На главную сайта   Все о Ружанах

 

Вентлянд В.А.

ФИЗТЕХ 71-77


© Вентлянд В.А., 2020

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Карманники.

Кто-то из студентов однокурсников обратился к нам: родственника в трамвае по дороге на работу обокрали, из кармана вытащили кошелёк. Заявление в милицию он написал, но ему там сразу сказали, что надежд мало на какой-либо результат. Родственник узнал, что он не был единственным пострадавшим, были ещё. Получается, по маршруту орудовал вор-карманник, случай с родственником – не единственная, не случайная кража. Но родственник засомневался, что милиция вообще будет заниматься этим делом. Карманник – это одна из престижных в блатном мире воровских специальностей, и мы понимали, что надежд выследить вора у нас мало. Но просто отказать как-то тоже было неудобно (как сказали бы сейчас, не комильфо). И мы обещаем парню взять под наблюдение маршруты трамвая. Мы не давали пустых обещаний, пообещали – надо делать.

Итак, маршруты №10 и 11, по улице Рабочей к заводам «Южмаш» и ДМЗ («Днепровский машиностроительный завод» – люди ещё называли его «второе производство»). Маршруты, по которым ездили многие выпускники физтеха. Смена на заводах начинается с 6:30 до 8:00, люди едут транспортом с 6 часов утра. К этому времени нам надо уже быть на маршрутах, то есть встать ещё раньше и приехать как минимум к остановке внизу Рабочей. А после нашего необычного рейда надо ещё самим успеть на занятия. Ездим в вагонах по три человека – меньше нельзя, распределяемся по вагону, стараемся держать друг друга в поле зрения. Каждый день на маршруты выходит другая тройка оперативников, причём, отбирали ребят из стариков, с опытом, новичков решили не привлекать. Мы, наверное, ездили так недели две. Поймать никого не поймали. Но, как мы узнали, за это время на этих маршрутах не было зафиксировано случаев краж. Возможно, у карманников после удачной кражи есть правило переходить на другие маршруты, на этом маршруте люди становятся более внимательными и осторожными. Вот были у нас и такие операции – без положительного результата. Которыми не похвастаешься, в отчёт о работе не включишь. Хотя, в этом случае мы и не собирались включать её в отчёты. Увы, наши поездки были без результата.

Азы преферанса.

На физтехе учатся умные ребята. И на каком-то курсе знакомятся, осваивают эту игру в карты, игру интеллектуалов. Просто так играть в преферанс, под «интерес» – интереса мало. В этом случае некоторые игроки необоснованно рискуют, неоправданно блефуют, на самом деле – интерес пропадает. Нормальные игроки играют серьёзно, под деньги (автор к числу нормальных не относится, он может серьёзно играть просто под интерес). Но с такой игрой легко можно проиграться (даже если ставки небольшие, копеечные), нарваться на компанию, которая обчистит Вас совершенно незаметно, так сказать, обыграет «честно», выигрывает один, а проигрывают вместе с Вами и другие игроки компании. В компании 306 комнаты мы на пляже Днепра. Решаем сыграть в преферанс, один «лишний» – просто «болеет». Кто-то из ребят предлагает деньги заменить на что-то вещественное – ракушек мало, мы не на море. Саша достаёт коробок спичек, и содержимое на глаз делит на четверых – это наши деньги. Расписываем пулю, я проиграл – больше других. Азарта у меня с избытком, но я играл осторожно, излишне не рисковал. Чувство логики у меня хорошо развито, да, я начинающий игрок, осваивающий азы игры, но понимание игры есть, и интуиция тоже развита, я – игрок-математик. Но проиграл, хорошо, что только спички (да и те не свои). И тут ребята признаются, что они на мне оттачивали приёмы. А я ничего не заметил. Многие ребята, включая однокурсников, друзей увлекаются игрой, начинают играть слишком увлечённо, проигрывают немалые деньги. Убедить их практически невозможно, проще усадить за стол и обыграть, как меня. После игры возвращают деньги, объясняют, что выиграть сразу у троих невозможно, заметить, как они обмениваются картами, невозможно, уличить, что играют против одного – очень сложно. Нескольким ребятам такой урок мои друзья устраивали. Не с целью отбить желание играть, дать понимание, с кем можно садиться за стол, а в каких случаях лучше отказаться от игры.

«Ни в какие ворота» (случай в автобусе).

