилитроны не загорятся! В реальности, последовательные стабилитроны шунтируются для обеспечения их «поджига» резисторами. Володя спрашивает: «Объясните, пожалуйста, механизм работы стабилитронов». Путаный, неправильный ответ. Второй пример. Объясняется работа видеоусилителя импульсов. Я спрашиваю: «Объясните, пожалуйста, для какой цели в цепи сетки выходной лампы поставлен резистор?» Полный отпад! Но каждый, нормальный радиолюбитель знает, что если в цепь сетки не поставить ограничивающий сеточный ток резистор, то возможна паразитная генерация выходного каскада на УКВ. При этом анод лампы раскаляется буквальоно «добела» и лампа выходит из строя.
Наши вопросы сбивали темп лекции. Поэтому полковник Сильвестров предложил нам (но в достаточно категоричной форме) задавать вопросы ему только после лекции. Нас с Володей он запомнил (с уважением), и на экзамене мы получили пятерки! Кстати, по станции СОН имелся очень хороший, но объемный учебник.
Образец немецкой ракеты ФАУ-2, установленный в огромной полуподвальной аудитории, поразил нас своей грандиозностью. Как-то не верилось, что эта сложная, огромная машина предназначалась всего лишь для разового применения. Диаметр ракеты 1,65 м – это соответствует росту обычного человека!
ФАУ-2, прототип нашей Р-1 (8А11)
Ракета, размещенная в классе, была расчленена на составные узлы, так чтобы были видны ее конструктивные особенности. Отдельно головная часть с вырезанной четвертью, затем приборный отсек. За приборным отсеком располагался бак окислителя. Он состоял из внешней оболочки, покрытой изнутри матами из стекловаты для теплоизоляции и внутреннего алюминиевого бака для жидкого кислорода. Для наглядности, этот бак был вынут из оболочки. Затем лежал бак для горючего (спирта). За ним располагалась хвостовая часть с вырезанной четвертью, в которой располагался турбонасосный агрегат с турбиной и сам ракетный двигатель с рулевыми машинками, газовыми и воздушными рулями.
Эта препарированная ракета занимала два последовательно расположенных класса. Справа от ракеты стояли столы для занятий, за которыми мы обычно занимались самоподготовкой.
Аудитории в подвальном этаже были расположены последовательно, одна за другой. Поэтому нам приходилось проходить через все аудитории, чтобы попасть в свою аудиторию. В проходных аудиториях занимались другие наши отделения. И вот однажды произошел такой случай.
В аудитории летом было очень жарко, поскольку окна были закрашены белой краской, но их нельзя было открывать, поскольку в аудитории была расположена секретная техника - ракета. Было не только очень жарко, но и душно. Некоторые наши товарищи не выдерживали и снимали гимнастерки, оставаясь в майках. Так как аудитории имели только последовательный проход, то те, кто раздевался, ничем не рисковали! Если зайдет кто-то их командования, то он вначале попадет в первую аудиторию, а там старший скомандует «Смирно!», и будет время, чтобы одеться.
Наши соседи из первой аудитории решили над нами подшутить и сымитировать приход к нам начальства. Шутка удалась на славу! Однажды мы слышим в соседней аудитории какой-то шум, потом команду «Товарищи офицеры! Товарищ полковник отделение находится на самоподготовке!» Потом голос «Вольно, продолжать занятия!» Все было разыграно так натурально, что наши раздетые ребята (Козак, Рагулин …) со страха полезли прятаться вовнутрь оболочки бака окислителя. Оболочка внутри была облицована матами из стекловаты. Тут раскрылись двери и к нам ввалились хохочущие соседи. «Ну, как, здорово напугались?» Ребята, которые спрятались в оболочке бака, смущенно вылезли почесываясь. Мы тогда еще не знали коварства стекловаты, которая внедрялась в кожу и вызывала сильнейший зуд в течение нескольких дней. В общем «шутка» обошлась довольно дорого для тех, кто соприкасался со стекловатой. Несмотря на частое принятие душа с мылом, они очень долго ходили почесываясь!
