Васильев В.Н.

Для внука Тёмы и не только...
Воспоминания испытателя ракетной техники

© Васильев В.Н., 2008

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Трагичной оказалась судьба Саши Раевского в дальнейшем. Мы с ним случайно встретились возле моего прежнего дома в Ленинграде на 5-ой Советской улице. Он преподавал военное дело в училище на этой улице, а я навещал «отчий» дом. Хорошо поговорили, многое вспомнили, обменялись телефонными позывными... А вскоре, года через два, мне сообщили, что Сашу убили в подъезде своего дома. Видимо, из-за денег, так как он возвращался к себе домой из сберкассы.

Немного расскажу о Сашином товарище, нашем же спецнаборовце Вите Устинове. Конечно, мы были знакомы, но служили в разных местах и встречались только в городке. Однажды Виктор встретился мне на улице и представил свою спутницу – это была его первая жена, Вера, молодая и красивая. Спустя время я вновь повстречался с ними. Но что это была за встреча... До сих пор мороз по коже... Эта поразительная женщина с такими удивительно яркими лучистыми глазами без обиняков прямо заявила мне, что рада встрече и представившейся при этом возможности попрощаться навсегда. Она обречена, у неё обнаружилась неизлечимая болезнь – волчанка. Я онемел. А она не плакала и смотрела на меня и мир всё такими же сияющими прекрасными глазами. Забыть это невозможно. Молодость, красота и такая болезнь... А какое мужество!

О друзьях-товарищах вспоминаю с удовольствием и признательностью. Всем известно, что людей без недостатков не бывает. Промахи, ошибки и проступки, о которых впоследствии сожалеешь, сопровождают нас в течение всей жизни. И всё же лучше вспомнить хорошее, светлое, ведь иногда друзья становятся ближе родственников.

Так уж сложилось, что Мария Исааковна Кушаева, приехав к сыну Вадиму, поселилась в нашем городке на многие годы. Сначала в общежитии в комнате, где с товарищами жил Вадим. Товарищи уступили ей свои места и разместились по другим комнатам. Позже Вадиму, по семейному, выделили большую комнату в жилом доме, в коммунальной квартире.

Мария Исааковна женщина очень общительная, вскоре познакомилась со всеми друзьями и товарищами Вадима, да и свои знакомства завела. Сама она была душой компании, вокруг неё сформировался круг друзей, в который вошёл и я. Она много что умела – и накормить, и приветить, и дать хороший совет. Частыми её гостями были Есенковы и Раевские, Полянские и Лошкарёвы, уже тогда женатые офицеры. Нас, не считая соседей, заглядывавших к ней на один из первых телевизоров в городке, холостяков, было немало среди её друзей. Это Павлов, Долгов, Байцур, Желтаков и Матвиенко. Чуть позже к нашей компании присоединился и Танкиевский. Круг её знакомств в городке был весьма обширным.

Спустя время, в 1959 году, я также женился, и Мария Исааковна познакомилась с моей женой, Ниной, и без всяких уговоров приняла её под свою опеку. Дальше получилось так, что нам с Ниной дали комнату в квартире, в которой уже жили Кушаевы. Мы стали близкими соседями. Мария Исааковна не оставила своим вниманием Нину, учила её, молодую и неопытную, управляться с кастрюлями и сковородками, правильно закупать продукты, консервировать на зиму помидоры, заготавливать варенье и многому другому. Так наша дружба закрепилась и продолжилась на многие годы, вплоть до кончины Марии Исааковны.

Мария Исааковна не являлась завзятой домоседкой и нередко в летнее время составляла нам компанию при поездках «на речку». Её общество нас не тяготило. Наоборот, всё приобретало более цивилизованный характер. Приходилось брать с собой не только еду, но и посуду, и всевозможные подстилки, обеспечивающие больший «комфорт». Ездила она с нами и на Волгу, полюбоваться тамошними просторами. Однажды там, на берегу Волги, я решил попробовать изготовить копчёную рыбку. На мелководье мы малёшником наловили порядочное количество мелкой рыбки, которую всегда использовали как наживку для ловли судака. Это была рыбка, похожая на каспийскую хамсу (или кильку). В крутом песчаном берегу ножом отрыл печку специальной формы. Разложил в ней костёр, а когда он прогорел, то поперёк выходного отверстия печки положил проволочные шампуры с нанизанной на них почищенной и посоленной рыбкой. На угли бросил трухлявые дровишки и всё (вход и выход) закрыл свежей травой. Примерно через час рыбку вынули... Съели «на ура», прямо с косточками. Мария Исааковна тоже поела с нами и похвалила кулинара.