Мы с братом ехали к родителям в автобусе маршрут №16 в аэропорт. В автобусе ехали два милиционера, после дежурства. Молодые ребята из нашего села. Отслужили в армии, и пошли работать в милицию. Оба были немного старше брата, мы их знали: серьёзный Стёпа из семьи, которая приехала из Белоруссии, в их семье было 6 детей. Второй – коренной житель нашего села, Коля по кличке Соломон, откуда у парня была такая кличка – непонятно, особой мудростью он не отличался, и красотой тоже, разве что был смуглее других. Они ехали в форме после дежурства, и Коля-Соломон был выпивши. В форме и нетрезвый – это ни в какие ворота не лезло. Поясню, работали они водителями, то есть были простыми шоферами, только и того что в форме. Никакой милицейской работы они не выполняли, и форма в собственных глазах повышала их статус. Коле-Соломону чем-то не понравился кто-то из пассажиров, он к нему «пристал», стал громко что-то доказывать, ещё немного и он схватит его за грудки и потащит к выходу. Пассажиру могли инкриминировать сопротивление работнику милиции, тем более что рядом находился второй милиционер. Был ли второй, Степан, трезвым или пьяным (выпившим), я не знаю, вёл он себя спокойно, не вмешивался. Не вмешивались и остальные пассажиры в автобусе. Надо отдать должное пассажиру, он не «лез на рожон», не пытался спорить, возможно, понимал, что пьяному ничего не докажешь. До конечной остановки было ещё далеко, и ситуация сама собой по мирному не разрешилась бы. Салон автобуса был заполнен, но не забит, брат стал пробираться к сержанту милиции. За ним последовал и я. Брат втиснулся между пассажиром и милиционером, обратился к последнему: «Привіт, Микола. Та заспокойся ти. З работи?». Он остаток поездки проехал рядом с сержантом, всё время смотрел ему в лицо, пытался переключить внимание милиционера, заговорить его. Я тоже прошёл и стоял между братом и пассажиром, чтобы милиционер вообще не видел своего раздражителя. Пассажира брат буквально спас и он, наверное, улетел по месту назначения. Вроде ничего особенного. Да, только вот, когда мой брат втискивался между двумя спорящими, Коля-Соломон мог полезть в драку уже на брата. Поди знай, что у пьяного на уме. По сути, брат спас и Колю-Соломона, если бы был конфликт и последующее разбирательство, ему бы это просто так с рук не сошло. Но в милиции Коля-Соломон долго не продержался, ушёл, или предложили уйти (что более вероятно). А сержант Степан остался работать.

Девушки из соседнего общежития.

К нам в отряд нередко приходили гиперактивные ребята. Вот и Серёга Скубко, высокий, худощавый, гиперактивный. Общих занятий с отрядом, рейдов – ему мало. Он ещё отдельно занимается боксом. Меня он уважает – ветеран, комиссар – даже прислушивается. Но энергия так и бьёт ключом, какие-то «детские» замашки, была бы девочка рядом – подёргал бы за косичку. Он частенько заходит ко мне, иногда с перчатками – предлагает побоксировать. Весовая категория у меня не та, да и у него большое преимущество в росте – согласиться – схлопотать от него можно. Держу дистанцию. Спрашиваю: «Знаешь слово с 7-ью буквами Ы?» Сдаётся. Это из студенческих приколов: «Вы-лы-сы-пы-дыс-тыч-кы». На первом курсе весной мы с ребятами бегали к первой общаге посмотреть одну девушку, среднего роста, светло каштановые волосы, ничего особенного. Но у неё были сильные тренированные бёдра (не попа, а именно мышцы) – велосипедисточка. Вот и на третьем курсе можно было бы бегать посмотреть ещё одну девушку – не пришлось. Серёга познакомился с двумя студентками со второй общаги, познакомил меня с ними: какое-то время мы даже общались вчетвером. Одна высокая крупная, с немалым весом. Вторая невысокая, метр 60, наверное, простое приятное лицо, темно русые волосы. И коса, до пят! Косой её можно было восхищаться, это ж какой характер надо иметь вырастить такую косу. Но за косу Серёга не дёргал.

Конкурс танцев и штаб КООД.

