 |
|
 |
|
|
|
|
|
А. Г. Гринь
Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Наша жизнь в стенах академии была подчинена требованиям, интересам учёбы, из нас стремились сделать хорошо подготовленных к службе в войсках ракетчиков. Мы спали, ели, занимались учёбой, не выходя за крепкие решётчатые стены академии. Я не помню, как был организован распорядок у тех, кто до армии жил в Москве. У нас же режим напоминал, очевидно, нормы солдатской службы: подъём в шесть утра, строем выход на улицу и физическая зарядка, иногда в зимнее время с обнажённым торсом для закаливания организма, далее – рутинное свёртывание своей постели, тщательная уборка койки, «красивое» укладывание предметов в тумбочке, чистка сапог, подшивание свежего подворотничка и т.п. Завтракали мы в буфетах при академии, надо сказать для того всё-таки трудного времени неплохо – яйцо, печенье с маслом, чай с лимоном. После завтрака маршируем по длинным коридорам на занятия в лаборатории, аудитории. Набравшись новых ракетных премудростей, следуем на обед. Время летит незаметно, вот мы уже на самоподготовке с шести до восьми вечера. Наконец-то, после этого до отбоя в 23.00 наступают вожделенные часы свободного времени, можно почитать для души, написать ответ на полученное письмо, и заснуть сном праведника, подведя итог своему скромному труду за день. И так изо дня в день. Незаметно подкрались государственные экзамены. Дипломный проект, как посчитало начальство, нам был не к чему, ведь мы уже его «прошли» в гражданском ВУЗе, да и времени это проектирование требовало много, а нас уже заждались в ракетных войсках, развёртывание которых шло полным ходом. Так, только в истекшем 1953 году в том же Капустине Яре были сформированы 77-ая и 80-я инженерные бригады РВГК. В апреле 1953 года при Министерстве обороны СССР был создан специальный отдел, который стал заниматься укомплектованием офицерских кадров первых ракетных частей и учреждений. По-видимому, мы уже были на заметке у этих кадровиков и они от нетерпения потирали руки, чтобы вновь загнать нас, только что испечённых инженеров-лейтенантов в какую-нибудь глухомань. Действительно, уже тогда в городе Медведь, где-то на севере-западе в Ленинградском военном округе (само название говорило о медвежьей глухомани) размещалась 72-ая инженерная бригада РВГК. Вот перед экзаменами-то и начали появляться в академии представители войск, жаждавших получить молодые и образованные кадры. В то время для защиты столицы создавалось подмосковное кольцо обороны противовоздушных войск (ПВО). Многие из нас считали, что попасть в эти войска неплохо, ведь Москва под боком, куда можно доехать на электричке. Меня тоже включили в список для направления в ПВО. Однако, на мои вопросы о содержании работ, требуемой специализации, уровне знаний и подготовки представитель этого вида Вооружённых сил прозаически разочаровал меня, ответив коротко, что мне доверят должность начальника расчёта, остальное узнаете на месте. Я отказался, получил знания, затратил много лет учёбы, а тут вдруг надо будет командовать расчётом солдат и сержантов, насчитывающих не более десятка человек. Я по наивности и неопытности решил для себя, что прежде чем давать согласие, узнать всё точно и подробно о своей будущей службе и месте её прохождения, а также перспективы... Мой отказ не остался незамеченным, начальство мою фамилию обвело в списке красным карандашом. Через несколько дней наш начальник курса полковник Семёнов, «заботясь» чтобы не пропала моя специализация, полученная в институте, предложил: «В Торопце (старинный городок, что стоит восточнее Великих Лук в 80-ти километрах), в тех же войсках ПВО, имеется вакантная должность начальника электростанции объекта». На мой наводящий вопрос, какая, мол, станция: на двигателях внутреннего сгорания или турбинная, - он, не задумываясь, ответил, что дизельная. Конечно, я отверг это предложение. На эту должность согласился Евгений Рогозин, он оканчивал институт по специальности автотракторостроение. Я же категорически, с ригоризмом, свойственному молодости, попросил полковника Семёнова больше не искушать меня предложениями до государственного экзамена. Как видим, я стал уже тогда «крутым» для нашего начальства, чему обязан харьковскому военкому, который так «круто» поступил с моим родным