 |
|
 |
|
|
|
|
|
Вентлянд В.А. ФИЗТЕХ 71-77
© Вентлянд В.А., 2020 Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
На следующий день (возможно, это было 03.07.1972) начались наши стройотрядовские будни. Бригада Чурсина (3 курс физтеха) работала на стройке производственного здания (цеха) в центре села. Фундамент и начало стен до установки лесов были выведены. Высокое здание с рядом высоких окон, как витражи, между окнами надо продолжить уже с лесов прямоугольные колонны (пилястры). Вот на этих пилястрах и продолжили кладку четверо друзей с 3 курса: Анциферов, Ларионов, Чурсин и Шаповаленко – каждому по пилястре. Гриша Ларионов, невысокий, круглолицый, слегка полный, положил пару кирпичей с одного угла: – Рыба, – зовёт он Сашу Анциферова с соседней пилястры, – посмотри, как кирпич лежит? Нормально? Он переходит на другую сторону пилястры, выводит угол на 3-4 кирпича, и уже с этой стороны кричит: – Шпон, – это Сергею Шаповаленко, – глянь, я не «завалил» угол, – И так повторилось несколько раз в течение дня. Бригадир Володя Чурсин («Чурс») – серьёзный строгий парень, требовательный, много знающий (в смысле не только в строительстве). У него выражение лица, как будто он чем-то недоволен, хотя, это, конечно, не так. Ходил он в светлой короткой куртке, выделяясь на фоне других. Коренастый плотный основательный Сергей Шаповаленко («Шпон») – излучает уверенность. На построении в Днепре он куртку заправил в брюки с широким кожаным ремнём, многие поступили также, но на нём форма сидела по-особенному хорошо. Незадолго до стройотряда на экраны вышел фильм о молодёжи, среди героев был молодой парень, честный, немного наивный, справедливый, начитанный – у него была кличка «Букварь» (роль исполнял непрофессиональный актёр). Саша Анциферов («Рыба») и внешне и характером – вылитый «Букварь». Есть в выражении его лица что-то детское, чувство доброты, даже какая-то «детская» незащищённость (может, только кажущаяся). За Гришу Ларионова я уже написал, благодаря ему мы знали клички ребят (а клички его самого я не знаю). С третьего курса физтеха был и командир отряда. И ещё Сергей Остапенко («Грузин»), может, он тоже вначале входил в бригаду Чурсина – но о нём позже. Ещё в Днепропетровске при отборе нас, кандидатов, спрашивали, есть ли какая-то строительная специальность. Ещё раз уточнили наличие строительных специальностей уже на месте. Наверное, при опросе Гриша назвался каменщиком, не хотелось отставать от друзей. Но, похоже, мастерок (или кельма – рабочий инструмент каменщика) он первый раз в руки взял на пилястре. (Прости, меня, Гриша, если это не так. Но диалоги с «Рыбой» и «Шпоном» мною не выдуманы.) Я при опросе назвал специальность «подсобник» (подсобный рабочий), указал, что есть опыт работы. У меня было два месяца работы подсобником, я знал, что такое цемент марки 400 и в какой пропорции готовить раствор для кладки с этим цементом. Не в моих правилах было говорить то, чего не было, говорить, что умею, если на самом деле не умел, или делал недостаточно хорошо. В свои 18 лет я ещё немного умел. Женя Голубь сказал, что он каменщик. «И ты умеешь класть кирпич», – с недоверием спросил Женю. «Да», – не колеблясь, ответил друг. Каждый указывал наличие специальности в меру своего апломба и своей честности. Честно сказал об отсутствии профессии Толя Дзюба (худощавый быстрый аспирант с мехмата). Большинство ребят не имели строительных специальностей. Обучить их в Днепропетровске было нереально – слишком мало времени. Несколько специальностей было у Бориса Вишневецкого: каменщик, сварщик, бетонщик, плотник, казалось, нет такой работы, которой он не знал. К профессионалам отнесу нашего мастера Сашу Канивца (филфак, высокий, худощавый, с продолговатым лицом и острым небольшим подбородком), правда, основная задача мастера была организовать весь строительный процесс, наладить работу всего отряда. Назову ещё несколько ребят с профессиями (конечно, за всех я не знаю): каменщик Володя Рубан, штукатур Нина Гридунова, электрики (для электриков обязательным было наличие удостоверения) Володя Сотниченко и Лёша Майский, плотник Виталий Левченко. Наличие специальности не означало, что эти ребята, девчата работали только по своей специальности: специфика работы в стройотряде была такой, что каждый человек занимался той работой, которая была нужна в данный момент, т.