Мой первый племянник (который ушёл из школы из-за причёски) занимался бальными танцами. В кафе «Днепровские зори» (в парке Чкалова возле озера) проводили конкурс. Мы с сестрой пошли «поболеть» за племянника, впервые смотрели конкурс бальных танцев: до чего же красивое было это зрелище. Пожалуй, лучше, чем выступления фигуристов по телевидению. (Как раз в то время в стране был бум фигурного катания.) В конкурсе участвовали пары в возрасте 14-18 лет (может, диапазон был и меньше 16-18). Как же здорово они танцевали – это было что-то непостижимое для простых смертных, так немыслимо было танцевать. Какие красивые были участники конкурса, какие красивые стройные девушки с замысловатыми причёсками или наоборот гладко зачёсанными волосами. И кавалеры не уступали своим дамам – были элегантными, изящными. А какие красивые наряды были у участников, и в нарядах, конечно, преимущество было за дамами: пышные длинные платья для классических (европейских) танцев и фривольные наряды для латиноамериканских танцев, в которых девушки стремятся не столько скрыть, сколько показать свои прелести. Благо, участницам было что показать, и они демонстрировали свои стройные ножки, и обнажённые спины, и невообразимые декольте, платья (если это можно было назвать платьем) подчёркивали красоту их фигур. Но главное, симпатичные участники показывали удивительной красоты танцы.

Наверное, с год назад до этого мне попалась одна книга по фантастике, в которой речь шла об относительности времени (не в смысле теории относительности по Эйнштейну), о том, что время течёт для каждого человека по-разному. И всё зависит от сосредоточенности человека. В книге один человек изобрёл фантастический напиток, который делал человека сосредоточенным, и тогда человек успевал сделать очень многое по сравнению с остальными. Но и без напитка можно быть сосредоточенным, концентрированным (это уже мой вывод без книги), и тогда можно успевать делать много, на много больше по сравнению с другими людьми. Например, рассеянному человеку может понадобиться 20 раз взглянуть на что-то, чтобы запомнить, а человеку сосредоточенному достаточно одного взгляда. И я стал у себя развивать качества, учитывая специфику деятельности в оперотряде, чтобы с одного взгляда оценить обстановку, определить возможные угрозы в возникшей ситуации и найти оптимальные действия. Я прошу прощения за столь пространное объяснение.

Мы с сестрой были в восторге от конкурса. В соревнованиях объявили антракт, и мы решили пройтись по кафе, размять ноги. Я заглянул в какой-то проход и увидел вывеску на двери «Штаб КООД». «О! Надо бы зайти познакомиться с коллегами», – подумал, взялся за ручку, открыл дверь и-и-и...

Я не ожидал это увидеть. Наверное, многие ребята моего возраста и моложе, впрочем, и старше тоже, мечтали бы оказаться на моём месте: полуобнажённые и топлес девушки-участницы конкурса меняли свои наряды, и теперь смотрели на меня. Я успел рассмотреть красоту каждой (ну может быть, только на переднем плане), я понял, что угроза исходит от каждой девушки, и я успел закрыть дверь прежде, чем в меня полетело всё, что под руку попало. Впрочем, стука предметов в дверь я не услышал, то есть и бросить они ничего не успели. Не напрасно я себя тренировал. «Можно было бы повесить хотя бы написанное от руки объявление «Не входить!»», – подумал я.

Танцплощадка.

Регулярными были дежурства на танцплощадке в парке Гагарина. В тот день мы наконец-то получили удостоверения членов оперативного отряда. Лежит в кармане и добавляет внутренней гордости. А ещё мы с командиром потратили много сил, чтобы их получить. Во время дежурства мы контролируем саму танцплощадку и всю прилегающую территорию парка.

С Николаем проходим по кругу танцплощадки, она не такая большая. Среди танцующих возле оркестра вспыхивает драка. Я бросаюсь в саму гущу дерущихся (хорошо бросаться вперёд, когда у тебя за спиной Коля, высокий и сильный), достаю удостоверение и всем его тычу. Дерущиеся успокоились, танцы возобновились. Мы отходим от бывшего поля боя, а Коля мне:

– Ти даремно, Валентине, своє посвідчення показував. Коли люди деруться, вони на посвідчення не дивляться. Якщо б ти у формі був, то може б вони й замітили тебе. А на посвідчення ніхто дивитись не буде.

Чёрт возьми, он прав. Если драка была, то она может повториться, или продолжиться после окончания танцев. Надо выяснить, из-за чего подрались, кто участвовал в драке. Всё это мне Коля говорит во время обхода.