Позже она, после перевода Вадима, поселилась в Болшево под Москвой. Мы с Ниной нередко заезжали к ней, и вместе совершали автомобильные прогулки по Подмосковью. Отдыхали на лесных опушках, ходили и по грибы. Бывала Мария Исааковна у нас в Москве, одно время даже жила в нашей квартире, присматривала и опекала сына Мишу в наше отсутствие.

Такие вот дружеские отношения у нас сложились. Мы с Ниной часто её вспоминали с благодарностью и уважением.

Третью комнату в нашей общей квартире занимали офицер с 30-ой площадки (полигон ПВО) Дима Волгин и его жена, директор универмага Римма Михайловна. Наши вскоре родившиеся дети вместе ползали по коридору наперегонки и сообща давили ногами мои пластинки с классической музыкой. К Волгину частенько наведывался Юра Скатулев, тот самый шахматист, о котором я уже упоминал.

Во дворе дома стоял общий сарай, в одном из отделений которого мы хранили дрова. Их пилили и кололи сообща. Нужны были дрова для нагрева воды в колонке ванной. Дворы были по московским понятиям огромными, с деревянными, а кое-где и с каменными гаражами.

Жена моя, Нина, окончила Ленинградский горный институт и по своему профилю работы в городке не нашла, согласилась поехать на курсы программистов Москву. После окончания этих курсов стала работать программистом в вычислительном центре полигона, которым тогда руководил полковник Полуянов (позже – Борисевич Ю.А.). Там она подружилась с Любой Муравской и Лялей Потехиной. Естественно, что их мужья тоже вошли в число наших друзей. Это Аркадий Николаевич Муравский и Александр Николаевич Потехин. С Муравскими, ныне живущими в Киеве, поддерживаем связь и сейчас.

С Владимиром Николаевичем Котенко мы вместе учились в Артакадемии, но тогда знакомы не были. Познакомились и подружились уже в Капустином Яре. У нас были общие интересы: мотоциклы и охота. Надо сказать, что Володя и водил мотоцикл лучше меня, и стрелял более метко. Человеком был очень компанейским, имел много друзей в городке и за его пределами. Володя прекрасно разбирался в электронике. Его телевизионная антенна позволяла иногда принимать телепередачи из Турции. Специалистом он был классным.

Гелий Александрович Калимов был для нас всех примером замечательного семьянина, умного и заботливого. Его малые тогда ребятишки воспитывались как надо, обладали отменным здоровьем: всегда были легко одеты и бегали босиком чуть ли не до снега. Всем на зависть опишу один эпизод. Собрались Калимовы в очередной отпуск, но опоздали к поезду. Драма? Как-никак, а надо и самим собраться, и двоих детей дошкольного возраста собрать. Как бы не так! Семья вернулась домой, весело распевая какую-то песенку: подумаешь, какая мелочь, переживём. Завтра всё равно уедем.

Гелий Калимов оставил по себе самую светлую и добрую память. Всегда спокойный, улыбчивый, он дружил со всеми. Знание порученного ему дела было блестящим. От нас он перевёлся в Ленинград, в Военную медицинскую академию имени С.М. Кирова, где занимался проектированием специальной электронной медицинской аппаратуры. С тех пор мы не встречались, хотя приветы от него получали.

О личном транспорте.

С течением времени, глядя на нас, многие офицеры обзавелись мотоциклами. Ведь автомобиль в те времена был практически недоступен, и их в личном пользовании в гарнизоне имелось всего три – четыре штуки. И стоили они дорого для нашего офицерского кармана, да и купить их было непросто. Особый спрос имелся на мотоцикл с коляской марки М-72, позже на К-750. Эти модели по сути являлись почти копиями немецкой модели БМВ Р-71 выпуска года этак 1937 – 1938. Серийный выпуск мотоцикла М-72 начался ещё в предвоенный год. Интересно, что наши конструкторы «уточнили» немецкую лицензию на их производство таком образом, что модель М-72 стала отличаться от немецкого прототипа в худшую сторону: немецкое колесо в итоге не подходило к мосту (шлицы не те!), упрощение технологии изготовления коробки передач приводило к самопроизвольному выключению передач... Сам мотоцикл стал тяжелее.

