Путешествие в светлое прошлое (В память о муже) Антонина Пустовалова
Прочитав книгу воспоминаний о 29 ракетной дивизии с дарственной надписью: «На добрую память во время нашей прекрасной жизни и службы в Добеле-2», от Владимира Рылова, я как будто вновь прожила тот прекрасный, незабываемый период жизни – с 61-го по 76-й год в этом городке.
В 1960г. я жила у брата в том же посёлке, откуда родом и мой муж Пустовалов Евгений Михайлович. Работала лаборанткой хлебоприёмного пункта и заочно училась в Московском технологическом институте на подготовительных курсах. Познакомились мы в марте 1961-го года, банально, на танцах, когда Евгений приехал в отпуск к родителям. Был на танцах в гражданской одежде и несколько дней скрывал, что он военный. Сразу «отмёл» моих поклонников и после полугодовой переписки мы поженились.
Мой старший брат (1925-1999г.г.) был инвалидом войны и нам был как бы за отца, который пропал без вести в битве под Сталинградом в 1943 году и мы, восемь детей, остались с матерью, которая верила в победу и в Сталина, и всю жизнь ждала своего мужа. И когда к брату пришли родители жениха, как бы свататься, брат был против и ругал меня, говорил: «Твой жених — институт! Рано тебе замуж — надо учиться!». Женя пообещал и убедил его, что мы будем учиться вместе — заочно. 5 августа 1961г., когда Женя приехал в отпуск, мы поженились, а в сентябре уже уехали в Добеле-2, в никуда. Думали, что устроимся в гостинице, что стояла на берегу реки Берзе, но там был ремонт. Поехали в Добеле к Вячеславу Вавилову — они служили вместе и дружили. Его тёща строила дом. Дома ни кого не оказалось, благо, что он ещё был не достроен и окна были открыты. Переночевали.
Утром Женя пошел просить в штабе части жильё, а я сидела на лавочке у дома №1 с небольшим чемоданом, в котором было всё моё «приданное», ждала результата. И была такая радость, когда Женя подошёл с ключом от комнаты в коммуналке. Первыми нашими соседями были Липецкие Владимир с Людмилой и Петько Сабина с мужем.
Впервые пошли в гости к Еремеевым. Так потом и ходили в гости друг к другу, пока жили в городке. Правда, чаще к ним ходили мы, так как у них был телевизор, а потом и пианино. Как и многие молодые семьи, друг другу помогали смотреть детей. Дружба продолжалась и, когда они получили назначение в Шяуляй. Дружбе нашей в 2009 было 50 лет, так как Женя прибыл в Добеле-2 в 1959 году, после окончания Серпуховского училища. В 1974 году он погиб в автомобильной катастрофе. Нет уже и Толи Еремеева. Но мы продолжаем дружить со вторым и третьим поколением, хотя они живут далеко от Латвии на своей сказочно-красивой малой родине в Арзамасе. Хотелось бы чаще общаться, но пока я у них побывала со своими детьми и внуком только два раза.
Потом по мере расширения жилой площади, переезжая на другие квартиры, мы также очень дружны были с соседями: Бондаренко, Ройзманами, (Вика, дочь Ройзмана, с любовью помогала нянчить братика своей подружки Светы, нашей дочери, — Вову, а позже ей тоже «купили» братика Сашу), Луговыми, Винокуровыми, Казак, Берендяевыми, и другими. Жили все мечтой дожить до коммунизма, когда в магазинах будет всё бесплатно — бери, не хочу. Из нескольких простых нюансов было соткано наше счастье, и главным была дружба и любовь не по расчету. Дружили дивизионами, ротами, домами, подъездами.
Выезжали в выходные семьями на рыбалку, на Рижское взморье, ездили коллективно в Рижский театр, на концерты. Зимой у забора детского сада заливали каток. Все вместе, в клубе части, отмечали праздники — 23 февраля, юбилеи части, справляли новогодние огоньки. Женсоветом был организован хор и художественная самодеятельность. Участники-женщины выезжали с концертом в различные воинские подразделения.
Были и очень грустные события в нашей жизни. Как больно и не понятно было, когда ночью передали записку от мужа с боевого дежурства, в которой он просит прощения за то, что может быть, в чём-то обидел, так как больше не увидимся. Это было осенью 1962 года, когда были Кубинские события. Было радостное возвращение с «Победой». Так же мы радовались, когда мужья возвращались с Кап. Яра, с целины, с боевого дежурства. В доме всегда был как бы праздник. Не было у нас ни дач, ни огородов, но на жизнь нам денег хватало. Иногда приходилось, и одалживать друг у друга до получки. Покупали у местных жителей овощи, фрукты, домашние яйца, молочные продукты. Одной из главных «забот» у женщин — чтобы поскорее двигалась очередь в военторговском магазине за холодильником, литовской стенкой, тахтой. Обстановка в квартирах в основном была одинаковая. На обстановку одалживали в кассе взаимопомощи — ни о каких процентах тогда не было и речи. Городок наш был как одна большая, светлая площадка, где проходила наша жизнь, пока наши дети были маленькие. Мы, конечно, присматривали за ними, но и не боялись оставлять их одних. Они без страха могли гулять по городку, в лесу, по очистным сооружениям, на речке.
Сейчас многие из наших детей живут по всему миру и, наверное, им также дышится вольно, как когда-то в нашей «широкой» стране.
С детства пронесли верную дружбу интеллигентные, скромные, очень воспитанные ребята: Анатолий Еремеев, Юрий Ануфриенко, Сергей Данченков, Анатолий Сластунов. Они сейчас уже 50-ти десятники, и судьба разбросала их по всему миру, но благодаря Интернету, группе в одноклассниках «Ностальгия Добеле-2», они связь не теряют.
Уверена, что все мы можем гордиться своими детьми, так как они воспитывались в духе патриотизма и любви к Родине! Многие пошли по стопам своих отцов, стали военными. Мой сын Владимир тоже стал военным. Окончил Рязанское десантное училище, служил в Таджикистане, затем вернулся на свою Родину. Где родился, там и пригодился. Учился потом в Дании, в Америке. Приходилось служить и в странах ЕС. Дочь по стопам дедушки и бабушки Пустоваловых — они заслуженные были педагоги. Дочь Светлана 1963-2004г. работала после окончания педагогического института преподавателем русского и латышского языка. Этот городок для многих из наших детей стал «малой родиной», хотя все мы тогда родились в СССР! Так трогательно, что мы все, в основном наши дети добельчане, дружат через сайт: ходят в гости, ищут друг друга: кто с кем учился, кто с кем жил в одном доме, подъезде. Мы как бы в то время пожили в коммунизме, только не заметили, что всё было бесплатно: образование, медицина, каждая семья могла отдыхать на юге, бесплатные экскурсии… Для детей было всё бесплатно: спортивные секции, кружки, пионерский лагерь «Спутник», где они проводили с удовольствием целый месяц. Из дневника моей дочери Светланы: 5 июня 1977г. (мы тогда уже жили в Елгаве): «Вот я опять в Добеле-2. Это моя Родина! Сегодня в городке отмечается день защиты детей. С 12-ти часов дня праздник начался. Детские площадки украшены флажками, шарами, играла музыка, проводили игры, викторины, были велосипедные гонки для детей. Потом пошли к речке, перешли по мостику и пошли с Леной Еремеевой и Наташей Песковой на хутор, который находился за железной дорогой. Там мы покормили травой колхозного коня. Нарвали цветов — ромашек и васильков, а вечером я с букетом полевых цветов возвратилась домой — в Елгаву….»
Так же с восторгом она описывает в своём дневнике пребывание в пионерском лагере «Спутник» 11-го июня 1976 г. «Сегодня день открытия лагеря. По всему лагерю звучит музыка, строятся отряды. В торжественной обстановке вносят дружинное знамя. А потом начинается спортивный праздник и концерт. Сколько интересных пионерских дел нас ждёт! «Зарница», «День Нептуна…….».