е. выполняли любую работу. Не было столько объёмов работ для электриков, чтобы загрузить их на все два месяца. И Володя Сотниченко осваивал другие профессии. Весь отряд осваивал строительные профессии, кто-то первые, кто-то следующие (смежные). (Один эпизод, который я не запомнил – друзья напомнили – и который я сомневался включить. Вот с окончанием написания хроник всё же решился добавить.) Прошло два-три дня работы. Среди нас оказался один боец, который или не выдержал испытания тяжёлой работой, или просто ему с нами было не по пути. Была линейка – его отчислили, дали денег на проезд и отправили домой. Стройотряд – не для слабых. Сильные оставались. Строительные объекты. О первом объекте я уже написал: строительство жилых домов, возле которого располагался лагерь нашего отряда. Практически всё время я проработал на нём. И ещё на строительстве цеха будущего завода недалеко от лагеря. Строить его мы начнём позже. Ещё были цеха в селе Бердюжьем, школа в деревне Прохорово. Наверное, были ещё объекты (о которых автору, увы, неизвестно). Иными словами, объектов было несколько, и они были разбросаны территориально. Очень важной проблемой в Тюмени оказалось обеспечение стройматериалами. Большой наплыв рабочей силы, стройотряды, временные коллективы сезонных рабочих (работающих по вахтовому методу), многочисленные бригады шабашников, большие объёмы работ требовали большого количества строительных материалов. С этими запросами местная промышленность не справлялась, и с «материка» завозить материалы в необходимом количестве тоже не успевали. Техника. Техники было мало, было много ручной работы. Но всё же она была. Растворомешалка (бетономешалка), использовались на строительстве жилого дома и на других объектах. На строительстве ближнего цеха вначале растворомешалки не было (электричество не подвели), т.е. раствор я мешал вручную.
Кран-подъёмник «Пионер». (Мы с Борисом, уже в наши дни, заспорили, как правильно называется: подъёмник или кран, «Google» подсказал: кран-подъёмник.) Простота конструкции: поворотная опорная рама, стрела (раз есть стрела – уже кран, Борис оказался прав), лебёдка. Простота в управлении. Очень помог на строительстве жилого дома. На моё удивление эти подъёмники широко используются и поныне, и под тем же названием.
Автомобиль. У наших работодателей в автопарке был почти убитый (или почти на ходу) автомобиль ЗИС-157 (или его предшественник ЗИС-151, ещё или ЗИС-150 – это гражданский вариант военного ЗИС-151 – см. прим.11). У них он стоял без использования. Но чтобы им пользоваться, надо было приложить руки: руки умельцев-автослесарей, или водителей-умельцев. Автомобиль каким-то макаром доставили к нам в лагерь. В составе отряда был водитель с опытом вождения – Лёша Майский. Леонид попросил себе в помощники меня (ровно год назад я закончил курсы водителей, опыта у меня не было никакого, но Лёха рассудил, что названия ключей и узлов автомобиля я знаю, а помощник ему действительно был нужен). Да, советские шофера отличались от заграничных тем, что были не только водителями, но ещё и каждый автослесарем по совместительству. Но откуда у 22-летнего Лёхи взялся опыт, умение разобраться в почти убитом автомобиле, как ему удалось оживить машину – я не знаю, но за полдня машина ожила. Лёша для проверки сделал круг от лагеря до будущего цеха и назад: машина вела себя нормально, не глохла. Как раз вернулся Борис из больницы: мы оба, я и Лёня, были рады его возвращению. В честь успешной работы Лёха разрешает и мне, точнее, нам с Борисом, самостоятельно сделать круг на машине. Я сажусь за руль, Борис пассажиром, завожу машину, включаю скорость, медленно отпускаю педаль сцепления – и машина глохнет. Боря: «Дай я», и мы меняемся местами – Боря служил танкистом, танк и трактор водить умеет, опыта вождения у него больше, чем у меня. Но у него тот же результат: машина глохнет при отпускании педали сцепления. Мы опять меняемся местами, но вторая попытка у обоих даёт тот же результат. Лёша сидит и курит после удачно проделанной работы, и только посмеивается – мол, догадайтесь сами. Опытный водитель сразу скажет, что «сцепление» слишком жёсткое, хорошо бы отрегулировать педаль сцепления: сцепление включается слишком рано до окончания хода педали. Но это опытные водители – а опыта-то у нас и не было. На 3-ей или 4-ой попытке (или какой-то ещё) я даю больше газа при ещё не полностью отпущенной педали сцепления, и – о чудо! – машина не заглохла и проехала круг. Следом и Борис совершает круг почёта. Автомобиль был очень даже кстати: утром развезти ребят по объектам, вечером привезти, днём за стройматериалами, на дальние объекты, где работали как в командировке наши девчата. Ребята сразу же назвали автомобиль «Антилопа Гну» по имени персонажа столь любимого произведения студентов. Боец Майский стал штатным водителем, но когда у «Антилопы Гну» не было работы, Лёша включался в работу наравне со всеми.