Мои товарищи стали приобретать мотоциклы. На речку-то хочется попасть, да и на рынок съездить удобнее, чем нести полные сумки, обливаясь потом. Саша Раевский и Виталий Кукушкин купили ИЖ-49, Коля Бачурихин – К-125. Есенков – ИЖ с коляской, Желтаков – ИЖ-56.

ИЖ-49 (разработанный на основе немецкой фирмы ДКВ) был послабее, чем ИЖ-56, но выигрывал в удобстве посадки водителя. Его дорожные качества были выше.

Мой мотоцикл был значительно сильнее других, но явно уступал в мягкости хода мотоциклам марки ИЖ. Позже я тоже купил ИЖ-56, но проездил на нём недолго, так как потребовались деньги для обустройства семьи.

Мотоциклы были не у всех, многие на реку ездили на велосипедах. А вот двое из наших более солидных офицеров приобрели мотороллеры, на которых с немалым успехом ездили потихоньку, в том числе и на рыбалку. Это Иоффе Григорий Ильич, заядлый рыболов, и Бондаренко Альберт Васильевич, заместитель начальника отдела телеметрии, и не менее заядлый рыболов. Поскольку Бондаренко звали Альбертом, то его транспортное средство немедленно получило прозвище «альбертуммобиле».

Куда же мы ездили? Для начала ознакомились с окрестностями, побывали в соседних деревнях и хуторах. Раевский возил жену в Пологое Займище, где она временно работала врачом. Ездили весной в степь за тюльпанами, на речку за рыбой, на рынок за покупками.

Когда познакомились с рекой Ахтубой – захотелось побывать на Волге. По карте-то рядом, всего 15 – 17 километров. Путь по извилистой грунтовой дороге (и то только после того, как она просохнет после половодья) занимал около сорока километров. Этот путь разные марки мотоциклов преодолевали по такой дороге практически за одно время. Мы же испытатели – провели эксперимент. Возвращаясь с «нашего» озера домой, договорились, что мой пассажир сядет на другой мотоцикл, а мне привяжут к заднему седлу мотоцикла улов рыбы. Я поеду первым как можно быстрее и остановлюсь их ждать перед понтонным мостом. Я подъехал к мосту и сел на кочку покурить. Не успел докурить сигарету, как подъехали остальные. А щуки от тряски остались почти без чешуи. Оказалось, что и здесь поспешность нецелесообразна.

Первое село на Волге, до которого мы добрались, называлось Грачи. Там была пристань, к которой причаливали баржи под погрузку помидор для Москвы.

Волга – другие дали, другой простор. Великая река, немалая красота. Но ловить рыбу и купаться мы предпочитали на Ахтубе, где чувствовали себя как-то спокойнее. Места для рыбалки казались более уютными, да и ехать ближе. Поэтому Волгу мы навещали редко.

В первое же посещение Грачей мы удостоились знакомства с местным парторгом. Он пришёл к нам сам, узнать, кто мы такие и что собираемся здесь делать. Увидев, что мы собираемся варить уху, попросил нас обождать немного, пока сходит в село. Вскоре он вернулся с порядочным куском осетрины. Пришлось пригласить его к нашему столу, то есть к костру.

Целый день мы провели в одних плавках на солнце, катались (с его разрешения!) на лодке. Обгореть на солнце уже не опасались, так как кожа наша задубела. Все мы явно злоупотребляли солнечными ванными, и это не прошло даром, по крайней мере для меня. Уроженцу севера не стоило так много загорать. Спустя годы у меня появилась фотодермия: во время отпуска в Сочи (после житья на севере, в Плесецке) кожа на солнце стала покрываться противными зудящими волдыриками.

