 |
|
 |
|
|
|
|
|
А. Г. Гринь
Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Какая бы ни была рыбалка, какие бы не были успехи по службе, по проводимой лично работе (для души), не покривлю против правды, думаю, что у всех, служивших на полигоне, была заветная мысль о переводе по службе в более цивилизованные (как сейчас принято в прозападных кругах выражаться) места. У меня сложились деловые отношения с Киевским КБ завода «Арсенал», с главным конструктором Сергеем Платоновичем Парниковым. Его представителей я частенько вывозил на своём тяжёлом мотоцикле К-750 на рыбалку... Но одновременно на этом отдыхе «высыпал» им на голову массу замечаний и недостатков по конструкции приборов прицеливания и методике наводки ракеты на цель. Естественно, эти замечания затем в отчётах становились достоянием и КБ, возглавляемого главным конструктором ракеты Михаилом Кузьмичём Янгелем, и ГСКБ главного конструктора стартового оборудования ракетного комплекса Владимира Павловича Бармина, а также ГУРВО. Квалифицированная оценка вооружения, поступавшего на полигон, авторитетное слово офицеров-испытателей определяли размеры премиального фонда, выделяемого полигону после соответствующего этапа испытаний или принятия на вооружение образца. Большой объём работ и качество их выполнения, которое оценивали специалисты полигона, обеспечивали разработчикам соответствующие ассигнования, расширение штатов сотрудников. Поэтому, конечно, к слову нас, испытателей, промышленники прислушивались. Однажды на полигон прибыл районный инженер на заводе «Арсенал» Мефодий Данилович Игнатенко, который вёл куст военных приёмок. Помимо своего завода, ещё на нескольких предприятиях, в том числе на заводе «Большевик», изготовлявший пусковые столы для ракетных комплексов. Должность районного инженера весьма видная в оборонной промышленности, этих руководителей директора обхаживали и старались с ними жить в мире. Игнатенко предложил мне должность старшего военпреда на заводе «Арсенал», обещая незамедлительно обеспечить семью двухкомнатной квартирой в центре столицы Украины. По лицу, манерам Игнатенко можно было без ошибки прочесть, что райинженер на такой работе имеет вес и возможности. Я согласился. Для реализации моего согласия, он, не откладывая дело в долгий ящик, усаживает меня в машину (выделена ему персонально, он добился, нашёл неотразимые доводы для своей миссии на полигоне). Едем на 2-ую площадку в гостиницу. Заходим к начальнику 2-го управления ГУРВО полковнику Калашникову Алексею Сергеевичу, который согласился на перевод меня в Киев. Кстати сказать, Калашников впоследствии стал генерал-лейтенантом, возглавляя Научно-технический комитет Ракетных войск. Калашников сказал, что непросто будет получить согласие начальника полигона генерала Вознюка. Генерал кадрами не разбрасывался. У него был довод: перевод только на повышение или в очную адъюнктуру. Военную приёмку хозяин полигона не уважал, не любил эту структуру, имевшую очень мало военных начал. Ему фронтовику эти люди были чужды (пригрелись на тёплых местечках, живя в крупных городах). Я понимал бесперспективность моего обращения к Вознюку со своей просьбой о переводе. На приём к нему пошла жена Галина Спиридоновна, которая выставила чисто женские аргументы: дети часто болеют в этом климате (это соответствовало действительности, оба сына переболели дизентерией), престарелые родители живут одни и не могут приехать из-за болезни. Внимательно всё выслушав, задав два-три вопроса, генерал присутствующему здесь же начальнику отдела кадров полигона полковнику Бобкову даёт указание сделать запрос по месту жительства родителей, чтобы прошли медицинское освидетельствование и представили соответствующее заключение о состоянии здоровья. Если они одни не могут жить без ухода детей, то пусть переезжают в Кап.