Анатолий Корешков
За стеной секретов

© Корешков А.А., 2019
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Глава 3

Происшедшие после смерти Главного конструктора перемены в жизни космодрома Вершков, продолжая «штурм Луны» на площадке № 31, ощутил не сразу. Раз за разом сталкиваясь с фактами нестыковки графика спецработ в МИККО с мероприятиями, проводимыми в штабе в/ч 33797 (переименованной позже в 48-ю ОИИЧ), Анатолий недоумевал – в чём причина? Чтобы не допустить срыва испытаний в этих случаях, он был вынужден каждый раз вмешиваться во взаимоотношения между начальником расчёта станции КИА-ДРС Алексея Королёва с его начальниками, отменяя приказы последних о вызове в штаб. И прилежный в работе офицер, оказываясь между двух огней, всякий раз получал в итоге взыскание «за нарушение воинской дисциплины».

А однажды дело дошло до открытого конфликта. Во время испытаний лунохода в аппаратную зашёл незнакомый капитан и, подойдя к сидевшему за пультом начальнику станции, потребовал от него немедленно явиться в штаб. Мой друг был искренне возмущён столь беспардонным поведением офицера и попытался его урезонить.

– Вы кто такой, товарищ капитан?

– Начальник команды, капитан Бакунов.

– Вы разве не видите, что идут испытания?

– Так точно, вижу. Но меня послал начальник группы.

– Так идите и передайте своему начальнику, что Королёв занят на спецработах, и поэтому явиться в штаб сейчас не может.

Полагая, что вопрос исчерпан, Вершков вернулся на своё рабочее место. Королёв надел на голову шлемофон, и испытания продолжились. Однако Бакунов не уходил и, пару минут спустя, сняв с головы оператора наушники, вновь потребовал от него исполнить приказ начальника группы. Тут мой друг не выдержал и, вскочив со стула, впервые за служебную практику применил «силовой приём»:

– Товарищ капитан, вы что – не понимаете русского языка? Вон отсюда!!!

И Бакунов на этот раз ретировался. А бедолага Королёв «за невыполнение приказа командира» получил очередной выговор.

Пытаясь навести порядок, на одной из планёрок Вершков выступил с заявлением на эту тему в присутствии начальника управления. Но в ответ – вместо ожидаемой поддержки – услышал от полковника Патрушева жёсткую критику в свой адрес.

– А товарищ Вершков, видимо, не понимает реальной обстановки на полигоне, – отметил тот в заключительном слове, – пора ему с луны спуститься на землю.

Мой друг был буквально ошарашен такой реакцией начальника на своё усердие в работе: тогда он действительно не мог воспринять всерьёз и смириться с тем, что к выполнению работ государственной важности отныне и в самом деле – в угоду воинской муштре – следует относиться как к хобби.

Но, несмотря на чинимые высшим командованием препоны, подготовка лунных станций производилась строго в установленные графиками сроки. К тому времени уже осуществила мягкую посадку на лунный грунт станция Луна-9, впервые передавшая панораму поверхности этого небесного тела. Затем были запущены спутники Луна-10, Луна-12 и Луна-14, которые провели исследования условий и выбора места посадки будущего пилотируемого корабля Л 3. Однако, в связи с кончиной Королёва и неудачами в испытаниях его детища – ракеты Н-1, стало ясно, что лунную гонку с американцами мы уже проигрываем.

Пытаясь опередить США хотя бы в доставке на Землю лунного грунта, 13 июля 1969 года на ракете «Протон» была запущена с этой целью станция Луна-15. Но тут удача от нас отвернулась: АЛС разбилась при посадке на Луну, зацепившись о скалы. А стартовавший через три дня на корабле «Аполлон» экипаж в составе Нейла Армстронга и Эдвина Олдрина 30 июля успешно высадился на Луне и, вернувшись оттуда, «привёз» 22 килограмма лунного грунта. И хотя советская лунная программа, включая доставку луноходов, в последующие годы была успешно выполнена, но на фоне триумфа достижений американской космонавтики наши успехи на этот раз выглядели весьма скромно. А оценка роли испытателей в них ограничилась лишь выдачей им фирмой Бабакина удостоверений «Участник ВДНХ за луноход».