Как-то один из наших старших товарищей пригнал в городок «Запорожца», такого, который получил прозвище «горбатый». Присмотрелись к нему, вроде бы автомобиль. Стали искать возможность купить самим. Помогли промышленники с Украины – дали знать, когда поступила партия для продажи. Пётр Петрович Яцюта, добрая душа, не колеблясь, дал мне отпуск на десять суток. В Днепропетровске я купил зелёненький, точнее салатного цвета, «Запорожец», и дал телеграмму Аркаше Муравскому, что в магазине есть машины... Он тоже успел приобрести «Запорожец».

Дорога домой была не без приключений: отказало реле обратного тока. Спасибо встреченным колхозным механизаторам, ехавшим навстречу на мотоцикле. Их опыт помог быстро исправить дело (чисто по-русски – с помощью пассатижей и отвёртки). Люто пришлось бы мне в глухом месте с севшим аккумулятором. Путь ночью вдоль канала Волга-Дон не забудешь: кругом огни, внизу пароходы... При заезде на мост испытал сильный испуг: на широкой и длинной кочке фары высветили пустоту и показалось, что сейчас я упаду вниз вместе с «Запорожцем». Только после того, как машина сошла с этой «кочки», появилась впереди дорога. Днём уже ехал мимо нескончаемых полей с пшеницей и кукурузой.

«Запорожец» проявил себя в целом очень неплохо. Несколько нелепый вид и низкая посадка при узкой колее не помешали ему преодолевать во время дождя грязную и разбитую грунтовую дорогу. Небольшой вес позволял с помощью пассажиров вытолкнуть машину из ямы или колеи. А песчаные участки дороги он преодолевал лучше, чем легковой вездеход ГАЗ-69 с отключённым передним мостом.

Случались и казусы с этим автомобилем. Однажды, возвращаясь из села в городок, я увидел своего начальника Всеволода Александровича Баврина, остановился и предложил подвезти его. Почему-то неохотно, но он всё же согласился залезть в «Запорожец». У него, между прочим, помимо служебной машины, был и свой легковой автомобиль «Волга». Было также известно, что в свободное время у нашего полковника, ставшего потом в Капустином Яре генералом, имелось своеобразное хобби: он во дворе своего дома часами возился со своей машиной, что-то регулируя, налаживая или просто наводя чистоту и блеск. В тот раз после нашей совместной поездки он поблагодарил меня, а своим друзьям потом рассказал, что во время поездки с Васильевым в «этой машине» испытывал опасение, что вот-вот заденет своей нижней частью тела за кочку на нашем пути.

В другой раз по дороге на аэродром Гумрак в Волгограде довелось подвезти лётчика, торопящегося к самолётному рейсу. Со мной ехал Женя Соловьёв, наш общий товарищ. У его родителей имелся свой дом в Волгограде, и нам доводилось гостить у них. Мы торопились к прибытию рейса из Москвы, которым должна была прилететь Нина. Я гнал «Запорожца» почти на весь газ, с предельной скоростью 90 – 100 километров в час. Лётчик-попутчик, проехав с нами путь до аэропорта, поблагодарил нас и убежал по своим делам.

Однако мы с ним вновь встретились. Его рейс задержали с вылетом, а наш опаздывал. Возле автомата с газированной водой он, несколько смущаясь, признался, что никогда не испытывал такого страха от быстрой езды, как во время нашей общей поездки в «Запорожце». И это говорил пилот реактивного самолёта Ту-124, скорость которого на порядок выше автомобиля. На его нервы действовала близость поверхности дороги и кажущаяся беззащитность маленькой машины, несущейся с большой для неё скоростью.

При встречах на дорогах «Запорожца» с «Запорожцем» было принято по-рыцарски приветствовать друг друга сигналом.

Автомобильный парк офицеров в нашем городке стал расти. Виктор Желтаков купил подержанный «Москвич-401», а Саше Раевскому родители подарили «Москвич-402», тоже не новый. Когда же в армию поступило достаточное количество новых армейских вездеходов ГАЗ-69, то наступило время списания старых марки ГАЗ-67. Их стали продавать по весьма низкой цене нашим офицерам и сверхсрочникам. Одна из этих машин по жребию досталась Володе Котенко, заядлому мотоциклисту. Машина сначала стояла во дворе общежития. Какие-то остряки, вспомнив автопробег Остапа Бендера по российскому бездорожью, сделали на её борту красной краской надпись «Антилопа гну». Однако Владимир Николаевич довольно быстро, не без помощи наших общих друзей, конечно, довёл машину до ума. Мне вместе с Володей посчастливилось проехать немало километров: и на охоту, и на рыбалку, и просто на прогулку. Котенко со своей компанейской душой, всегда приглашал в поездку кого-нибудь: меня, Николая Тупицына, Владимира Танкиевского.