Мы проходим очередной круг. Коля находит пострадавшего в драке, это несложно – следы драки на лице, буквально. Отводит его в сторону, беседует.

После беседы командир собирает совещание в нашем опорном пункте – вагончик между танцплощадкой и входом в парк, недалеко от танцплощадки. Дежурство мы проводим патрулями по три-четыре человека, вот старших патрулей и собрали. Николай рассказывает. Парень встречался с девушкой. Они то ли поссорились, то ли девушка решила расстаться. Приехал на танцы, хотел встретиться с девушкой, поговорить. Сам он живёт на левом берегу, приехал один, здесь никого не знает, кроме девушки. Девушка живёт на посёлке («Премога», кажется, так назывался посёлок в черте города недалеко от парка Гагарина). Поселковые ребята гораздо сплоченнее, чем ребята из многоэтажек. Иногда ватаги поселковых ребят устанавливают буквально диктат для девушек с посёлка, запрещая им любые контакты с парнями со стороны. В более мягком варианте (без диктата) ребята брали под защиту своих девушек от сторонних ребят. Командир исходит из худшего варианта: после окончания танцев на парня могут опять напасть, в пылу драки могут изувечить. Кто-то из наших задаёт вопрос:

– Так может предложить парню уйти с танцев? Мы бы его проводили до остановки, на троллейбус посадили.

– Я предлагал. Он надеется ещё раз поговорить с девушкой. Любит, видать. Формально мы не можем заставить его уйти. И это то, чего добиваются поселковые: чтобы он ушёл и больше не появлялся в этом районе.

Решаем после танцев устроить типа коридора из оперативников для парня до выхода из парка и там его провести до остановки, благо она близко. Приказ, всем надеть повязки дружинников. Численный перевес, скорее всего на стороне поселковых ребят. На нашей стороне – справедливость, негоже всей толпой на одного. И если мы его бросим, то кто его защитит? Никто. Кроме нас. (Вообще, это теперешние мысли, тогда мы ни о чём не думали; просто знали, что так надо.) Что мы можем им противопоставить – свою организованность. В будущее не заглянешь, невозможно всё предусмотреть.

Танцы закончились. Цепочка людей потянулась к выходу из парка. Мы наблюдаем за парнем, держим друг друга в поле зрения. И тут произошло то, чего никто из нас не ожидал. Возможно, кто-то из поселковых работал в парке. Возможно, кто-то из них просто лучше нас знал парк. В парке погасло освещение. И в темноте к парню бросились с кулаками. Мы тоже бросились к парню, но, увы, в темноте поди разбери, кто где. Света не было недолго, может быть, минуту. С появлением освещения мы начали задерживать (кому это слово покажется слишком мягким, может заменить его на «хватать») всех подряд, кто был в эпицентре драки. И тут началось самое страшное – по крайней мере, ничего подобного мне испытывать ранее не приходилось. На выручку задержанным парням бросились их девушки, они царапались, наносили удары, только и того, что не кусались – зубами достать нас было сложно, расстояние было не таким. И это было с такой яростью! Словами не передать. Наверное, надо дать пояснение: в то время девушки не были такими бойцовскими, как в настоящем. Они не участвовали в драках, это было правилом. (Это моё мнение.) Поэтому, я не мог ударить девушку, женщину, даже в ответ на их удары. Я не был таким единственным, не могу утверждать, что все (просто не мог видеть всех в тот момент), но большинство наших оперативников также не отвечали девушкам на удары. Закрываясь руками от ударов девчат, мы с трудом довели задержанных (их было не так много) до вагончика, завели их внутрь. Пострадавшего тоже – его нельзя было оставлять. Перед входом наши ребята перекрыли вход. И только тогда девчата немного успокоились – вагончик был опорным пунктом дружинников. По предыдущим рассказанным эпизодам у кого-нибудь могло сложиться впечатление, что мы только и делали: задерживали и отпускали, задерживали и отпускали. Мол, добренькие такие. В этот раз мы не отпустили – вызвали милицию – дальше им разбираться. Мы – не добренькие, мы старались быть справедливыми.