Между тем, за это время в личной жизни моего друга произошли большие перемены: его взаимоотношения с супругой подходили к критической черте. После возвращения из очередной поездки на турбазу Красная поляна Регина предложила мужу устроить вечеринку с её коллегами по походу. Анатолий, увлекаясь туризмом и сам, не имел ничего против такой встречи, и она состоялась у них на квартире в ближайший выходной. Среди гостей оказался и гармонист, явившийся со своим аккордеоном, и вечер – под песни и тосты – прошёл очень весело. И лишь одна фигура не разделяла общего веселья и казалась просто убитой горем – это жена гармониста. Хозяин дома, пригласив на танец, попытался было развеять её грусть, но тщетно: она была безутешна, а о причине постигшего её несчастья предпочла не говорить. И, как ни странно, никого это не смущало.

Вечер закончился далеко за полночь, и Анатолий, находясь в превосходном расположении духа, предложил развезти гостей на мотоцикле. Раньше Регина садиться за руль в нетрезвом виде ему никогда не позволяла. Но в этот раз, к удивлению, на его благой порыв она почему-то никак не среагировала. Вершков, которому было уже море по колено, выкатил из гаража свой новенький «Урал» и приступил к выполнению обязанностей извозчика. А когда он вернулся домой, то ещё более удивился, застав на скамейке свою жену наедине с гармонистом. Это было тем более странно, что убитой горем супруги последнего рядом не было. И, мысленно сопоставив все факты, мой друг пришёл к неутешительному выводу. А развязка этой интриги не заставила себя долго ждать.

В ближайшие выходные, решив отвести душу «по полной программе», Анатолий собрался на охоту на целых двое суток, решив разведать новые угодья в пойме Сырдарьи. И ему повезло: обнаруженное им глухое озеро за Джусалами, окружённое сплошной стеной камыша, оказалось излюбленным местом для дичи. Поэтому в первый же день на вечерней зорьке он израсходовал все патроны, и, ему, обременённому богатой добычей, волей-неволей пришлось возвращаться домой раньше намеченного срока. На вечерний пассажирский поезд он уже опоздал, поэтому надежда была только на попутный товарняк. В итоге на станцию Тюра-Там Анатолий прибыл далеко за полночь. Ключ от квартиры он с собой не брал, а будить жену в поздний час было чревато скандалом. Поэтому при подходе к своему дому мой друг был весьма обрадован, завидев свет в окне спальной. «Слава Богу, не спит, – подумал он, – видно, книга интересная попалась».

Вершков бодро взошёл на крыльцо и осторожно, чтобы не испугать супругу, постучал в дверь. Однако никто к ней не подошёл. Он постучал громче – эффект тот же, забарабанил кулаком – всё было напрасно. Не зная, что и подумать, Анатолий снял рюкзак и подошёл к окну. И тут он вовсе оторопел: света в спальне уже не было. Зачуяв недоброе, он забарабанил по стеклу и, будучи уверенным, что на этот раз его просто не могут не услышать, вернулся на крыльцо. Только теперь хозяйка открыла мужу дверь и тут же, никак не отреагировав на его появление в столь неурочный час, скрылась в спальне.

Однако через несколько секунд она выскочила оттуда и юркнула в ванную, затем – снова в спальню, на ходу бросив торопливо: «Я тебе воду включила, иди купайся». Такое внимание к супругу было настолько несвойственно жене, что рухни сейчас крыша дома – Анатолий не был бы так поражён, как проявлением её заботы. Ещё не подозревая о сути происходящего, он начал разуваться у порога, и его взгляд невзначай упёрся в незнакомые ему мужские ботинки. И только тут до его сознания дошла суть происходящего, и невольно подумалось: «Прямо как в анекдоте!» Смертельно уставший, мой друг, стащив сапоги, прошёл на кухню и, сев на табурет напротив двери спальной комнаты, с любопытством стал ожидать – что же будет дальше? Он не испытывал сейчас ни злобы на жену, ни ревности, а отрешённо воспринимал происходящее, как бы со стороны.