Недостатков конструктивного характера ГАЗ-67 имел предостаточно: низкий моторесурс, большой расход бензина и прочее. Но у машины были и достоинства. К ним я отношу хорошую боковую устойчивость даже при крутых поворотах и возможность двигаться по грунтовой дороге на малой скорости при включённой высокой передаче. Машина хорошо «чуяла» дорогу и управлять ею было приятно и несложно.

Приходилось ездить на этой машине и по-семейному, с жёнами. Просто на прогулку, а то и пострелять в пойме куликов. Надо заметить, что любая пернатая дичь (утки, кулики и даже чибисы) намного превосходила по вкусу домашнюю птицу. Особенно хороши на вкус кулики, их мясо довольно нежное и ценится даже гурманами. В пойме было великое множество озёр, ериков, заболоченных участков с зарослями камыша. Вот там, за камышами, всегда водилась птица и можно было пострелять её даже среди бела дня. Одну, две – и хватит.

Недаром же неугомонный реформатор Никита Хрущёв, побывав на охоте под Астраханью, дал установку создать индустрию заготовки камыша для нужд строительства и картонного дела. Но затея вскоре заглохла по случаю «ухода на пенсию по состоянию здоровья» в октябре 1964 года премьера и первого секретаря партии.

Надо сказать, что женился Владимир Николаевич Котенко ещё позже меня. Подруга у него была, и она очень хотела выйти за него замуж, но Володя не спешил делать ей предложение. Её звали Валентина и она имела несомненное преимущество перед другими женщинами – окончив кулинарное училище, умела отлично готовить. Однажды своё умение она продемонстрировала столь впечатляюще, что запомнилось навсегда. Володя добыл на охоте стрепета и отдал ей для приготовления. К этой птице был добавлен крупный линь. Эту рыбу есть мы избегали, так как она пахла тиной. Валентину это не смутило и она отправила нас за хлебом с условием, чтобы мы не появлялись в течение двух часов, чтобы без помех готовить еду. Проголодавшиеся товарищи офицеры заявились в установленное время и приступили к трапезе. Что это за сказочный обед был: суп рисовый со стрепетом, а на второе жареный с помидорами, луком и огурцом линь. Линь оказался таким неожиданно вкусным... Никаких признаков запаха тины... А суп... Впору – на царский стол.

Одним словом Котенко не устоял, и предложение руки и сердца Валя получила.

Охота

Ей мы уделяли немало внимания в свободное от работы время. Все мы, естественно, состояли членами военно-охотничьего общества. Мы платили членские взносы, общество помогало разжиться порохом и дробью. В магазинах, даже столичных, эти боеприпасы были в дефиците. Патроны снаряжали сами. Хотя и несложная эта работа, но требовала аккуратности. Мне снаряжать патроны частенько помогала жена Нина Алексеевна. Она и на вечернюю зорьку со мной ездила, и даже управляла мотоциклом с коляской, спугивая шумом мотора птицу, затаившуюся в камышах. Я же прятался и постреливал птицу из засады. Так поступали днём, а не на зорьке.

Настоящая охота на уток проходила на территории Казахстана, в районе озера Баскунчак, на горько-солёных озёрах, называемых Шала-Купа. Этих озёр было несколько. Мелкие, но не заболоченные, заросшие по краям могучим камышом намного выше человеческого роста. Дно озера крепкое, усыпанное ракушками улиток – босиком не пройти. Вода жгучего вкуса. Камыши росли так широко и плотно, что в них вполне можно было заблудиться, если не видеть ориентиров.

