Во-первых, к работе на ракетном вооружении и проведению комплексных занятий допускался личный состав только после сдачи зачета на допуск к работе комиссией дивизиона (полка) и отданием письменного приказа по полку с вручением заверенного печатью полка Удостоверения о допуске к работе по специальности в качестве номера расчета отделения.
Во-вторых, на каждое комплексное занятие назначался ответственный от командования дивизиона (КЗ с заправкой — отдельная тема). Обычно это был или командир дивизиона, или его заместитель, или главный инженер дивизиона. Иногда — начальник штаба дивизиона. Задача ответственного — обеспечить качественное проведение комплексного занятия и оценить действия командира батареи при подготовке и проведении пуска ракеты в соответствие с планом комплексного занятия.
В-третьих, на каждое комплексное занятие назначалась инструкторская группа из офицеров других стартовых батарей дивизиона, которая включала начальников отделений и оператора машины подготовки. Впоследствии, с созданием в дивизионе службы ракетного вооружения в 1963 году, в качестве инструкторов стали назначаться в основном офицеры службы РВО дивизиона. Задача инструкторской группы — обеспечить безопасность и безаварийность при проведении КЗ, оценить офицеров батареи и каждого номера расчета.
В-четвертых, в конце комплексного занятия с офицерским составом батареи проводилось подведение итогов с разбором действий офицеров и личного состава батареи с выставлением оценок каждому офицеру и каждому номеру боевого расчета, каждому отделению и батарее в целом.
Эти правила можно назвать правилами организационными, но были правила и технологического характера, обязательные к исполнению при проведении комплексных занятий.
Одно из них — защита всего личного состава стартовой батареи и контролирующих лиц от поражения компонентами ракетных топлив. Поэтому при проведении комплексных занятий весь личный состав работал в средствах защиты.
Это защитный костюм из ткани ПХВ (перхлорвиниловой), состоящий из куртки с капюшоном и брюк, противогаз, резиновые сапоги и резиновые перчатки. Обычно личный состав переодевался в средства защиты по прибытию на стартовую позицию средств заправки (независимо от того с КРТ или без КРТ, как это было до 1965 года) и находился в средствах защиты до выполнения учебной задачи — проведения условного пуска ракеты.
Первые годы на комплексных занятиях и при работе с КРТ использовались обычные общевойсковые противогазы МО-4 со шлеммаской ШМ-41. Они хранились в казармах в пирамидах вместе с автоматами и защитными костюмами комбинированного типа. На куртках и брюках этих костюмов передняя сторона была изготовлена из ткани ПХВ, а задняя сторона — из шерстяной ткани типа солдатского шинельного сукна. Такой костюм, конечно, не мог полностью обеспечить защиту от КРТ, но пока комплексные занятия проводились без заправки ракеты КРТ, эти недостатки никак себя не проявляли, но когда пришлось личному составу работать и обращаться с КРТ несовершенство защитного костюма стало очевидным. Это несовершенство испытали на себе во втором дивизионе, когда начались комплексные занятия с заправкой.
Ракетные войска были укомплектованы новыми защитными костюмами, полностью изготовленными из ткани ПХВ. Капюшон, обшлага рукавов и брюк стягивались резинками, что обеспечивало более надежное прилегание капюшона к противогазу на голове, а обшлагов рукавов и брюк
— к резиновым перчаткам на руках и резиновым сапогам на ногах и удобство при одевании и снятии костюма.
В войска поступили и специальные противогазы для работы с КРТ
— ПРВ-У (противогаз ракетных войск улучшенный) со шлеммаской ШМС-Р, оборудованной защищенным от воздействия КРТ переговорным устройством, что было очень важным для ракетчиков.
Противогазы ПРВ-У и защитные костюмы находились на боевых постах и в сооружениях стартовых позиций батарей. Отпала необходимость брать с собой общевойсковые противогазы МО-4 из казармы при проведении КЗ.
Используя средства защиты при проведении комплексных занятий, личный состав
становился не различим, что осложняло командование батареей при подготовке и проведении пуска ракет. Надо было как-то пометить личный состав по отделениям и номерам боевых расчетов. Было решено на защитных костюмах, на спине и на левой стороне груди, нанести краской по трафарету цифры
— номера боевого расчета в геометрической фигуре — в круге, квадрате, треугольнике и ромбе, которые обозначали отделения батареи. Какая фигура соответствовала, какому отделению
— я уже не помню, но помню, что на защитном костюме командира батареи была нанесена 4-х цветная опоясывающая полоса на груди и спине, а над ней на спине и на левой стороне груди
— КБ. Проблема опознавания была решена, но оставалась проблема управления в противогазах в условиях звуко- и светомаскировки при проведении подготовки и пуска ракеты.
Звуко- и светомаскировка — это еще одно правило, которое требовалось соблюдать при проведении комплексных занятий. Отдавать команды, распоряжения и получать доклады во время комплексного занятия, находясь в общевойсковом противогазе МО-4 со шлем-маской ШМ-41 без переговорного устройства (а именно в нем приходилось работать в первые годы службы) довольно затруднительно, если не сказать, что почти невозможно, тем более в условиях, когда на стартовой позиции достаточно шумно от работающих агрегатов. Командиру батареи, начальникам отделений, чтобы быть услышанными, приходилось, нарушая установленные правила безопасности, оттягивать маску противогаза от лица, чтобы отдать команду или распоряжение личному составу. Появление новых противогазов ПРВ-У со шлем-маской ШМС-Р с переговорным устройством положение, конечно, улучшило, но полностью проблему не решило. Маска ШМС-Р с переговорным устройством давала возможность использовать громкоговорители-динамики для управления войском на старте, чем и воспользовались командиры батарей. Маска-то давала, однако компетентные органы через какое-то время эту возможность прикрыли. Выяснилось, что команды, усиленные динамиком-громкоговорителем, слышны за пределами дивизиона, особенно ночью. Громкие команды по ночам были слышны иногда за пределами дивизиона даже без употребления динамиков-громкоговорителей, вызывая недоумение у случайных аборигенов, слышавших в ночи призывы: «Все на тележку», «Все к столу», «Все от стола», «Первый готов». Кстати, по этой же причине было запрещено использование сирен в дивизионах для объявления «Тревога», чтобы не нарушать скрытность проводимых мероприятий. Командирам батарей оставалось только компенсировать запрет на динамики повышением голоса и совершенствованием взаимопонимания с начальниками отделений, чтобы понимать друг друга с полуслова, вернее, с полужеста. Проблему улучшения управления боевым расчетом на БСП Р-12 пытались решить и на верху, но приемлемого решения так и не нашли. Я помню, что к нам в дивизион приезжала группа специалистов из какого-то НИИ, чтобы в войсковых условиях на комплексном занятии проверить возможность использования шлемофонной связи для управления при подготовке и проведении пуска ракеты в наземном дивизионе. Испытание они проводили на комплексном занятии 8-ой батареи и убедились в невозможности использования шлемофонной связи при боевой работе. С чем и удалились. Больше этот вопрос не поднимался.
Что касалось светомаскировки? Светомаскировка не предполагала тотального запрета на освещение на стартовой позиции и работе в кромешной темноте. Средства заправки, установщик 8У210, компрессор 8Г33У, обмывочно-нейтрализационные машины 8Т311, ПЩС, находящиеся на стартовой позиции, были оборудованы средствами освещения и подсветки органов управления и рабочих мест. Но, кроме работы на этих агрегатах, надо было: подготовить пусковой стол 8У217 к установке ракеты; установить ракету на пусковой стол, привести ее в вертикальное состояние и отгоризонтировать; подсоединить заправочные коммуникации к ракете с помощью наполнительных соединений; подсоединить электрические кабели, не перепутав в темноте разъемы, и воздушные коммуникации; установить ампульные батареи; провести прицеливание, а для этого установить угломер в приборный отсек ракеты и т.д. и т.п. Причем, все эти операции ответственные, и при ненадлежащем исполнении могут привести к аварийной, даже к катастрофической ситуации, с выводом из строя техники и личного состава, к не выполнению боевой задачи. Естественно, что было желание осветить стартовую позицию с помощью дополнительных источников освещения в виде фонарей, установленных на столбах у стартовой позиции или на сооружениях стартовой позиции. Или с помощью фар автомобилей. Что вначале и делалось, но, как в случае со звукомаскировкой, пришлось от подобного рода демаскировки стартовой позиции отказаться и использовать только штатные средства подсветки — светильники на щелочных аккумуляторах в расчете прицеливания и подручные средства в виде автомобильных переносок или ручных фонариков для подсветки конкретной операции, проводимой номером боевого расчета. Надо отметить, что за все время существования полка нештатных ситуаций на ракетном вооружении из-за недостаточной освещенности во время проведения комплексных занятий, тактико-специальных учений не было.
По прошествии нескольких лет с момента развертывания ракетных полков РСД появилось еще одно правило проведения комплексных занятий — НЕПРЕРЫВНОСТЬ проведения комплексного занятия от начала и до его окончания и занятия исходного положения постоянной боевой готовности. И это правило появилось не случайно, и было вызвано не злой волей командования, а чрезвычайным происшествием в одном из полков РСД во время проведения комплексного занятия с заправкой. Я не помню, что это за полк и где он дислоцировался, но до сих пор помню фамилию непосредственного виновника происшествия. Сержант Михайлов — начальник расчета заправки горючего заправочного отделения стартовой батареи. Происшествие произошло во время проведения комплексного занятия с заправкой учебно-тренировочной ракеты КРТ. После того, как батарея выполнила учебную задачу, соответствующими командирами было принято решение: сделать перерыв в работе и отправить личный состав батареи на обед. На время отсутствия личного состава, для охраны стартовой позиции с развернутой техникой был назначен сержант Михайлов.
Надо сказать, что в таком решении не было ничего необычного. Так же поступали и в других ракетных полках при проведении комплексных занятий и не только с заправкой, в том числе и у нас в полку. Дело в том, что комплексные занятия и операции по занятию постоянной боевой готовности занимали достаточно много времени в зависимости от выполняемого плана и батареи не успевали закончить комплексные занятия до установленного времени обеда личного состава. Перед командиром батареи всегда возникал вопрос о том, каким образом кормить личный состав. Обычно при проведении комплексных занятий личный состав отправлялся на прием пищи или после занятия определенной степени боевой готовности, или после проведения условного пуска ракеты, как в случае с сержантом Михайловым. При проведении тактико-специальных занятий и учений, с организацией боевого дежурства в различных степенях боевой готовности, пища доставлялась на стартовую позицию, и прием пищи организовывался в одном из сооружений стартовой позиции во время несения боевого дежурства. Чрезвычайное происшествие с участием сержанта Михайлова произошло из-за того, что сержант Михайлов, как начальник расчета заправки горючего, решил времени зря не терять и до возвращения личного состава с обеда слить горючее ТМ-185 из ракеты в цистерну горючего 8Г11. Однако он не учел того, что для слива КРТ из ракеты должны быть открыты дренажно-предохранительные клапана (ДПК) баков окислителя и горючего, а для этого на борт ракеты для открытия ДПК должен быть подан с ПЩС воздух высокого давления. А это уже сфера деятельности двигательного отделения батареи. ДПК, естественно, были закрыты, как и положено, при пуске ракеты, что при сливе привело к трагическим последствиям: в баке горючего образовался вакуум, под действием атмосферного давления произошло смятие обечайки бака горючего, нарушение вертикальности ракеты и падение ракеты со стола с разливом окислителя на стартовой позиции и выводу из строя агрегатов ракетного вооружения. Сержант Михайлов погиб.
После этой катастрофы Главнокомандующим РВСН было приказом запрещено прерывать комплексные занятия до полного их окончания и занятия постоянной боевой готовности.
А «АПР» горит, комбат волнуется...
О технических проблемах при проведении комплексных занятий. Конечно же, проведение комплексных занятий, особенно в первые годы службы, не обходилось без возникновения технических проблем. Речь идет не о поломках и выходу из строя агрегатов ракетного вооружения, непосредственно связанных с подготовкой и пуском ракет во время проведения комплексных занятий, таких случаев я вообще не помню, речь идет именно о технических проблемах, связанных с проверкой некоторых параметров при подготовке ракеты к пуску. Можно выделить три типовые характерные технологические операции, проводимые при разворачивании наземного оборудования и подготовки ракеты к пуску, которые вызывали три технические проблемы. Технические проблемы, без устранения которых нельзя было продолжать подготовку ракеты к пуску. Это
— «Проверка влажности воздуха», «Проверка целостности цепей и сопротивления изоляции кабельной сети» и
«Проверка АПР». Результатов этих проверок командир батареи, начальники отделений, контролирующие и ответственные лица ожидали с определенным волнением, ибо было совсем не исключено, что результаты окажутся не укладывающимися в норму.