Регина, убедившись, что провести мужа вокруг пальца на этот раз не удастся, вышла из спальни и потребовала:

– Ну, дай же человеку выйти из дома.

– А я разве мешаю? – ответил Анатолий, добавив с горькой усмешкой. – Не бойся, стрелять не буду.

После этого она открыла дверь, и из комнаты вышел уже знакомый читателю гармонист, который неделю назад радушно был принят в этом доме. Он молча обулся и удалился восвояси.

Только на другой день, отоспавшись, мой друг в полной мере осознал случившееся и впал в невесёлые раздумья. Несмотря на явные предпосылки и долгое ожидание, психологически он не был готов к разводу. Но и простить Регину за осквернение супружеского ложа и за то, что выставила его на минувшей вечеринке на всеобщее посмешище, тоже не мог. Требовалось какое-то время, чтобы прийти в себя, прежде чем принимать окончательное решение о расторжении брака. И он, прервав супружеские отношения, переселился пока в детскую комнату, предоставив дочери свою кровать в спальной. Дети, будучи уже вполне взрослыми, понимали, что происходит в семье, но, зная тому причину, не отягощали отца лишними вопросами. Однако и без того ему было тяжко от предстоящей с ними разлуки.

Под Новый год, когда жизнь рядом с опостылевшей супругой стала невыносимой, Анатолий решился-таки на развод и по– дружески уведомил об этом своего начальника. Рудольф Тимофеевич, вникнув в суть дела и, зная не понаслышке крутой нрав Регины, от души посочувствовал Вершкову. Но при этом попросил его «для пользы дела» подождать с разводом до подведения итогов соцсоревнований к 1 маю. Анатолий – хоть это было не в его интересах – пошёл начальнику навстречу, уверенный, что его планы пока сохранятся в тайне. Однако мой друг плохо знал человека, с которым проработал уже полтора десятка лет.

Шёл 1970 год, и в честь 100-летия со дня рождения Ленина была учреждена юбилейная медаль, к которой в отделе были представлены все офицеры, кроме моего друга. Каких-либо официальных причин для лишения его этой медали не было. Более того, поскольку возглавляемая им лаборатория лидировала в соцсоревновании, он заслуживал награды в первую очередь. Этот казус, естественно, привлёк всеобщее внимание, и ещё задолго до мая месяца о его семейных неурядицах знал уже весь отдел. Надо сказать, что сама по себе медаль для Анатолия ничего не значила, но было обидно, что он так ошибался в человеке, которого считал своим другом.

1971-й год в отечественной космонавтике ознаменовался печальным событием: 30 июня при возвращении на землю с орбитальной станции «Салют» первый её экипаж в составе В. Н. Волкова, Г. Т. Добровольского и В. И. Пацаева трагически погиб. Это произошло вследствие разгерметизации спускаемого аппарата «Союз-11» на начальном участке спуска с орбиты, вызванной преждевременным открытием вентиляционного клапана. При этом космонавты, при отсутствии скафандров, оказались в вакууме и погибли⁹. Руководство ОКБ-1, пытаясь уйти от ответственности за случившееся, выдвинуло другую версию, возложив вину на бортинженера Волкова, который якобы по халатности не довернул до упора штурвал запорного люка СА.

Однако – по свидетельству инженера-испытателя Леонида Ермакова, курировавшего на космодроме автономные системы корабля «Союз» – причина отказа воздушного клапана тогда была установлена сразу, и ни у кого не вызывала сомнений: он был выведен из строя взрывом пирозаряда, посредством которого осуществлялось отделение СА от приборного отсека. Об этом, в частности, свидетельствовал характер повреждения клапана, который, по словам испытателя, буквально выгорел под воздействием высокой температуры. А непосредственной причиной его отказа, предположительно, явилось размещение указанного пирозаряда в опасной близости от клапана в сочетании с чрезмерной силой самого взрыва.