Ещё одна единица техники. Трактор. Колёсный скромный трактор «Беларусь». Но не просто убитый, а узлы с которого шустрые местные трактористы растащили – всё равно же стоит, чего добру ржаветь. На тракторе не было стартёра, не было аккумулятора, не было даже сиденья, Собственно говоря, трактор даже завести было никак. Но всё же нашёлся человек, который решил его использовать. Бывший танкист, упрямый Борис Вишневецкий. Трактор заводили с помощью другого трактора – надо было «дёрнуть». Или с горки. Садился Боря прямо на бак с соляркой – жёстко, но ехать можно, если недолго. Уже пришёл черёд Бориса дать мне порулить – на тракторе, на кирпичном заводе. (Честно говоря, я плохо помню этот эпизод, но не доверять Борису не могу – у него всегда была отличная память.) Мы сидим вдвоём на баке, Боря даёт мне руль (на тракторе я в первый раз и учить меня до этого никто не учил), я управляю трактором, но сзади ещё прицеп, который шире самого трактора – амплитуда его шатания гораздо больше – прицепом я чуть не сбил опору навеса, под которым сох кирпич-сырец.
На жилом доме мы продолжаем начатое до нас строительство: в квартирах выкладываются стены, перегородки. Я работаю внизу у растворомешалки. Электрик Володя Сотниченко (физфак) работает невдалеке, копошится в коробке с рубильниками и массивными предохранителями на стоячем щите. У Володи ладно сложенная спортивная фигура, короткая стрижка, большой лоб, который визуально увеличивают залысины. Но главное, Володя – добрый парень, он часто улыбается, причём, не только губами, глаза у него искрятся смехом. С такими людьми приятно разговаривать – они излучают добро. С такими, как Володя, хочется дружить. Володя попутно рассказывает о технике безопасности в работе электрика, подчёркивает: «Главное – не лезть в щиток двумя руками». Мы оба продолжаем каждый свою работу. Вдруг слышу что-то похожее на щелчок и вижу мгновенное сальто назад в исполнении Володи. Нет, Володя не лез двумя руками в щиток, у него не было возможности отключить подводящее напряжение (он или менял предохранитель, или уже пытался включить рубильник). При том высоком напряжении, наверное, нужны были резиновые перчатки, а их у нас, у Сотниченко не было. Надо признать, у него была мгновенная реакция, а с помощью сальто он оторвал ноги от земли, тем самым разорвал электрическую цепь и затем уже оторвал руку. Если бы не его сальто, то не знаю, смог бы я ему помочь – мне надо было понять, что произошло, потом преодолеть метров 6-8, и, главное, сделал бы я то, что надо было: разорвать цепь, например, ударить по руке. А так у Володи получилось по принципу «помоги себе сам». Вместе с нами работал и однокурсник Сотниченко – Коля Профатило. Серьёзный и красивый парень – такие девушкам нравятся. Коля проявлял инициативу (он и на фотографиях был чаще других, получилось так) и не скрывал своих амбиций. Может, потому его и назначили бригадиром. Борис позвал меня на второй этаж, с гордостью показывает свою работу: перегородки ванной и туалета в четверть кирпича. Стена ровная и... ажурная, швы между кирпичами не полностью заполнены раствором и светятся на просвет. – Как, – удивляюсь я, – а как же штукатурка будет держаться? – Так для штукатурки это же лучше, крепче держаться будет. Действительно, крепче держаться будет, понимаю я. В соседней квартире мы слышим грохот, бегом туда. Там Женя Голубь сложил такие же перегородки, оступился, упал на стенку и она завалилась. Ничего страшного с Женей не случилось, цел. Чего не скажешь о перегородке. Если