Уходя на работу, не закрывали квартиры на ключ или клали под коврик для газовщиков, они сами открывали, меняли баллон и закрывали квартиру. В то время почти все женщины работали. В основном жёны военнослужащих были учителями, медиками, бухгалтерами и многие работали в торговле. Я начала работать в 1963 году в торговле в войсковой части 23460 продавцом и проработала до августа 1967 года. С 1969 одновремённо учились с мужем — он в Академии в Ленинграде, а я в Рижском торговом техникуме — заочно. Не забуду, как не с кем было оставить годовалого сына, когда надо было сдавать государственные экзамены в Риге, муж в это время защищал диплом в Ленинградской Академии. С Женей Яковенко обошли весь городок, но ни кто в силу уважительных причин, не смог помочь. Выручил наш врач Кукурудзяк Юрий, забирал из яслей в течение месяца годовалого нашего сына и приносил к себе домой, а затем приходила его жена Нина, которая работала в тех же яслях воспитательницей. А раньше доктор оказал помощь моей почти 3-летней дочери, я её брала с собой на работу в Терветский дивизион. Пока я работала в солдатском магазине, она гуляла и упала спиной в смолу-гудрон, которым солдаты заливали дорогу. Её «извлекли» и отнесли в мед. часть, где её обработали бензином, сняли и выбросили затвердевшую одежду, завернули в простыню и принёси мне в магазин. После этого случая, вскоре, получили место в детском саду «Зелёный змей». Я, после годового посещения дочерью садика, в 1967 году перешла работать в добельский универмаг, где была вторым русским продавцом. Первой была Анна Калтан, затем я и Валентина Сизова. Работали в секции готовой одежды. После окончания торгового техникума меня перевели заведующей секцией детской одежды, где я проработала до 1976 года. С 1976 по 1996 работала в елгавском управлении торговли сначала товароведом, а затем заведующей магазинами. Посылали, с моего согласия, туда, где были недостачи, и магазины стояли закрытыми по полгода. Мне было интересно — почему недостачи? И всё было просто — сам не украдёшь, покупатели не виноваты в недостачах были, тогда было самообслуживание — постепенно приучали покупателей жить при коммунизме. За свою работу, чем только не поощряли: лучший продавец, победитель во всесоюзном соревновании и т. д.
И много других «смешных», как сейчас кажется, поощрений, но самая для меня значимой была награда Верховного Совета СССР — медаль «За трудовую Доблесть!» И я благодарна тем, кто со мной шёл «поднимать» магазины. Коллектив всегда был новый, но мы всегда находили общий язык, с некоторыми и сейчас мы как родственники. И спасибо военторгу, где я прошла такую практику. Работали в Тервете рядом с Соней Овчеренко в магазинах. Иногда «подкармливали» офицеров и солдат и кое-какие предметы первой необходимости давали до получки «под запись в чёрную книгу».
Сейчас Соня, как бы хранительница нашего бывшего «очага» — так и осталась жить в городке, который теперь называется «Гардене». Летом там такая же красота, как и прежде, в нашу молодость. А зимой тем, кто там кинул якорь, живётся не легко. Отопление дровяное — благо лес рядом. Проблемы начинаются в отопительный сезон. Дрова, заготовленные летом, зимой надо дотащить от сарая до квартиры. Подвалы непригодны для хранения чего-либо. У всех появились печки, построенные в основном своими руками, хорошо, что трубы остались от титанов, которые мы нагревали так же дровами, чтобы принять ванну. Зимой пока топят — тепло, перестали топить — укутывайся и лезь под несколько одеял. Основной контингент в данное время — цыгане. Дома в городке как бы «ниже ростом» стали, окна выбиты. От клуба ничего не осталось, строения в солдатской зоне всё продали и разобрали по кирпичикам.
Там также проживают ветераны городка:
— ст. прапорщик Ветлов В.И. служил срочную службу в 1963-1966гг., был секретарём комсомольской организации дивизиона, а затем служил на сверхсрочной до 1992 г., умер в 2001г.
— ст. прапорщик Грабовский В. Д. с 1961 по 1982 служил в 1-м дивизионе;
— прапорщик Верный А. И. служил в 1 дивизионе с 1961-1982 г. на должности зав. офицерской столовой;
— майор Геращенко Николай был начальник КП в 1 дивизионе;
— ст. прапорщик Стрекалов М. М., 1-й дивизион;
— в родительской квартире живёт Павел Луговой, сын полковника Лугового Л. Н., который был начальник тыла полка, погиб в 1971 году в автомобильной катастрофе.
В старой школе, где учились наши дети, сейчас церковь — новое поколение, где преподают «Благую весть». Детский садик находится в новой школе у самого леса. Тропинки, где мы гуляли с колясками и жарили шашлыки, превратились в непроходимый лес, да ещё и с клещами, которых в те далёкие годы не было.
В городке, как и во всей Латвии,
Берёзы и осины, такие, как и в России,
Поля и реки тоже на русские похожи,
Но сердце, ночью синей, тоскует о России!
Приезжайте, если будет скучно,
В «родном» краю такая тишь и благодать!
Вас может встретить Соня — «золотая ручка»,
А больше там нас не кому встречать.
30 лет памяти Жени Пустовалова.
Однополчане. 24 июля 2004 г.
Слева: Антонина Пустовалова, Лёня Капитонов,
Владимир Грабовский, Яков Бух, Виктор Дорофеев,
Александр Зудилин, Соня Овчеренко, Владимир Ветлов,
их жёны и дети.
Поздравление друзьям-однополчанам
Вам сегодня 50, а не скажешь так на взгляд,
Бодры, свежи и всех модней, и такой вдруг Юбилей!
Звучат поздравления в вашу честь, трубач играет тушь,
По жизни вам ролей не счесть, вы каждый чей-то муж.
Вы командиры, замполиты, автомобилисты, инженеры,
Технари, медики, особисты-разведчики, одним словом: -
Все замечательные, награждённые Родиной,
Заслуженные ракетчики!
Часто в командировку вы уезжали,
Нести дежурство боевое, привозить пополнение молодое.
Выезжали на Кубу, в Кап. Яр — не для развлечения,
Для урегулирования кризиса, и на пуски ракет мирового значения.
Добровольцы-коммунисты, комсомольцы, как в войну,
Отправлялись автоколоннами биться за урожай, на целину.
Они смогли, законно вполне, помочь собрать огромный урожай зерна
В закрома нашей необъятной страны!
Мы вас ото всюду ждали, у детских кроваток не спали,
Друг другу помогали, очаг сберегали, уют создавали,
Несли на плечах весь домашний груз, понимая,
Что ваша главная задача — защищать Советский Союз!
Вы не только охраняли, дежурили, на учениях стреляли,
Новобранцев обучали, учились в Академиях различных,
Но не забывали о делах семейных и личных.
Ведь в молодости, да и сейчас, почти каждый из вас
Имел внештатную должность про запас:
Поэта-сатирика, анекдотчика-шутника, рыболова-любителя,
Мастера-плотника, меткого охотника.
И почти все на перебой играли в хоккей и футбол.
На футбольных полях шли такие баталии и разборки,
Но после игры всё утрясалось между командами
Мирным путём — на терветской горке!
Возвращаясь со службы в кунгах домой,
Кто в карты играл, кто спал-дремал,
Но всегда была любимая интеллектуальная игра «Балда».
Мы за вами могли идти в коммуналки, палатки,
Ночевать хоть в медвежьей берлоге, по лесам, по пескам,
Преодолевая любые пути — вы не предали нас,
На вместе выбранной нами дороге.
Мы могли за вас отдавать всё, что было у нас и будет,
Мы смогли за вас принять горечь злейших на свете судеб.
Было счастьем считать, даря звёзды с неба вам ежечасно,
Жизнь прожили мы с вами не зря — любили и любим вас не напрасно.
Также вспоминаю с оглядкой — не всегда у нас в жизни всё было гладко,
Сколько мы друг друга обижали — столько раз и прощали.
В выходные, редкие, выезжали отдыхать семьями,
В которых были любители-рыбаки и охотники меткие.
Собирались в лесу, у озера, у реки,
Вместе варили коллективную уху и жарили шашлыки.
Дарами леса снабжала нас чистая природа –
У нас не было ни дач, ни огорода.
Под аромат ухи пели песни, читали стихи.
Культурно тоже развлекались —
посещали в Риге театры, бывали на концертах,
на Рижском взморье загорали и купались.
В Добеле-2, в гостинице «Зелёный змей», что стояла на берегу реки,
В основном жили лейтенанты-холостяки,
Вскоре начали строить «хрущёбы» подряд,
А гостиницу переоборудовали в детский сад.
Возле сада была ограда — рядом заливали каток,
Где катались до потери пульса и офицеры с жёнами
И молодёжь, не прошедшая учебного курса.
Не было среди нас ни артистов, ни фигуристов,
При свете тусклого фонаря, катались парами
и в одиночку по кругу-держась друг за друга
Кто уставал, иль занемог, в больших сугробах отдохнуть мог.
С годами сделали вывод: это был самый лучший ЛЕДНИКОВЫЙ ПЕРИОД!
К сожалению, друзья, вас становится немного,
Нам от того — вы с каждым днём дороже и милей,
Но какой короткой выдалась дорога для тех,
Кому она казалась всех длинней.