паспортом, разорвав его в клочья на моих глазах. Государственный экзамен состоялся. Примечательно, что накануне назначений, в пожарном порядке прошла целая цепь женитьб наших выпускников, конечно, на москвичках. Это давало возможность свежеиспеченным мужьям вести закулисные переговоры, мотивируя наличием московской прописки и жилплощади. Надо сказать, что жилищный аргумент был достаточно весомым, начальство избавлялось от головной боли по предоставлению в столице жилья новому назначенцу. Мне полковник Семёнов, учитывая моё донкихотство, чтобы я продолжил «службу по специальности», что называется, подбросил-таки «кота в мешке». Он предложил назначение во вновь организуемый научно-исследовательский институт в Капустином Яре, да ещё по специальности… Кто же откажется от такой заманчивой перспективы стать инженером исследователем. И я с облегчением согласился, как же – буду в институте, да ещё научно-исследовательском, да ещё по специальности. Семёнов, возликовав оттого, что поборол мою строптивость, при мне куда то позвонил, и обрадовал тем, что я включён дополнительно в уже утверждённый список. Моё согласие было предопределено рассказом Вити Бородаева, который дал согласие ехать в Кап.Яр после беседы с полковником Ненашевым, набиравшим, по словам Вити, кадры в «свой» институт. Решение моё было однозначным. Мы доверились Ненашеву, который читал в академии курс теории и расчёта прямоточных воздушно-реактивных двигателей (ВРД), знакомя нас с новой технически перспективной разновидностью – прямоточными двигателями. Теория этих двигателей в математическом выражении была столь громоздкой и сложной, что отдельные формулы, описывающие термодинамические процессы работы, выводились преподавателем на доске в течение нескольких лекций. Вот тут-то ярко проявились способности Вити Бородаева. Его отличительной чертой было то, что преподносимый материал он усваивал в ходе самой лекции. На самоподготовке лекциями он не занимался. В ходе лекции он нередко поправлял Ненашева, когда тот допускал на доске неточности, описки. Ненашев, сверившись со своим конспектом, конфузливо поправлялся к тихой радости аудитории. Мы же, слушатели с рядовым студенческим интеллектом, механически, как под гипнозом, переносили записи с доски в свои конспекты, в надежде разобраться с материалом потом, может быть даже только перед экзаменом. Да, Бородаев среди нас являлся истинно светлейшей головой! Я, например, в своей теперь уже достаточно долгой жизни, повидав многих и многое, не встречал человека с такими способностями, как Виктор Бородаев. Этому человеку было совершенно достаточно прослушать лекции, и, не обращаясь более к учебным пособиям или конспектам перед экзаменом, восстановив материал по конспективным заметкам, сдавать их только на пятёрки. Мы ещё в институте перед экзаменом старались найти (занять) подробные конспекты у более добросовестных студентов. Однажды я обратился к Вите, попросил его конспект. Он только улыбнулся: показал свой конспект с ровным почерком, без помарок. Наклон букв его письма был в противоположную сторону от того, как нас учили в начальных классах школы. Я увидел только сухие, бессловесные, математические выводы наиболее сложных положений. Конечно, такой конспект мной не мог быть использован, и я его не взял. За все долгие году учёбы в средней школе, институтах, военной академии Бородаев не получил ни одной четвёрки. Его имя занесено на мраморную доску выпускников – золотых медалистов Военной артиллерийской академии имени Ф.Э.Дзержинского, как выпускника 1954 года (то есть наряду с ранее выпущенными известными истории выпускниками). Да что там оценки? Ещё в первом семестре, выполнив курсовую работу, Бородаев получил такой письменный отзыв руководителя темы полковника Мошкина: «Материал достоин выдвижения для защиты на степень кандидата технических наук». Евгений Константинович Мошкин, профессор, доктор технических наук в академии был авторитетным и уважаемым преподавателем. Он, не без гордости, отрекомендовался нам так: «Я крутил гайки на самых первых ракетах ещё с Фридрихом Артуровичем Цандером, одним из пионеров ракетной техники». Действительно, было чем гордиться, ведь Цандер у нас в стране создал первые жидкостные реактивные двигатели ОР-1 (опытный реактивный) и ОР-2, разрабатывал проект знаменитой ракеты «ГИРД-Х». Будущий корифей ракетно-космической техники Сергей Павлович Королёв, что называется, был у Цандера, сперва на вторых ролях, но вскоре стал авторитетным начальником, хотя разработка технических идей, проектирование и расчёты в основном принадлежали этому немцу, родившемуся в 1887 году в Риге. В 1930 году Цандер (ещё до работы в ГИРД) из обыкновенной паяльной лампы построил первый советский лабораторный реактивный двигатель ОР-1, который работал на сжатом воздухе и бензине и развивал тягу 145 гс. Гениальный К.