В 2016 году было проведено новое расследование¹⁰ обстоятельств гибели экипажа корабля «Союз-11». Из него следует:

1. В докладе Брежневу в качестве причины катастрофы однозначно указано преждевременное открытие одного из дренажных клапанов СА (без объяснения причин случившегося).

 2. В действиях Волкова не усматривается неправомерных действий. Более того, установлено, что при закрытии люка, для надёжности, ему помогал крутить штурвал ещё и Добровольский.

По завершении лунной программы, длившейся в общей сложности около пяти лет, Вершков, наконец-то, вернулся на площадку № 2. И только тогда он в полной мере осознал происшедшие на космодроме перемены. Поставив перед ним новые задачи, Крутов потребовал больше уделять внимания в лаборатории воинским дисциплинам и самым серьёзным образом взяться за работу над выполнением социалистических обязательств. А происшедший вскоре эпизод во время испытаний корабля «Союз» позволил ему окончательно уяснить обстановку.

В тот день планировалось проведение комплексных испытаний «Союза», а перед их началом провести работу по частной программе с участием системы ДРС. Однако, в связи с проведением политзанятий в ОИИЧ-32, начало работ на корабле откладывалось на два часа, и чтобы сэкономить время, Вершков договорился с руководителем испытаний о выполнении частной программы прямо с утра. Для этого требовалось – как бывало прежде – вызвать по телефону из казармы боевой расчёт ДРС. Однако на этот раз дежурный по группе категорически отказался выполнить требование испытателя. Возмущенный таким подходом к делу, Анатолий обратился за помощью к своему начальнику. Но тот отреагировал на это весьма своеобразно:

– Ты что, с луны свалился? Не знаешь, что теперь отменить политзанятия для солдат нельзя ни под каким предлогом?

– Насчёт луны ты прав, – согласился Анатолий, – но я, кстати, оказался там не по своей воле. Объясни толком, что тут происходит? Неужели нельзя пару солдат вызвать ради пользы дела?

– Сам я к начальнику политотдела по этому поводу обращаться не буду. Но, если тебе больше всех надо, то разрешаю обратиться по этому вопросу к начальнику Управления. Только вряд ли и он будет связываться с Непогодиным.

Услышав такой ответ из уст своего командира, мой друг приуныл и, поразмыслив («да что, и в самом деле мне больше всех надо?»), был вынужден отныне смириться с новыми порядками.

Анализируя «Правила подведения итогов социалистических соревнований», он обратил внимание на то, что по количеству начисляемых баллов в них изобретательская работа является наиболее эффективным средством для достижения поставленной перед ним задачи. И он, имея склонность к творческой работе, решил заняться ей всерьёз. А поскольку этот род деятельности требует соответствующей обстановки, то Вершков, проявив завидную оперативность, изыскал в МИККО-2Б отдельную комнату (кладовую для ЗИПа станции КИА-ДРС) и, решив вопрос со связью, превратил её в свой служебный кабинет.

Первая идея, над которой он начал работу, пришла ему в голову ещё раньше – в больнице, куда, сломав ногу на занятиях по физкультуре, угодила дочь. Как-то при свидании с ним Лена пожаловалась на шину из гипса, которую «приходится таскать, словно пудовую гирю».

Тогда его сразу осенило: «А почему бы гипс не заменить пенопластом?» Но как это сделать, не имея представления о технологии получения этого материала, Анатолий сразу решить не мог. Однако позже, просматривая как-то реферативный журнал «Вооружение иностранных армий», он наткнулся на заинтриговавший его заголовок «Способ преодоления минных полей». Чисто из любопытства ознакомившись с этой рубрикой, мой друг неожиданно нашёл то, чего не доставало для реализации его идеи – это портативный пеногенератор!