После прибытия компрессорной станции 8Г33У на стартовую позицию надо было обязательно перед тем, как использовать компрессорную станцию для выдачи сжатого воздуха, проверить влажность выдаваемого воздуха. Влажность определялась по температуре выпадения росы из воздуха, так называемой точки росы, которая должна была быть не выше минус 55 градусов C. Влажность выдаваемого воздуха замерялась с помощью фотоэлектронного индикатора влажности 8Ш31, который был довольно капризным прибором, особенно в неопытных руках, поэтому иногда результаты замеров влажности были неудовлетворительными не столько из-за компрессора, сколько из-за прибора замера влажности. За влажностью выдаваемого воздуха компрессором был строгий контроль. Не мог находиться в постоянной боевой готовности, тем более на боевом дежурстве, агрегат, не обеспечивающий кондиционные параметры воздуха. Мало того, что влажность воздуха проверялась еженедельно при еженедельном обслуживании техники и при отклонении от нормы часами гонялись компрессорные станции для регенерации (осушки) адсорберов, невзирая на время, но и при подготовке к комплексному занятию начальники двигательных отделений старались еще раз убедиться, что влажность выдаваемого компрессором воздуха в норме. Но все равно на старте результатов замера влажности командир батареи и начальник двигательного отделения ожидали с некоторым беспокойством. Со временем как-то все утряслось, и острота проблемы спала, то ли личный состав стал лучше работать, то ли индикатор влажности приспособился к личному составу
Еще одна технологическая операция, вызывающая беспокойство командира батареи и офицеров электроогневого отделения при подготовке ракеты к пуску, — проверка целостности электрических цепей и сопротивления изоляции наземной кабельной сети. После этой операции могла обнаружиться техническая проблема — нарушение какой-нибудь электрической цепи и (или) отклонение от нормы сопротивления изоляции некоторых электрических цепей. Как правило, нарушения (обрывы) электрических цепей иногда обнаруживались в переходных кабелях ШР-ШО, связывающих наземную кабельную сеть с бортом ракеты. Была понятна и причина появления обрывов — износ кабелей ШР-ШО из-за интенсивной эксплуатации — регулярного развертывания и свертывания на комплексных занятиях, что не могло не отразиться на кабелях, приводя к обрыву некоторых цепей. Стартовая батарея была укомплектована двумя комплектами кабелей ШР-ШО (для первого и второго пуска ракет). Один комплект из них постоянно использовался при проведении комплексных занятий и, естественно, изнашивался. Однако, не так беспокоил обрыв цепей кабелей ШР-ШО (в конце концов, кабеля можно было без задержки заменить вторым комплектом), сколько отклонение от нормы сопротивления изоляции некоторых цепей наземной кабельной сети.
Причем, таких цепей было совсем немного — одна или две и со временем и командир батареи, и офицеры электроогневого отделения стали знать от каких цепей можно ждать неприятности при проверке специальным пультом (не помню его название и индекс) и с тревогой ждали, когда стрелка переключателя приближалась к номерам этих цепей. Если подобная неприятность случалась, то надо было: принимать срочные меры по поиску того места, где могло произойти нарушение сопротивления изоляции; проверять состояния соответствующих кабелей и разъемов, которыми они были подсоединены к наземным агрегатам, в первую очередь к электропреобразовательному агрегату 8Н214, который размещался на стартовой позиции в заглубленном неотапливаемом сооружении; при необходимости разворачивать подогреватель воздуха
8Г27У и просушивать теплым воздухом возможные места нарушения сопротивления изоляции.
А агрегат 8Г27У представлял потенциальную опасность и требовал умелого обращения, чтобы не «раздуться». В полку было несколько случаев вывода из строя подогревателей воздуха из-за неумелого или небрежного обращения с ними, когда нарушались установленные правила включения — обязательная продувка камеры горения от паров бензина перед включением подогревателя.
И третья типовая характерная техническая проблема — красный транспарант «АПР» (аварийный подрыв ракеты), который частенько загорался при генеральной проверки во время проведения КЗ.
… А «АПР» горит, комбат волнуется.
Не унывай комбат, не унывай…
Но как мог не унывать командир батареи, если ГЧ пристыкована к ракете, а цепи аварийного подрыва ракеты не в норме? Значит нельзя устанавливать ракету на пусковой стол. Проблему, конечно же, решали, иногда даже не дозволенным способом. Начальники 3-их отделений могут рассказать подробнее. Стало легче, когда проведение генеральной проверки было отменено Боевыми графиками.
Возникали и другие технические проблемы при подготовке к пуску ракеты, поэтому на старте всегда была под руками знаменитая «одиннадцатилистовка» — электрическая схема наземного и бортового электрооборудования ракеты 8К63. Находилась она у оператора машины подготовки 8Н213 в чемодане с секретными документами, которые оператор машины подготовки, с объявлением тревоги, получал в секретной части дивизиона и, в сопровождении солдата с автоматом, доставлял на стартовую позицию и держал при себе в машине подготовки, выдавая при необходимости командиру и офицерам батареи.
Надо сказать, что за все время существования полка никаких происшествий, связанных с секретными документами и оружием личного состава при проведении комплексных занятий не было, а вот происшествия на ракетном вооружении во время проведения комплексных занятий с заправкой КРТ и без заправки КРТ были, но об этом — позже.
В заключение темы комплексных занятий несколько слов о тех боевых задачах, которые отрабатывались стартовыми батареями на комплексных занятиях. Это:
— пуск из постоянной боевой готовности;
— перевод из постоянной боевой готовности в повышенную боевую готовность. Пуск из повышенной боевой готовности;
— перевод из постоянной боевой готовности в повышенную боевую готовность. Перевод из повышенной боевой готовности в полную боевую готовность. Пуск из полной боевой готовности;
— перевод из постоянной боевой готовности в полную боевую готовность. Пуск из полной боевой готовности.
До 1967 года Положением о боевом дежурстве частей и подразделений ракетных войск предусматривалась еще одна степень боевой готовности
— повышенная 1-ой степени. Ракета устанавливалась на пусковой стол, прицеливалась, но не заправлялась КРТ, в отличие от полной боевой готовности. Кроме того, она крепилась к пусковому столу еще дополнительно к ветровому креплению так называемым штормовым креплением, комплект которого состоял из четырех ферм-распорок и четырех тросов, которые крепились к нижнему силовому шпангоуту приборного отсека ракеты и к пусковому столу в четырех местах. Для установки и снятия штормового крепления, в состав 2-х батарей каждого наземного дивизиона (во 2-ом дивизионе
— 5 и 7 батареи) входили автовышки 8Т116. Предусматривалось в повышенной боевой готовности 1-ой степени использование одной автовышки на две батареи. Кроме того, автовышки предназначались и для использования в случаях, когда могли возникнуть проблемы со снятием чехла обогрева ГЧ перед пуском. Стартовые батареи отрабатывали во время комплексных занятий и перевод в повышенную боевую готовность 1-ой степени, и пуск из этой готовности.
Карибский кризис
Летом 1962 года в дивизии началась подготовка 79 (Плунгенского) ракетного полка к предстоящей переброски на Кубу в составе специально сформированной для этой цели из нескольких ракетных полков 51 ракетной дивизии (операция
«Анадырь»). Подготовка Плунгенского полка косвенно коснулась и других полков дивизии, в том числе и нашего полка, в частности для перевозок различного технического имущества с окружных складов для нужд готовящегося к переброске на Кубу полка. В одной из таких перевозок пришлось принять участие и мне. В полку была сформирована колонна из нескольких грузовых автомашин ЗИЛ-164 и двух бортовых
— КрАЗ-214. Начальником колонны был назначен майор — один из начальников служб полка (за давностью лет я уже забыл, кто это был, но помню, что это был худощавый черноволосый и смуглый мужик), а его помощником я
— заместитель командира 8-ой стартовой батареи по техчасти.
Он возглавлял колонну на ЗИЛ-164, я замыкал на КрАЗ-214. Мы должны были получить разнообразное автотракторное имущество на окружных автомобильных складах Вильнюсе и доставить груз в Паплака. Был июль-месяц, погода стояла прекрасная, дорога была отличная и наша колонна без приключений добралась до Вильнюса. Мне было интересно проехать по Литве, тем более, что, хотя я уже прослужил в полку почти год, Литвы, кроме Жагаре, я почти не видел и дальше Ионишкиса не ездил, даже не был в Шяуляе, где располагался штаб дивизии. А теперь пришлось проехать половину Литвы по маршруту Жагаре — Ионишкис — Шяуляй — Кельме — Крижкальнис — Каунас — Вильнюс. Из Вильнюса со складов выехали только рано утром на следующий день, потому что получили и загрузили имущество только к вечеру, и ехать на ночь не имело смысла. Водителей определили для ночлега в солдатскую казарму подразделения, обслуживающего склады и несущего их охрану. Майор, как белый человек, ушел в город в гостиницу, а меня оставил с солдатами. Проболтавшись, некоторое время по городу, я вернулся на склады к отбою, убедился, что с нашими водителями все в порядке и они, намаявшись от долгой дороги и загрузки автомобилей, спят безмятежно здоровым сном потрудившихся молодых ребят. В пять часов утра наша колонна выехала со складов в том же порядке, как и приехала. Майор во главе колонны на ЗИЛ-164, я в замыкании на КрАЗ-214. Раннее июльское утро, ясная погода, прекрасная дорога, хорошее настроение. Ничто не предвещало никаких неприятностей. Однако, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Не успели мы отъехать и десяти километров от города, как впереди идущий КрАЗ начал тормозить, съехал на обочину и остановился. Пришлось остановиться и нам, пристроившись в его хвост. Водитель остановившегося КрАЗа вылезает из кабины, взбирается на крыло, откидывает капот... Что-то случилось? Выпрыгиваем из нашего КрАЗа и мы с водителем, подходим, залезаем на крыло и видим, что двигатель, капот — все залито маслом. Прорвало пробковую прокладку между головкой блока и блоком и масло буквально хлещет из под головки блока при работающем двигателе. Двигаться дальше нельзя — за считанные секунды масло из двигателя будет выброшено и двигатель заклинит. Что делать? Собственно говоря, никаких вариантов у нас, стоящих на дороге, нет. Тащить тяжелогруженый КрАЗ на буксире другим тяжелогруженым КрАЗом более 400 км до места назначения? Наверное, было бы можно, но у нас нет жесткого буксира — штанги, как, впрочем, и мягкого — троса, хотя трос в нашей ситуации не подходил — опасно, да и порвался бы он, стоило его только дернуть буксировщиком. Что и происходило в дальнейшем, ведь наши напасти не закончились прорывом прокладки головки блока, но об этом чуть ниже. Подумали мы, подумали и решили посмотреть, что же такое случилось с прокладкой и можно ли что-либо сделать, чтобы масло не выбивало, а поскольку положение все равно безвыходное, снять головку блока шестицилиндрового двигателя ЯАЗ-М206, установленного на КрАЗе. К сожалению, я не помню фамилии водителей КрАЗов, но могу только сказать, что хорошие и толковые были солдаты, да и водители неплохие, чтобы отважиться на такое дело на дороге. Я думаю, что профессиональные водители понимают, что задача эта не простая. Решение принято — водители начинают снимать головку блока. Через какое-то время, обнаружив, что хвост колонны оторвался, возвращается майор-начальник колонны, чтобы узнать, в чем дело.
Узнал, отдал распоряжение — мне остаться с КрАЗами до устранения неисправности и догонять колонну, которая продолжила свой путь. Водители сняли головку блока. Состояние пробковой прокладки было не утешительным, не оставляющим никаких надежд на ее хоть какую-то реанимацию. Нужна была новая прокладка. Самое обидное было в том, что в нашей колонне были такие прокладки, ведь мы получали запасные части, в том числе и прокладки для двигателей ЯАЗ-М204, установленные на компрессорных станциях 8Г33У. А двигатели ЯАЗ-М206 и ЯАЗ-М204 — однотипные, только у одного 6 цилиндров, а у другого — 4. И из двух прокладок для двигателя ЯАЗ-М204 очень просто можно составить прокладку для двигателя ЯАЗ-М206. Но беда в том, что прокладки уехали вместе с колонной, а мы остались и стоим на дороге Вильнюс — Каунас с поднятым капотом и снятой головкой блока. Время — 7-ой час, тихо, на дороге не души — ни людей, ни машин.
Вдруг со стороны Вильнюса послышался звук работающего двигателя автомобиля и далеко на пригорке появился какой-то движущийся предмет, который по мере приближения к нам оказался автомобилем ГАЗ-51 с будкой вместо кузова, движущимся с большой скоростью, чем он, собственно, и привлек наше внимание на пустынной дороге. С крыльев КрАЗа, на которых мы стояли, было хорошо видно, как машина приближается к нам, мало того, что с большой скоростью, но и с твердым намерением таранить в зад второй КрАЗ. В последнюю секунду водитель ГАЗ-51, стремясь избежать лобового столкновения, резко рванул руль влево, но столкновения избежать все-таки не удалось — машина задела правым углом будки левый угол заднего борта нашего КрАЗа. Скорость ГАЗ-51 была настолько велика и удар об КрАЗ настолько сильным, что в одно мгновение будка превратилась в кучу мусора из щепок и обломков досок, перемешанных с соломой, находившейся в будке. Водитель ГАЗ-51 удержал машину на дороге и она, вихляя, проскочила вперед мимо наших КрАЗов, мимо нас, стоящих на крыльях переднего КрАЗа и с изумлением наблюдавших эту картину, и остановилась в метрах 30 от нас. За машиной по дороге катилась куча мусора — все то, что осталось от будки, устилая дорогу обломками, пока окончательно не рассыпалась, как раз перед нами. Но самым неожиданным и страшным было то, что среди этого мусора на дороге вдруг обнаружился человек без признаков жизни. Не знаю, что чувствовали мои водители, но мои чувства были не из приятных. Ощущение произошедшей трагедии, жалости, сострадания, с одной стороны, и чувство досады от предстоящих разбирательств, выяснений, с другой стороны. Между тем, из кабины ГАЗ-51 выскочили водитель и женщина и с воплями бросились к лежащему на дороге мужчине, начали его тормошить с причитаниями. К их и нашему счастью мужчина зашевелился и открыл глаза, с помощью водителя и женщины поднялся и даже с помощью своих спутников, державших его под руки, доплелся до ГАЗ-51. Отлегло, но ненадолго. К месту происшествия подъехал и остановился рейсовый автобус с пассажирами, направлявшийся в сторону Вильнюса. Мысленно ставлю себя на место водителя автобуса. И что же водитель автобуса видит? Стоящий без кузова гражданский ГАЗ-51, военный КрАЗ с поднятым капотом и разбросанными деталями, второй КрАЗ и усыпанную обломками дорогу.