Поздравляем с праздником вас — красивых,
Вечно молодых и статных,
И память вечная тем, кого приютили небеса,
В далях необъятных.
Пустовалова Антонина
Соня — «Золотая ручка»
и
Саня Овчеренко
На «пеньке»
Рушев Валентин Ефимович
«Дорогие однополчане, получил Ваше письмо и коллективный труд о родной 29-ой ракетной дивизии. Спасибо! И спасибо за то, что кто-то ещё меня помнит.
Охотно отвечу на Вашу просьбу — поделиться своими воспоминаниями о том далёком прошлом. Оно действительно далёкое, ведь прошло 50 лет. Многое, конечно, за это время из памяти выветрилось, особенно фамилии, а тем более инициалы. Заранее прошу извинить. И так немного о себе. Я с 1927 года рождения. В Советской Армии с декабря 1944 года. По призыву был направлен в Черниговское военно-авиационное училище лётчиков (у меня было 8 классов образования), которое в то время находилось на Кубани в станице Ленинградской, но закончить его не удалось. В декабре 1945 года всех, кто не имел среднего образования, перевели по техническим школам. Я попал в Яновскую школу авиационных механиков
В 1947 году закончил её и был направлен авиамехаником в один из авиационных полков в гор. Баку, а точнее посёлок Бины. Срочная служба у нас получилась длинной, поэтому в качестве поблажки нам разрешили учиться в вечерней школе. Я там закончил 9-ый и 10-ый классы. Срочная служба моя длилась шесть лет. Будучи старшим сержантом, я занимал офицерскую должность (такое было возможно) и в 1950 году мне присвоили звание младший лейтенант. Так началась моя офицерская служба.
В 1952 году я поступил в Рижское военно-авиационное высшее училище имени К.Е. Ворошилова и закончил его в 1957 году, с присвоением воинского звания старший лейтенант. Назначение получил в гор. Липецк на должность заместителя командира авиационной эскадрильи по инженерно — авиационной службе.
В 1958 году мне предложили ещё поучиться, при этом наобещав кучу преимуществ и перспектив по службе. Так я оказался в Монинской Военно-Воздушной академии на
10-ом факультете сразу на 4-ом курсе. Всего нас было в этом потоке 30 человек.
Что изучали в Монино?
В основном вся наша учёба была направлена на изучение системы управления ракетой. А поскольку на то время системы управления ракет принципиально друг от друга координально не отличались, упрощало наши понимания. Наиболее основательный упор был на ракету 8Ж38 (Р-2). Конструкции ракет и двигательные установки изучались в общем виде, так же применительно к 8Ж38. Готовили нас на дивизионное и полковое звено. После окончания учёбы назначения были на должности: командиров полков, их заместителей, главных инженеров, командиров дивизионов. Назначения мы получали в Главном штабе ВВС.
В 1959 годув октябре месяце, после завершения учёбы, меня направили командиром дивизиона в Добельский ракетный полк. С этого момента моя служба началась в РВСН. В полк нас прибыло трое: капитан Трунов — зам командира полка, капитан А.А. Александров — командир 2-го дивизиона и старший лейтенант В.Е. Рушев — командир 1-го дивизиона. Говорят, что был ещё капитан Бухтияров — не помню. Посколько командира полка ещё не было, обязанности его исполнял капитан Трунов.
Формирование полка, а, следовательно, и дивизионов, было в самой начальной стадии: офицеры и личный состав стали поступать буквально с нашим прибытием. В это время шло сокращение армии и флота на 1 200 000 человек. Офицеров увольняли, а солдат и сержантов срочной службы гоняли из одной части в другую, да ещё не по одному разу. Многим офицерам не давали дослужить 1 -2 -3 года до пенсии. Дисциплина, конечно, в армии и на флоте резко упала. Вспоминаю один эпизод: прибывает в полк команда солдат и сержантов 40 человек и все как один без сапог — пропили по дороге. И вот эти все 40 человек ко мне в дивизион. Можете себе представить, что за контингент прибыл к нам, с кем нам приходилось работать. А по характеристикам, все чуть ли не отличники боевой и политической подготовки. Сказать, что было тяжело, просто ничего не сказать. А офицеры? С каких только родов войск не было: и авиаторы, и моряки, и сухопутчики. Все в своей форме одежды. Построишь дивизион — так тошно смотреть на строй. Все цвета радуги. Как бы там ни было, но полк к началу 1960 года сформировали.
Стартовый (ракетный) дивизион на первом этапе состоял из двух стартовых батарей, в каждом — по два боевых расчёта, и одной технической батареи. Это потом стало четыре стартовых батареи. Больше никаких других подразделений в дивизионе на тот период не было. Распределение личного состава шло сразу по подразделениям. Единственно что — это офицеры РТБ временно были прикомандированы в первый дивизион, И на всех построениях они были в строю дивизиона.
Бытовые условия были сносные. Рядовой и сержантский состав размещался в добротных казармах, доставшихся нам от танкистов, в чьём городке мы и располагались. Семейных офицеров размещали по освободившимся квартирам после танкистов, по 2 — 3 семьи в квартиру, по комнате на семью. Нас с капитаном Александровым поместили вместе в 3-х комнатную квартиру, где ещё проживал майор Бобер — дирижёр оркестра танковой дивизии, потом дали по двухкомнатной. Офицеров также размещали в перестроенном (временно) клубе и в одной из казарм. В это же время шло строительство жилья и постепенно всех разместили. Детей возили в школу в Добеле.
Освоение ракетной техники мы начали с теории, изучению ракеты Р-2. Знали её только мы — трое монинцев. Изучали ракету по плакатам и на пальцах, но, тем не менее, мы с задачей справились достойно. Сложнее было с практикой, так как ни учебной позиции, ни техники у нас ещё не было. По этому все расчёты дивизиона практику проходили в полках, которые уже освоили ракетный комплекс Р-2 на их технике. Встречали нас по-братски, представили нам всё необходимое для проведения комплексных занятий. Командование дивизии проявило в этом деле добрую заботу — выделили нам лучших инструкторов, которые и довели нас до успешного зачёта. Зачёт принимала комиссия дивизии. После сдачи зачётов, поступила команда — готовиться к выезду на полигон в Капустин Яр.
В мае 1960 года первый дивизион во главе с командиром дивизиона старшим лейтенантом В.Е. Рушевым, со своей техникой, убыл на полигон. С ним убыли: начальник штаба майор В.М. Столяров, зам, по политчасти майор П.Я. Семёнов, зам. по спецвооружению капитан Е. Зорькин, командиры батарей и боевых расчётов — старший лейтенант Г.С. Тарабан, майор П.Л. Демченко, старший лейтенант Перескоков и майор Зюзин. Дивизиону придавались батарея транспортировки и заправки КРТ и батарея боевого обеспечения из управления полка. Дивизион получился довольно массивным. По прибытию, я доложил начальнику полигона генерал-лейтенанту артиллерии В.И. Вознюку о прибытии дивизиона на полигон для выполнения учебно-боевых стрельб на ракетном комплексе Р-2.
Генерал-лейтенант Вознюк принял меня несколько скептически и задал вопрос:
— Вы командир дивизиона?
— Да — ответил я.
— Вы утверждены?
— Да.
Тогда он мне говорит:
— Вообще у вас там, в авиации, какие-то порядки….(не пишу какие).
Ему, по-видимому, не понравился старший лейтенант в авиационной форме. Действительно, наш полк формировался по решению штаба Дальней авиации. В дивизионах, формируемых по решению штаба ракетных частей, командиры дивизионов имели погоны с двумя просветами.
Тем не менее, мы приступили к подготовке боевых расчётов к учебно-боевым пускам ракеты Р-2. Офицерский состав дивизиона, в основном, был из авиационных частей, технически грамотный, и поэтому успех не заставил себя ждать. Все расчёты довольно успешно сдали теоретические зачёты, практически отработали на технике и были допущены к пуску ракеты Р-2. Два расчёта отработали с оценкой — хорошо, два с оценкой — отлично.