Вспомнив, как в металлургии производится отливка деталей с помощью опоки, он сконструировал в чертежах разъёмную форму по габаритам конечности человека, снабдил её штуцером для подключения пеногенератора, предусмотрев при этом возможность образования отверстия над раной в процессе заполнения формы исходными компонентами шины. Предполагалось, что форма, выполненная разъёмной и фиксируемая креплениями, после затвердения материала легко снималась с травмированной конечности, и та оказывалась «одета» в лёгкий пенопласт. Весь процесс наложения шины по этой технологии мог занимать от силы 5-10 минут, что, при достижении высокого качества и надёжности фиксации, сулило совершить воистину революцию в этой области медицины.

В предвкушении успеха Вершков оформил заявку на изобретение и отправил в Госкомитет, где она была зарегистрирована под № 2044743 от 20.04.74 г. Ответ был неутешительным: сославшись на патент США, эксперт утверждал, что такая «форма для наложения шины» уже известна. По своей неопытности мой друг тогда не знал, что без проверки содержания приведённого в заключении патента верить эксперту ни в коем случае нельзя. И он, полагаясь на его авторитет, счёл вопрос закрытым. Однако, пару лет спустя начальник патентного отдела космодрома майор Коновалов, узнав об этой истории, вновь зародил надежду на успех.

– Ну и наивный же вы человек! Ведь в Госкомитете такие же люди работают, что и мы с вами, и, чтобы подстраховаться и потянуть время, они готовы иной раз сослаться на первый попавший под руку патент. А твоя задача – «переварить» всю эту чепуху в переписке с экспертом.

– Так как же быть? – недоумевал Анатолий. – Ведь время упущено.

– Строго говоря, это действительно так, и по закону надо начинать всё с начала. Но давайте попробуем «дурочку разыграть».

– Это как же?

– Ведь бывает, что письма на почте пропадают? Так вот сделаем вид, что ответа на свою заявку вы не получили. Пишите запрос: де так, мол, и так – прошу сообщить ваше решение по указанной заявке. Должны ответить.

Этот приём сработал безотказно. И вскоре, получив копию указанного документа, Вершков сделал запрос на нужный патент США, а ещё через пару месяцев последний был уже у него в руках. И хотя его содержание было изложено на английском языке, с которым мой друг не был знаком, но даже по одним чертежам было ясно, что изображённый на них сосуд, предназначенный для заливки эпоксидной смолы перед её нанесением на травмированную конечность, не является формой, как таковой. Деликатно выразив эту мысль на бумаге, Анатолий отправил мотивированное возражение эксперту. Того, однако, доводы изобретателя не убедили, и он остался при своём мнении.

Сознавая свою правоту, мой друг более подробно и убедительно мотивировал свою позицию и ещё раз обратился в Госкомитет. Но результат был тот же. И так повторялось с периодичностью в 2-3 месяца в течение нескольких лет. Не ставя точку в переписке, но и не оставляя никакой надежды, эксперт явно тянул резину, на халяву зарабатывая на этом «на хлеб с маслом» (за каждый ответ он получал гонорар). Наконец, Вершков не выдержал такого измывательства и написал по этому поводу жалобу в Контрольный совет. И его настойчивость и выдержка увенчалась-таки успехом: там признали идею автора оригинальной и полезной, выдав на изобретение свидетельство под № 950375 от 14.04.82 г. Эта бодяга, таким образом, тянулась целых 8 лет, и Анатолий лично убедился – насколько тернист в нашей стране путь к научно-техническому прогрессу.

Ещё более поучительная история произошла со вторым изобретением моего друга. Как-то в газете ему попалась на глаза заметка о ледоколе, и он, мысленно представив, как это судно «с разбега» берёт ледовый барьер прямо в лоб, невольно задумался: неужели для решения этой несложной, по его мнению, задачи корабелы до сих пор не могут изобрести ничего путного? И Вершков решил им помочь. Просмотр справочной литературы показал, что дела в этой области действительно обстоят плачевно. Ударившись в фантазию, шаг за шагом продвигаясь к поставленной цели, Анатолий представил себе ледокол будущего, «вылезшим» носовой частью на ледовое поле на коньках-ледорезах, с установленным по центру под ватерлинией клином для ломки пополам вырезаемых и откалываемых под весом судна льдин. А для очистки образуемого им канала от битого льда он предусмотрел на его корпусе специальные направляющие-отводы.