И думает, что произошло дорожно-транспортное происшествие по вине военных и что надо помочь своим землякам разобраться с нами. Вылезает из автобуса и с ходу прет на нас, получая в ответ совет, не лезть не в свое дело и идти... Начинает объясняться с земляками. Мы не поняли, что они друг другу говорили, потому что говорили они по-литовски, но на всякий случай приготовились к отпору, вооружившись здоровенными гаечными ключами. Однако все обошлось — автобус двинулся по своему маршруту в сторону Вильнюса, земляки быстренько очистили дорогу от мусора, усадили мужика из будки на раму за кабину своего автомобиля и слиняли. А мы опять остались одни со своей проблемой и чувством тревоги — как бы водитель не сообщил на въезде в Вильнюс первому попавшемуся милиционеру о ДТП на дороге. Минут тридцать находились в тревожном ожидании, но, ни милиции, ни ГАИ не появилось. То ли водитель не сообщил, то ли не встретил ни одного милиционера, а постов ГАИ на въезде в город тогда не было, то ли земляки попросили не подымать шума. Время движется к 8 часам утра и к началу рабочего дня на складах. Остается один вариант — вернуться на склады в Вильнюс и попросить прокладку головки блока для двигателя КрАЗа. Оставляю неисправный КрАЗ с водителем на дороге, а на втором КрАЗе возвращаюсь на склады в Вильнюс, одному из работников склада объясняю ситуацию и прошу помочь — найти и дать мне прокладку головки блока двигателя ЯАЗ-М206. Такой прокладки не оказалось, но нашлись две прокладки для двигателя ЯАЗ-М204, что нас полностью устраивало. Замечу также, что все это безвозмездно. Удовлетворенные успехом, возвращаемся назад к оставленному КрАЗу и, не теряя времени, принимаемся за работу. Водители устанавливают головку блока, проверяют работу двигателя и герметичность стыка блока двигателя с головкой. Все в порядке! Можно двигаться дальше. 400 км преодолеваем без проблем, а потом возникает новая проблема — закипает вода в системе охлаждения двигателя одного из КрАЗов. Потек радиатор. КрАЗ надо было брать на буксир, а буксира ни жесткого, ни мягкого нет (крупный прокол автослужбы полка и неопытность офицеров, в том числе и моя.) Да и опыта-то не откуда было взяться. Опыта нет, зато на КрАЗах есть лебедки, установленные спереди — хоть какой-то выход из положения. Сматываем с лебедки неисправного КрАЗа метров 15 троса, цепляем трос за буксирный крюк другого КрАЗа и снова в дорогу. Транспортировка на мягком буксире тяжелогруженой машина — задача непростая, требующая опыта обоих водителей, чтобы не допускать провисания троса и рывков троса буксировщиком. Такого опыта у нас нет и через несколько километров трос лебедки — рвется, как нитка. И так повторяется несколько раз. Стемнело. Пришлось оставить неисправный КрАЗ с водителем на дороге и ехать в Паплаку за помощью. В автопарке полка в Паплаке нашелся жесткий буксир, с помощью которого, наконец-то, мы притащили неисправный КрАЗ к месту назначения. На следующий день разгрузились, заменили неисправный радиатор на КрАЗе, загрузились различным техническим имуществом для Плунгенского полка и убыли в Плунге в 79 ракетный полк. В полку полным ходом шла подготовка к передислокации. В памяти о том времени сохранилась суета подготовки, штаб полка, а он тогда находился в городе Плунге, переполненный массой офицеров различных категорий из вышестоящих штабов, и ресторан вечером, буквально забитый офицерами полка и командировочными.
Участие Плунгенского полка в операции «Анадырь» косвенно коснулось и нашего полка не только участием в перевозке грузов, но и временным размещением в каждом из наших наземных дивизионов по одной стартовой батареи Омского полка, который прибыл на смену Плунгенскому полку и должен был развернуться на БСП Плунгенского полка после его убытия. Это размещение отразилось и на судьбе некоторых офицеров 2-го дивизиона.
Обычно всякие организационные мероприятия влекут за собой и некоторые кадровые изменения, в том числе замену кадров или доукомплектования новых подразделений за счет старых, чем пользуются командиры, чтобы избавиться от неугодных или неудобных офицеров по известному принципу, о котором я уже говорил ранее. Под этот принцип попали и два офицера 5-ой батареи, я думаю, не без участия командира 5-ой батареи капитана Платкова. Этими офицерами были начальник электроогневого отделения инженер-лейтенант Станислав Сынков и техник НКС (или БКС) лейтенант Николай Михайлов.
С лейтенантом Михайловым все понятно — неказистый, небольшого роста, не вызывающий уважения у личного состава и доверия у командиров, к тому же не женатый и не умеющий держать себя в определенных рамках при распитии спиртных напитков. Одним словом — безалаберный, он был не угоден ни командиру батареи, ни командованию дивизиона, ни командованию полка. Представился удобный случай и от него избавились. Но инженер-лейтенант Сынков почему? Статный, ладный, крепкий, подтянутый, отличный специалист и толковый офицер c высшим военным и инженерным образованием, тем более, что инженеров-ракетчиков в войсках не хватало. Инженер-лейтенант Сынков был морским офицером, окончившим Севастопольское военно-морское инженерное училище. И по злой воле рока (в лице Н.С. Хрущева, который резал корабли на металлолом, и Министра обороны, которому нужны были кадры для Ракетных войск) вместо того, чтобы бороздить просторы мирового океана на ракетном крейсере в качестве командира какой-нибудь ракетной БЧ, попал в 1961 году в наш темный и сырой лес на должность начальника электроогневого отделения 5-ой стартовой батареи. Здесь не было место ни морскому шику (ну какой морской шик мог быть в темном и сыром лесу и в близлежащих хуторах и селениях Прибалтики, это ведь не набережные и рестораны Севастополя, Одессы, Ленинграда, Владивостока, на худой конец, Мурманска или Петропавловска-Камчатского), ни морскому с золотыми позументами сюртуку с морским кортиком, вместо которых предстояло облачаться в затрапезный армейский мундир защитного цвета, сапоги и портупею.
Инженер-лейтенант Сынков тяготился своей наземной службой в темном и сыром лесу. Морская душа требовала простора, отсутствие которого приходилось компенсировать жагарским чепками, а морскую качку — обильными возлияниями, как со своими сослуживцами, так и с аборигенами. Инженер-лейтенант Сынков был крепким физически, в бытность курсантом Севастопольского военно-морского инженерного училища, занимался гиревым спортом и даже, говорили, был чемпионом Черноморского флота по гиревому спорту, поэтому стойко переносил алкогольные нагрузки и крепко держался на ногах. Один драматический случай, связанный со Станиславом Сынковым, который до сих пор в памяти тех, кто с ним служил, а иногда и пил.
Однажды в Жагаре он весь вечер пил с кем-то из местных аборигенов, а утром зашел в этот же чепок похмелиться. Буфетчица ему говорит, что человек, с которым он вчера пил, умер. На что он невозмутимо отвечает:
— Он умер, а я живой. 200 грамм водки мне.
Залпом выпил, поправил усики (как истинный моряк, он носил небольшие франтоватые усики) и вышел вон. И хотя он ни разу не попался командованию полка за свои «подвиги», ни разу не был объектом разбирательства, как некоторые другие молодые и не очень молодые офицеры, он был, если можно так сказать, в группе риска — причиной головной болью командира батареи, подчиненный, от которого в любой момент можно было получить неприятность. Инженер-лейтенант Сынков был неудобен и поэтому, как только появилась возможность, избавились от него. Естественно, что отношение Стаса (мы называли его Стас) Сынкова к службе не изменилось, ведь поменялась не служба, которой он тяготился, просто менялся наш темный и сырой лес на другой такой же темный и сырой лес. Но если у нас его сдерживало боевое дежурство, ответственность за боеготовность личного состава и техники, то с переводом в новую батарею, не несущую боевого дежурства и не имеющей техники, не стало и этих сдерживающих факторов. И если раньше инженер-лейтенант Сынков убывал в Жагаре после работы в дни, когда был свободен от несения боевого дежурства, комплексных занятий и прочих служебных дел, то с переводом в новую батарею стал ездить туда практически каждый день, не исключая и дней проведения КЗ батареей.
Мы, конечно, сочувствовали командиру батареи Омского полка, наблюдая за его безуспешными усилиями остановить своего начальника отделения, когда инженер-лейтенант Сынков вместо того, чтобы идти на комплексное занятие, в морской форме с золотыми позументами и с прицепленным кортиком залезал в кузов ЗИЛ-157, отъезжающего в 18.00 в Жагаре. В ответ на вопли командира батареи:
— Лейтенант Сынков! Вы куда! У нас комплексное занятие! Вернитесь!
Лейтенант Сынков поднимался с места и стоя, приложив руку к морской фуражке, четко отвечал:
— Инженер-лейтенант Сынков направляется на берег к своей возлюбленной Лаймуте.
И уезжал, оставляя возмущенного командира батареи на бетонке. Уволили его из армии в 1964 году уже из Майкопа, куда был переведен бывший Омский полк после возвращения Плунгенского полка с Кубы. После увольнения вместе со своей возлюбленной Лаймутей они вернулись в Литву, несколько лет он проработал в городе Электренай, а потом возвратились в Жагаре, где сейчас и обитают.
Конечно же, и участие в перевозке грузов для Плунгенского полка, и временное размещение стартовых батарей Омского полка в наших дивизионах, и некоторые кадровые перемещения — это только мелкие эпизоды из жизни нашего 867-го рп, связанные косвенно с операцией «Анадырь».
Главное событие 1962 года — это событие, связанное с Карибским кризисом, — приведение полка в повышенную боевую готовность (без стыковки головных частей к ракетам) и дежурство полка в повышенной боевой готовности. Вспоминая события 48 летний давности и 1,5 месяца проведенных на боевом дежурстве в повышенной боевой готовности, я могу сказать, что для меня, и для таких, как я, холостых офицеров, живших постоянно в дивизионе и выезжавших из дивизиона два-три раза в месяц, чтобы развеяться после боевого дежурства, ничего экстраординарного в 45-и суточном дежурстве не было — та же кровать в офицерской гостинице, та же летная норма в офицерской столовой, те же комплексные занятия, тот же личный состав батареи рядом, та же самая внутренняя готовность к немедленному действию — подготовке и проведению пусков ракет, только деньги целее были. Труднее было переносить 45-и суточное дежурство офицерам, имеющим семьи, жен и детей, и их семьям, хотя семьи и были приучены к двухнедельным дежурствам, к суточным занятиям и многосуточным ученьям своих мужей и отцов, но 45 суток в состоянии неизвестности и тревожном ожидании было, конечно же, сильной психологической нагрузкой.
«Вроде — все, как всегда: то же небо — опять голубое, тот же лес, тот же воздух и та же вода, только — он не вернулся…….».
Только 22 ноября 1962 года вернулись домой офицеры, да и то не все. Боевое дежурство в постоянной боевой готовности никто не отменял, и две батареи в дивизионе продолжили несение боевого дежурства уже в постоянной боевой готовности до субботы 24 ноября 1962 года, когда они сменились с боевого дежурства, а две другие — заступили на неделю на боевое дежурство. Кроме того, в подразделениях должны были оставаться ответственные.
Как частица того времени, остались в памяти шутливые строчки на злобу тех дней, рожденные в офицерской гостинице 2-го дивизиона Евгением Ермошкиным:
Сидел бы в Гаване, не шумел,
Мочил бы бороду у моря.
Ан нет, свободы захотел,
С американцами поспорил.
Может быть, сейчас, некоторым, эти стихи, вырванные из контекста всего стихотворения, покажутся антикастровскими, но это не так. Это просто «шутка юмора». У нас не было никаких интеллигентских рефлексий, сомнений, переживаний и размазывания соплей — ни сердца, ни руки не дрогнули бы, нажимая кнопку «Пуск».
Кубинский опыт
1963 год. Можно сказать, что весь 1963 год стал годом практической реализации и внедрения в жизнь ракетных полков РСД опыта, приобретенного Ракетными войсками в результате подготовки и проведении операции «Анадырь». В качестве реализации этого опыта, — принципиальное решение командования РВСН о боевом применении полков из запасных позиционных районов с целью повышения живучести наземных дивизионов.
И связанная с выполнением этого решения — большая работа, которую пришлось проводить в 1963 году по рекогносцировке, выбору и утверждению запасных позиционных районов (ЗПР) для выполнения боевых задач и учебных запасных позиционных районов (УЗПР) для проведения учений с наземными дивизионами.
Для нашего 867 ракетного полка это решение обернулось не только работой по выбору запасных позиционных районов — боевых и учебных, укомплектованием стартовых батарей сборно-разборными стартовыми площадками СП-6 и автокранами (двух батарей) для их установки, но и проведением в июле 1963 года командующим 50-ой ракетной армией генерал-полковником Ф.И. Добышем опытного учения с полком на тему «Управление ракетным полком при нанесении ядерного удара в начальный период войны из запасного позиционного района». Об этом чуть позже.
Результатом «кубинского» опыта стало и расформирование в феврале 1963 года дивизиона транспортировки и заправки ракет и передача средств заправки вместе с личным составом в стартовые батареи. Были сформированы заправочные отделения. В стартовых батареях прибавилось 2 офицера, 3 сержанта и 9 солдат, а также 10 единиц заправочной и автомобильной техники. В 8-ой батарее начальником 4-го (заправочного) отделения стал капитан Иван Егорович Артюхин, а старшим техником лейтенант Петрунин.
Правда, сказав «а», задержались с «б» и не произвели забор компонентов ракетного топлива в подвижные цистерны окислителя и горючего, что было сделано только в 1965 году. Но и без этого включение заправочных средств в состав стартовых батарей было большим шагом вперед по повышению боевой готовности наземных дивизионов. Стартовые батареи стали полностью самодостаточными подразделениями, способными провести весь цикл работ по подготовке ракеты к пуску от установки ракеты на пусковой стол до заправки компонентами ракетных топлив. Личный состав батареи или, как его обычно называли при подготовке ракеты к пуску на боевой стартовой позиции — боевой расчет пуска, стал единым целым, подчиненным командиру батареи не только при подготовке ракеты к пуску, но и в постоянной боевой готовности, как неотъемлемая часть подразделения, за подготовку которой он нес личную ответственность.