Яр, мол, квартиру им дадим, и проблема будет решена без перевода меня в Киев. Бумаги пошли, бюрократическая карусель завертелась. Моя мама в Харькове, по указанию горвоенкомата, проходит медицинскую комиссию. В письме выразила удивление, что первый раз в жизни ей пришлось обследоваться в госпитале по полной программе. Врачи выдали заключение – болезнь гипертония первой степени, изменение климата при переезде в астраханскую степь противопоказано. Эта бумага долго ходит в Киевском военном округе по разным инстанциям, а я жду, жду, надоедаю со своими вопросами кадровику нашего испытательного управления Володе Качану (он потом работал в управлении кадров Минобороны СССР). Наконец, с его помощью вытребовано из Киева это злосчастное заключение эскулапов... «Но поезд ушёл», кто же будет ждать меня целый год, такие «лакомые» должности не залеживаются. Как говорится, ретроспективно бросая взгляд в прошлое, наверное, надо поблагодарить и генерала Вознюка, и военных бюрократов того времени за то, что судьба избавила меня и мою семью от тех тягот, которые переносят жители достославного града-матери городов русских. Даже в столице Украины простому человеку, не приспособленному к узаконенному воровству государственной, народной собственности, прожить очень тяжело, в том числе на военную пенсию. Например, в зимнее время целые кварталы домов в столице остаются без электричества и отопления, не говоря о безработице и прочих «прелестях» капитализма, да ещё пещерного облика. Василий Иванович Вознюк остался верен себе в этом вопросе до конца. Ещё на нашей первой встрече с вновь прибывшими спецнаборовцами он, подведя нас к окну конференц-зала в Доме офицеров, задал невинный вопрос: «Что видите, товарищи офицеры, за окном?». Что мы могли увидеть, конечно, степь. Но этого ему показалось мало, и он спросил, а ещё что? Тогда мы догадались сказать, что видим колючую проволоку. И генерал так подытожил нашу встречу: «Так вот, за этой проволокой будет первая могила моя, а за ней - ваша!». Действительно, Василий Иванович согласно его завещанию похоронен в сентябре 1976 года в военном городке, который он пестовал более четверти века. Его могила находится вблизи кинотеатра «Юность», в берёзовой аллее, посаженной по его распоряжению. На прощальном вечере, состоявшемся по случаю моего перевода на предприятие в г.Загорск, которому возвращено исконное название Сергиев Посад, в нашей квартире на втором этаже двухэтажного дома, окна которого выходили на солдатский парк «Победы», собрались «наземщики», то есть специалисты-ракетчики, работавшие на наземном оборудовании различных ракетных комплексов. Проводы пришлись на десятую годовщину моей службы на полигоне: прибыл я вместе со своими товарищами из академии в 1954 году, а уезжал в 1964 году. На «банкете» за домашним столом собрались Соболь Борис Моисеевич, Куканов Глеб, Васильев Вячеслав, Непомнящий Анатолий, Кузь Михаил, Моисеенко, Вартанов, Амбросимов В.С., Вечирко, Мартынович в., Савченко М, Голотенко Н.А., Зуев И.Н., Пруцков Лев (фронтовик, писал стихи, в том числе сатирические на командование полигона и сослуживцев), присутствовали и другие, кто не остался в памяти. На этот раз мне повезло, когда пришёл на полигон запрос моего личного дела для оформления приказа в Москве, то на моё счастье личное дело «проскочило» мимо генерала Вознюка. В это время на полигоне, в связи с новой тематикой шла перестройка, создавались новые отделы и упразднялись старые. Отдел № 6, в котором я служил, был ликвидирован, очевидно, в связи с катастрофой на шахтном ракетном комплексе «Двина» (ракета 8К63У), когда пострадало несколько десятков человек. Специалистов отдела переместили в комплексные отделы, начальниками которых были подполковник Суходольский Евгений Порфирьевич и майор Гончаров Анатолий Кириллович. На прощальном вечере были тосты в мою честь, читались стихи, посвящённые моей скромной персоне, сочинённые Лёвой Пруцковым. Мебель квартиры мы передали семье Халипа, он был в то время капитан, но уже начальник отдела, – начальство растило из него перспективного руководителя, но ошиблось. Впоследствии он уехал в Ростовское ракетное училище. Хозяйственные вещи мы отправили контейнером в Харьков, к моим родителям. Детей сдали на попечение наших родителей, которые нас тогда выручили, помогли пережить смутное время. А мы, с Галиной Спиридоновной, отправились в матушку-Москву, на новое место службы и работы, в неизвестность...
|
|
|
|
|