Расчеты
учебных заданий на немецкой счетной технике
Нам преподавали специальные разделы математики, позволяющие рассчитывать численными методами траекторию движения ракеты и место ее попадания. Так как полет ракеты описывался системой дифференциальных уравнений, то изучали различные численные методы решения этих уравнений. В основном использовался метод Рунге-Кутта. Нам выдали задания на расчет траектории ракеты.
Так как ЭВМ тогда еще в Академии не было, то все расчеты проводились вручную на механических электрифицированных калькуляторах.
По тому времени эти электромеханические калькуляторы были верхом инженерной мысли. Они выполняли четыре арифметических действия с 20 разрядными десятичными числами, запоминали в регистрах до 2-3 промежуточных результатов. При проведении расчетов, промежуточные результаты списывали с показаний цифровых колес.
Вычислительная многоклавишная автоматическая машина «Целлатрон-Р-44СМ»:
1—клавиша автоматического умножения «X»; 2—клавиша автоматического деления «:»; 3—рычаг переключения счетчиков результатов и оборотов для отрицательного умножения; 4—клавиша переключения счетчика оборотов; 5—рычаг ограничения злачности частного; 6—рычаг умножения многозначного множимого; 7—рычаг автоматического включения умножения; 8—'счетчик результатов; 9—накапливающий счетчик; 10—счетчик оборотов; 11—рычаг для прочтения в сметчике результатов арифметического дополнения числа в прямом его значении; 12—клавиша М передачи числа из счетчика результатов в умножающий механизм; 13—клавиша S передачи числа из счетчика результатов в накапливающий счетчик; 14—клавиша SL передачи числа из накапливающего счетчика в счетчик результатов; 15—клавиша III общего гашения установочной цифровой клавиатуры; 16—клавиша II гашения счетчика результатов; 17—клавиша I гашения счетчика оборотов: 18—клавиша "—"; 19—рычаг автоматического гашения счетчика оборотов от клавиши М; 20—клавиша +; 21—рычаг закрепления набора; 22—установочная цифровая клавиатура
Во время счета машины оглушительно трещали. В аудитории размещалось на столах 25-30 счетных машин. Когда они одновременно работали, то шум был адский, превышающий все допустимые нормы! Для снижения шума стены и потолок аудитории были облицованы специальными шумопоглощающими материалами, но это шумопоглошение было не эффективно. Приходилось при работе в классе затыкать уши ватой. Но и это помогало мало. После работы в классе калькуляторов болели голова и уши. Я привел чертеж калькулятора, с целью показать его сложную клавиатуру. Для уверенной работы на этой клавиатуре, надо было изучить ее до автоматизма. Кроме того, надо было изучить назначение многочисленных клавиш управления. Поскольку ошибочное нажатие некоторых клавиш приводило к сбросу результатов расчетов.
Большинство калькуляторов были немецкие, еще трофейные, порядком изношенные, провезенные из Германии, из центров, где рассчитывались полетные задания для ракет ФАУ-2 для обстрела ими Лондона. Внутри они имели очень хитрое и точно изготовленное устройство, состоящее из многочисленных рычагов и зубчатых колес. Каждый калькулятор насчитывал сотни специальных зубчатых колес и сотни различных рычажков.
Практические занятия по конкретной ракетной технике вели преподаватели, которые, по существу, учились вместе с нами. Поэтому они часто терялись, когда им задавали вопросы по особенностям функционирования и эксплуатации этой новой техники. В частности, занятия по изучению системы БРК (Бортовая система радиокоррекции), проводил какой-то майор, который очень путано, объяснял принципы работы антенного коммутатора и теорию формирования в пространстве равносигнальной зоны из многолепесковой диаграммы направленности и т. д. и т. п.
Изучение
главной схемы
ракетного комплекса 8А11 «Схема № 5»
Особенно трудным для большинства слушателей было изучение комплексной электрической схемы наземной автоматики и ее взаимодействия с автоматикой ракеты. Это была так называемая «СХЕМА № 5».
У многих тогда возник вопрос: а надо ли ее знать поголовно всем? Обязательное знание этой схемы, на мой взгляд, необходимо только испытателям ракет на заводе, на полигоне, ракетой базе. В строевых частях во время проверки, при обнаружении неисправности происходит только замена прибора целиком и то представителями промышленности или ремонтной службой базы.