Разделение ракетных полков на собственно стартовые батареи и заправщиков, ракетные дивизионы и дивизион транспортировки и заправки ракет, берет свое начало, я думаю, ещё в далеком немецком ракетном прошлом, из которого выросла первая бригада особого назначения (БОН) РВГК под командованием генерал-майора артиллерии А.Ф.Тверецкого. При формировании новых ракетных соединений — БОН РВГК в первой половине 50-х годов это разделение было продолжено. Возможно, тогда это не создавало особых проблем, учитывая тот факт, что на две стартовые батареи огневого дивизиона приходилась одна батарея заправки, находящаяся рядом. Проблема возникла, когда были сформированы ракетные полки РСД Р-12, в которых на два наземных ракетных дивизиона — 8 стартовых батарей — приходился дивизион транспортировки и заправки, размещавшийся в нескольких десятках километров от ракетных дивизионах. В нашем 867 рп, дивизион транспортировки и заправки ракет размещался в Добеле-2 в 25 км от 1-го дивизиона и в 40 км от 2-го дивизиона. Проблема была бы несколько сглажена, если бы батареи дивизиона транспортировки и заправки ракет размещались в самих ракетных дивизионах в готовности немедленно произвести забор КРТ со склада КРТ ракетного дивизиона и доставить их на стартовые позиции стартовых батарей. А не совершать многокилометровый марш с места постоянного базирования в ракетные дивизионы в боевой обстановке и на комплексные занятия, не только демаскируя, но и подвергая себя опасности ДТП. Парадокс был и в том, что в дивизионе транспортировки и заправки ракет не было даже боевого дежурства в постоянной боевой готовности. Фактически подобная штатная организация ракетных полков повторяла штатную организацию авиационных полков, где подразделения заправки самолетов горючим относились к подразделениям обслуживания и где были боевые эскадрильи и батальон аэродромного обслуживания с заправщиками. Но стратегическая ракета это не самолет, и подготовка ракеты к пуску это не подготовка самолета к вылету, а целый комплекс мероприятий, проводимый большим количеством личного состава в пределах строго ограниченного боевыми графиками времени и требующий слаженности и взаимодействия всего личного состава, задействованного в подготовке ракеты к пуску. «Кубинский» опыт и здравый смысл помогли это осознать и сделать правильные выводы в феврале 1963 года.
Еще одним следствием «кубинского» опыта стала организация инженерно-ракетной службы (службы ракетного вооружения) в каждом ракетном дивизионе в августе 1963 года. Событие чрезвычайно нужное и своевременное. Накопленный к этому времени опыт эксплуатации ракетного вооружения настоятельно потребовал принятия мер по ее улучшению; поддержанию ракетного вооружения на должном уровне; усиления контроля за состоянием ракетного вооружения и подготовкой личного состава. Один заместитель командира дивизиона по ракетному вооружению обеспечить всего этого был не в состоянии. Создание службы ракетного вооружения в дивизионах из квалифицированных инженеров-специалистов по каждому ракетному профилю (стартовики, двигателисты, электрики и заправщики) эту проблему сняло. Был обеспечен постоянный контроль за состоянием ракетного вооружения, оказание квалифицированной помощи стартовым батареям по технической и боевой подготовке личного состава батарей. В дивизионе появилась постоянная инструкторская группа. Кроме того, на офицеров службы ракетного вооружения — старших инженеров дивизиона была возложена обязанность по несению боевого дежурства сначала в качестве оперативных дежурных на КП дивизиона, а затем и в качестве командиров дежурных сил дивизиона.
Служба ракетного вооружения дивизиона возглавлялась заместителем командира дивизиона по ракетному вооружению (главным инженером дивизиона) и включала в себя трех старших инженеров: старшего инженера дивизиона по стартовому и двигательному оборудованию, старшего инженера дивизиона по электрооборудованию и старшего инженера дивизиона по заправочному оборудованию — инспектора по технике безопасности. В состав инженерно-ракетных служб (служб РВО) дивизионов были назначены наиболее опытные начальники отделений из стартовых батарей.
Во втором дивизионе старшим инженером по стартовому и двигательному оборудованию стал начальник стартового отделения 8-ой батареи ст. лейтенант А.Родионов. Старшим инженером по электрооборудованию — начальник электроогневого отделения 5-ой батареи ст. лейтенант Л.Капитонов. Старшим инженером по заправочному оборудованию был назначен я, заместитель командира 8-ой батареи по техчасти ст. лейтенант С.Ермолин. Тогда же старшим инженером по заправочному оборудованию 3-его (шахтного) дивизиона был назначен заместитель командира 5-ой батареи по техчасти ст. лейтенант В.Жданов. Но мне, в отличие от В.Жданова, не повезло, и в новую должность я не вступил. Выяснилось, что бывшему заместителю по техчасти командира одной из батарей подвоза и заправки расформированного дивизиона транспортировки и заправки ракет надо было, почти год, дослужить до увольнения в запас. И такую возможность ему предоставили, попросив меня подождать годик в прежней должности, чем сильно огорчили, тем более что за годик и со мной, и в батарее могло произойти всякие неприятности, которые могли повлиять на мое назначение. К счастью, ничего не произошло.
Возвращаюсь к проведенному в июле 1963 года командующим 50-ой ракетной армией генерал-полковником Ф.И. Добышем опытного учения с полком. Это было не только первое учение такого рода в РВСН, но и вообще первый выход 8-ми стартовых батарей полка в УЗПР, развертывание там и выполнение боевых задач (учебных), используя мобильные возможности ракетного комплекса Р-12. До этого мобильные возможности наших стартовых батарей выражались в том, что все агрегаты ракетного вооружения, за исключением пускового стола 8У217, были смонтированы или на автомобильных шасси, или изготовлены в виде прицепов. И в том, что два раза в месяц, во время комплексных занятий, автомобили из паркогаражной группы и средства доставки КРТ (две цистерны окислителя 8Г131 и одна цистерна горючего 8Г112) со складов КРТ дивизиона, выдвигались на боевые стартовые позиции батарей и возвращались назад после проведения комплексных занятий, проезжая всего около одного — двух километров. Такие перемещения не прибавляли практического опыта вождения водителям, но и сами водители, закончившие, как правило, автомобильные школы ДОСААФ перед призывом в армию, практически не имели опыта вождения крупногабаритной техники, буксировки прицепов. Было ясно, что для реализации мобильных возможностей комплекса Р-12 необходимо, в первую очередь, добиться такого качества практической подготовки водителей, которое бы позволило без происшествий совершить длительный марш в УЗПР, развернуться там и после выполнения учебных боевых задач вернуться назад. И хотя возможности практической подготовки водителей были сильно ограничены особенностями нашей службы, предпринятые меры в период подготовки к учению позволили, в общем-то, успешно справиться с поставленной задачей. В каждой батарее были проведены тренировки с водителями по практическому вождению закрепленных за ними боевых машин по территории технической зоны дивизиона. В том числе и установщиков 8У210, вождение которых вызывало особое беспокойство из-за особенностей конструкции установщика и отсутствие у водителей навыков управления подобного рода машинами при передвижениях на большие расстояния. Конечно, для получения нужного опыта водителями установщиков тренировок по вождению на технической зоне дивизиона было явно недостаточно, к тому же установщики не принимали участие в тренировочном марше, что тоже сказалось при выходе дивизиона на УЗПР на опытных учениях.
Кроме тренировок по вождению на технической зоне дивизиона, каждая батарея провела тренировочный марш в окрестностях дивизиона на расстояние около 50 километров, такое же, как до УЗПР. К сожалению, в силу специфики нашей службы (боевое дежурство, секретность, скрытность), без установщиков и прицепов (цистерн КРТ, дизельных электростанций, электропреобразовательного агрегата). Тренировочный маршрут батарей 2-го дивизиона: БСП дивизиона — п. Букайши — п. Пенкуле (на дороге Елгава — Лиепая) — п. Кроньауце — п. Тервете — п. Аугсткалне — БСП дивизиона. При проведении тренировок и марша отрабатывались новые для нас вопросы, которые раньше нас не касались, такие, как управление колонной на марше, слаженность и взаимодействие в колонне при движении. Перед самым учением с офицерами и водителями дивизиона было проведено занятие-инструктаж начальником автомобильной службы полка майором Зотовым, на котором он обратил особое внимание на особенности управления установщиком при совершении марша. Занятие было толковое, прошло почти 50 лет, а до сих пор в памяти сохранились эти злосчастные особенности.
При подготовке к учениям каждая стартовая батарея была укомплектована сборно-разборными стартовыми площадками СП-6, двухосными бортовыми прицепами для перевозки СП-6 и две батареи — автокранами для установки СП-6. Во 2-ом дивизионе это были 6 и 8 батареи (в 5 и 7 батареях были автовышки 8Т116). Предполагалось использовать автокраны поочередно, как и автовышки. Задача заключалась в том, чтобы научиться устанавливать СП-6 вовремя и качественно, в любой грунт и в любое время года. Научились…., но тогда в 1963 году задача частично облегчалась тем, что было лето. И все равно надо было лопатами выкапывать грунт, готовить место для укладки бетонных плит СП-6, а их было 8 — четыре плиты для установки и крепления на них пускового стола 8У217 и по две плиты под задние колеса установщика 8У210 и грунтовой тележки 8Т115. В период подготовки к учению каждая стартовая батарея на БСП провела занятие по установке СП-6 и пускового стола. Ракета на пусковой стол не устанавливали.
Немалое место при подготовке к учению заняли вопросы обустройства личного состава в УЗПР, организации размещения, питания личного состава, организации охраны и обороны стартовых позиций батарей и мест расположения других подразделений полка. Подразделений охраны в 1963 году в ракетных полках Р-12 еще не было. Думаю, что создание в ракетных дивизионах в марте 1964 года штатных подразделений охраны — рэзм, тоже было следствием как «кубинского» опыта, так и опыта проведения в нашем 867 ракетном полку первого опытного учения по выполнению боевой задачи из УЗПР. К учению готовилась не только техника батарей. Батареи укомплектовывались палатками для размещения личного состава, шанцевым инструментом — лопатами, ломами, кирками для обустройства стартовой позиции, где предстояло провести большой объем земляных работ по сооружению укрытий для агрегатов ракетного вооружения и установки СП-6. И еще масса дел, которые надо было заблаговременно решить, начиная от солдатских коек, матрасов и подушек, которые надо было взять с собой, бачков для воды и кончая сборными будками для туалетов. Это только батареи, а еще были тыловые подразделения дивизионов, которые должны были быть готовы в полевых условиях обеспечить нормальное питание солдат и офицеров, медицинское обслуживание и снабжение ГСМ.
И обеспечили.
За давностью лет я уже не помню, какой был порядок проведения учений — переводились ли стартовые батареи из постоянной боевой готовности в высшие боевые готовности или приказ на занятие УЗПР поступил сразу. Но хорошо помню, что стартовые батареи формировали свои колонны на своих стартовых позициях таким образом, чтобы не мешать друг другу при занятии своего места в общей колонне дивизиона. Прежде чем выстроиться в батарейную колонну, необходимо было к автомобилям подцепить агрегаты ракетного вооружения, размещенные на прицепах, (электростанции ЭСД-20 и ЭСД-50, электропреобразовательный агрегат 8Н214), цистерны окислителя 8Г131 и цистерну горючего 8Г112. И самое главное, с точки зрения безопасности, погрузить на установщик 8У210 пусковой стол 8У217. После чего можно было со спокойной душой до начала марша выстраивать колонну батареи. Что и было успешно сделано всеми батареями дивизиона.
Колонна стартовой батареи состояла из 19 автомобилей, включая установщик 8У210 с пусковым столом 8У217, и 8 прицепов в следующем порядке:
1-ое (стартовое) отделение:
— машина ЗИП стартового отделения 8Т330;
— установщик 8У210 с пусковым столом 8У217;
— автокран (автовышка 8Т116);
— ЗИЛ-157 (бортовой) с двухосным бортовым прицепом.
2-ое (двигательное) отделение:
— передвижная компрессорная станция 8Г33У,
— машина ЗИП двигательного отделения 8Т325.
3-е (электроогневое) отделение:
— машина подготовки 8Н213;
— машина ЗИП электроогневого отделения 8Т331 с электропреобразовательным агрегатом 8Н214 на прицепе;
— машина кабельная электроогневого отделения 8Н215 с дизельной электростанцией ЭСД-20 на прицепе;
— машина кабельная электроогневого отделения 8Н216 с дизельной электростанцией ЭСД-20 на прицепе;
— МАЗ-502 (АТС) с дизельной электростанцией ЭСД-50.
— КрАЗ-214 (АТТ) с цистерной-заправщиком горючего 8Г112;
— КрАЗ-214 с цистерной окислителя 8Г131;
— КрАЗ-214 с цистерной окислителя 8Г131;
— обмывочно-нейтрализационная машина 8Т311.
Замыкание — ЗИЛ-157 (бортовой).
Впереди колонны, на машине ЗИП стартового отделения — командир стартовой батареи, позади, в техническом замыкании на бортовом ЗИЛ-157 — заместитель командира батареи по технической части. Начальник стартового отделения — на установщике, остальные начальники отделений в первых машинах своих отделений. В 8-ой батарее впереди майор В.Н. Сомов, позади — я, старший лейтенант С.Н.Ермолин. На установщике — начальник стартового отделения старший лейтенант А.Родионов, на компрессоре — начальник двигательного отделения ст. лейтенант Л.Козин, на машине подготовки — начальник электроогневого отделения старший лейтенант Ю.Семенов, на обмывочно-нейтрализационной машине — начальник заправочного отделения старший лейтенант И.Артюхин.