бы стенка была в полкирпича, может и выстояла бы. А Женьке для высоты его роста, может, просто пространства не хватило. Вообще-то, Женя не был неудачником по жизни, просто, может быть, профессия каменщика была не его. Его определили к крану-подъёмнику – подымать грузы. Но и тут его ждала неприятность. Управление подъёмником простое: две кнопки на подвесном пульте, нажимаешь одну – груз поднимается, отпустил кнопку – груз остановился, нажимаешь вторую кнопку – груз опускается (тормоз отключается – груз или просто крюк под собственным весом опускается). Какое-то время Женя нормально справлялся с работой. Но однажды включил кнопку подъёма с пустым крюком – надо было опустить пустую бадью для раствора. Отвлёкся на что-то, отвернулся. Крюк дошёл до начала стрелы, но лебёдка продолжала наматывать трос – в результате стрела крана-подъёмника завалилась. Женю от «Пионера» отстранили. Анатолий Дзюба (аспирант мехмата) несколько дней отработал подсобником на жилом доме, присматривался, как работает каменщик. Каменщика куда-то забрали на час. И Дзюба попробовал класть кирпич, да так попробовал, что у него за час вышло больше, чем у каменщика за три. Толик не только быстро играл в хоккей, но любую работу делал споро, очень быстро. Больше подсобником он не работал. Почему битва? Потому, что добывали их с боем. В Бердюжьем был, если не дореволюционный, так в лучшем случае довоенный небольшой кирпичный заводик. Кирпич, свой оплаченный кирпич надо было вырывать с боем у других строителей, тоже жаждущих получить свой кирпич.
Бригада бойцов Саши Дорохова работала на заводе: разбирала печи, готовила кирпич к погрузке. Мы с Борей на тракторе едем по территории. Обращаю внимание на древний цепной конвейер, который из формовочной кирпичи-сырцы перемещает под навес для сушки. Этот навес я чуть не снёс прицепом трактора. Уже Борис за рулём – подъезжаем к бывшей уже разобранной печи (полевой печи), шлак, зола удалены. По техпроцессу кирпичи должны остыть. Но никто не ждёт конца охлаждения – все строители забирают кирпич прямо из печи, горячим. Есть ленточный транспортёр для подачи кирпича в транспортное средство, которое может далеко стоять. Но он не работает. Иду смотреть, в чём причина: нашёл щиток с рубильником и предохранителями. Решаю проверить, на руке сухая (не влажная) обычная строительная рукавица, пробую включить рубильник. И получаю удар током, 380 вольт, хорошо, что не больше. Сухой рукавицы недостаточно, понимаю, что нечего лезть туда без резиновых перчаток. Да, транспортёром воспользоваться не сможем. Борис подъезжает как можно ближе прицепом к печи. Тем временем подходят остальные ребята бригады. Мы выстраиваемся в две цепочки конвейера: по два кирпича из печи на стол и дальше следующий кладёт кирпичи на следующий стол, а затем уже в кузов трактора. Мы работаем в одном ритме, как роботы-автоматы. Кирпич в печи уже заканчивается. Я ставлю очередную пару кирпичей на стол, и Женя их тут же перехватывает, вместе с кирпичами он захватил мою рукавицу, а я на автомате поворачиваюсь и хватаю следующую пару. И получаю ожог на пальцах – на подушечках сразу вскочили волдыри. Сразу хочу подчеркнуть, что вины Жени в этом не было, это я должен был остановиться и забрать рукавицу. Я выбыл из работы, хорошо, что это случилось, когда кирпич уже заканчивался. Погрузив весь кирпич, мы вернулись в лагерь к обеду. А после обеда я уже продолжал работать, да, было неприятно, пальцы побаливали, но из-за ожога прекращать работу, по-моему, было неуместным. Цемент.