Мы начали собираться домой, но неожиданно получили приказ: «Дивизиону освоить ракетный комплекс Р-12 с ракетой 8К63 и провести по одному пуску каждым расчётом». К этому времени ко мне, как к командиру дивизиона, отношение со стороны руководства полигона изменилось в лучшую сторон. После обучения и сдачи зачётов комиссии полигона, расчёты были допущены к пуску ракет Р-12. Четыре пуска ракеты Р-12 провели успешно: два расчёта отработали на — хорошо, два — на отлично,
Всего на полигоне мы находились 2,5 месяца. Условия жизни на полигоне — самые настоящие, полевые. И офицеры, и личный состав жили в палаточном лагере, в степи. Питались из своей походной кухни. Жара была невыносимая, а спрятаться некуда, ни одного деревца. Во время заправки некоторые заправщики падали в обморок. Столовая снабжалась, в основном, сухими овощами (картошка, морковь, лук и вобла). Воблу даже в Добеле привезли и на обед офицерам на стол клали по воблине. Многие болели расстройством желудка, что заставило организовать полевой лазарет, где лечились больные со всех дивизионов, находящихся на полигоне.
В качестве отступления можно привести воспоминания участников пуска:
«… В июле температура воздуха доходила до +40 градусов. Во время заправки ракеты воздух не шелохнётся. Примерно на высоте 1 — 1,5 м над землёй лежит жёлтое облако паров окислителя, выходящих из дренажных систем заправщиков. Личный состав батареи работает в противогазе и защитной одежде, одетой на голое тело, так как иначе не выдержать и минуты. Через каждые 4 — 5 мин солдаты, сержанты и офицеры подбегали к водовозке и им за шиворот из шлангов выливали 1 — 2 ведра холодной воды. Мокрое тело через 5 мин высыхало под эащитной одеждой. Так спасались от перегрева…».
После отработки задач на полигоне, дивизион успешно вернулся на место постоянной дислокации. Командира полка подполковника Корунчикова на месте уже не было — вместо его был назначен подполковник М.П. Данильченко, а вместо капитана Трунова — подполковник Дрембич.
1-го октября 1960 года первый дивизион четырьмя боевыми расчётами заступил на боевое дежурство, но без боевого запаса головных частей и без КРТ. 15-го апреля 1961 года мы получили боезапас ракет и КРТ. С этого момента первый дивизион всеми четырьмя боевыми расчётами заступил на боевое дежурство в боевой готовности № 4 (постоянная). Так началась будничная работа. Мне присвоили очередное воинское звание — капитан. Мой статус укрепился. Заканчивалось строительство БСП, обустраивалась жилая зона.
В начале 1961 года встал вопрос об отправке на полигон 2-го дивизиона. В это время командир 2-го дивизиона капитан А.А. Александров готовился к увольнению в запас по болезни. Командир дивизии полковник Колесов запросил командира полка подполковника Данильченко: «Кого будем посылать на полигон со 2-ым дивизионом?». «Капитана Рушева» — был ответ. Командир дивизии согласился. Так капитан Рушев, нежданно-негаданно, загремел второй год подряд на полигон, но уже со 2-ым дивизионом.
В мае 1961 года мы были уже на полигоне. Меня встретили там уже по-другому. Во-первых, у меня там уже были знакомые, а во-вторых, я был капитаном. Все расчёты уже были готовы работать на ракете Р-12 (имели первоначальные теоретические знания и практические навыки), поэтому на полигоне четыре боевых расчёта сразу начали готовиться к подготовке к пуску ракеты Р-12. Всё пошло по отлаженной схеме: зачёт по теории, зачёт по практике. Все расчёты были допущены к пуску. Отработали успешно: два расчёта получили оценку — хорошо, два других — отлично. Пробыли мы на полигоне чуть больше одного месяца. Я таким успехом был окрылён. С воодушевлением стали грузиться на эшелон для отправки домой. Но всё получилось, не так как я ожидал. Я рассчитывал на награду, а получил уйму не лестных упрёков.
По прибытию на станцию разгрузки Гардене, нас встречал командир дивизии полковник Колесов. Я ему доложил, что задачу по пускам выполнил успешно, но в пути следования отстали от эшелона два офицера и девять солдат и сержантов. Они, конечно, благополучно прибыли в часть, но это не меняло положения. Было совершено ЧП. Весь гнев был выпущен на меня. Много было сказано обидного. И я действительно обиделся. Ведь, честно говоря, я подготовил оба дивизиона к заступлению на боевое дежурство. Видимо я здесь немного погорячился и сразу написал рапорт о переводе меня на инженерную должность, так как в душе я был истинный инженер. Конечно, я погорячился.
В августе 1961 года я получил назначение на должность заместителя начальника сборочной бригады в гор. Елгава. Жалко, конечно, было уезжать из полка, здесь я видел плоды своих трудов. В Елгаве я долго не задержался, через год получил назначение на должность начальника сборочной бригады в ртб гор. Поставы Белоруской ССР. Там я и дослуживал. В 1972 году я был уволен в запас.
Остались в памяти офицеры дивизиона: зам. по политчасти майор Семёнов, начальник штаба майор Столяров, зам. по спецвооружению капитан Зорькин, командиры батарей — старший лейтенант Тарабан, майор Демченко, старший лейтенант Перескоков, майор Зюзин, командир технической батареи лейтенант Новичков. Из молодых офицеров в памяти — лейтенанты Погорелов, Капитонов, Пустовалов, Краснов (будущий командир Добельского полка).
После увольнения переехал в гор. Нижний Новгород. Два года работал в военной приёмке на телевизионном заводе по приёмке РЛС, затем устроился помощником директора завода — начальником штаба гражданской обороны. Закончил работу в 75 лет.
Александров в гостях у Рушева
Рылов Владимир Александрович
В июле 1959 года, после окончания Харьковского высшего авиационно-инженерного военного училища проходил службу в Таурагском инженерном полку РВГК (с июля 1960 года — ракетном), сначала на должности начальника отделения 2-ой батареи, а потом — заместителем командира 4-ой батареи. В конце лета 1962 года в отделе кадров 29 ракетной дивизии мне вручили предписание для убытия в войсковую часть 23460 (867 ракетный полк) гор. Добеле (Латвия) и дальнейшего прохождения воинской службы в должности заместителя командира 1-го дивизиона по ракетному вооружению.
Назначение для меня было неожиданным. В течение 1961-1962 годов я уже девять месяцев исполнял обязанности командира 4-ой стартовой батареи. Командир батареи майор А.Е. Матросов часто болел из-за ранений, полученных во время Великой Отечественной войны, лечился и собирался увольняться из Вооружённых Сил. Батарея в то время была в полку одной из лучших, наша ленинская комната по оборудованию занимала в дивизии первое место. К тому же у меня уже была служебная двухкомнатная квартира. Исходя из всего этого, я надеялся, что после увольнения А.Е. Матросова, буду назначен командиром батареи.
Но нужно отметить и другое. К моменту назначения, я уже не однократно исполнял обязанности заместителя командира дивизиона по РВО майора Коноплёва, так как он убывал на ноябрьский 1960 года парад в Москве, в отпуска. Да я и сам в мае 1961 года был заместителем начальника парадного расчёта, а в 1962 году занимался подготовкой техники для 79-го ракетного полка, убывающего на Кубу. Поэтому, в принципе, я уже имел представление об обязанностях и работе заместителя командира дивизиона по РВО, но, несмотря на это, новое назначение для меня было неожиданным.
В сентябре 1962 года я прибыл в штаб 867 ракетного полка. Во время беседы со мной командир полка полковник М.П. Данильченко сказал: «Хорошо. С вашей службой я знаком, бывал на показных занятиях, слышал выступления. Старайтесь и здесь так же ответственно служить. Квартиру получите месяцев через 6-8 — строится дом. Представляю майора О.Н. Степанова, моего заместителя по РВО, он вас введёт в состояние дел». Из кабинета командира мы вышли со Степановым вдвоём. И пока беседовали с ним в его кабинете, мне принесли моё удостоверение личности уже с отметкой о моей новой должности за подписью командира полка. Так в воинском звании «старший лейтенант» я юридически приступил к исполнению обязанностей заместителя командира 1-го ракетного дивизиона 867 рп по РВО. Останавливаюсь на этом моменте моей служебной деятельности, потому что с самого начала воинской службы мне приходилось заниматься боевой работой, а назначение получил по службе РВО.
На следующий день прибыл в 1-ый дивизион (Тервете) и представился командиру дивизиона В.П. Хилькевичу (из моряков). Он мне сказал: «Приступай к службе, дела принимать тебе не у кого». Итак, 1-ый ракетный дивизион 867 рп, сентябрь 1962 года. Дивизион на боевом дежурстве с апреля 1961 года: четыре стартовые батареи (командиры батарей — Г.С. Тарабан, Швейн, Перескоков, Зюзин), техническая батарея проверок ракет (В.П. Малышев) в составе двух отделений проверок (Н.И. Андреев и В.М. Борисов),
Двенадцать ракет Р-12 в трёх хранилищах и четыре ракеты Р-12У (3 рдн) в сооружении №2, полный боевой комплект техники и одна учебная ракета на полк.