Э.Ци-олковский так афористично и точно охарактеризовал одного из пионеров практического ракетостроения: «Цандер. Вот золото и мозг». В семидесятые-восьмидесятые годы, когда я посещал представления знаменитых в стране телевизионных выступлений КВН (Клуб весёлых и находчивых) в театре на площади Журавлёва, что возле метро «Электрозаводская», я обязательно проходил по Медовому переулку. Там, на доме № 12, висит мемориальная доска в виде динамичного треугольника с очертаниями взлетающей ракеты, барельефным портретом учёного и надписью: «В этом доме жил и работал пионер советского ракетостроения Фридрих Артурович Цандер». Замедляя шаг, я ещё раз, вспоминая, преклонялся перед памятью человека, подвижника идеи полёта на Марс, и невольно при этом вставал образ нашего профессора Мошкина с его повествованием о совместной работе с учёным. К чести Сергея Павловича Королёва, когда он поселился в Москве около метро «ВДНХ» по 6-му Останкинскому переулку, он «пробил» не только мемориальную доску Цандеру, но с его подачи некоторые близлежащие к его дому улицы были названы именами выдающихся пионеров ракетного дела: того же Цандера, Кибальчича Николая Ивановича (изобретателя ракеты и участника покушения на царя Александра II в 1881 году), Кондратюка Юрия Васильевича (1897-1942). Есть там и аллея Космонавтов, а после кончины Сергея Павловича главной улице в Останкино дано имя Академика Королёва. Да, наш профессор Мошкин частенько делился с нами воспоминаниями о той чудесной, полуфантастической поре своей работы в ГИРД (Группа изучения реактивного движения), когда многие в стране, в первую очередь Цандер, мечтали о полётах даже не на Луну, а почему-то на Марс. Он говорил нам, что некоторые наши конструкторские идеи тех лет могли осуществиться году в 1980-м. Даже не в 1970-м! Например, идея Цандера сжигать конструкцию отработанной части ракеты при межпланетных перелётах не осуществима и в наши дни. О своей работе в ГИРДе Мошкин любил рассказывать пикантные истории. Так, он, будучи вегетарианцем, в столовой отдавал свою порцию мяса Фридриху Артуровичу, который по бедности брал самую дешёвую еду, а работал, отвлекаясь только на сон. Иногда и ночевал Цандер в том же подвале на Садовой-Спасской улице в доме № 19. Если посмотреть на групповую фотографию гирдовцев той поры, то на ней Цандер выделяется своим истощённым и измождённым видом человека, явно одержимого какой-то идеей. Обычный вид подвижника, будь то учёный или схимник христианской веры. Надо сказать, что исследования, испытания и практические работы по созданию ракетной техники на государственном уровне с самого начала проводились только в СССР и Германии. Такие корифеи-ракетчики, как Герман Оберт (1894-1989; хотя и немец, но имел румынское гражданство, и не мог быть привлечён к секретным работам фон Брауна), американец Роберт Годдард (1882-1945), француз Робер Эско-Пельтри (1881-1957), работали в одиночку, без государственной поддержки и, как заметил академик Б.В.Раушенбах, «особого влияния на становление ракетной техники не оказали». Наш Циолковский тоже был учёным-одиночкой, государственную поддержку он получил только при советской власти, после того, как страна поднималась с колен, пережив Первую мировую и Гражданскую войны, а затем жесточайшую экономическую разруху. Уже, будучи в преклонном возрасте, страдая от глухоты и болезней, Константин Эдуардович не смог участвовать в практической работе по реализации своих гениальных идей. ГИРД была создана в 1932 году, затем после слияния с Газодинамической лабораторией, основанной ещё ранее в 1921 году, преобразована в Реактивный институт, где и были созданы реактивные снаряды, прославившиеся в Великую Отечественную войну как грозное оружие под названием «Катюша». Немцы, связанные