Вначале у штаба отряда было много организационных вопросов: определиться с важностью объектов, с распределением людей, обеспечением стройматериалами, обеспечить необходимую технику, наладить быт отряда. Большая часть этих вопросов была в компетенции командира Ткачёва Алексея, мастера Канивца Александра и комиссара Мисиюка Константина, как более знакомого с инфраструктурой района и области. В то же время штаб решил, что должен быть дежурный в штабе. Вот и пришлось первые дни дежурить моему брату начштаба Николаю. Ребята уже косо на него посматривали, да и он сам чувствовал себя «не в своей тарелке». Современному человеку сложно представить, как люди раньше обходились без телефонов, совсем без телефонов. Нет, телефоны – стационарные – были в органах власти, в районном центре, в Ишиме, можно было из центра Бердюжьего позвонить в Ишим, позвонить в штаб объединённого ССО. Но не все деревни были телефонизированы. (Когда-то давно я заинтересовался, чем отличается село от деревни: в сёлах была церковь, в деревнях не было. В нашей атеистической стране в деревнях телефонов могло и не быть.) На стройобъектах не было телефонов, и передать информацию можно было только с нарочным. Только ближайшие объекты возле лагеря и в селе Бердюжье были в зоне доступной информации. То есть большого смысла в постоянном дежурном в штабе, наверное, и не было (на мой взгляд). Позже, в штабе почти всегда будет командир – у нас командир был освобождённым. И комиссар, и мастер работали наравне с рядовыми бойцами, учитывая, что я их практически не видел в лагере, вероятно, они возглавляли дальние объекты нашего отряда. Брат рвался на работу. И вот его послали на машине с бригадой привезти цемент из Ишима, с железнодорожного вокзала. (Уже в наше время я спросил у брата, что он помнит об этом. Но у некоторых людей есть защитная реакция: не вспоминать, забыть, то, что было неприятным. Брат ничего не добавил к тому, что он рассказал тогда в Тюмени.) Мы уже привыкли, что сейчас всё удобно упаковано, что цемент покупаем в мешках по 10-25-50 кг. Но так было не всегда. Цемент в вагоне был насыпью, под брезентовым, или каким-то другим, покрытием (эра целлофана ещё не наступила у нас). Цемент надо было грузить то ли в бумажные мешки (лучший вариант), то ли в какие-то ёмкости. Осталось фото – брат «упакованный» для работы с цементом: кепка на голову, одежда, укрывающая всё тело без щелей, и полотенце на нос и рот, только очков не хватало. Лучше бы иметь респиратор, но его не было, от полотенца толку было мало, но хоть что-то. Как не старайся, а цемент поднимается в воздух, проникая во всё, в том числе и в лёгкие. Такой ценой доставался цемент. Блоки. Для строительства цехов по ремонту сельхозтехники надо было выложить фундамент из бетонных блоков. Блоки на площадку завезли ещё в прошлом году, но они странным образом расползлись не только по стройплощадке, но и по всему селу. Вот Борис Вишнивецкий на тракторе ездил по селу, цеплял тросом найденный блок и тащил его на стройплощадку. Собрал почти все. Остался один блок, загрязший в грунте: как ни старался Борис, но силёнок у «Беларуси» не хватало, чтобы вытащить. Он обратился за помощью к местному бульдозеристу, но тот почему-то отказал (вообще-то редкий случай – обычно помогали). Так и остался этот блок в грунте. Я – жаворонок, встаю рано, около 6 часов утра. Иду умываться и чистить зубы. Саша Анциферов и Володя Чурсин тоже встают рано и моются по пояс холодной водой. Я вслед за ними тоже начинаю мыться по пояс холодной водой. Ночи в Тюмени холодные, не то, что у нас на Украине, и вода здесь значительно холоднее. Завтрак в 7, после завтрака ребята, которые работают в Бердюжьем, выезжают, чтобы в 8 начать работу. Мы, на месте начинаем работать раньше. Перерыв на обед – 1 час, ребята с объектов в Бердюжьем сразу после обеда выезжают. Наши повара: высокая худощавая Нина и пониже ростом Люда, простые девчонки, обе с филфака. Встают они часов в 5, готовят завтрак, затем без перерывов обед, ужин, мытьё посуды после каждого приёма пищи. Нашу бригаду, работающую рядом с лагерем, девчата балуют – приносят полдники, компот с бутербродами, другое, что придумают. Мы перекусываем прямо на рабочем месте. Интересно с гигиеной: если работаешь в рукавицах и руки чистые, не в растворе, то руки не моем: протёрли и поели, время на мытьё жалко терять. Работаем до 6, то есть рабочий день 9 часов. В 7 часов вечера ужин, когда ребята с объектов приехали, умылись, переоделись. В 8 часов – посиделки у костра, кто один часок посидит, а кто и два, кто не так спать хочет. И полтора месяца без выходных, только в воскресенье рабочий день короче на 2 часа. Самое тяжёлое в