Да, парню в тот вечер досталось. Но без нас ему могло достаться больше. Конечно, после этого случая понимаешь, что можно было поступить иначе. Увы – опыта нам не хватило. Отключения освещения мы не могли предвидеть. Да и кто мог? Я не знаю, чем всё завершилось: мы дали свои свидетельские показания. Я не знаю, разбирался ли кто-либо с отключением освещения, администрации парка об этом сообщили. Кстати, многим нашим ребятам, оперативникам досталось в тот вечер: такого количества синяков, царапин у нас никогда не было.

А дежурить в парке на танцплощадке мы продолжали и дальше.

* * *

Эпизод от ребят-оперативников.

Дежурство в парке. Ближе к ночи обходим периферию. Шорох за кустами – пара на траве, а если это изнасилование? (Как в старом анекдоте.) Поднимаются. Девушка убегает. А парень – из соседней комнаты в общежитии, Шура Терехов. Такой случай (с дамой) у нас впервые. Неписаное правило: своих не трогаем, никаких протоколов, никаких приводов. Если даже попадутся ещё раз, сами попытаемся как-то объяснить участнику, без административных последствий. И в этот раз у нас такое же отношение. А Шурка не адекватен, наезжает сам: «Весь день девушку обхаживал. Всё хорошо было. А тут вы...», – махнул рукой. Вообще-то, он сам виноват – место надо более подходящее находить. Сам он этого не понимает, а сказать что-либо ему – ещё более усложнить ситуацию. «Проглатываем» его упрёк. Но своих не трогаем.

Комсомольское «ЧеКа».

(Рассказ, который был написан 45 лет назад для прессы, но так и не был напечатан. ВЧК или ЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, создана 7 декабря 1917 года. Необходимый комментарий для настоящего времени. В 70-ые года прошлого века словосочетание «ЧеКа» не воспринималось как ругательное. Наоборот, в Советском Союзе в литературе, в кинофильмах рассказывалось о работе милиции, ЧК, как героических страницах нашей истории. Рассказ я отдал в райком комсомола. Но самоцензура последнего не пропустила рассказ, хотя какие-то слова, строки я сам убрал.)

 

– Смотри, комсомольское «чека» пошло.

Мы проходим мимо парней, на ходу обронивших эту фразу, и мы, как по команде, поворачиваем друг к другу головы. Несколько мгновений длится немой разговор глазами, непонятный для всех и так много говорящий нам двоим. В последнее время мы, я и Жека, несмотря на разные характеры, начали понимать друг друга с полувзгляда. Этому можно найти объяснение: почти два года совместной учёбы, год жизни в одной комнате общежития, лето в студенческом стройотряде в дождливой Тюмени. Но главное – работа в оперативном отряде. Развитое «чувство локтя», дисциплина, крепкая дружба – характерные черты нашего оперативного отряда.

Сегодня у нас показательный рейд, поэтому мы в форме: защитного цвета брюки с красным кантом и куртка с погонами и красными петлицами. Ещё пилотка, в нарушение устава засунута под погон, и кожаный ремень с милицейской пряжкой. Сегодня нас будут узнавать издали. Это непривычно. В обычные рейды нас вначале узнавали по комсомольским значкам, потом, когда мы стали снимать значки на время рейда, узнавали по нашим делам. Правда, наши «старые знакомые» узнают нас в лицо и стараются не иметь с нами дел, при виде нас они становятся «шёлковыми», или «сматывают удочки».

Официальное наше название – комсомольский оперативный отряд дружинников (КООД), знакомые нас называют просто «операми». Но чаще приходится слышать другие слова, обидные слова, за которые иногда хочется ударить по губам, но бить нельзя. От задержанных приходиться слышать: сволочи, гады, отборную матерщину, «комсы» (кличка за комсомольские значки) и даже фашисты.

А тут вдруг слышим «комсомольское чека»: это самая лучшая похвала от случайных прохожих. Это звучит признанием наших дел, необходимости нашей работы.

Я убил...

(Ещё один рассказ из прошлого.)

Тёплый майский вечер в старинном городском парке. На огороженной проволочной сеткой спортивной площадке гоняют мяч студенты из соседнего общежития, на аллеях девушки играют в бадминтон, бегают малыши под присмотром сидящих на скамейках бабушек, в тени деревьев задумались шахматисты, кто-то читает книги, просто слушают музыку.

Я прохожу мимо Вити, беседующего с каким-то стариком, и, невольно, останавливаюсь.

– Я его... убил... Понимаешь?.. Я убил... Они шли в атаку... он целился в меня... и я выстрелил, а он... упал...