Из опыта прошлой службы, свою задачу видел в том, что я должен знать и уметь поддерживать высокий уровень боевой готовности дивизиона, личного состава и техники. А это значит, что необходимо осуществлять контроль, анализ и разработку необходимых мер по поддержанию боевой готовности, прежде всего, особое внимание уделять боезапасу и безаварийной работе людей на технике. В дивизионе службы РВО нет, я один, значит, всё будет замыкаться на меня.
Состояние боезапаса вышестоящие органы контролировали всегда и в первую очередь. В дивизионе ракеты были новые, выпуска 1960-1961 годов и при проведении полугодовых и годовых регламентов отказов не было. Во время проведения проверок я убедился, что личный состав технической батареи к работе относится добросовестно и ответственно, проявляет осторожность и ошибок не допускает. Проверку технического состояния боевых ракет, а в последующем и учебных (в том числе и УТР) проводили отделения технической батареи. Хочется особенно выделить начальника отделения Н.И. Андреева и операторов Ю.Ю. Набатова и В.И. Вавилова. В последующей совместной службе у меня с офицерами технической батареи сложились хорошие отношения и по всем возникавшим техническим вопросам мы достигали взаимопонимания. Трудности возникали только при герметизации укупорки ракеты. Ракеты хранились в гермоукупорке из миткалевой ткани с одним герметизирующим швом длинной до 23 метров. Требования к герметичности ткани и шва были очень высокие — негерметичность не допускалась и работа была трудоёмкой. Перед герметизацией шва его надо было подготовить: снять (содрать) старый клей, промыть, а затем заклеить так, чтобы при проверке герметичности, после наддува воздухом, спада давления не было. Работа велась на корпусе ракеты и требовалась осторожность. На эту работу уходили сутки, а иногда выполнялись по два, а то и три раза. Очень трудно было достичь выполнения всех требований, а на итоговых проверках это проверялось в первую очередь и по результатам оценивались условия хранения ракет. Данная операция доставляла много неприятностей и, к счастью, в последующем была отменена. Операция по разгерметизации и снятию гермоукупорки ракеты требовала длительного времени перед установкой ракеты на пусковое устройство, что влияло на общее время подготовки и пуска ракеты.
При ознакомлении с БСП обратил внимание на одно обстоятельство. Наземная кабельная сеть (НКС) на стартовых площадках была развёрнута и хранилась в желобах на открытой местности, а не свёрнутой на катушках в машинах. Это меня очень обеспокоило. Так как по опыту знал, что при дежурстве на полевой позиции, развёрнутая кабельная сеть повреждалась грызунами. Требовалось дополнительное внимание на осмотр и принятие дополнительных мер по борьбе с грызунами.
И ещё меня тревожило то, что на боевой позиции электропреобразовательные агрегаты находились в заглубленных неотапливемых помещениях. В дождь и при таянии снега в приямках постоянно скапливалась вода, помещения становились сырыми, оборудование замокало. Зимой поверхность спуска покрывалось льдом, что затрудняло допуск к агрегату. При проверках НКС с эквивалентом бортовой сети (ЭБС) сопротивление изоляции становилось заниженным, требовалось постоянно менять кабели и сушить оборудование подогревателем воздуха. На это уходило время и требовались материальные затраты, что вызывало, к сожалению, раздражение и неудовольствие вышестоящих начальников. Я же не всегда был уверен, что батареи смогут во время выполнить боевую задачу. Такое состояние было до тех пор, пока в дивизионе не появилась своя учебно-боевая ракета. Стали чаще проводится комплексные занятия. НКС и агрегаты стали длительное время находиться под электронапряжением и им сушиться.
В октябре-ноябре 1962 года я был привлечён к работе в составе комиссии ГК РВСН. В начале 1963 года командиром первого дивизиона был назначен новый командир
— капитан В.Д. Алпеев, мой бывший командир 1-го дивизиона Таурагского полка. Он вернулся с Кубы и получил назначение в наш дивизион. Очень рад был встречи. Мы часто беседовали о Кубинских событиях, о людях, среди которых у нас было много знакомых. Из его воспоминаний, уяснил, что люди на Кубе не были психологически подготовлены к тем лишениям и трудностям службы, которые выпали на их долю. В работе с людьми и на технике могут быть самые неожиданные ситуации и нужно быть постоянно к ним готовым, воспринимать как должное, относиться с пониманием и терпеливо. А, что касается маскировки, чему мы в прошлом так много уделяли внимания, то скрыть или замаскировать деятельность дивизиона на полевых позициях, да и на БСП, практически не возможно. К сожалению, наша совместная служба была кратковременной, уже весной 1963 года, он убыл в гор. Ленинград в академию им. Можайского. Мы понимали и уважали друг друга. Новым командиром дивизиона был назначен майор Марков.
В феврале 1963 года в связи с новой организационно-штатной структурой в полку был расформирован дивизион транспортировки и заправки ракет: отделения заправки вошли в состав стартовых батарей (4 отделения). Было реализовано давнее наше предложение. Теперь ответственность за состояние заправочной техники и ракетное топливо дополнительно легла на меня. К тому же в дивизион поступила учебно-боевая ракета, за исправность которой отвечала техническая батарея и опять же я. Объём работы возрастал, а помощников не было. К тому же, в то время, стартовые батареи были уже укомплектованы полевыми сборно-разборными стартовыми площадками (СП-6) и кранами для их установки. Нужно было организовывать подготовку стартовых батарей по их использованию. Для этой цели на БСП определили площадку, где батареи учились устанавливать СП-6: отрывать котлован, засыпать его щебнем, устанавливать бетонные плиты СП-6, устанавливать на них пусковое устройство. Нужно было выполнить все операции так, чтобы под тяжестью ракеты грунт не проседал, и вертикальность её не нарушалась. Естественно, если площадка плохо подготовлена — жди беды.
Начались тренировки, умение и опыт давались не легко. С подготовкой людей в дивизионе мы спешили, так как в июле 1963 года дивизион, в составе полка, должен был участвовать в опытном учении, проводимом командующим ракетной армией генерал-полковником Ф.И. Добыш. Моральное напряжение росло, шла интенсивная подготовка, возрастала нагрузка на боевую технику и учебную ракету. Пришлось более углубленно проверять и обслуживать их. В этом вопросе хочется отметить терпение, понимание и добросовестное отношение к работе начальника отделения проверок Н.И. Андреева, ставшего, фактически, моим помощником, Д.И. Штукатурова и других. У меня, как заместителя командира дивизиона по РВО, в то время, не было своих ремонтных средств. Выручала танкоремонтная мастерская (ТРМ-1) состоящая из трёх человек: водителя, токаря и слесаря-сварщика. Они подчинялись начальнику АТС дивизиона старшему лейтенанту В.Н. Якубову. Он с пониманием относился к создавшейся ситуации и всегда шёл мне на встречу. Я же обеспечивал его материалами, всем, чем мог: резцами, электродами, металлом, которые получал со складов службы РВО полка. При интенсивной работе на технике мы старались совместно организовать и регулярно проводить «парковые дни» — дни обслуживания техники личным составом батарей. И должен сказать, что на учении ни люди, ни техника не подвели.
В июле 1963-года на опытном учении по занятию полевого позиционного района дивизионом, марш совершали по батарейно, а колонну 4-х боевых ракет и учебно-боевой ракеты возглавлял я. Опыт вождения автоприцепов ракет у меня был, его я приобрёл во время майского парада 1961 года, когда совершали марши по улицам Москвы. Рекогносцировка маршрута была проведена заранее, на каждом повороте сам руководил прохождением каждого автопоезда. В полевой район прибыли только утром, на рассвете. Маршрут был всё время занят из-за аварии с одним из установщиков второго дивизиона.
В запасном полевом районе (ЗПР), после доклада командиру дивизиона о прибытии и расстановке ракет, мне доложили, что все батареи благополучно развернули технику, установили СП-6 и заняли позиции и только в первой батарее, во втором отделении капитана Федорова, что-то не ладится с замером влажности воздуха. Замерили влажность воздуха от компрессора — норма, значит вина в трубопроводах от компрессора. Дал команду разобрать их и промыть спиртом, а затем измерить другим прибором 8Ш31. Результат был положительный. Оказалось, что номер расчёта при частой сборке трубопроводов сжатого воздуха, чтобы хорошо наворачивались гайки, решил их смазать и смазка попала во внутрь. И хотя перед сборкой проводилась продувка трубопроводов воздухом, смазка не удалялась. Так, в полевых условиях, необдуманные лишние старания привели к негативным последствиям. Полевые условия — пыль, песок, грязь — всё это необходимо было учитывать при работе на технике, особенно при сборке коммуникаций и кабельной сети и требовалась обязательная продувка трубопроводов и закрытие разъёмов.