ограничением в развёртывании вооружённых сил после поражения в Первой мировой войне и позорного Компьенского договора в 1918 году, пошли по пути создания баллистических ракет на жидком топливе. Так, Вернер фон Браун, главный конструктор немецкого оружия возмездия ФАУ-2, начавший практические исследования в этой области в далёком 1930 году, говорил впоследствии: «Мы хотели выйти наконец из области теорий, недоказанных утверждений и бесплодных фантазий. Мы были по горло сыты прожектёрством в деле межпланетных полётов». И с 1936 года 24-летний Браун по приказу Гитлера получил ракетную базу для испытаний нового оружия. Раз дело ракетостроения и исследований в этой области было поставлено на государственной основе, то и у нас уже во времена ГИРДа была над работами в нём задёрнута завеса секретности. Евгений Константинович Мошкин поведал нам дикую историю: однажды он дважды подряд не явился на комсомольское собрание из-за срочной работы по вечерам. Когда его вызвали на бюро и потребовали объяснений, он молчал. ГИРД, хотя и была организацией на балансе Совета ОСВОАВИАХИМА СССР (Общество содействия обороне, авиации, химии), но работы в ней были засекречены. Бедный Мошкин даже на бюро не мог сказать, что работал в ГИРДе. И его исключили из комсомола. Так была «запятнана» блестящая биография нашего профессора. Так вот, Мошкин читал нам курс теории расчёта жидкостных ракетных двигателей (ЖРД). От него не ускользнула неординарная личность Бородаева, и он дал ему персонально разработать тему «Расчёт и настройка камеры сгорания (КС) жидкостного ракетного двигателя в зависимости от гидравлического сопротивления подводящих топливных коммуникаций». Витя самостоятельно изучил необходимое для расчётов матричное исчисление (нам не читали его в курсе математики), использовал уравнения с запаздывающим аргументам. Физика процесса заключалась в том, что между моментом впрыска компонентов топлива в камеру сгорания и моментом воспламенения топливной смеси со стремительным ростом давления образуюшихся газов зарождается ударная волна, воздействующая на топливные трубопроводы. Время этого процесса должно быть минимальным, чтобы исключить разрушение камеры сгорания, а пульсация давления сведена к минимуму. Бородаеву удалось вывести рабочую формулу для расчёта этих сложных процессов. Её можно было с успехом использовать для разработки конкретного ЖРД, оставалось только подставить величину диаметра и длины трубопроводов, – конструкцию можно было воплощать в металл. Поразительны его исследования и разработка. А ведь наш коллега на самоподготовку не ходил, использовал это время на свои личные нужды, а наш курсовой полковник Семёнов даже стеснялся напомнить слушателю о священной обязанности быть в это время в аудитории. Наблюдая за Витей Бородаевым, я пытался постичь феномен его знаний, которыми он обладал и которыми всегда готов был поделиться, сопровождая это милой, мягкой улыбкой… Очевидно, если мы новую информацию воспринимали как бы к сведению, зачастую отвлеченно, не затрачивая усилий на постройку единой концепции, то у Вити текущая информация закладывалась тут же, сразу в монолит концепции, знания. Обладая прекрасной памятью, ему ничего не составляло при необходимости поделиться этими знаниями… Это подтверждают его учеба в институте. Были предметы, на экзамены по которым невозможно было приходить без спрятанного от преподавателя конспекта или выписки («шпаргалки»). Чего греха таить? Например, по курсу «Аэродинамики» или «Теории упругости» перед экзаменом не хватало времени охватить весь курс, уложить его в голову. Витя ходил только со своей головой… Вот такой у нас был Витя, Виктор Александрович Бородаев. Человек с такими задатками оказался невостребованным, он уехал на полигон в Капустин Яр, тогда как другие были оставлены в академии для учёбы в адъюнктуре. «Россия не бережёт свои таланты». «Нет пророка в своём отечестве». Россия не сберегла талант Фридриха Цандера, он умер в кисловодском санатории от тифа, из экономии денег ехал в общем вагоне. У нас в Кап.Яре в пятидесятые годы работники королёвской фирмы говорили, что его смерть не была случайной, он, якобы, вёз с собой расчёты реактивного двигателя, которые таинственно пропали в пути, и что учёный был отравлен в дороге по пути в санаторий.
|
|
|
|
|