На этом месте я отвлекусь, чтобы прояснить причины появления в перечне транспортных средств батареи аббревиатур АТС и АТТ рядом с МАЗ-502 и КрАЗ-214. Дело в том, что первоначально стартовые батареи были укомплектованы артиллерийскими тягачами средними (АТС) для транспортировки электростанций ЭСД-50, так же как дивизионы транспортировки и заправки ракет — артиллерийскими тягачами тяжелыми (АТТ) для транспортировки цистерн горючего 8Г112. Причину столь неординарного решения объяснить довольно трудно, учитывая то обстоятельство, что с транспортировкой и ЭСД-50, и цистерны 8Г112 вполне справился бы любой тяжелый автомобиль типа КрАЗ-214, это во–первых. А во-вторых, использование гусеничных тягачей на асфальтовых покрытиях дорог в мирное время было нежелательным, поскольку создавало проблемы во взаимоотношениях с местными властями. Остается предположить, что разработчики комплекса Р-12 первоначально предполагали использовать комплекс только стационарно, без перемещений вне БСП дивизиона или использовать его там, где никогда не было никаких дорог, тем более асфальтированных, и в таком случае гусеничный тягач в батарее и в дивизионе транспортировки и заправки КРТ мог пригодиться в качестве спасательного средства при бездорожье. После расформирования дивизиона заправки в 1963 году АТТ вместе со средствами заправки попал в стартовые батареи и находился в эксплуатации еще несколько лет, причиняя неудобство при выходе дивизионов в УЗПР. Перед выходом дивизиона в УЗПР приходилось менять АТТ на КрАЗ-214 на время выхода в другом дивизионе полка. С АТС повезло больше — к 1963 году АТС были заменены на автомобили МАЗ-502, но и они не долго продержались в войсках в виду большого веса (12 т), высокой нагрузки на задний мост (7,5 т), связанной с этим недостаточной маневренностью и низкой скоростью (50 км/час) и были заменены на УРАЛ-375. Были заменены со временем на УРАЛ-375 и АТТ.
Мост Шкаликова и бухгалтер из Эстонии
Возвращаюсь к маршу. Закончены последние приготовления, проведены инструктажи личного состава подразделений, командиром дивизиона определен порядок марша — расчетное время прибытия на место, скорость, интервалы между машинами, интервалы между колоннами подразделений, меры безопасности при совершении марша, команды и сигналы управления маршем. Отдается приказ на марш и колонны подразделений начинают движение, занимая свое место в общей колонне дивизиона согласно установленному порядку. Скорость — не более 40 км/час, интервал между машинами — 10 метров, интервал между колоннами подразделений — 100 метров. Стартовые батареи следуют в колонне дивизиона друг за другом, начиная с 5-ой батареи и кончая 8-ой. В конце колонны дивизиона подразделения тыла с полевыми кухнями и техническое замыкание во главе с начальником автослужбы дивизиона старшим лейтенантом В.Денисовым. Общая колонна дивизиона представляет внушительное зрелище. Только в стартовых батареях почти 80 автомашин и более 30 прицепов, а ведь еще в колонне идут техническая батарея дивизиона, хозяйственный и автомобильный взвода. После общей колонны дивизиона отдельной колонной под руководством заместителя командира дивизиона по ракетному вооружению капитана Самойлова транспортируется боезапас дивизиона.
Во главе колонны дивизиона командир дивизиона майор Пармон на командирском ГАЗ-69. Колонна уверенно следует за ним. Не отстает от 5, 6 и 7 батарей и наша 8 батарея. Проходим Аугсткалне, Тервете, движемся дальше... Пока потерь нет ни среди впереди идущих батарей, ни в нашей 8-ой батарее. Все-таки не зря готовились к учению, но... Вечное это «но», которое может испортить, как ложка дегтя бочку меда, результат подготовки, усилий и стараний воинского коллектива. Колонна вдруг остановилась. Может что-то случилось в нашей батарейной колонне? Надо идти разбираться. Иду в начало колонны к командиру батареи. У нас все в порядке, мы просто упираемся в колонну 7-ой батареи, которая почему-то остановилась на длинном спуске к мосту через небольшую речку Скуяйне.
Почему остановилась колонна 7-ой батареи, стало понятно, когда подошли ближе к мосту, и перед нами предстала страшная картина — слева от моста в воде лежал вверх колесами установщик 8У210 вместе с пусковым столом 8У217. Установщик находился в таком жутком состоянии, что первой мыслью было: что с людьми — водителем и начальником стартового отделения капитаном Б.Шкаликовым? Затем: как это могло произойти? К счастью, оказалось, что водитель установщика и старший — начальник стартового отделения 7-ой батареи капитан Б.Шкаликов отделались только испугом. Вообще говоря, им крупно повезло, а Боре Шкаликову вдвойне, ведь этот мост остался в истории полка и в памяти ветеранов и всех, кто служил в то время в полку — «Мостом Шкаликова».
Что-либо сделать с установщиком в ночных условиях, да и дневных тоже было невозможно, в полку не было средств, способных поднять, поставить на колеса и вытащить из воды большую и тяжелую машину, которая была не под силу имеющемуся в полку крану 8Т26 грузоподъемностью 10 тонн. Хотя вытащить смогли бы несколькими гусеничными тягачами АТТ, если бы установщик стоял на колесах, но использовать по назначению его уже было нельзя. Чтобы не срывать учение, остановившаяся часть колонны дивизиона продолжила движение, благополучно преодолев водную преграду по теперь уже «Мосту Шкаликова», и без приключений прибыла в УЗПР, где стартовые батареи сразу по прибытии установили СП-6 и заняли повышенную боевую готовность. А установщик оставили в покое до следующего дня, ограничившись набрасыванием на него маскировочной сетки. Представляю изумление аборигенов из близлежащих населенных пунктов и проезжающих на следующий день по дороге и через мост при виде поверженного мастодонта.
На следующий день установщик вместе с пусковым столом был поднят, поставлен на колеса и оттранспортирован в первый дивизион с последующей отправкой на ремонт. В 7-ю батарею в УЗПР был пригнан установщик с пусковым столом из ВШМС или из Елгавского полка.
Происшествие с установщиком было возможным в силу особенностей его конструкции и управления и по причине отсутствия навыков, опыта управления у молодых водителей.
Что такое установщик 8У210?
Это автопоезд — одноосный тягач МАЗ-529В с подсоединенной посредством арочного дышла двухосной платформы, с размещенными на ней рамой-стрелой и гидродомкратами для подъема рамы-стрелы; подъемного механизма для установки на пусковой стол и снятия со стола ракеты, погрузки на платформу и выгрузки с платформы пускового стола. Длина установщика — 15,62 м, ширина — 3,15 м, высота — 3,76 м. Вес только снаряженного тягача МАЗ-529В без платформы — 9 тонн. Всего полный вес установщика, с загруженным на него пусковым столом весом почти 7 тонн, составлял около 40 тонн. Одноосный тягач МАЗ-529В с двухтактным двигателем ЯАЗ-М206 мощностью 180 лошадиных сил имел единственный ведущий мост с односкатными неуправляемыми колесами большого диаметра (1790 мм) с грунтозацепами в виде косой расчлененной елки.
В паре с платформой установщика, колеса которой не являлись ведущими, МАЗ-529В образовывал сочлененную машину, поворот которой осуществлялся путем взаимного разворота тягача и прицепа посредством 2-х гидродомкратов (гидроцилиндров) относительно вертикальной оси, проходящей через моментный шарнирный узел, соединяющий тягач и прицеп.
Изменение направления движения автопоезда, когда поворачивались не колеса тягача, а поворачивался сам тягач с помощью гидроцилиндров (так называемое бустерное управление) относительно прицепа, было возможно только при работающем с определенным числом оборотов коленчатого вала двигателе тягача МАЗ-529В для поддержания необходимого давления в гидроцилиндрах. Рессорная подвеска колес тягача отсутствовала, и необходимая амортизация обеспечивалась только за счет упругости шин большого размера.
Cледует также заметить, что установщик имел рабочую тормозную систему с барабанными тормозными механизмами с пневмоприводом, действие которого напрямую были связаны с работой двигателя установщика. Очевидно, водитель установщика при начале движения по длинному спуску к мосту инстинктивно сбросил обороты двигателя так же, как это делают водители обычных автомобилей для уменьшения скорости движения на спуске (разумеется переключившись на пониженную передачу), и продолжил движение, постоянно притормаживая, кратковременно нажимая и отпуская педаль тормоза, тем самым стравливая воздух из тормозной системы автопоезда. При движении в таком режиме на длинном спуске двигатель установщика, работавший на пониженных оборотах, не мог поддерживать необходимое давление ни в воздушных баллонах тормозной системы, ни в гидроцилиндрах поворотной системы тягача.
В результате отказали и тормозная система установщика, и поворотное устройство. Установщик скатывался по спуску к мосту, постепенно отклоняясь в левую строну. Попытка повернуть его на путь истинный успехом не увенчалась, как не удалось, и затормозить его перед мостом — тормозная система отказала. В результате постоянного подтормаживания при затяжном спуске к мосту давление воздуха в баллонах тормозной системе оказалось ниже нормы. Установщик не вписался в мост — правое колесо тягача попало на мост, а левое не попало, многотонная машина завалилась на левую сторону и перевернулась.
Современные тяжелые грузовые машины специально, с целью предотвращения отказа рабочей тормозной системы из-за использования на затяжных спусках, оборудуются вспомогательной тормозной системой для длительного поддержания постоянной скорости на затяжных спусках за счет торможения двигателем, что достигается прекращением подачи топлива в цилиндры двигателя и перекрытием выпускных трубопроводов. Инструкции по эксплуатации грузовых автомобилей и автобусов прямо предписывают двигаться на затяжных спусках только с включенной вспомогательной тормозной системой.
Сейчас, рассматривая это происшествие с сегодняшней позиции, понимаешь, что авария с установщиком была бы предотвращена, если бы автопоезд был оснащен запасной тормозной системой, предназначенной для остановки автотранспорта при выходе из строя рабочей тормозной системы, то есть если бы на установщик были установлены тормозные камеры с пружинными энергоаккумуляторами, которые приводят в действие тормозные колодки колес среднего и заднего мостов при выходе воздуха из рабочей тормозной системы. Но судя по тому, что авария произошла, тогда, 50 лет назад, установщики не имели запасной тормозной системы.
На мой взгляд, использование одноосных тягачей МАЗ-529В, предназначенных для скреперов и других землеройно-строительных машин, в РВСН в качестве тягачей установщиков и подъемных кранов было не самым лучшим решением. Объяснить это можно только двумя обстоятельствами: отсутствием более подходящего тягача в конце 50-х годов, когда проектировались и создавались ракетные комплексы, и пришлось довольствоваться тем, что было на тот момент; и тем, что изначально их использование предполагалось на ограниченной территории БСП ракетных стационарных комплексов, а не передвижение на большие расстояния в запасные полевые районы.
Как бы то ни было, полк задачу, поставленную на учении, выполнил. Вывод полка в запасной полевой район, развертывание там, обустройство в полевых условиях с обеспечением жизнедеятельности личного состава дали необходимый опыт и позволили сделать определенные выводы и предложения из опыта проведенного учения. И главный вывод из учения — ракетные полки Р-12 способны выполнять боевые задачи из ЗПР.
В планы поддержания боевой готовности ракетных полков были включены выходы каждого наземного дивизиона в УЗПР один раз в год — зимой или летом поочередно. И даже один раз, по-моему, в 1973 году тактико-специальное учение дивизиона с выходом в УЗПР было проведено с реальной заправкой КРТ. Но это под большим вопросом. За все годы до снятия полка с боевого дежурства в 1982 году происшествий с установщиками при выходах в УЗПР не было.
От проведенного учения, кроме истории с установщиком, остался в памяти один курьезный случай, когда на стартовую позицию 8 батареи с установленной на пусковой стол ракетой во время комплексного занятия выскочил по какой-то лесной тропинке мотоциклист. Он, конечно, от вида ракеты, агрегатов, людей в защитных костюмах и противогазах опешил. Деваться ему было некуда — проезд вперед был закрыт техникой, а развернуться, и рвануть назад было невозможно. Его уже окружили со всех сторон, тоже с изумлением глядя на него и прикидывая, что же с ним делать дальше — убрать, как нежелательного свидетеля, узнавшего страшную военную тайну, или передать компетентным органам, а они, уж, пускай сами решают его дальнейшую судьбу.
Еще один случай 1963 года, связанный с выездом в полном составе 1-го дивизиона на полигон и с компетентными органами в лице особиста полка капитана Кутьянова. Он с успехом провел одно мероприятие, продемонстрировав дедуктивные способности не хуже, чем у Шерлока Холмса. После убытия дивизиона на полигон обнаружилась на скромном памятнике советским воинам, установленном на братской могиле советских воинов рядом с первым дивизионом в поселке Тервете, надпись на русском языке следующего содержания: «Русские вон из Латвии! Да здравствует свободная Латвия!», написанная губной помадой. Не знаю, сумел ли Шерлок Холмс вместе с доктором Ватсоном найти того, кто сделал эту надпись, а наш простой советский особист нашел. Действуя дедуктивным методом, он отбросил местных жителей, а так же и женщин, хотя надпись и была сделана губной помадой. Надо было искать мужчину, причем, не местного, а приезжего. Наиболее вероятный вариант — приезжий пациент туберкулезного санатория, который размещался рядом с дивизионом в поселке Тервете. А если это мужчина, то вероятнее всего он приобрел женскую губную помаду в одном из магазинчиков в близлежащих от Тервете населенных пунктов. Мужчина, покупающий женскую губную помаду, мог запомниться продавщице, тем более, когда чужие покупатели крайне редки в таких магазинчиках. Дедукция не подвела нашего армейского Пинкертона, в магазинчике поселка Путели, что находится в 3 километрах от Тервете на дороге Тервете — Елгава, он обнаружил следы странного мужчины, покупавшего губную помаду. Пожилого, явно не местного, говорившего по-русски с характерным акцентом, который отличает только эстонцев. Остальное было делом техники — найти его в санатории (оказался бухгалтер из Эстонии) и «пожурить». После чего он спешно покинул санаторий. Вот такие у нас служили бойцы невидимого фронта.
