 |
|
 |
|
|
|
|
|
А. Г. Гринь
Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Мне, сугубо городскому жителю, климатические, бытовые условия, а также условия работы на стартовой позиции оказались запредельными. 24 февраля 1955 года я тяжело заболел. Но так странно, как никогда до этого: утром температура поднялась до 39 градусов, на службу не пошёл. Днём она была почти нормальная (вечером же вновь подскочила до 39 и затем – под 40 градусов). Вызвали врача, а было это после праздника Дня Советской Армии и Военно-морского флота. Врач, поколебавшись, заключил: грипп. Дал освобождение на три дня от службы. Но я не мог даже оторвать голову от подушки, так обессилил. Вновь вызвали врача. Измеряет температуру – почти нормальная. Эскулап обращается ко мне с не совсем этичным вопросом: «Признайся, перепил 23 февраля»? Предлагает госпитализировать. Попал я в инфекционное отделение, которое размещалось тогда в отдельном бараке, в лапы подполковника от медицины Каца Арона Марковича. В отделении персонал измерил температуру, которая на третий день пребывания крайне удивила даже видавшего виды доктора Каца: градусник бесстрастно зафиксировал почти 41 градус, уже постоянно весь день. Собрался помирать. Попросил допустить к себе жену (в инфекционном отделении посещения запрещены), признался ей в том, что собирал тайком от неё деньги на мотоцикл. (Помимо денежного содержания по окладу и воинскому званию мы получали премии за каждый пуск ракеты, эти деньги мы называли «пусковые».) Арон Маркович собрал врачебный консилиум: «врачи развели руками». На пятый день болезни ещё один, - а у меня лица столпившихся докторов плыли уже в тумане. Не определив точный диагноз, Кац выписал «жменю» разных лекарств, которые я после ухода медицинской сестры благополучно высыпал в отверстие из-под сучка в полу. У меня был один вопрос: до какого предела может подниматься температура больного человека? На шестой день, утром, когда я уже ощущал себя между небом и землёй, ко мне вбежал доктор Кац и радостно закричал: «Радуйся! У тебя тиф». Видимо, это показал результат бактериального анализа. Началось лечение. К этому времени в медицине появился новый мощный антибиотик левомицетин, который отпускался из Москвы по лимиту. Это лекарство помогло: температура упала. Но через неделю (а факт выздоровления устанавливается по десятидневному периоду с нормальной температурой) меня опять стало лихорадить, температура вновь подскочила до 41 градуса. Цикл повторился дважды. У меня оказался брюшной тиф с тремя рецидивами. Мой доктор Кац в заключение сказал мне: «Ты съел годовую норму левомицетина». А получилось, видимо это потому, что заведующий отделением экономил дефицитное лекарство… Положено ли было после такой болезни, или это он взял на себя, но Арон Маркович выписал мне отпуск на месяц… Законов я не знал, взял медицинскую книжку с выпиской, жену на девятом месяце беременности, и 3-го мая выехал в Харьков, к родителям рожать, поправляться, 9-го мая родился сын Виктор… А через несколько дней телеграмма из Кап.Яра: «Телеграфируйте подписку заём! Меньшиков». Удивился, как узнали мой адрес? Ответил: «Подпишите общих основаниях». По возвращении в часть мне было объявлено замечание. Действительно, месяц я отдыхал без регистрации в военкомате (а моё обращение к начальству харьковского госпиталя для продления отпуска вызвало гомерический смех: «Да ты же дезертир! Бери скорее медкнижку и дуй на всех порах в свою часть!»). Вспоминается картина поездки в г. Харьков. Мой отпуск по болезни совпал со временем производить на свет первенца. В такой период будущая мать тянется к родным, близким. Едем в Харьков. Станция Паромная, которая отстоит от причала на Волге в 1,5 – 2 километрах. Весь берег завален камнем, грудами гранита, песком: в разгаре строительство Сталинградской ГЭС. Кроме парома другого транспорта нет. Огромная толпа с поезда бегом устремляется к причалу: опередить, успеть! на пароме места может не хватить! Вспомните кадры фильмов с бегством толпы, паникой. Я с двумя чемоданами в руках и рюкзаком за плечами перепрыгиваю с камня на камень (после 2-х месяцев постельного режима! Врачи категорически запретили мне любые физические нагрузки!). Галина с огромным животом тяжело дышит рядом. Слышим голос сзади: «у, корова, нагрузила мужика!» (критику со спины не видно, что несет Галя). Паром. Яркая зелень, ослепительные песчаные плёсы и заводи левого берега, город Сталинград на высоком обрывистом правом берегу раскинулся вдоль Волги на 25-30 км по течению. Пристань, широкая, крутая лестница, улицы центра города. Мы еле успеваем за носильщиком с деревянным старинным «козелком» волжских грузчиков на спине. За чемоданами и рюкзаком его не видно. Всё в гору, в гору. Упрашиваем: «Потише, потише!» Но мы успели на вокзал вовремя. В вагоне рядом с нами оказалась женщина, обогнавшая нас на станции Паромная. Та самая, которая возмущалась «бездушием» моей жены, она покраснела, отвела глаза, но не извинилась. Наш Витя увидел свет на 2 недели раньше предполагаемого срока. Он родился в радостный День Победы – 9-го мая! Летом я опять у А.М.Каца. Как прозвала молва подобных носителей, стал «зенитчиком» – дизентерия! В жару стартовики пили воду из пожарных ёмкостей. (Когда на старте были заправщики жидкого кислорода, тогда в воду выливали жидкий кислород, который уничтожал все бактерии). Пил и я… После такой акклиматизации я прослужил в Кап.Яре ещё девять лет… до 1964 года.
|
|
|
|
|