Первой поездке на Шала-Купу на утиную охоту предшествовал пожар моего мотоцикла. Вот как это случилось. Я загрузил багажник запасом патронов на всю компанию «охотников», провизией и канистрой с водой. Съездил к старшине Андрею Митусову на его склад ГСМ, заправился бензином и подъехал к условленному месту на площадке № 2, к гостинице. Мотор своего мотоцикла я настраивал на максимум мощности, давая ему смесь слегка обогащённую. Верхнеклапанные же моторы (на моём мотоцикле стоял именно такой) при сбросе газа имеют обыкновение «постреливать» в выхлопную трубу при такой настройке. А вот в правой выхлопной трубе, в месте её крепления к раме, со временем образовалось небольшое отверстие, которое, вроде бы, не мешало нормальной работе. Но случилось так, что с правого же карбюратора соскочил плохо закреплённый бензопровод. Бензин полился струйкой, но я этого не заметил. Останавливаясь, я сбросил газ, произошёл небольшой «выстрел» в правую выхлопную трубу и этого оказалось достаточно – пролитый бензин вспыхнул. Я собирался перекрыть бензокраник и протянул уже туда руку, когда почувствовал, что горю сам. Соскочив с мотоцикла, вместо того, чтобы перекрыть краник, я вынужден был тушить свою правую ногу – от голени и выше, тыльную сторону бедра. Когда мне это почти удалось, то оказалось, что мой мотоцикл вовсю пылает...

На помощь мне бежали люди. Впереди всех двое – Сяйлев и Бачурихин. Я ещё тушу себя и показываю Коле, что надо перекрыть краник. Он понял. Юрий Степанович кидал на мотор пыль и грязь, а Коле удалось через сбитое этим маневром пламя дотянуться до краника и повернуть его ручку. Течь бензина прекратилась, и мы общими усилиями сбили остатки пламени.

Ну и хорошо, что нашлись помощники, а то бы я один мог и не справиться. А опасность не малая – бак мотоцикла полнёхонек, в багажнике около пятисот патронов.

Осмотрелись мы, пришли в себя, стали определять урон. Он оказался не таким уж большим. Здесь же, на месте, заменили сгоревшие бензопровод и провод высокого напряжения на свече. Кое-где повредилась окраска...

Всё это не остановило нас, и на охоту мы таки поехали, впятером на двух мотоциклах.

Дорога оказалась скверной, точный путь никто из нас не знал и в одном месте мы почти заблудились – стало темно, ориентиры исчезли, а спросить некого. Но добрались. Поохотились (если точнее – постреляли) вволю, но, правда, без особого успеха... Помнится тогда я лично расстрелял около сотни патронов, но не сбил ни одной утки. Умение, как многое в нашей жизни, не достигается кавалерийским наскоком. Упорство, анализ допущенных ошибок и накопившийся опыт со временем исправили положение.

Обратная дорога была ещё тяжелее, так как по этой «грунтовке» проехала весьма немалая автоколонна военных грузовиков и окончательно добила её, превратив колдобинки в ямки и образовав пыльные заносы глубиной чуть ли не двадцать сантиметров. Ничего, преодолели и это. Вернулись грязными и чертовски уставшими, но всё же довольные приобретенным на первой охоте опытом.

Пришлось учиться владению охотничьем ружьём. С Сашей Раевским мы выезжали в глухое местечко и устраивали тир, осваивая оружие. Понемногу научились делать правильное упреждение при стрельбе по летящей птице (стрелять по сидящей считалось предосудительным). Анализировали промахи, и дело наладилось. Практика полностью подтвердила правильность насмешливой вроде бы брошюры страстного охотника И.С. Тургенева «Пятьдесят недостатков ружейного охотника». В ней классик русского слова утверждал, что «... охотник стреляет гораздо лучше дичь, летящую справа налево, а не слева направо...» В самом деле, в этом мы убедились на практике. Однако это утверждение справедливо для охотника – правши. Особенно красив и восхитительно волнующ выстрел по «штыковой» утке, то есть летящей на охотника. Это трудный выстрел, но зато какое испытываешь удовлетворение, когда сбитая утка падает к ногам охотника. Не часто, но доводилось быть триумфатором.

Весной, когда утки разбираются по парочкам, и первой летит утица, а за ней селезень, надо было снять именно селезня. Это тоже непросто, приходилось подавлять в себе азарт и торопливость. Когда это удавалось, то нос охотника задирался сам – ай да я!