22 ноября 1963 года, или смерть президента
1963 год вошел в историю событием, которое потрясло мир, а в моей памяти навсегда сохранила дату несения мною боевого дежурства на КП 2-го дивизиона в качестве оперативного дежурного. За время службы сотни раз приходилось нести боевое дежурство на командных пунктах дивизиона, полка, дивизии в разном качестве
— от оперативного дежурного КП дивизиона до командира дежурных сил дивизии, но, ни одна конкретная дата не сохранилась в памяти, кроме одной
— 22 ноября 1963 года. День, когда в Далласе был убит президент США
Джон Фицджералд Кеннеди.
22 ноября 1963 года в 10.00 я заступил на суточное боевое дежурство на КП 2-го дивизиона в качестве оперативного дежурного. Тогда, в 1963 году, обстановка на КП дивизиона была спартанская. Обвалованное арочное бетонное сооружение, разделенное на несколько отсеков — главный зал, или, собственно, командный пункт, помещение (класс) для отделения подготовки данных (ОПД), вентиляционная и еще какой-то закуток, где размещались связисты. Голые бетонные арки, покрашенные на высоту двух метров от пола сине-зеленой масляной краской и побеленные выше с протянутыми вдоль стен трубами отопления. Стол, стул, сейф, пара телефонных аппаратов, концентратор на 10 номеров для прямой связи со стартовыми позициями батарей и КП полка. И у стены вместо дивана армейская койка. Ни радио, ни телевизора, никакой связи с внешним миром, кроме служебной телефонной связи, никакой информации о том, что творится на белом свете за пределами забора из колючей проволоки в 12 нитей и проволочного ограждения технической системы охраны «Сосна». Оперативный дежурный должен был постоянно находиться на КП, не имея права покидать его. Обед, ужин и завтрак утром следующего дня на КП дивизиона приносил кто-нибудь из солдат — связистов в специальных судках.
Тогда в дивизионах еще были свои взвода связи. Во 2-ом дивизионе взводом связи командовал старший лейтенант Кафар Махмудов родом из Дагестана. КП и связь, а значит, и связисты — две вещи неразрывные, поэтому солдаты из взвода связи дивизиона постоянно околачивались на КП в своем закутке по делу или без дела, а их командир составлял компанию оперативному дежурному, чтобы лично убедиться, что связь функционирует, а заодно и поболтать «за жизнь» и за связь, ведь «все знают, что без связи худо, но связь худа еще пока». Постоянное общение со старшим лейтенантом Кафаром Махмудовым при несении мной боевого дежурства на КП дивизиона способствовало установлению товарищеских отношений между нами. Днем появлялся на КП и личный состав ОПД, который занимался в своем помещении. В ОПД подбирался специально личный состав и по образованию, и по общему развитию, среди солдат были толковые ребята, грамотные в широком смысле слова, с которыми можно было поговорить на серьезные темы, не касающиеся воинской службы. Помню фамилию одного солдата по фамилии Журавский, по-моему, родом из Киева, которому я отдал сборник произведений Кафки, который особого впечатления на меня не произвел. У Журавского загорелись глаза от одного имени Кафки, ведь Кафка — это был кумир советской интеллигенции, знаковая фигура, как Булгаков с «Мастером и Маргаритой».
На КП дивизиона могли зайти офицеры дивизиона и полка, оказавшиеся на технической зоне дивизиона, чтобы позвонить, или просто посидеть и потрепаться. С окончанием рабочего дня и наступлением вечера, если не было ночного комплексного занятия в одной из стартовых батарей, техническая зона пустела, опускалась тьма и оперативный дежурный оставался один-одинешенек наедине с телефонами в пустом бункере командного пункта в ожидании боевого приказа или какого-нибудь неожиданного звонка сверху или снизу о каком-либо происшествии в дивизионе, вроде самовольной отлучки. Честно признаюсь, что подобного рода звонки были страшнее боевого приказа. Конечно, оперативный КП дивизиона не только сидел в тревожном ожидании рокового звонка, но и пытался как-то скрасить свое пребывание на КП чтением художественной литературы, когда позволяла обстановка, в вечернее и ночное время, или изучением секретных документов по боевому управлению и по своей специальности.
Мне помогала скрасить боевое дежурство на КП дивизиона моя верная «Спидола», которую я приобрел, наверное, первым из офицеров полка, как только эти, по тем временам, лучшие советские портативные приемники появились в продаже.
К счастью, 22 ноября 1963 года ничего экстраординарного ни в полку, ни в дивизионе не произошло и ночь на КП дивизиона, отрезанного от внешнего мира, прошла спокойно, позволив оперативному дежурному вздремнуть пару часов чутким сном военного профессионала на стоявшей на КП койке. А утром 23 ноября еще до начала рабочего дня (до приезда офицеров на службу) вдруг зазвенел телефон и старший лейтенант Виктор Скульбеда, заместитель командира эксплуатационно-ремонтной роты, с которым мы вместе обитали в одной комнате в офицерской гостинице дивизиона, огорошил меня известием об убийстве президента США Джона Кеннеди, таким образом, на всю жизнь, связав две даты — дату моего дежурства на КП дивизиона и дату смерти Джона Кеннеди.
Должен заметить, что смерть президента США Кеннеди не отразилась на боевой готовности РВСН, а, значит, и нашей военной судьбе и жизни, хотя в высших штабах чувствовалось какое-то шевеление. Жизнь продолжалась во всем ее многообразии — с новыми заботами и старыми проблемами, с достижениями и недостатками, с радостями и печалями...
Заправка КРТ
1964 — 1965 годы. В 1964 г. в мае я был назначен, как мне и обещало командование в 1963 году, на должность старшего инженера по заправочному оборудованию службы РВО 2-го дивизиона. С облегчением покинул 8-ю стартовую батарею, где пребывал в должности зам. командира батареи по технической части с августа 1961 года, испытывая вместе с личным составом батареи все тяготы и лишения воинской службы с ракетной спецификой, усугубленные ответственностью за личный состав, а это (кто служил в армии, знает) — самое сложное. И вот я свободен от личного состава и отвечаю только за себя перед своим непосредственным начальником — заместителем командира дивизиона по ракетному вооружению. К моменту моего прихода в мае 1964 года в службу ракетного вооружения 2-го дивизиона в ней произошли кадровые изменения: сменился заместитель командира дивизиона по ракетному вооружению майор Г.И. Самойлов, вместо него был назначен капитан Крыгин (не знаю, откуда он взялся и куда, потом делся). В 1965 году его сменил майор И.П. Азаркин. Сменился и старший инженер по электрооборудованию капитан Л.Капитонов, который ушел в Елгавский полк на должность заместителя командира дивизиона по ракетному вооружению, а вместо него был назначен старший лейтенант Н.Андреев, бывший начальник отделения проверок ракет расформированной в 1964 году технической батареи 1-го дивизиона. Остался только старший инженер дивизиона по стартовому и двигательному оборудованию ст. лейтенант А. Родионов.
Что касается должности старшего инженера по заправочному оборудованию, то она, об этом как-то забывают, включала в себя и обязанности, по большей части не имеющих отношение к заправочному оборудованию — инспектора по котлонадзору и технике безопасности дивизиона и именовалась официально «старший инженер по заправочному оборудованию — инспектор по котлонадзору и технике безопасности дивизиона». Кроме обязанностей старшего инженера дивизиона по заправочному оборудованию, что само по себе было большой нагрузкой и ответственностью, на меня были возложены и обязанности по учету, контролю и испытаниям всех объектов котлонадзора дивизиона. А это: десятки воздушных баллонов высокого давления, применяемых на различных машинах и агрегатах; сотни углекислотных огнетушителей ОУ-2; различные емкости, для наддува которых использовался воздух повышенного давления, включая цистерны окислителя 8Г131 и подогреватели-заправщики перекиси 8Г210; грузоподъемные механизмы, начиная от автокранов, автовышек 8Т116 и кончая лебедками и тельферами в ремонтных мастерских. И т.д. и т.п., вплоть до безбашенных водокачках системы водоснабжения дивизиона. И все это надо было учесть, контролировать их содержание и своевременно испытывать.
Конечно, объединение обязанностей старшего инженера дивизиона по заправочному оборудованию и инспектора по котлонадзору и технике безопасности было не самым разумным решением. Соответствующие должностные лица, когда принимали благое решение о создании в дивизионах служб РВО и о навешивании на старшего инженера по заправочному оборудованию еще и обязанностей инспектора по котлонадзору и технике безопасности, исходили из самого простого и очевидного факта, что главная опасность при эксплуатации заправочного оборудования и подготовке ракеты к пуску — КРТ. Естественно, что специалист по заправочному оборудованию и должен обеспечить эту безопасность (безопасность при работе с КРТ), забыв, что, как не хлебом единым жив человек, так и дивизион живет не только подготовкой ракет к пуску, но и выполняет массу работ, обеспечивающих его жизнедеятельность, работ, требующих соблюдения соответствующих мер безопасности постоянно, начиная с работы на высоте, с электрооборудованием, с работой в колодцах, наконец, с забором угля на угольном дворе кочегарки для топки котлов, который мог обернуться трагедией и обернулся во 2-ом дивизионе гибелью солдата. И если ты по штату старший инженер дивизиона по заправочному оборудованию и инспектор по технике безопасности, то несешь ответственность и за все это.
В 1964 году командованием РВСН было принято, наконец, разумное решение о проведении комплексных занятий стартовыми батареями с реальной заправкой КРТ на БСП. Решение, давно ожидаемое в войсках. Практиковавшиеся до сих пор выезды ракетных дивизионов в полном составе на полигон вместе с техникой только для того, чтобы провести на одной боевой ракете комплексные занятия с заправкой КРТ тремя батареями дивизиона и только одной батарее провести реальный пуск этой ракеты, были не рациональными по многим причинам. Это и снятие дивизиона с боевого дежурства, это и перевозка большого количества личного состава и техники на большое расстояние железнодорожным транспортом и связанные с этим расходы, это, наконец, демаскировка и нарушение режима секретности при перемещении на станцию погрузки в условиях густонаселенной местности западной части страны. Да и здравый смысл подсказывал, что вряд ли надо ехать за тридевять земель, чтобы провести КЗ с заправкой КРТ, когда это можно вполне успешно можно сделать на месте, не снижая боевой готовности.
Зимой 1964 года Главнокомандующий РВСН Маршал Советского Союза Н.И.Крылов провёл на базе 307 (Елгавского) ракетного полка сборы руководящего состава Ракетных войск с проведением комплексного занятия с реальной заправкой ракеты Р-12 компонентами ракетных топлив. Занятие прошло успешно и показало, что такое комплексное занятие максимально приближается к боевой подготовке ракеты к пуску, повышает ответственность личного состава за свои действия и общую требовательность к подготовке личного состава и техники к комплексным занятиям.
С 1965 года начинаются регулярные плановые комплексные занятия стартовых батарей с заправкой КРТ в соответствии с Планом поддержания боевой готовности полка. Устанавливался определенный порядок проведения КЗ с заправкой КРТ — два КЗ в год на каждую стартовую батарею, причем, одно КЗ — зимой, другое КЗ — летом, одно КЗ ночное, другое — дневное, меняясь поочередно из года в год. Установленный порядок — количество КЗ и периодичность их проведения сохранились до снятия ракетных полков с боевого дежурства, показав свою достаточность и эффективность для поддержания высокой боевой готовности стартовых батарей.
В дополнение к требованиям проведения обычных КЗ, о которых я говорил выше, прибавились новые, а именно:
— ответственным за проведение КЗ с заправкой КРТ назначался командир полка или кто-то из его заместителей — заместитель командира полка или заместитель командира полка по РВО (главный инженер полка);
— личный состав допускался к КЗ с заправкой только после сдачи зачета на допуск к КЗ с заправкой КРТ комиссии полка (дивизиона), несмотря на имеющийся у личного состава допуск к работе на ракетной технике;
— перед КЗ с заправкой КРТ в обязательном порядке проводилась проверка противогазов всего личного состава стартовой батареи, так называемое «окуривание» в палатке, заполненной хлорпикрином;
— обязательно на каждое КЗ с заправкой КРТ привлекалась аварийно-спасательная команда (АСК), включающая в себя: пожарную команду дивизиона вместе с пожарной машиной; медиков из медпункта дивизиона вместе с санитарной машиной во главе с врачом — начальником медпункта; электриков из эксплуатационно-ремонтной роты (ЭРР) и других. АСК оснащалась средствами пожаротушения, нейтрализации КРТ, необходимым набором средств для оказания первой медицинской помощи. Члены АСК одевались в специальные защитные костюмы более высокой степени защиты от поражения КРТ.
Еще одной особенностью КЗ с заправкой КРТ в отличие от обычного КЗ было обеспечение личного состава дополнительным питанием в виде молока, хлеба, сала, которые доставлялись на стартовую позицию старшиной батареи, и каждый солдат, офицер батареи и контролирующие лица могли выпить кружку молока, съесть ломоть белого хлеба с куском соленого сала. Учитывая, что КЗ продолжались по несколько часов, к тому же, без перерыва на прием пищи, кусок хлеба с салом и кружка молока были отнюдь не лишними, особенно зимой и в ночное время. Да еще если этот кусочек сала немного опалить на открытом огне, хотя бы от спички или зажигалки. Всю прелесть такого куска сала с хлебом может оценить только тот, кто на морозе готовил ракету к пуску или просто в полевых условиях зимой терпел тяготы и лишения армейской службы в различных родах и видах войск. Кто в армии не служил, вряд ли может понять этого, ну, может быть, за исключением охотников и любителей подледного лова рыбы.
Некоторые особенности службы и жизни заправщиков
В связи с темой проведения КЗ с заправкой следует сказать несколько слов об особенностях службы личного состава, связанного с работой с КРТ — личного состава, эксплуатирующего средства заправки КРТ, и обслуживающего персонала складов КРТ в каждом ракетном дивизионе.
Когда срок срочной службы в Советской армии был три года, личный состав указанных категорий служил 2 года. В 1968 году в связи с переходом на двухгодичный срок службы срок службы «заправщиков» не сократили, а в качестве компенсации ввели обязательный 10-дневный отпуск после года службы и ежедневный дополнительный паек, который включал в себя: яйцо — 1 шт., масло сливочное — 20 гр., сыр ферментный — 15 гр., молоко — 200 мл., консервы рыбные — 1 банка на 3 человека.
