Степанов А.Н.

Полигон Байконур. Записки испытателя

© Степанов А.Н., 2010-2015.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Неудачное начало

Незадолго до распределения выпускников из академии, один из преподавателей, побывавший на полигоне, рассказывал, что там растут деревья, но нет травы. Представить такое в Ленинграде было затруднительно. Приехал я на полигон в разгар лета. Пекло казалось невыносимым – бегал из тени одного здания до тени другого короткими перебежками. Из академии имел направление в первое испытательное управление. Прибыл на площадку 2, пошел на доклад к начальнику управления. Полковник Кириллов принял, рассказал историю управления и направил к кадровику. Перешел через приемную в кабинет напротив. Кадровик объявляет, что, пока я ездил, место мое уже заняли (враки для простаков) и есть только место телеметриста, но туда ведь я не пойду? Что такое телеметрия я толком не знал, да и о своей предполагавшейся работе – тоже. Снова в отдел кадров на площадку 10.

Кадровик-направленец предлагает подождать до формирования нового управления, открытие штатов которого ожидается. Предложил временно поставить на штат в одну из войсковых частей. С одним из однокашников отправляемся на самый правый фланг полигона. Добираться надо сначала поездом, а потом – автобусом. Доехали. Пошли представляться командиру части. Доложил я, потом – товарищ. За то, что я оказался бойчее, меня поставили на должность ступенью выше, чем товарища. Обе должности – в кадрированной группе, т.е., как говорится, мед есть, а пчел нет: нет ни техники, ни личного состава. Сюда мы затем ездили раз в месяц, за получкой.

Прикомандировали меня к оперативной группе, будущему четвертому испытательному управлению. Возглавлял ее полковник Меньшиков ВИ. Туда же прикомандировали всех выпускников академии, направленных по распределению в первое управление. Размещалась эта группа в то время в одной из комнат штаба полигона, но, в связи с прибытием выпускников ВВУЗ-ов, группа разрослась, и ее переместили на пл. 32, в учебный центр. Там были выделены помещения, в том числе и в общежитии. Пока была неопределенность с нашим будущим, нас по очереди стал вербовать начальник оперативного отдела полигона. Делает предложение мне. Прошу рассказать, чем придется заниматься в отделе и какие будут перспективы в дальнейшем. Выясняется, что работа чисто организационная: встречать космонавтов, подбирать их на месте приземления и т.п. Понятно, что космонавты – это приманка. Перспектива – начальник штаба полка. А это уже совсем не то: зачем нужно было учиться в инженерной академии, чтобы сразу же забыть полученную профессию. Аналогичное предложение получил и Левакин Борис, хороший мой приятель в будущем. По тем же причинам отказался и он. Затем предложение делается выпускнику второго факультета, Смоленскому, бывшему до академии связистом. Этот согласился, ему было все равно чем заниматься, он потом и занимался, чем угодно, и хорошо продвигался по службе.

Меньшиков, Кайдлов, Курушин (начальник полигона)

Осенью 1962 года всю молодежь отправили в Москву в ОКБ для знакомства с ракетой. До осени 1960 года руководил этим КБ его генеральный конструктор Мясищев Владимир Михайлович. Организовано оно было по прямому указанию ИВ Сталина и занималось проектированием стратегических бомбардировщиков. 1 мая 1954 года был впервые показан его реактивный стратегический бомбардировщик 103М, он прошёл над Красной площадью. В 1956 году совершил первый полёт 201М, его модернизация. В конце 50-х годов начались испытания стратегического ракетоносца М-50. Но случилось то, что случилось с нашей академией: КБ было переориентировано на ракетную тематику. Мясищев ВМ был назначен начальником ЦАГИ, а КБ было переподчинено Челомею ВН, занимавшемуся морскими «крылатками». Кроме того, было организовано ещё одно КБ, которому было поручено проектирование наземных систем, в основном, для технической позиции. Руководителем этого КБ был назначен первый заместитель Мясищева – Барышев ВМ. Челомей был теперь генеральным конструктором трёх КБ.

Академик Челомей (в центре)

Новая ракета изготавливалась на опытном производстве ОКБ. Там же лежала в разобранном виде ракета КБ Янгеля МК. До этого ОКБ ракетами не занималось. Нужен был какой-нибудь образец. Вот с этой целью и была взята ракета Янгеля. Отдельно, в уголке на испытательном участке, лежал первый, летный, экземпляр ракеты-носителя УР-200. Здесь я впервые увидел нового генерального конструктора ОКБ Челомея ВН. Произошло это в момент, когда на испытаниях случилось ЧП: из-за ошибки в подсоединении кабелей произошло несанкционированное срабатывание пироклапанов двигательной установки 1-й ступени. Челомею доложили, выслушал доклад он внешне спокойно, без эмоций. Ну а что там дальше было – не ведаю. Поджимали сроки поставки лётного экземпляра на полигон – и вот такая незадача.