Учение прошло успешно, дивизион показал высокий уровень подготовки, техника не подвела и, хотя осталось много неясных вопросов, лично я результатами был доволен. Полевые условия для дивизиона выдвигали новые задачи, особенно в выполнении организации питания, охраны, связи и многое другое. Требовался новый подход, надо было всё осмыслить. Впоследствии на основе выводов учения были заложены основы выполнения боевых задач ракетными дивизионами с полевых боевых позиций.
После 10-дневного нахождения в полевом районе дивизион вернулся на БСП и приступил к несению боевого дежурства в постоянной боевой готовности. Для меня, как участнику и исполнителю, решение многих задач оставалось не ясными. Ко многому дивизион в условиях длительного пребывания на полевой позиции не приспособлен, трудно обустраивать жизнь и защиту дивизиона, не имея ни сил, ни средств. Только сейчас я осознал всю озабоченность моего кубинского командира В.Д. Алпеева. Он всё это испытал на себе и понял на Кубе, в реальных боевых условиях.
Но нам, командованию дивизиона, не удалось всё это осмыслить до конца. Перед нами была поставлена новая задача — подготовиться и убыть на 4 ГЦП МО для отработки порядка проведения занятий на боевой ракете с её многократной заправкой и сливом КРТ, профилактике после каждого слива и последующим пуском. Отработка программы должна была проведена на одном комплекте боевой техники последовательно каждой из 4-х стартовых батарей нашего дивизиона. Приём и профилактика ракеты была возложена на отделение проверок дивизиона.
Итак, перед нами стояла задача: принять боевую ракету, проверить её, провести четыре заправки и три слива с последующим пуском последней батареей. В моей предыдущей службе подобная задача уже выполнялась, когда в 1960 году я в составе дивизиона Таурагского полка (командир дивизиона В.Н. Чаманский) обеспечивал, закреплённой за мной боевой техникой, пуски нескольких стартовых батарей. Но поставленная перед нами задача была посложней. Там заправили ракету и провели пуск — ракета ушла. А здесь, три условных пуска с реальной заправкой каждый. После каждого условного пуска надо было подогнать установщик к заправленной и стоящей на столе ракете, собрать и подсоединить к ракете заправочные коммуникации, произвести полный слив, снять со стола ракету, провести профилактику, подготовить ракету к новому циклу предстартовых проверок и осуществить подготовку к пуску другой стартовой батареей. Опасность велика. Это была рискованная и ответственная работа. Много было неясного, я не знал допускаемых ограничений и условностей. Пытался выяснить, но ответ был один: «Всё узнаете на полигоне».
Началась интенсивная повседневная подготовка стартовых батарей на учебной ракете, подбиралась наиболее подготовленная и обслуженная техника, каждый предлагал лучшую — никто не желал рисковать, ведь допуск получать нужно было каждому. Эти вопросы обсуждались и уточнялись с офицерами батарей. Коллективно сформировали один комплект боевой техники, взяли дополнительный комплект приборов, ЗИП, резервную технику и личный состав дивизиона с техникой эшелоном убыл на полигон.
Оперативная группа полка и дивизиона, куда входил и я, под руководством командира полка полковника М.П. Данильченко убыла раньше. На меня была возложена ответственность за решения вопросов по боевой подготовке и службе РВО. На полигоне мы, вместе с командиром полка, встретились с руководителем работ и инструкторской группой полигона полковником Г.В. Дядиным. У него уточнили все интересовавшие нас вопросы. Выяснилось, что оценка уровня подготовки стартовых батарей и отделения проверок ракет на предмет допуска к самостоятельной работе будет проводиться на фоне опытного испытания ракеты по её многократной заправке.
Г.В. Дядин знал меня по предыдущим пускам. По его рекомендации был составлен план работы, который был утверждён им и командиром полка. При этом Дядин предупредил, что инструкторская группа полигона будет оценивать уровень подготовки личного состава батарей, а остальной объём работ и ответственность за их качество лежит на дивизионе, значит на мне. С прибытием личного состава и техники дивизиона на полигон, приступили к подготовке стартовых батарей. Я довёл до офицеров план работы, рассказал об особенностях и ограничениях, ответил на вопросы. Неясности уже не было. Командир дивизиона майор Марков руководил подготовкой личного состава стартовых батарей к сдаче теоретической части, а мы с начальником проверок получили выделенную боевую ракету и комплектующие к ней (ходят разговоры, что в это время на полигоне проходил отстрел ракет, побывавших на Кубе, возможно, что в этом участвовали и мы). Компоненты ракетного топлива получали вместе с начальниками заправочных отделений.
В ходе проверки ракеты, при её осмотре в одной из камер сгорания была выявлена забоина, превышающая установленный доступ. Встал вопрос о допуске ракеты к пуску. Доложил командиру полка и Г.В. Дядину. Он мне ответил, что другой ракеты для испытаний нам не дадут, а как она поведёт себя в полёте — посмотрим. И я расписался в формуляре о допуске ракеты к пуску, взяв всю ответственность за возможные последствия на себя, и очень переживал за эту ситуацию.
Первые три стартовые батареи, сдав зачёты, заправляли ракету только окислителем и горючим, осуществляли подготовку к пуску с ограничениями: без задействия бортовых батарей и отсоединив воздушные трубопроводы от ряда клапанов автоматики. А затем проводили слив КРТ и снимали ракету с пускового устройства. Отдаление проверок в горизонтальном положении ракеты осуществляло профилактические работы, в частности, продувку баков. В этот период работы уже принимали участие номера расчётов очередной стартовой батареи.
Последняя стартовая батарея (1-я батарея дивизиона, командир батареи Г.С. Тарабан) вела подготовку ракеты к пуску без всяких ограничений и произвела пуск. Всё шло хорошо — заправили и выполнили все операции, но ракета поднялась на высоту 1000 метров, зависла и упала на землю. Для меня стало ясно — двигатель не набрал тяги, не вышел на полную мощность, автоматика дала сбой. Многократное отсоединение воздушных трубопроводов, а затем подсоединение их без проверки герметичности стыков, могли стать причиной аварии. Об этом я доложил комиссии при обсуждении возможных причин и результатов исследовательской работы. Комиссия согласилась с такими доводами и, главное, пришла к заключению, что такой вариант подготовки стартовых батарей (с многократной заправкой боевой ракеты) — не желателен. Для этих целей необходимо иметь специальную учебно-тренировочную ракету (УТР), позволяющую проводить, как минимум, 16-17 циклов заправка-слив только окислителя и горючего. После каждого цикла заправка-слив необходимо проводить профилактические работы путём продувки топливных баков воздухом.
По итогам работы 2, 3 и 4 стартовые батареи были оценены «отлично», 1-ой выставили оценку — «хорошо». Претензий к действию личного состава дивизиона не было, с поставленной задачей — справились. Наши усилия по подготовке личного состава и техники не прошли даром. Мы вздохнули с облегчением. Дивизион убыл к месту постоянной дислокации, а я остался на полигоне — надо было сдать обломки ракеты, рассчитаться за ракету и КРТ, подписать многочисленные акты. Когда командир полка полковник М.П. Данильченко ставил мне задачу, то поразило одно обстоятельство — командир не просто говорил, что нужно сделать, но и подсказал к кому необходимо обратиться в случае возможных затруднений, дал номера телефонов и рекомендовал, как поступить в той или иной обстановке. Чувствовалось, что он знает здесь людей и обстановку. Ведь на полигоне оставался я один, транспорта нет, а дела надо было решать в разных местах. И к кому бы я ни обращался от его имени, мне все шли на встречу. В последующей своей службе среди командиров ракетных полков, такого как Данильченко, не встречал. Важно не только поставить задачу, но и дать рекомендации как поступить в той или иной обстановке.
При сборе остатков ракеты обратил внимание на двигатель — все четыре камеры сгорания были исправны, даже не покорёжены. Значит, причина аварии была не в забоине. Эта уверенность позволила мне более обоснованно отстаивать своё решение на допуск ракеты к пуску. Вернулся в полк в конце сентября и доложил командиру полка, что всё выполнил и что к нам претензий нет. Командир попросил меня всё рассказать обстоятельно — к кому обращался и как ко мне относились люди. Тогда я не понимал, зачем ему такие подробности. Сейчас-то понятно, обстоятельства могут повториться, и командир всё должен знать. Данильченко поблагодарил и поздравил меня с присвоением мне очередного воинского звания — капитан. Я чувствовал, что устал и попросил представить мне очередной отпуск. Командир не возражал, но сказал, что в штат дивизиона введена инженерно-ракетная служба и что надо подобрать людей, и что один человек уже получил назначение — выпускник инженерного училища капитан Данченков.