Наше командование поощряло охоту в качестве прикладного вида спорта и выделяло для поездок на Шала-Купу грузовик ЗИС-151. Мы не очень-то были рады этому – за дорогу так натрясёшься и надышишься выхлопными газами, что и охоте не рады. Не даром же говорится, что охота – пуще неволи. Возвращаясь назад, подсчитывали общую добычу и этим, естественно, похвалялись: кто больше добыл. Как правило, лучшие результаты оказывались у охотника со стажем подполковника Потапенко и старшего лейтенанта Гончарова. Толя Гончаров – сибиряк, как говорится, вырос, не выпуская ружья из рук.

Было замечено, что люди, хорошо стрелявшие из личного оружия, плохо стреляют из охотничьего. Исключение являл собой Коля Тупицын, одинаково хорошо владевшим и пистолетом (имел разряд, а, значит, не выпускал пули из «яблока») и охотничьем ружьём. В нашем управлении двоечников по стрельбе из пистолета возглавлял Алексей Павлович Потапенко. Как-то на одной из инспекторских проверок на огневой рубеж вышли трое охотничков – Потапенко, Раевский и я – и все получили по два балла, неимоверно огорчив наше командование. А вот ружьём Алексей Павлович владел мастерски. Да и охотником он являлся очень азартным и, несмотря на это, добычливым. Как правило, ему удавалось принести домой больше других сбитых уток.

Потапенко, при нашем первом знакомстве – майор, был заядлым курильщиком, однако несколько уступавший в этом отношении своему коллеге Яцюте. Он курил папиросы «Беломор-канал» и жаловался, что ему не хватает пачки на день. Даже ночью иногда встаёт покурить. Я посочувствовал и предложил ему перейти на папиросы «Казбек». Он рассердился и сказал, что эту кислятину терпеть не может. Но потом всё же попробовал и опять остался недоволен. Я убедил его купить не пачку, а блок этих папирос, чтобы привыкнуть к ним. И это подействовало. Алексей Павлович меня поблагодарил за совет и довольный, что теперь по ночам не встаёт, заявил, что папиросы «Казбек» вполне крепкие и пачки на день ему хватает.

Однажды после удачной охоты на Шала-Купе Алексей Павлович пожаловался, что в понедельник остался без ужина. В воскресенье, прибыв домой уставшим после охоты, рано лёг спать, оставив уток в рюкзаке. В понедельник убыл на службу. Его жена, зайдя утром в кухню, увидела рядом с рюкзаком огромного паука, испугалась, дверь захлопнула и подпёрла её шваброй. На кухню боялась даже заглянуть. Она и дети весь день сидели голодные и ждали, когда прибудет с работы глава семейства. Пришлось Алексею Павловичу вступить в единоборство с этим пауком-тарантулом. Он его задавил упомянутой шваброй. Значит, он привёз с охоты паука вместе с утками, и тарантул сидел тихо-мирно в рюкзаке, никого не побеспокоив.

Мне тоже доводилось встречаться с тарантулами, и ни разу я не ощущал какой-либо агрессивности с их стороны. Однажды наступил босой ногой рядом с ним, примятая трава опрокинула его на спину – видно было, что паук испугался и дёрнулся бежать. На берегу ерика я однажды обнаружил круглые норки, в которых отсиживались днём тарантулы. Водой из ведёрка я выгнал из норки парочку пауков и показал их детям, которые были с нами. Видимо, опасность встречи с тарантулами сильно преувеличена.

Конечно, ГАЗ-67 Котенко по сравнению с грузовиком являлся комфортабельным транспортом. Да и вездеход всё же. Владимир Николаевич имел обыкновение брать с собой в машину ружьё заряженным и готовым к стрельбе (но на предохранителе!) на случай, если по дороге встретятся стрепеты. И вот однажды случилось, что в сторонке поднялась на крыло парочка. Пока Котенко тормозил, я схватил его прославленное ружьё «Зауэр три кольца» и снял его с предохранителя. Остановились, я выпрыгнул из машины и прицелился. Увы, стрепеты отлетели за это время на порядочное расстояние. Я сообразил, что можно попытаться сбить одного из них только из левого ствола. Сосредоточился и замер перед выстрелом. И в тот момент, когда нажимал на спусковой крючок, почувствовал, что на шею, за ухом кто-то сел с размаху. Отвлекаться на такую мелочь было некогда. Выстрел грянул, стрепет упал, и только теперь я почувствовал сильную боль – это оса ужалила меня. Оказывается, что сосредоточенность может затормозить боль во времени. Удивление, однако, боль не ослабило.