Тем временем на левом фланге полигона полным ходом шло строительство стартовой позиции для этой ракеты, площадки 90. В декабре 1962 года был открыт штат нового испытательного управления. Разместилось оно на пл. 90 сначала в предстартовом хранилище, затем – в служебном здании. Меня зачислили в штат 1-го отдела инженером-испытателем двигательных установок; начальником отдела был назначен полковник Тращенков ИД. Очередная моя командировка была в Загорск, вместе с начальником отдела. Под Загорском нам показали «горячие» испытания двигательной установки 1-й ступени на стенде. За пуском наблюдали через бронестекло из специального помещения. При выключении один из двигателей не «отсёкся» по окислителю. Шлейф бурого «дыма» потек над лесом. Течь прекратили перекрытием стендовой магистрали.

Наконец первый летный экземпляр ракеты был доставлен на полигон. Сборка и контрольные проверки – на приспособленном рабочем месте в предстартовом хранилище. При осмотре двигателей первой ступени обнаруживаю след от острого предмета типа «шило» на гофре рубашки охлаждения у среза сопла. Доложил. Осмотреть дефект пришел сам главный конструктор двигателя – Косберг СА. Подошел, искоса взглянул на меня, потом на показанный мною «укол». Двигатель был допущен к летным испытаниям. Особенно трудно шла проверка автомата стабилизации системы управления ракетой. Появлялась низкая частота на рулевых машинах – «пулеметная» дробь глушила всех в помещении. Стучали рулевые машины и вместе с ними присоединенные к ним двигатели, резонировали пустые баки ракеты. Шум – что надо. На старте даже обкладывали ракету матрасами. Интересно, что наиболее эрудированным специалистом по системе управления ракеты оказался техник Лакузо МН. Знал он систему гораздо лучше инженеров – разработчиков. Позднее он занял соответствующую его талантам должность, стал начальником отдела. Но была у него одна, но пагубная страсть. Среди его сослуживцев ходил такой термин «налакузиться». Правда, в то время для любителей крепких напитков на полигоне было раздолье: на испытания поставлялся почти медицинский спирт-ректификат.

Пуск состоялся 5 ноября 1963 года с левой пусковой установки. Программой испытаний был запланирован сход ракеты со стола пусковой установки, она и сошла. При запуске один из четырех двигателей не вышел на режим. Ракета сошла со стола и с медленным набором высоты начала вращение по тангажу. Через 5 мин прошло выключение двигателей, ракета заняла горизонтальное положение, разломилась и упала за «периметром» ограждения. Пуск был признан успешным. После него было сделано 6 успешных баллистических пусков.

До пуска первой летной ракеты отрабатывалась заправка носителя реальными компонентами топлива с помощью специального заправочного макета. После этого необходимо было отработать и нейтрализацию, обезвреживание ракеты от остатков ядовитых компонентов топлива. Дело было зимой, причем температура на дворе стояла низкая. Ракета лежит у пускового устройства в палатке, в которую подается теплый воздух от моторных подогревателей, а через баки ракеты продувается подогретый азот. И вот получен допустимый уровень концентрации паров компонентов в баках окислителя и горючего. Все довольны. Ночь. Прекращена продувка баков, закрыты клапана ракеты, выключены моторные подогреватели. Участники нейтрализации убывают на заслуженный отдых. Утром «высокая комиссия» обнаруживает, что ракета у них «сложилась». Расследуются обстоятельства и причины: подтвержден закон физики – при охлаждении газы сжимаются. Заключение, для утишения страстей, обтекаемое, обвинили технику, безвинную. С нашей стороны героем дня, вернее, ночи, стал Антропов Иван.

В сентябре 1964 года полигон посетило высшее военное руководство страны во главе с НС Хрущевым. С собой он привез Устинова, Брежнева, Малиновского, Епишева, Гречко, Крылова, Ротмистрова, Леонова, Буденного и Горшкова. Демонстрировались ракеты одного класса, разработанные КБ Челомея, Королева и Янгеля. Это был какой-то промежуточный итог конкурса между конструкторскими бюро. Для обеспечения возможности сравнения их в условиях эксплуатации, на правом фланге полигона строились 3 шахтные пусковые установки. Одна из шахт предназначалась для УР-200, поэтому мне разок довелось там побывать. Надо было оценить состояние дел по монтажу оборудования на «нашей» шахте. Постоянно там находились два товарища от ОКБ. Делать им было абсолютно нечего, но была канистра спирта. Она их и выручала.