этой ситуации было то, что мы толком не мылись, не было душа или бани. Рядом озеро, я пробовал в нём купаться – удовольствия мало, это не тёплый Днепр, вода холодная. Конечно, тяжелее было нашим девчатам. Тюмень нас встретила солнцем и теплом. Но тепло продержалось несколько дней, потом пошли дожди и существенно похолодало. Несколько раз я работал на объектах в Бердюжьем, причём ходили туда и обратно пешком. Утром было прохладно, я оделся соответствующе: сапоги (я всё время работал в сапогах), фуфайка и тёплая кепка. К обеду мы возвращались в лагерь, солнце вышло из-за туч и стало теплее. В конце улицы возле двора играла детвора, самому младшему было меньше двух лет: сверху была рубашечка, а ниже пояса ничего не было, ни обуви, ни одежды (родители экономили на стирке трусиков и штанишек). Я на фоне малышей выглядел очень контрастно. С дождями сильно повысилась влажность. В наших деревянных комнатах-сараях, продуваемых сквозняками, вся одежда страдала от сырости. От повышенной влажности и от того, что мы толком не мылись, у многих ребят появились фурункулы (по-простому чири). Досаждали комары с мошкой, а ещё оводы: на Украине оводы тоже есть, но даже коровам досаждали не столько оводы, а просто мухи. А в Тюмени оводы приставали к людям, и в жаркую погоду ещё больше. Но всё это было мелочами, на которые мы старались не обращать внимание. Хуже было с «пищей» для ума и для души, то бишь с отсутствием этой «пищи». Посиделки вечерами, песни у костра – это было здорово, но, наверное, недостаточно. Не хватало музыки, не хватало радио хотя бы в виде динамика на столбе. В отряде не было своего гитариста. Уже после окончания нашей «эпопеи» я узнал, что ребята, особенно с тыльной стороны наших сараев, бегали по вечерам в клуб в селе. Мы жили в условиях информационного голода. В это время в Рейкьявике как раз проходил матч за звание чемпиона мира по шахматам между Борисом Спасским и Робертом Фишером. Меня, как болельщика, очень интересовал этот матч, но информации у нас не было никакой. (На «большой земле» я и партии разбирал бы.) Дороги в Бердюжском районе были грунтовыми, ни асфальта, ни шлака на них и в помине не было. Все дороги представляли собой грунтовую насыпь с кюветами (канавами) по бокам, а в качестве насыпи использовалась глина. И если в сухую погоду это было хорошим покрытием, то после дождя глина размокала и таила в себе опасность, о которой мы даже не подозревали. Ночью был дождь, но к утру, он давно закончился. Ребята сели в деревянный кузов «Антилопы Гну», и Леонид Майский, как всегда, повёз ребят на объекты. Немного опаздывали. На поверхности дорожного покрытия воды не было – она стекла в придорожные канавы. При въезде в село на повороте Лёша недостаточно сбросил скорость, машина на скользкой глине не удержалась на дороге, сползла в кювет и завалилась набок. Пострадавших не было – обошлось. Меня не было в машине и мне сложно передать атмосферу происшедшего. Слово очевидцу. «Лёша мало, что мог сделать в той ситуации. Тем более, что машина была набита до отказа, даже некоторые девочки сидели на коленях у ребят, в том числе и я (естественно, у Бориса). Мы сидели с правой стороны у самого борта. А машина стала сползать в левый кювет. Не знаю, как другие, но я даже не успела испугаться. По сути, нас спасло то, что левый борт то ли открылся, то ли просто сломался, и все, по скамейкам ссыпались в канаву. Сейчас, когда я вспоминаю ту ситуацию, я думаю, что, если бы борт не сломался, машина просто-напросто перевернулась бы, и последствия были бы весьма плачевными. А так больше всех досталось тем, кто сидел возле левого борта, поскольку они с одной стороны упали на землю, а, с другой стороны, остальные падали уже на них. И это, действительно, везение, что отделались только ушибами и ссадинами. Но страха у нас не было, ни сразу после аварии, ни потом». Маленькое дополнение к словам выше: при левом крене сколоченные скамейки посунулись в кузове, и получился удар, от которого левый борт открылся.
Один из первых пришёл в себя Саша Харызин, наверное, сказалась журналистская жилка. Увидев, что все целы, Саша достал фотоаппарат (всегда с ним был в боевой готовности) и начал фотографировать. Дотошный Саша Дорохов (первый курс физтеха, уже отслужил в армии) проверял состояние каждого. Это был первый дождь для нас. Леонид, наверное, больше всех переживал о случившемся. Он учёл специфику глиняного покрытия местных дорог, ничего подобного с ним и с машиной больше не случилось. Не могу сказать за всех ребят, так как я не ездил с ними на машине, но ребята в дальнейшем ездили на машине, доверяя водителю «антилопы» Лёше. Наши парни были не робкого десятка.
|
|
|
|
|