Как важно на охоте знать повадки и возможности дичи, иллюстрирует такой случай. Человек пять-шесть охотников расположились вдоль камышей на берегу озера и видно их не было. Лёт оказался тогда плохим, и я побрёл через это озеро на «ту сторону». Посреди озера меня застали звуки выстрелов из камышей. Оглянулся, вижу: летит одна утка вдоль этих камышей, а по ней поочерёдно, как в тире, стреляют замаскированные охотники. После каждого выстрела испуганная птица скачками поднималась выше, но продолжала лететь вдоль камышей. Наконец, она поняла, что опасность исходит из камышей и полетела через озеро на меня. Я замер, хотя и был виден отовсюду. А утка меня не видела! Я подпустил её на выстрел и сбил. Так уж устроено наше зрение – неподвижное надо разглядывать, а движущиеся предметы сами обнаруживаются. Этой особенностью зрения очень умело пользуются зайцы. Они могут так плотно замереть, что полностью сливаются с фоном. Так однажды, потеряв надежду встретить ушастого, я повесил ружьё на плечо и достал портсигар. Не успел закурить, как краем глаза зафиксировал движение. А это рванулся вскачь заяц, затаившийся в трёх-четырёх метрах от меня. Пока я стаскивал ружьё с плеча, заяц успел убежать...

А вот старший техник-лейтенант Борис Меркулов умел охотиться на зайцев. В зимнее время он брал с собой на дежурство по площадке ружьё и рано утром обходил пешком площадку вдоль забора, «вытаптывал» зайца с места ночёвки и успешно стрелял. Зайцы на ночлег жмутся поближе к человеческому жилью и подальше от лисицы. Этим и пользовался Борис, наш жизнерадостный товарищ. Парень красивый, девки заглядывались на него. Общительный и компанейский, охотник и заядлый рыбак. А вот с работой у него было не очень, чтобы очень. Не раз получал взыскания за нерадивость и разгильдяйство. В быту был весельчак и повеса.

Как-то на совещании Борису объявили очередное взыскание за утерю личной печати (предназначалась для опечатывания портфелей с секретными материалами). При встрече я спросил его, как это он ухитрился потерять печать. Борис знал меня хорошо и доверял. Знал, что я не выдам его, поэтому рассказал правду. Оказалось, что он, не успев дома переодеться, попал сразу на речку после работы. Донки, однако, у него оказались. Судак ловился великолепно, но вот беда – частенько крючки или грузило цеплялись за каждую корягу и терялись в реке. Тогда Борис вместо грузила привязал перочинный нож, а когда утратил и его, то привязал и печать. Она и осталась на дне Ахтубы. Вот и создалась цепочка, судак – печать – взыскание. Но наш Боря только посмеивался, одним выговором больше или меньше, зато судаком явно больше.

Однажды отличился Боря Меркулов на утиной охоте поздней осенью. Некоторые охотники, обманутые хорошей тёплой погодой, всё же выехали в праздничный день 7 ноября поохотиться на уток. Но, как обычно в такую пору, ночью водоёмы покрылись ледком. Кто-то из компании всё же сбил одну утку, и она осталась лежать на тонком льду озерка. Собаки нет. Лезть за ней в ледяную воду никому не хотелось. Тогда Меркулов вызвался достать утку, но с условием, что она достанется ему. Получив согласие, Боря разделся догола и ползком по-пластунски добрался-таки до утки, и вернулся на берег не провалившись. Нет, он не простудился, даже не чихнул.

Большой, конечно, среди нас он был шалопай. Но, когда его уволили из армии и он уехал в Москву, то всем показалось, что кого-то не хватает в нашем коллективе. Как-то скрашивал он наше существование людей «правильных» своими яркими и запоминающимися неординарными выходками. Смех и улыбка – его натура. Вспоминается также его часто повторявшееся словечко – таракан, тараканы, с которыми он обращался и к одному товарищу или говорил о ком-то.