В дивизионе людей я уже знал хорошо и поэтому сразу по заправочному оборудованию предложил должность капитану Я.Б. Бух, а по стартовому и двигательному — капитану М.И. Ктитарчуку, но он отказался. Пришлось предложить капитану В.М. Черникову.
Итак, в дивизионе появилась служба, которую я возглавлял, есть помощники, чему я был рад, но, в тоже время и огорчён. По штатным изменениям в технической батарее вместо двух отделений проверок ракет осталось одно, а объём проверок остался прежним. Нагрузка на людей отделения возросла, не стало командира технической батареи, надо было перепланировать проверки и переукомплектовывать подразделения. Отпуск откладывался на декабрь месяц.
К весне 1964 года на БСП дивизиона строительные работы, в основном, были закончены: введена в эксплуатацию 2-х этажная солдатская казарма, столовая, баня и офицерское общежитие. Общежитием было одноэтажное длинное кирпичное здание с бетонной крышей. Располагалось оно на болотистом месте и плохо отапливалось, в комнатах постоянно было холодно и сыро. Офицеры часто для обогрева комнат использовали мощные электронагревательные печки из боевых машин. Поэтому в помещении часто выходило из строя электрооборудование — розетки, распределительные щитки. В дивизионе специалиста по промышленному электрооборудованию не было и всё стало замыкаться на инженерно-ракетную службу дивизиона. Брать на себя лишнюю ответственность я не желал, поэтому с командиром дивизиона часто стали возникать неприятные разговоры. Быт офицеров стал серьёзной проблемой. Офицеры стали чаще болеть, дело доходило до такого состояния, что некому было заступать в батарее на боевое дежурство. Да и общежитие не отвечало элементарным требованиям быта, что не раз отмечал врач дивизиона. В это же время в дивизионе стали разбирать бывшие солдатские сборно-щитовые казармы.
В начале марта 1964 года в дивизион приехал новый командир дивизии полковник Л.И. Кокин, высокий грузный человек и решил переночевать в нашем офицерском общежитии. Ему подготовили комнату и поставили электронагревательную печку. В эту ночь и я остался в дивизионе, боялся за отключение электричества. Рано утром спросил у дневального: «Командир часто выходил из комнаты?». Ответ: «Четыре раза». Следовательно, спать командиру дивизии было холодно. После завтрака между мной, командиром дивизиона и командиром дивизии состоялся очень неприятный разговор. Я пытался пояснить, почему так плохо, и всё твердил, что там жить нормально не возможно. На вопрос, что делать, предложил построить новое общежитие из сборно-разборных щитовых казарм. Здание будет сухое, тёплое, а в отдельных комнатах можно создать уют. Кирпичное же здание использовать под учебно-материальную базу. Командир дивизии дал согласие и поставил задачу командиру дивизиона — сроком в один месяц построить новое общежитие. Все вопросы были согласованы и с командиром полка. Командир дивизиона занялся организационными вопросами по строительству казармы, а я со своими помощниками — УМБ.
Были назначены ответственные:
— по стартовому оборудованию — капитан А. Еремеев,
— двигательному — М.И. Ктитарчук,
— электроогневому — А.Д. Краснов,
— заправочному — Л.Н. Волков,
— отделение проверок — Н.И. Андреев,
— по автоподготовке — В. Якубов.
Из подручных средств, с привлечением ТРМ-1, были изготовлены макеты, схемы, тренажёры. К концу года классы были готовы и общежитие построено вовремя. Для проживания офицеров были созданы благоприятные условия.
В начале лета, начальник 1-го отделения 1-ой стартовой батареи капитан А.С. Еремеев сообщил мне, что во время занятия на стартовой позиции была согнута стрела установщика в месте упора. При осмотре было обнаружено, что стрела установщика была поднята и согнута в месте упора домкратов, троса натянуты. Выяснилось, что номер расчёта во время расстыковки силового разъёма уронил его и разбил керамическую изоляционную плату, а при её замене перепутали клеммы. В результате этого при опускании стрелы установщика барабаны с тросами стали вращаться в обратную сторону и натянули стрелу. Стало ясно, что нужно срочно заменять установщик, так как батарея стояла на боевом дежурстве. Доложили главному инженеру полка Степанову, попросив его при докладе в штаб дивизии, попросить установщик из школы младших специалистов (вшмс). Через некоторое время меня вызвали к телефону, на связь с заместителем главного инженера дивизии подполковником В.Г. Шалит. Он попросил до его приезда ничего не предпринимать. Через два часа он уже был в дивизионе, осмотрел установщик, дал команду на замену кабеля. Конечно, причина была в разъёме. Пригнали новый установщик из вшмс, а выведенный из строя, поставили в бокс и стали ждать решения на отправку в ремонт.
Я опять вспомнил своего командира Алпеева — при работе людей на ракетной технике, можно ждать всего, что угодно, так как обучение проводилось на боевой технике и в процессе обучения людей могут допускаться самые разные ошибки. На этом наши неприятности с установщиком не закончились. Через два месяца было получено распоряжение на отправку установщика в ремонт. Платформа под погрузку была подана на станцию Гардене. Вместе с Еремеевым погнали установщик на станцию, он с водителем в кабине МАЗа, я на «газике» командира дивизиона. На станцию надо было въезжать через деревянный мост. И, как только колесо МАЗа стало на первый пролет моста, оно провалилось, и установщик наклонился. Водитель выключил двигатель и вместе с Еремеевым покинули кабину. Оценив ситуацию, решили, что самим не справиться. Я поехал в городок, доложил командиру полка и попросил помощи. М.П. Данильченко сказал, что бы никуда не уезжал и ждал от него звонка. Минут через 20 он сообщил мне, чтобы я на выезде с танкодрома встречал два танковых тягача, а потом подойдёт машина с деревянными брусьями и танкисты укрепят мост. Через 30 минут подошли 2 танковых тягача с лебёдками, офицеры-танкисты подъехали к месту аварии, осмотрели всё и обсудили порядок работы. Меня смущало одно обстоятельство: рулевое управление на МАЗе имело гидроусилитель, который функционировал только при работающем двигателе, а это означало, что во время работы водитель должен быть в кабине. Сказал об этом танкистам. Они успокоили — упасть установщику не дадут. Танкисты работали чётко, уверенно и через несколько минут установщик уже стоял на дороге. Подошла машина с брусьями, танкисты усилили стойки моста, поставили новые распорки и положили новый настил. Я был поражён их умению и оперативности в работе. Мы проехали по новому мосту, поблагодарили танкистов за помощь и договорились в очередную субботу встретиться в Добеле, в кафе под липами. К вечеру установщик был закреплён на платформе и сдан дежурной по станции. Вернулись в дивизион, доложил командиру полка и попросил его поблагодарить танкистов за помощь. Как молодой офицер, ещё раз был поражён своим командиром, знанием им окружающей обстановки и его связями. Таков был наш командир полка М.П. Данильченко.
Моя судьба в моей жизни в очередной раз предупредила меня от более тяжёлых возможных неприятностей. Через 4 дня я проводил колонну с 8-ми цистернами окислителя по тому же мосту в Гардене. И если бы не случай с установщиком, то обстоятельства могли быть очень тяжёлыми. В спешке, иногда допускаются ошибки, которые могут привести к неприятным последствиям. Предвидеть их все не возможно и поэтому судьба преподносила мне их очень часто. Так, однажды, при очередном регламенте на боевой ракете, после снятия заглушек с разъёмов, были обнаружены потемневшие контакты. На них была изморозь, как снежинки. На прошлом регламенте их не было. Не могли понять, откуда они появились и, что делать дальше. Доложил в полк. Часа через три меня вызвали на связь, со мной разговаривал начальник отдела армии полковник Московец. Выслушав доклад о состоянии разъёмов на всей ракете, он отдал распоряжение ничего не предпринимать до его приезда. Через сутки он и подполковник Шалит прибыли в дивизион, осмотрели и вскрыли ещё 4 ракеты. На одной из них оказалась точно такая же картина. Стали выяснять причину. При осмотре заглушек обратили внимание, что у одних есть уплотнительное резиновое кольцо, а у других нет. Теперь поняли причину. После промывки разъёмов спиртом, не давали им просохнуть, а сразу закрывали. Сера резины в парах спирта вступала в реакцию с серебром и контакты темнели. Электропроводимость не нарушалась, а вид был не товарный. Главный конструктор такие ракеты к пуску допустил, но неприятный осадок остался. К сожалению, работа необученных людей на боевой технике преподносила мне много неприятностей.