Коллектив кафедры проделал колоссальную работу, создавая действующий, электрифицированный аналог-макет этой схемы. В большой аудитории он занимал три стены от пола и до потолка. Схема насчитывала сотни реле с тысячами контактов.
Нам надо было знать эту схему наизусть в динамике подготовки к пуску и во время пуска!
Остановлюсь на этой СХЕМЕ № 5 немного подробнее, так как она этого заслуживает. На этой схеме, развёрнутой по периметру класса от пола и до потолка, верхняя часть соответствовала схеме ракеты, а нижняя наземному оборудованию подготовки и пуска ракеты. Сверху и снизу каждой части были прочерчены две толстые полосы – это электрические шины питания напряжением 27 вольт, которые питали все приборы «БОРТА» и «ЗЕМЛИ». В верхней части были изображены две бортовые аккумуляторные батареи, которые через специальные сильноточные реле ДП (дистанционные переключатели) во время пуска переключали питание с «ЗЕМЛИ» на «БОРТ».
Когда обучались наши предшественники – "февральцы" этого макета еще не было и изучение работы схемы превращалось в мучительное занятие. Большинство вспоминало это, как дурной сон!
При проверке ракеты на технической позиции и перед стартом питание ракеты напряжением 27 вольт происходило от наземного источника питания.
В нижней части схемы были также обозначены сетевые 3-х фазные шины 220/380 вольт, от которых питалось все наземное оборудование. Между шинами находились многочисленные реле с разбросанными по всей схеме рабочими контактами, одни из которых предварительно разомкнуты, а другие замкнуты. На схеме были изображены многочисленные электропневмоклапаны, которые обеспечивали открытие и закрытие трубопроводов, воздушных, топливных и других магистралей. В верхней части схемы большими квадратами и прямоугольниками были обозначены приборы системы управления: усилители-преобразователи, гироскопические приборы системы управления, рулевые машинки, умформеры.
Логика работы всех этих элементов ракеты и наземного оборудования была хорошо продуманной и достаточно надежной (создавали-то ее пунктуальные немцы). Однако из-за обилия контактов и устройств она была очень сложна, и поэтому даже грамотному человеку сложно было разобраться в её работе. Для облегчения ее изучения, в Академии эту схему электрифицировали, сделав подсветки всех реле, приборов, контактов. Если на реле подавалось напряжение, то его изображение подсвечивалось, если контакт замыкался, то подсвечивалось замкнутое состояние, если размыкался – подсвечивалось его разомкнутое состояние. Создание такой учебной схемы, очевидно, потребовало значительных усилий преподавателей кафедр, лаборантов и монтажников учебных мастерских Академии. Это был, по существу, один из первых учебных тренажеров, в разработке которых Академия впоследствии весьма преуспела.
Позже, как мне сказал мой товарищ по Кап Яру Томашевич, в Академии подобный макет схемы соединили с тренажером подготовки и пуска ракеты. Усовершенствованная схема имела электрическую связь с эквивалентами реального наземного оборудования. И все действия операторов отображались на схеме.
Кстати, впоследствии, используя подобную схему на предприятии, удалось определить причину взрыва ракеты 8К64 на старте в Байконуре, которая унесла жизни более сотни человек.
Для меня, опыт изучения «Схемы 5» по электрифицированному макету не прошел даром. Именно он подтолкнул меня позже, в Манзовке, на создание тренажеров по ракетной технике.
Наше изучение схемы было довольно основательным. Я со своим другом Толей Ларионовым многие часы проводил в этом классе. Я с детства любил заниматься разным электротехническим творчеством, работал на телефонной станции, а потом в электроцехе, и меня всегда влекло разобраться в сложных переплетениях электропроводов.
Мы с Толей Ларионовым во всех подробностях изучили работу «Схемы 5», знали ее работу, как при проверке ракеты на технической позиции, так и при подготовке к старту, старту и во время её полёта. Другие наши ребята, смотрели на нас как на "чокнутых схемных" самоубийц, тем более что экзамен по знанию этой схемы мы решили сдать досрочно.
Этот экзамен был последним, поэтому в освободившееся время мы решили съездить в Ленинград и поженить Толю с Томой Милославской. Они дружили с первого курса и перед распределением обоих, решили сыграть свадьбу.