Что касается офицеров, то всем офицерам, имеющим отношение по должности к работе с КРТ, представлялся очередной отпуск продолжительностью не 30 суток, а 45 суток без дороги.
Для проведения КЗ с заправкой КРТ была разработана специально для многократных заправок КРТ учебно-тренировочная ракета (УТР) 8К63Д («деревянная», как называли ее в обиходе ракетчики). Чем она отличалась от обычной учебно-боевой ракеты 8К63 трудно сейчас вспомнить, наверное, толщиной стенок топливных баков окислителя и горючего. Она использовалась и на «сухих» КЗ, как обычная учебно-боевая ракета.
В 1965 году УТР 8К63Д были поставлены в ракетные полки для проведения КЗ с заправкой КРТ. Следует отметить, что КРТ находились на складе КРТ дивизиона в стационарных емкостях и только во второй половине 1965 года был проведен забор окислителя и горючего в подвижные емкости 8Г131 и 8Г112, когда наземные дивизионы перешли на боевое дежурство в постоянной боевой готовности по новым графикам.
Склад (или склады) КРТ дивизиона состояли из нескольких сооружений, предназначенных для хранения окислителя АК-27И, горючего ТМ-185, перекиси водорода — продукт 030, пускового горючего ТГ-02. Склад во втором дивизионе располагался на технической зоне дивизиона перед стартовыми позициями батарей таким образом, что, чтобы попасть на стартовые позиции 5 и 6 батарей, надо было проехать (пройти) мимо склада КРТ (сооружения №15 и №16) с правой стороны, а чтобы попасть на стартовые позиции 7 и 8 батарей проехать (пройти) сначала перед сооружениями №15 и №16, а затем обогнуть их с левой стороны.
Сооружение №15 предназначалось для хранения окислителя и включало в себя: четыре наземных алюминиевых резервуара объемом 100 кубов каждый, установленные на бетонные опоры, обвалованные с боков и защищенные сзади брандмауэрной стеной; небольшое здание, оборудованное вытяжной вентиляцией, системой наддува резервуаров воздухом и нейтрализации паров окислителя; дистиллятором для получения дистиллированной воды (как правило, не работающим по техническим причинам) и душем. Грунтовая площадка (к сожалению, так и не забетонированная во 2-ом дивизионе и покрытая только щебенкой) и система трубопроводов с выдающими и приемными вентилями, которыми были оборудованы резервуары с окислителем, позволяли размещаться и производить забор окислителя в цистерны 8Г131 одновременно расчетам окислителя заправочных отделений всех четырех батарей.
Сооружение №16, предназначенное для хранения перекиси водорода — продукта 030, находилось рядом с сооружение №15 с правой стороны, и включала в себя два полуподземных алюминиевых резервуара емкостью 20 кубов каждый, обвалованных сверху грунтом, на поверхности которого находились только закрытые горловины резервуаров и заборные и сливные трубопроводы. В одном из резервуаров хранилась боевая перекись водорода — продукт 030, в другом — 30% раствор перекиси водорода, так называемая пергидроль, для учебных заправок ракеты УТР 8К63Д на КЗ с заправкой КРТ.
Сооружения №17 и №18, предназначенные для хранения горючего ТМ-185 и пускового горючего ТГ-02, располагались на некотором отдалении с левой стороны от сооружения №15. Основное горючее ТМ-185 находилось в двух углубленных в землю и обвалованных стальных резервуарах с системой заборных и сливных трубопроводах на каждом резервуаре, обеспечивающих одновременный забор горючего в цистерны 8Г112 четырьмя расчетами. Пусковое горючее ТГ-02 хранилось в стальных 200-литровых бочках в небольшом здании (сооружении №18), оборудованном вытяжной вентиляцией, которая включалась снаружи здания перед тем, как туда войти, и должна была работать все время, пока в сооружении находились люди. Связано это было с крайне опасными для человека свойствами пускового горючего.
Рядом с сооружениями №17 и №18 находилось еще одно небольшое здание — сооружение №19, где хранились различные защитные средства для личного состава, обслуживающего склад КРТ: противогазы ПРВ-У, изолирующие противогазы ИП-46, защитные костюмы и т.д., и ЗИП — инструмент, вентили, задвижки, резервные воздуходувки для сооружения №15... Обслуживало склад КРТ дивизиона отделение ракетных топлив, а руководил всем этим хозяйством начальник службы ГСМ и КРТ дивизиона, которого частенько называли просто начальником склада КРТ. Во 2-ом дивизионе им был лейтенант Эдуард Фролов. Толковый офицер и специалист, он впоследствии стал начальником службы ГСМ и КРТ Лидской ракетной дивизии (а может быть, Поставской). Были у него две особенности, отличающего его от нас, молодых офицеров, в те годы:
Во-первых, он был женат, но дело не в этом. Некоторые молодые офицеры — выпускники училищ были тоже женаты. Дело в том, что при нем, кроме жены, была и теща и не простая, а в самом нарицательном смысле этого слова, которую знал весь жилой городок полка. Вообще теща в офицерских семьях в ракетных полках явление довольно редкое в связи со спецификой нашей службы, а тут не просто теща, а привезенная с собой после выпуска из училища. Мы ему искренне сочувствовали.
Во-вторых, он был рыжим и лицо у него была постоянно красное, но дело и не в этом. Мало ли рыжих на белом свете. Дело в том, что он был очень аллергичен, что свойственно рыжим и светлокожим. Он не мог есть помидоры, грибы, клубнику, малину и еще многое чего. И однажды случился с ним казус, даже не казус, а несчастный случай, который в глазах окружающих выглядел трагикомически, как в случае с капитаном Гомоновым, которому вместо дистиллированной воды сделали клизму пергидролью, а для Эдуарда Фролова обернулся госпиталем. Однажды после отбора проб КРТ для анализа решил Эдуард Фролов принять душ, который имелся в здании сооружения №15, а в качестве моющего средства использовал обычный стиральный порошок, имевшийся в сооружении №15 и применявшийся, как ему и положено, для стирки солдатами пропотевшего нижнего белья после работы на складе КРТ в защитных костюмах и очистки самих костюмов от следов КРТ. Использование стирального порошка в качестве моющего средства было, конечно, крайне легкомысленным делом, которое закончилось для рыжего Эдика катастрофой. Сначала он весь покраснел и опух, вызывая удивление у окружающих и подтрунивание над ним, но вскоре стало не до шуток — у него развился такой аллергический шок, что его пришлось немедленно везти в Елгавский госпиталь и там госпитализировать до приведения в исходное состояние.
До забора окислителя и горючего в подвижные емкости в 1965 году, КЗ с заправкой для заправочных отделений батарей начиналось с развертывания на складе КРТ дивизиона и заборе боевых окислителя и горючего, пергидроля (30% раствора перекиси водорода) вместо боевого 80% раствора перекиси водорода (продукта 030) и пускового горючего, в качестве которого вместо крайне ядовитого и огнеопасного (в соединении с окислителем) продукта ТГ-02 использовалось основное горючее ТМ185.
Забор КРТ на складах, особенно окислителя АК-27И, уже сам по себе представлял ответственную и опасную операцию, требующую подготовленного личного состава, умелого руководства со стороны начальника отделения и контроля. Это был практический опыт для расчетов заправки, ведь был задействован весь личный состав отделений заправки и выполнялись практически аналогичные операции, что и при заправке КРТ в ракету и сливу КРТ из ракеты после выполнения учебно-боевой задачи.
Мало, кто помнит, что в первой серии КЗ с заправкой КРТ вместо боевого окислителя АК-27И использовался имитатор окислителя четыреххлористый углерод. Конечно, сделано это было из соображения безопасности. Четыреххлористый углерод — бесцветная жидкость со специфическим запахом, используемая в лакокрасочной промышленности в качестве растворителя, была не столь опасна, как окислитель и требовала соблюдения обычных правил безопасности при работе с растворителями. Четыреххлористый углерод хранился в двух резервных цистернах 8Г131, которые использовались заправочными отделениями на КЗ с заправкой вместо своих. Но в отличие от азотной кислоты четыреххлористый углерод не электропроводен, а в устройстве контроля уровней в цистернах 8Г131 используется именно электропроводность азотной кислоты. Надо было как-то решить возникшую проблему. Было сделана доработка — вместо штатного устройства контроля уровня было поставлено какое-то другое, которое работало крайне ненадежно. Но это не главное, главное то, что личный состав, во-первых, не получал необходимого опыта работы с боевым окислителем на старте, а во-вторых, не получал и опыта работы на складе КРТ по забору и сливу окислителя. В итоге здравый смысл восторжествовал и от имитатора окислителя отказались.
Конечно, работа на складе КРТ была дополнительной нагрузкой на личный состав отделений заправки, особенно после окончания КЗ, когда остальной личный состав батареи, заняв исходное положение постоянной боевой готовности, возвращался в казарму. Особенно ночью. Но на сливе КРТ на складах заботы и мытарства заправщиков не заканчивались. Необходимо было агрегаты заправочного оборудования освободить от остатков КРТ, промыть и нейтрализовать.
Во-первых, надо было промыть и нейтрализовать агрегаты, связанные с окислителем, — ЗАК 8Г113 и цистерны 8Г131. ЗАК 8Г113 промывали на технической зоне вблизи стартовой позиции батареи, используя для промывки обмывочно-нейтрализационную машину 8Т311 как источник воды, с одной стороны, и как средство обеспечения необходимых мер безопасности при работе с окислителем, с другой стороны. Сложнее было с цистернами 8Г131, потому что для промывки и нейтрализации их надо было полностью заполнить водой. Если использовать для этой цели водопровод, то процедура заполнения двух цистерн растягивалась бы на многие часы, да и не было подходящего места во 2-ом дивизионе, где бы их можно было заполнить водой, никому не мешая. Поэтому для заполнения водой цистерн мы использовали речку Свете, которая протекала на расстоянии около одного километра от КПП дивизиона и которую пересекала дорога, ведущая из дивизиона в большой мир, по бетонному, специально построенному вместе с дорогой мосту. Рядом с этим мостом сохранился старый деревянный мост и старая дорога, которые использовались военными строителями при строительстве объектов БСП дивизиона до постройки нового моста и прокладки новой дороги. После постройки нового моста старый мост и старая дорога никогда не использовались для движения транспорта, постепенно ветшая и зарастая травой и кустарником. Вот этот-то мост мы использовали для наполнения цистерн окислителя водой. На мост загонялась одна цистерна, буксируемая тягачом КрАЗ-214, рядом с мостом на берегу размещался водообмывщик 8Т311, с помощью которого вода из реки закачивалась в цистерну через открытый люк цистерны. После заполнения цистерны водой КрАЗ-214 стаскивал ее с моста и тащил вверх (от моста в сторону дивизиона дорога шла на длинный пологий подъем) по старой дороге, трясясь вместе с цистерной на рытвинах и ухабах, тем самым улучшая процесс промывки цистерны. В конце старой дороги, почти там, где основная дорога поворачивала налево к КПП дивизиона, КрАЗ-214 с цистерной на крюке останавливался, бойцы открывали сливные вентили, и вода самотеком вытекала из цистерны на грунт, сливаясь в ручеек, бегущий по склону дороги в соответствии с законом тяготения. А как же экология? — предвижу ехидный вопрос современных поборников экологии. Всем поборникам экологии скажу, что в цистернах после слива окислителя на складе КРТ практически не было никаких остатков окислителя и те капли, которые могли остаться на стенках цистерны, разбавленные 20 кубометрами речной воды, никак не могли загрязнить окружающую среду. И хотя вреда прибалтийской природе наша промывка цистерн не наносила, однако, отдавала какой-то кустарщиной, мало совместимой с современной ракетной техникой, поэтому надумал я построить в дивизионе пункт нейтрализации. Идея моя возражения командования дивизиона не вызвала.
Считаешь нужным — делай по принципу: проявил инициативу — сам ее и претворяй в жизнь на общественных началах. Общими усилиями личного состава заправочных отделений стартовых батарей с помощью БСЛ-120 мы эту инициативу претворили в жизнь рядом со стартовой позицией 8-ой батареи. К счастью, воспользоваться пунктом нейтрализации не пришлось, потому что в том же 1965 году был произведен забор КРТ в подвижные емкости и отпала необходимость после каждого КЗ с заправкой сливать окислитель и горючее из цистерн на склад КРТ, а, значит, и промывать, и очищать внутренние поверхности цистерн. Обслуживание цистерн окислителя после КЗ с заправкой не ограничивалось только промывкой, необходимо было провести осмотр внутренней поверхности цистерны, убрать остатки воды и капли воды со стенок цистерны, а также частицы песка и грунта, которые могли попасть в цистерну вместе с речной водой. С этой целью вскрывался верхний люк цистерны и номер расчета в противогазе и средствах защиты с ведром и чистой тряпкой спускался в цистерну и досуха протирал всю внутреннюю поверхность цистерны и очищал от частиц песка и грунта, если они там оказывались. Как правило, состояние внутренней поверхности цистерны после очистки и просушки проверял я как старший инженер дивизиона по заправочному оборудованию и инспектор котлонадзора, ведь цистерны 8Г131 относились к объектам котлонадзора. С переносной лампой в руках залезал в цистерну и тщательно осматривал внутреннюю поверхность цистерны и состояние устройства замера уровней. Правда, без противогаза и средств защиты, вдыхая воздух со слабым запахом окислителя.
Но забор КРТ в подвижные емкости еще впереди, а пока для строительства пункта нейтрализации необходимо было провести некоторый объем земляных работ, а для этого, кроме лопат, надо было бы привлечь какую-нибудь землеройную технику. Таковой в дивизионе нет. Вся землеройная техника в ББО (батарее боевого обеспечения), а ББО в то время размещалась в Добеле-2, и непосредственно договориться с командиром ББО не представлялось возможным. Я направился в штаб полка к начальнику инженерной службы полка, в ведении которого находилась вся инженерная техника полка, майору Леонову с просьбой выделить для проведения землеройных работ какую-нибудь землеройную машину. Но что для начальника инженерной службы полка просьба какого-то старшего лейтенанта из дивизиона, о существовании которого до сего момента он и не подозревал. Это ведь не приказ командира полка, не распоряжение начальника штаба полка и даже не просьба командира дивизиона. Естественно, что выделить какой-либо землеройный агрегат не было никакой возможности.