Весной 1965 года были введены новые боевые графики подготовки ракеты к пуску и определены степени боевой готовности. Перед дивизионом была поставлена задача, в июне месяце занять полевой позиционный район и организовать там тридцатисуточное боевое дежурство по новым боевым графикам, отработать учебные задачи с полным комплектом заправочных средств. В дивизионе были новый командир и начальник штаба. Для них все вопросы по занятию полевой позиции, организации быта, питания, охраны и прочие моменты были новыми, они не имели опыта. Началась подготовка, трудностей было много, и возникшие проблемы решались с трудом. Несмотря на опыт, который был у меня, сложности также возникали, особенно с организацией хранения КРТ на полевой позиции. Перепад температуры, нагрев емкостей, особенно с окислителем, приводил к частому сбросу давления, загазованности позиции парами КРТ. Требовался особый контроль и недопущения отравления людей. Если с окислителем и горючим мы имели дело раньше, то с концентрированной перекисью водорода и пусковым горючим опыта не было. А это очень опасные компоненты топлива Перекись, взрывоопасный продукт и хранилась в специальных емкостях, для неё соприкосновение с пылью, грязью, маслами приводило к губительным последствиям. Её необходимо было хранить в особом месте, вдали от людей, а рядом обязательно должен был находиться расчёт с обмывочно-нейтрализационной машиной с водой. Через каждые два часа — контроль температуры продукта. Врач дивизиона постоянно проверял состояние средств защиты и после каждой смены расчетов осматривал людей. Пусковым горючим легко можно было отравиться при стравливании давления, оно своё коварство проявляло незаметно. Врач дивизиона, В.М.Кондратенко вёл постоянный контроль, добросовестно относился к своей работе, и только благодаря его ответственности нам удалось не допустить отравления людей и избежать неприятных последствий в обращении с КРТ в полевых условиях в течение такого длительного срока. Возвращаясь в прошлое, хочу ещё раз отметить, что для полевых условий обращение с такими компонентами топлива очень рискованно.
В течение месяца на боевой технике проводили регламенты, которые, в основном, сводились к осмотрам и проверкам НКС с ЭБС, то есть контроль целостности электроцепей и сопротивления изоляции, а проверка техники на функционирование проводилась в ходе комплексных занятий на учебной ракете.
Тридцатисуточное боевое дежурство на полевой позиции позволило осмыслить многие вопросы дежурства, боевой подготовки, проведения регламента на технике, организации быта личного состава. Это не кратковременное пребывание, а жизнь в палатках, в дождь и жару и всё рядом с опасными компонентами ракетного топлива. Длительное боевое дежурство на полевой позиции позволило командованию дивизиона, во главе с командиром Царалунга., офицерам осмыслить особенности и получить опыт, отличающийся от повседневной жизни на БСП.
В дивизионе сложился дружный коллектив офицеров, и это проявлялось во взаимном уважении и доверии. Трудности закаляли людей. Как-то, ко мне подошёл старший лейтенант А.Д. Краснов и спросил: «Как мне быть, предлагают должность командира группы подготовки и пуска в шахтном дивизионе. Я его не знаю». Мой ответ был таков: «Иди, Толя, разберёшься». Я знал и ценил его способности, но, что я ему мог предложить в дивизионе — ни-че-го.
С аналогичным вопросом обратился ко мне и капитан А.С.Еремеев: «Как быть? Предлагают выборную должность секретаря партийной организации дивизиона. Особенности работы не знаю». «Конечно, иди, работать с людьми ты умеешь». Это были грамотные, честные и добросовестные офицеры. В дальнейшем служба у них сложилась удачно. Еремеев стал секретарём парткома части, а потом и секретарём парткомиссии дивизии, подполковник. Краснов — генерал-майор, закончил академию Генерального штаба, был начальником штаба объединения военно-космических сил. Да и в моей службе наступили перемены После возвращения из полевого района мне позвонил начальник отделения кадров дивизии подполковник А.А. Клочков и спросил, не возражаю ли я о переходе к новому месту службы. Ответил — нет. Конкретно куда, разговора не было. Дня через три, утром, в дивизион приехал командир полка полковник М.П. Данильченко и у нас состоялся разговор: «На тебя запрашивают характеристику, собираются перевести служить на новое место. Откажись, скоро должен уйти Степанов, да и должность командира дивизиона в полку найду». Мой ответ был таков: «Нет, пусть служба идёт так, как идёт». Командир напомнил: «Но тебе без поддержки будет трудно». В словах командира я почувствовал нотку сожаления и неудовольствия, что между нами возникло недопонимание. Я глубоко уважал М.П. Данильченко.
Итак, мне предстояло покинуть дивизион. За три года службы в нём много пришлось пережить и сделать. Себя осознал и приобрёл опыт самостоятельной работы с людьми, почувствовал силу знаний. За время службы в дивизионе сменилось четыре командира дивизиона, два начальника штаба и два заместителя по политической части, но оставался костяк — командиры стартовых батарей. Они достойны самых высоких похвал. Умудрённые опытом, освоившие подготовку ракеты к пуску в различных условиях, умеющих работать с людьми, я их ценил, понимал и уважал. И прошу у них прощения, если я чем нибудь их обидел. Оставались офицеры службы РВО дивизиона, мои помощники. Они осознали свою роль и во всём помогали мне, за что я им и благодарен. За время службы у меня сложились хорошие отношения и с офицерским составом, мы достигали взаимопонимания в служебных делах и строили отношения на доверии. Уже, будучи заместителем командира дивизии по РВО, я ощущал их уважение к себе.
По итогам технической ревизии шахтных дивизионов, 3 рдн 867-го рп, командир майор А.Д. Краснов, занял первое место. Ревизия техники и постановка дивизиона на боевое дежурство прошли успешно, без происшествий. Краснов был выдвинут на должность заместителя командира полка, а затем стал и командиром 867 ракетного полка.
Группа регламента полка, командир Смирнов, по оборудованию и дисциплине в дивизии была одной из лучших, успешно проводила регламентные работы на боезапасе и технике.
Многие, о ком упоминается в тексте, давно ушли в мир иной. Нет с нами генерал-майоров М.П. Данильченко, А.Д. Краснова, Л.И. Кокина, подполковников А.С. Еремеева, Клачкова, В.М. Шалит, майора М.П. Ктитарчука и других, и пусть эти строки с моей стороны будут им светлой памятью. Во время общения с ними я испытывал глубокое к ним уважение.
Три года тяжёлой воинской службы в дивизионе прошли незаметно, многое в них было хорошего и негативного, всего не опишешь, да и годы берут своё. Простите меня сослуживцы, что не всё раскрыл о своей службе.
Выдержка из партийной характеристики на Рылова Владимира Александровича:
« ...Спокойный, уравновешенный, с высокой общей культурой и отличным знанием своих обязанностей он является примером для всех, достойный уважения и почитания. Готовясь к плановому обслуживанию (регламенту) ракетного вооружения, он начинает работать с личным составом. Заблаговременно приходит к замполиту, секретарю партийного бюро и предлагает, а часто просит провести целый ряд мероприятий воспитательного характера, иногда не стесняется спросить, что он лично должен сделать по вопросам политической, воспитательной работы и сам старается всегда быть в курсе событий, происходящих в стране. Совместно с политработниками принимает активное участие в проведении индивидуальных бесед, партийных, комсомольских, общих собраний, политико-воспитательных мероприятий, касающихся изучению, обслуживанию и хранению техники и вооружения. Требует от своих непосредственных подчинённых-инженеров, командиров подразделений «разговаривать» с техникой на «Вы», неукоснительного выполнения мер безопасности при проведении работ на вооружении. Он постоянно разъясняет, что ракетное оружие — это коллективное оружие. А раз оружие коллективное, значит заботу о создании и воспитании дружного, грамотного коллектива Владимир Александрович считает первостепенной. Есть у него один положительный недостаток: он часто вступает в неприятные разговоры с некоторыми его начальниками, проверяющими, когда те требуют любым способом выполнить какую-то задачу, хотя и нужно нарушать меры безопасности.
Благодаря работе таких инженеров, как В.А.Рылов
дивизион имел всегда хорошую оценку по состоянию ракетного
вооружения, а офицерский состав надёжного и примерного товарища и
начальника. К нему всегда тянутся офицеры по своим служебным и
личным вопросам. Он никогда и никому не отказывает в помощи, а
иногда и советом…»