Худой, ниже среднего роста, с глубокими морщинами, старчески обвисшими щеками, с влажными широко раскрытыми глазами мужчина производил ещё более жалкое впечатление рядом с Витькой – молодым красивым оперативником, с нежным румянцем и мягким пушком на щеках, с прямым взглядом ясных голубых глаз. Мужчина рассказывал сбивающимся дрожащим голосом:

– Понимаешь, я не хотел... убивать. Но он... убил бы меня... или... кого-нибудь из наших. Понимаешь?.. надо было убивать,.. чтобы не было войны... Чтобы жил ты... и другие... Я не хотел, – он немного повысил голос, – я не хочу войны!..

Это была не исповедь, это не было оправданием. Ни в жалости, ни в утешении этот человек не нуждался. Это просто звучал голос души, голос сердца человека, неспособного убивать, но который был вынужден убивать, ради справедливости, во имя гуманизма. Прошло лет тридцать, а может быть и больше, а он всё ещё помнит, помнит того, которого убил.

В одной из повестей Анчарова рассказывается про Фитиля, молодого лейтенанта-медика, творившего чудеса в лечении, всем сердцем ненавидевшего фашистов, но, несмотря на это, неспособного убивать. Он так никого и не убил до военных действий в Японии. Но в Маньчжурии ему рассказали о пытках японцев, одна из них называлась «арбуз». Пленного на солнцепёке по горло закапывали в землю и на голову надевали жестяное ведро, выкрашенное чёрной краской. Через несколько часов ведро накалялось так, что череп лопался как перезревший арбуз. Были и другие ужасные пытки. После этого Фитиль воевал как все. В конце войны он погиб.

А этот воин остался жить. И память, жестокая память солдата сохранила подробности того боя, эта память заставляет страдать человека вот уже тридцать лет.

– Да, папаша, да... Я понимаю. Ничего. Вы успокойтесь. Я понимаю, – в глазах у Вити и жалость, и сочувствие, и ненависть к войне, и даже злость – злость от бессилия помочь этому ветерану, да и чем ему поможешь. Посочувствовать, понять – этим не освободишь человека от тяжести его мыслей, просто от нашего понимания старику становится немного легче.

Тени становились длиннее, сумрак гуще, вспыхивали иллюминации вечернего мая. По земле шёл май – месяц победы, месяц мира.

Райкомовский отряд.

Конец учебного года, конец семестра. Время, когда у студентов не хватает времени – сессия. А штаб отряда отчитывается в комитете комсомола ДГУ и в штабе районного отряда о проделанной работе. На перевыборах районного штаба КООД Николая Гузь избирают командиром районного отряда (его кандидатуру выдвинул комиссар университетского отряда). Николай звал с собой в районный штаб. Но у меня был кризис с выбором профессии – я решил взять паузу в учёбе, планировал уйти из университета, соответственно из отряда тоже, как вариант, пойти в армию. Когда я в разговоре с Николаем обосновывал этот шаг, он сказал:

– Ну, добре. Я теж з тобою піду до армії.

Но я сумел убедить его не делать этого, возможно, я умел убеждать. А может, этим он хотел удержать меня.

На четвёртом курсе я какое-то время ещё буду принимать участие в работе нашего отряда. Но потом найду подработку – работа сторожем по 12 часов по ночам через ночь. И моё участие сведётся к минимуму. А потом я ещё и женюсь.

Последний эпизод (мой последний рейд).

Наш курс решил устроить праздник. Иногородние студенты уже жили в новом общежитии на ул. Казакова. В старом общежитии N3 у нас была большая комната, в которой мы устраивали танцы. Если уж большое мероприятие, то арендовали зал в столовой в нашем же общежитии. В новом общежитии не было помещений для танцев, а корпус для культурных мероприятий (БКБО) ещё не был сдан. Мы арендовали зал в ресторане «Красный коралл» на набережной недалеко от элеватора. Впервые решили обойтись без нашего факультетского ансамбля (ВИА «Прометей»). Бюро комсомола курса просит отряд организовать охрану мероприятия (обычная практика). Штаб отряда назначает меня ответственным. Вроде ничего сложного: выбирать ребят для дежурства, провести инструктаж перед началом, раздать повязки, проверить входящих (вход по пригласительным). Главное, чтобы «чужие» не проходили и «своих» уже пьяных не пропустить. И во время вечера следить за обстановкой, быть готовым принять на себя ответственность, командовать ребятами. Я задумался, а имею ли я право командовать ребятами. Ведь я был комиссаром, а это, прежде всего воспитательная функция, агитационная, обучение. Я проводил политинформации, делая упор больше на международные события (это было интересно ребятам), воспитывал, чтобы во время рейда ребята не опускались до уровня задержанных, не отвечали им их же монетой. Нельзя нарушать права человека, даже если его задержали. Философские проблемы о свободе. (Сейчас я думаю, что мне, возможно, не хватало опыта службы в армии, опыта подчиняться и командовать.) Есть люди, которым сложно командовать, они чаще просят выполнить какое-либо поручение, а не отдают приказ. Из известных людей приведу в пример президента США Линкольна (не углубляясь в рассказ о нём). Конечно, это мысли не одного дня, вечера. Просто в тот раз это как бы обострилось в моём восприятии.