— Единственно, что могу предложить, — сказал начальник инженерной службы майор Леонов, — это использовать БСЛ-120.
— Пускай, хоть БСЛ-120, — согласился я. — Когда она прибудет?
Чем вызвал взрыв веселья у находившихся в кабинете других начальников служб полка. В недоумении смотрю на Леонова, не понимая причины веселья. А он мне с серьезным видом объясняет, что ждать прибытия БСЛ-120 не надо, она есть в каждой батарее, надо просто взять ее в руки и за дело, что собственно мы и делали, строя пункт нейтрализации. К своему стыду, я не знал, что обычная армейская лопата называется БСЛ-120 — большая (в отличие от малой) саперная лопата высотой 120 см. Я, ведь был не войсковым инженером, а инженером ракетным и в ракетной академии устройство лопаты не преподавали, и рыть окопы тоже не учили. Таким образом, в звании старшего лейтенанта, прослужив в РВСН 4 года, я узнал, что такое БСЛ-120.
Надо сказать, что начальник инженерной службы полка майор Леонов был человек с чувством юмора и способностью к шуткам и розыгрышам. При этом он обладал удивительной способностью имитировать голоса других людей и, в частности, мастерски мог говорить голосом командира полка подполковника Л.В.Орехова, чем иногда пользовались некоторые офицеры штаба полка (не все, конечно, а ограниченный круг начальников служб полка во главе с заместителем начальника штаба полка майором Б.И.Смирновым), когда надо было, например, съездить в Жагаре по какой-либо причине (в основном, выпить грамм 150-200 «раствора Моисеева» перед обедом) и нужен был транспорт. В дело вступал майор Леонов, который звонил в дивизион — командиру дивизиона или начальнику штаба дивизиона и голосом командира полка Л.В.Орехова приказывал подать автобус дивизиона к штабу полка. Надо было знать подполковника Орехова, чтобы понимать, что ни командир дивизиона, ни начальник штаба дивизиона перезванивать командиру полка не будут и уточнять, зачем и почему понадобился автобус не будут. Автобус незамедлительно прибывал к штабу полка. Заинтересованные лица погружались в него — и в Жагаре на второй этаж (10 минут туда, 10 минут там, 10 минут назад). Через 30 минут все на своих местах — офицеры в кабинетах, автобус в автопарке.
При выезде на реку для промывки цистерн окислителя каких-либо происшествий с личным составом и с техникой не было, но случались курьезные случаи во время заполнения водой цистерн. Я, как старший инженер дивизиона по заправочному оборудованию, всегда присутствовал во время операции по промывке цистерн окислителя на реке, контролируя действия личного состава. Однажды в студенную зимнюю пору, когда наша речка покрылась толстым льдом, после КЗ с заправкой 6-ой батареи для промывки и нейтрализации цистерн окислителя на речку прибыл расчет окислителя заправочного отделения во главе с начальником отделения капитаном Бакуном. Расставили технику в установленном порядке. Я вступаю на лед, чтобы убедиться в его прочности. Убедился, солдаты пробивают лунку во льду для заборного рукава обмывочно-нейтрализационной машины, а я проваливаюсь в воду... Лед был прочным, но я попал в старую лунку, затянутую тонким льдом и запорошенную снегом и провалился в воду по грудь, руками упершись в лед. Бойцы быстро извлекли меня из воды. К счастью, я был хорошо одет — юфтевые сапоги на микропоре, зимняя техническая куртка на меху, брюки технические с толстой суконной подкладкой, причем, суконная подкладка была заправлена в сапоги, а штанины брюк были опущены на сапоги. Особого урона вода мне не успела причинить, хотя и просочилась местами сквозь брюки. Но меры все равно надо было принимать — не оставаться же на морозе с мокрыми штанами. Было два варианта — вернуться в дивизион и переодеться или ограничиться профилактическими мерами, применив испытанные народные средства от простуды. Учитывая легкую степень нанесенного ущерба моему здоровью, единодушно с офицерами заправочного отделения 6 батареи Александром Бакуном и Евгением Рузанковым принимаем решение — не теряя времени, на второй водообмывщик и в Жагаре на второй этаж, полагая, что 150 грамм с мороза несколько компенсируют ущерб, нанесенный мне зимним купанием. Компенсировали, а для закрепления результатов профилактики ОРЗ пришлось еще пару раз повторить народную процедуру, пока цистерны промывались.
Благополучно закончив промывку, вернулись в дивизион и со спокойной душой за проделанную работу и за свое здоровье, тем более, что штаны под воздействием народного средства уже высохли, можно было и отдохнуть от проделанной работы и от народного средства. Принять горизонтальное положение на своей кровати под одеялом в своей комнате в офицерской гостинице дивизиона и заснуть крепким сном хорошо потрудившегося человека. Благодаря принятым мерам, зимнее купание последствий для здоровья не имело.
Еще один курьез случился при промывке цистерн 8Г13 7 батареи после КЗ с заправкой. Дело было летом, погода стояла великолепная, как говорят: погода шепчет — займи, но выпей. Обнаружилась и выпивка в виде фляжки со спиртом у старшего лейтенанта В.Пинина — старшего оператора отделения заправки 7-ой батареи. Спирт был, конечно, технический, гидролизный (как тогда шутили: сделан из табуретки), к употреблению вполне пригодный (не путать с метиловым), хотя и с некоторым резино-керосиновым привкусом. Не могло быть и речи о пьянке при выполнении работ по промывке и нейтрализации цистерн да еще в присутствии личного состава. Фляжка представляла потенциальную возможность после работы провести собственную «нейтрализацию». А пока родилась у кого-то блестящая идея: очистить спирт от резино-керосинового привкуса, пропустив его через фильтровальную коробку противогаза.
Старший лейтенант Пинин откручивает от коробки дыхательную трубку с маской, вынимает коробку из сумки и заливает в коробку содержимое фляжки, подставив предварительно под нижнее отверстие невесть откуда появившийся стакан. Мы с начальником отделения заправки 7-ой батареи капитаном А.Костюковым сначала с интересом, а потом с возрастающей тревогой наблюдаем за процедурой очищения, потому что, хотя в коробку была вылита целая фляга спирта, из коробки с трудом накапало всего полстакана жидкости да еще желтого цвета. Надежда на «нейтрализацию» после работы рухнула. Мы как-то упустили из виду, во-первых, то, что противогазы у нас заправочные, пропитанные парами КРТ, в основном окислителя, во-вторых, что фильтрующий наполнитель коробки противогаза впитает в себя спирт. Что, естественно, и произошло, оставив нас в дураках. Вернуть все в исходное не представлялось возможным — противогаз поглощенный спирт отдавать не собирался, да и желтый цвет «очищенного» продукта как-то не вдохновлял на «нейтрализацию». Что оставалось делать с полученным в результате «очищения» продуктом? Надо было бы выплеснуть его в речку и дело с концом, оставив только в памяти как курьез из жизни ракетчиков РВСН, но старший лейтенант Пинин нашел неожиданный выход. Вообще он был способен на неожиданные бесшабашные поступки. Однажды мы сидели в ресторане в Жагаре, но не в общем зале, а в отдельной комнате, где было очень удобно посидеть без посторонних глаз, Пинин, будучи в подпитии, пытался открыть бутылку пива простым способом — о кромку стола и в ответ на мое замечание обиделся и вообще грохнул бутылку об стену, затем вторую. Утихомирили его, салфетками стерли потеки пива со стены, собрали осколки бутылок, хорошо, что мы были в отдельной комнате — бесшабашный поступок, вернее, безобразный поступок остался без последствий), недаром у него была кличка «поручик», не только потому, что уж больно складно на нем сидела полевая форма (еще старая, с гимнастеркой со стоячим воротничком), но и по склонности к бесшабашным поступкам, невольно вызывая ассоциацию с офицерами Белой армии, сложившейся под воздействием советских кинофильмов про революцию и гражданскую войну.
«Поручик» подзывает номера расчета — здорового амбала, протягивает ему стакан и предлагает выпить, что тот без всяких колебаний и делает. К сожалению, не всегда при промывке и нейтрализации дело ограничивалось только курьезами, были и серьезные происшествия с серьезными последствиями, в том числе и по вине «поручика» Пинина. При промывке заправщика окислителя ЗАК 8Г113 отделения заправки 7-ой батареи произошел выброс окислителя из контрольного бака агрегата, и окислитель попал на спину оператора агрегата 8Г113 сержанта Н.Бучича, который проводил промывку. И хотя он был одет с соблюдением всех мер безопасности, то есть в противогаз, защитный спецкостюм, резиновые сапоги и резиновые перчатки, (тогда еще костюм был старого образца с суконной спинкой) окислитель, попав ему на спину, прожег суконную спинку костюма, комбинезон, который был на нем, гимнастерку, нательную рубаху и попал на кожу, вызвав ожог.
Опасность попадания окислителя на кожу в том, что повреждения кожного покрова могли быть ликвидированы только пересадкой кожи. Сержант был госпитализирован, была сделана благополучно пересадка кожи, вернулся в часть и продолжил службу в прежней должности. После увольнения в запас женился в Жагаре и остался там навсегда. Я уже писал, что промывку агрегата 8Г113 проводили вблизи стартовой позиции батареи с помощью обмывочно-нейтрализационной машины 8Т311, которая служила и источником воды, и средством обеспечения безопасности. Для промывки агрегата 8Г113 необходимо было заполнить водой контрольный бак агрегата емкостью 400 литров, чтобы затем с помощью насосной установки агрегата прокачать эту воду по всем трубопроводам агрегата, тем самым промыв и их, и насос агрегата, и через приемный и выдающий штуцера слить воду на землю. Заполнение контрольного бака проводилось водой из водообмывшика с помощью пожарного рукава со стволом через штуцер отбора окислителя, расположенный на верхнем днище контрольного бака и требовало определенной осторожности. Дело в том, что после работ, связанных с перекачкой окислителя, в контрольном баке агрегата всегда оставалось несколько литров окислителя, и заполняя водой контрольный бак, надо всегда было помнить, что есть такое правило «не лей воду в кислоту», а если льешь, то действуй очень осторожно, чтобы не вызвать обильного газообразования, тем более в замкнутом пространстве, и выброса окислителя наружу. К сожалению, нужной осторожности и не было проявлено сержантом Бучичем, хотя он и был опытный оператор. А поправить его было некому. Старший лейтенант Пинин, который должен был руководить промывкой агрегата 8Г113, покинул место работы и ушел на жилую зону. Сержант, стоя на верху агрегата, вставил ствол в штуцер на верхнем днище контрольного бака, и стал заливать воду в бак под большим давлением, что вызвало обильное газообразование в баке, повышение давления и, как следствие выброс окислителя, частично разбавленного водой, из штуцера вверх подобно струе фонтана с последующим обливанием сержанта. Сержант не растерялся, спрыгнул на землю, с помощью водителя водообмывщика струей воды смыл окислитель с противогаза и защитного костюма, сбросил костюм, комбинезон, гимнастерку, рубашку, водой обмыл спину, но окислитель уже успел нанести химический ожог спине. Ничего бы страшного не произошло, если бы на сержанте был одет защитный костюм, полностью изготовленный из перхлорвиниловой ткани, но... В результате — сержант Бучич оказался в госпитале, а я, как старший инженер дивизиона по заправочному оборудованию, получил от командира полка выговор, хотя меня никто не назначал руководителем промывки или ответственным за промывку. Да это и не мое дело.
Во-вторых, надо было проверить состояние внутренней поверхности цистерны агрегата 8Г112 и при необходимости очистить цистерну от остатков горючего и частиц какого-либо мусора, если он там оказывался. Промывать цистерну горючего не требовалось, надо было просто залезть через люк внутрь цистерны и осмотреть ее. Для этой работы использовался не наш обычный противогаз, он был бесполезен в емкости, заполненной парами углеводородного горючего, а так называемый шланговый, когда к маске противогаза присоединялось несколько дыхательных трубок от других противогазов и конец этого длинного шланга выводился через люк цистерны наружу, на свежий воздух, чтобы боец мог дышать свежим воздухом, находясь в цистерне. Проблем с приведением цистерн 8Г112 в исходное состояние после проведения КЗ с заправкой не было.
В-третьих, необходимо было промыть дистиллированной водой бак для перекиси водорода подогревателя-заправщика перекиси водорода 8Г210, просушить и очень внимательно осмотреть внутреннюю поверхность бака через штуцер на верхней крышки бака с помощью переносной автомобильной лампы. Поверхность должна была быть белоснежной, никаких соринок, капель воды не допускалось. Проблем с приведением в исходное состояние не было. Возникала иногда проблема с дистиллированной водой, потому, что собственные дистилляторы в сооружении №15 быстро вышли из строя и мер к их восстановлению служба тыла не принимала, поскольку им дистиллированная вода была не нужна. Проблему приходилось решать службе МТО службы РВО полка. Решали успешно, добывая дистиллированную воду (ее еще называли ионизированной водой) на каком-то предприятии в Елгаве или Риги.
Один раз возникла техническая проблема — на одном из агрегатов 8Г210 на алюминиевой трубке, в которой помещался датчик термометра для замера температуры перекиси в баке агрегата 8Г210, обнаружился свищ. Тогда в полку не было аргонодуговой сварки, чтобы заварить свищ на алюминиевой трубке. Проблему помог решить лейтенант Латышев — начальник 3-его отделения 5-ой батареи, который сам, будучи рижанином, взялся заварить свищ в Риге, заявив, что для него не проблема проникнуть на любой рижский завод. И заварил. Недаром уже в 1966 году он перешел в компетентные органы.