К тому времени на пл. 92 уже был построен большой МИК и другие служебные здания. Для гостей в этом МИК-е была устроена выставка ракетной техники. Показана была техника и в действии. Были выбраны и оборудованы места для наблюдения за пусками ракет. Удивило меня то, что для показа ракеты Королева была устроена щель-укрытие очень близко от пусковой установки. Дело даже не в угрозе взрыва, что, конечно, исключить нельзя, а в воздействии на психику наблюдающих сильнейшего звука работающих двигателей. Кроме того, из-за маленького расстояния до старта и особенностей программы полета ракеты (на начальном участке траектории она поднимается строго вертикально), наблюдателю кажется, что ракета находится прямо над ним и вот-вот свалится ему на голову. Страшновато, даже и не в первый раз. Это что, специально? Один наш товарищ по молодости решил посмотреть на старт аналогичной ракеты примерно с такого же расстояния. Спрятался и не убыл со стартовой площадки перед пуском в район эвакуации. Наблюдал за пуском из-за угла здания. Человек хладнокровный, при стрельбе из пистолета рука его не шевелилась и не дрожала. Говорит, что в момент пуска не заметил, как оказался лежащим на земле.

Мне довелось готовить ракету УР-200 для показательного пуска Хрущеву. Осенью 1963 года на нашем испытательном участке сложилась следующая ситуация: от испытательной части – новичок, от испытательного управления – я, ни разу не проводивший проверок ракеты целиком, и представитель от ОКБ, тоже новичок на испытаниях. На испытаниях предусмотрен тройной контроль: от войсковой части, от управления и от ОКБ. В нашем случае сошлись контролеры-»буквари», т.е. читающие инструкцию, но не понимающие происходящего на борту ракеты. Инструкция по испытаниям еще не была отработана, а мы прилежно ею руководствовались. Более опытные испытатели ошибку заметили бы, но мы таковы ми не были. Вот таким-то испытателям и суждено было готовить ракеты для показательного пуска (готовилась и резервная ракета).

Ведем проверки пневмогидравлической системы. По «закону пакости» выпадают они на ночное время. Учитывая уровень нашей подготовки, ведем испытания без отрыва пальца от инструкции. Пульт для испытаний разработал конструктор Виерт, хороший специалист, но любитель все усложнять и накручивать. Вот на его пульте и на одной простой операции мы и попались. Обычно бригада завода им. Хруничева, участвующая в сборке ракеты, до самого вывоза добивалась герметичности одного разъема. Поэтому пневмоиспытания ракеты каждый раз шли не совсем штатно, проскакивала мимо всевидящего глаза моего старшего инженера-испытателя Крючкова Володи ошибочка, заложенная разработчиком инструкции Горюновым Анатолием. На этот раз все было «путем». Все сделано вовремя. Ведем испытания, выполняем простейшую операцию проверки магистралей наземного наддува баков. Если бы мы хоть чуть-чуть соображали, то сначала отсоединили бы их от баков, от «боевых» мембран наддува. Делаем все по инструкции, и вдруг сильный хлопок – и начинается наддув бака. Теперь мы понимаем, что случилось.

Срочно вызываем заводскую бригаду. Запасная мембрана есть, зам. начальника цеха Шехоян Александр Сергеевич (но не Пушкин, как он любил говорить) организует работу. Работа по замене мембраны и испытания к утру закончены. Правда, мой напарник из ОКБ, Микеров Яков, вздрагивал всякий раз при включении электропневмоклапанов, ожидая неприятностей. Утром прибывает начальство, иду докладывать зам. начальника управления полковнику Николаенку ВА. Показал чертежи, инструкцию. В результате меня лишь «пожурили» за неотработанность инструкции. При подготовке ракеты случайно обнаружил, что военпредом от завода-изготовителя системы телеметрии был внук ИВ Сталина капитан Джугашвили Евгений Яковлевич. Ему понадобился сжатый воздух для проверки телеметрических батарей на герметичность, и за этим ему пришлось обратиться ко мне. Было это после «развенчания» культа личности Сталина и на обрыве «культа» Хрущева.