Сам вечер проходит спокойно, без происшествий, весело. «Чужих» не было, сильно пьяных за вечер тоже не было. Танцы закончились – мы расходимся. (Кажется, ребят 306 комнаты не было, правда, в новом общежитии они жили уже в другой комнате.) «Красный коралл» находится далеко от остановок общественного транспорта. Вначале большинство идёт по набережной, потом сворачивает по улице, ведущей к проспекту Карла Маркса, ребята вытягиваются в длинную цепочку. Вдруг слышим шум – драка? Бежим вперёд, я отрываюсь от попутчиков, когда добежал до предполагаемого места возможной драки, никого уже нет. Смотрю вперёд и получаю удар сзади в затылок, удар у бьющего не получился, рука скользнула по затылку. Оглядываюсь назад – удивительно, никого нет – это ж с какой скоростью надо было смыться, нанести удар сзади и испариться. Удивлённо оглядываю перекрёсток. Меня догнали ребята с общежития Витя Тихонюк с соседом по комнате (34 группа). Уже вместе просмотрели, но так никого и не заметили.

Вот и весь эпизод. Я был ответственным, но в итоге в этот вечер я понял, что абсолютно не умею командовать: попросить – да, а командовать у комиссара не получалось. Не моё.

И ещё. Я догадался (с какой-то долей вероятности), кто меня ударил – некто Саша. Не всем нравилась наша работа, нашего отряда. Впрочем, в данном случае была, наверное, и личная неприязнь.

* * *

 

Заканчивая эту страницу хроник, хочется дать оценку сделанному. Мы создали отряд. Я добился, чтобы командиром стал Гузь Николай. Не допустили раскола отряда на отдельные факультетские отряды. Васо Алманов был командиром отряда физфака в составе университетского отряда. Мы вырастили (подобрали) смену себе – ядро отряда на младшем курсе: Сергей Сергеев, Женя Бобров, Костя Бекиш. Оперативники этого курса могли работать самостоятельно, без нашего участия (командования). Сергеев был моим сверстником, отслужил в армии и поступил на физтех. Серьёзный грамотный вдумчивый парень. Я предложил Сергея комиссаром отряда. Вначале хотел оставить ему советы, потом подумал, что он сам грамотный. Позже Сергей поступал в партию. Его не приняли. Приняли другого студента, Ваню Кузьмина (фамилию изменил), парня, который двух слов связать не мог, но, наверное, был покладистым. Стало жалко. Не Сергеева, а партию. Из далёкого будущего: у Сергея состоится успешная карьера (надо полагать, в партию его таки примут), он станет директором института.

 

Я думаю, почему мы в те годы пошли в оперативники. Наверное, из стремления к справедливости. Мы старались сделать мир, в котором мы живём, лучше, добрее. Сделать так, чтобы было меньше зла. Наш отряд, боевая единица, брал под защиту одиноких, не то, чтобы слабых, а тех, кто не мог сам противостоять, не мог сам себя защитить. Некоторые из ребят после работы в оперотряде, после его школы, позже пойдут работать в милицию. Конечно, эта хроника – не отчёт о нашей работе. Это отдельные события нашего отряда, участником которых я был сам.

Оперативный отряд был школой настоящей дружбы, взаимовыручки, смелости, учил не скрываться за чужими спинами, не молчать, не проходить мимо, когда рядом зло, давал навыки отстаивать правду, бороться за справедливость.

 

* * *

 


Яндекс.Метрика