На полигон Хрущев прибыл с большой свитой, о чем я уже упоминал. Для него по сему случаю был построен специальный домик на пл. 17 (на окраине городка – пл. 10). К нему со станции Тюра-Там была подведена железнодорожная ветка. Пуски всех ракет прошли успешно. После пусков состоялось посещение Хрущевым и его свитой братских могил испытателей, погибших при взрыве на пусковом устройстве ракеты конструкции Янгеля в 1960 году и сгоревших в шахтном пусковом устройстве ракеты конструкции Королева. Второй несчастный случай произошел ровно через три года после первого, день в день. Мы с Ниной Ивановной оказались там совершенно случайно. Ходили в городок строителей в мебельный магазин. По выходе заметили суету у расположенных неподалеку братских могил, и подошли полюбопытствовать.

К могилам подвезли на автомашине скошенные где-то цветы и быстро-быстро набросали их у обелиска, придав им несколько упорядоченный вид. К ограде сквера, где расположены могилы, подъехали машины, из которых вышли люди и направились в сторону могил. Впереди шел Никита Сергеевич, под локоток левой руки его поддерживал Леонид Ильич. Последний что-то объяснял первому (Леонид Ильич был председателем госкомиссии по событиям 1960 года). Хрущев шел шаркающей походкой, в очень растоптанных полуботинках с загнутыми носами, вид нездоровый, лицо желтого цвета. У обелиска остановились, сняли головные уборы, свита – тоже. Посмотрели на доски с фамилиями захороненных и направились в обход могил. В это время у ограды появилась еще одна черная машина, из нее выскочил военный и бросился догонять свиту. По пути он то надевал, то снимал фуражку. Это по-лейтенантски рысил Адмирал Флота Советского Союза Горшков. А вы часто видели бегущего Маршала?

После отъезда высоких гостей у нас на старте осталась «запасная» ракета. Но вот команду на ее пуск никто дать не решался: в это время произошло «свержение» НС Хрущева, а вместе с ним впал в опалу и наш генеральный конструктор Челомей. Говорят, они были женаты на сестрах. Так ли это, не знаю, но то, что он пользовался всемерной поддержкой Никиты Сергеевича, – безусловно. Может быть, кто-то еще помнит, что трое космонавтов, запущенные 12 октября 1964 года в присутствии Хрущева на корабле «Восход - 1» (Комаров, Феоктистов и Егоров) и приземлившиеся через сутки с небольшим, долго не могли доложить руководству страны о своем прибытии. Когда им это разрешили сделать, докладывали они троим руководителям государства одновременно. К этому времени и нам разрешили пуск «резервной» ракеты. Пуск был успешный, и, хотя на полигон уже прибыла ракета в шахтном варианте, судьба УР-200 была решена. Преимущество было отдано ракете КБ Янгеля. Площадка 90 была передана для переделки ее под наземные старты этой ракеты. Вместе со стартом на эту ракету были переориентированы и запуски спутников по тематикам ВМФ и ПКО.

Несколько слов о моем напарнике по подготовке ракеты для Хрущева – Микерове. После не совсем удачного дебюта на полигоне он ушел из ОКБ и вернулся на свою прежнюю работу, если не путаю, в ЦАГИ. Нина Ивановна оканчивала институт, я взял командировку в Москву и съездил за нею в Ленинград. В Москве у нас была запланирована культурная программа, в дополнение к ней Микеров пригласил нас съездить к нему на дачу. Мы, конечно, с благодарностью согласились. Дача у него была около железнодорожной платформы «Отдых». Дача была интересной для нас, но самой интересной оказалась теща хозяина. В прошлом она была кассиром в Кремле и выдавала получку всему высшему руководству страны, в том числе и ИВ Сталину. Но с ней вела разговоры Нина Ивановна, и подробностей я не помню.

Культурная программа была продумана мною заранее. Я купил билеты в Большой театр на оперу Д. Верди «Риголетто», в Кремлевский дворец съездов на балет «Лебединое озеро», в театр оперетты на оперетту И. Кальмана «Принцесса цирка» и в МХАТ на пьесы А. Чехова «Три сестры» и М. Горького «Егор Булычов и другие». Программа довольно напряженная: по два спектакля в день, утром и вечером. После госэкзаменов Нина Ивановна не выдержала такой нагрузки: под прекрасную музыку Чайковского она задремала. У входа в Большой театр нас удивила неожиданная встреча. Пытаясь купить билеты с рук, там стояла семейная пара из нашего сибирского села, почти соседи. Тоже решили приподнять свой культурный уровень.

Для комментариев.

Вы должны быть зарегистрированы в Facebook.