Две заявки на данную конструкцию ледокола были зарегистрированы Госкомитетом под № 2071252 и № 2071253 от 15.11.74 г. Однако и на них – со ссылкой опять-таки на патент США – пришёл отрицательный ответ. А сам патент оказался столь объёмист и труден (без знания английского) для постижения смысла приведённых в нём бесчисленных чертежей, что изобретатель, не имея возможности составить мотивированное возражение, был вынужден отказаться от дальнейшей переписки. Однако пауза в ней, как и с предыдущей заявкой, оказалась лишь временной. Но уже по другой причине.

Просматривая как-то подшивку журнала «Изобретатель и рационализатор» за 1980 год, мой друг неожиданно обнаружил в одном из них на титульном листе (где публикуются наиболее значимые разработки за текущий месяц) свой проект ледокола (изобретение № 743912 от 30.06.80 г.) но только под чужими фамилиями: его авторами якобы являлись два кандидата технических наук. Анатолий опешил. Он сличил для верности приведённую в журнале формулу изобретения со своей, указанной в заявке. Формулировки обеих оказались полностью идентичны – плагиат налицо! Поскольку закон в данном случае был на его стороне, Вершков тут же обратился в Контрольный совет с требованием восстановить справедливость. Однако там, не отрицая факта плагиата, сделали хитрый ход конём: в своём ответе эксперты уведомили автора, что свидетельство на данное изобретение выдано якобы ошибочно и на этом основании аннулировано. Мой друг, таким образом, на этот раз остался с носом: как известно, на нет и суда нет.

Так, набираясь опыта и шишек, Вершков уверенно вступил на стезю изобретательства, обеспечив тем самым для своей лаборатории безоговорочное лидерство в социалистическом соревновании не только внутри отдела, но и в Управлении в целом.

Надо сказать, что творческое вдохновение пришло к моему другу не сразу – ему предшествовали кардинальные перемены в личной жизни. Развод с Региной дался ему непросто и только со второй попытки. Правда, с дележом имущества вопрос решился сам собой: Анатолий, собрав личные вещи, погрузил их в мотоцикл и выехал со двора. Зато по партийной линии вышла целая канитель. Для «дознания» обстоятельств ЧП была направлена к Регине целая делегация, которая однозначно признала: «Факт измены со стороны супруги доказуем». Но, несмотря на это – дабы не повадно было затевать развод другим – партийное собрание, по предложению начальника отдела, вынесло Вершкову строгий выговор «За слабую воспитательную работу в семье».

Получив официальный статус холостяка, мой друг решил провести очередной отпуск с Мариной в более комфортных условиях и приобрёл две туристские путёвки на пароход, курсирующий по Волге. Причём одну из путёвок он отправил своей подруге по почте. Анатолий всерьёз помышлял узаконить свои отношения узами брака: быть вечным любовником у неё на положении «мужа в запасе», он не собирался. В тихое утро бабьего лета, устроившись в отдельной каюте, они отправились из Москвы в «свадебное путешествие».

После бурной встречи, едва освободившись от объятий, Марина вдруг огорошила «любимого» неожиданным признанием:

– А знаешь, ведь я сегодня не хотела плыть с тобой на этом пароходе.

– Как?! – изумился Анатолий. – Это почему же?

– Решила с тобой больше не встречаться. Не хочу свою семью рушить – жалко мужа: он так любит сына!

– А что бы я делал здесь, один в каюте, ты подумала?

– Конечно. Я уже договорилась с одной девчонкой – она согласилась составить тебе компанию. А сейчас вот думаю: ведь вы могли быть с ней на пароходе и не встретиться – в путёвке номер-то каюты не указан.

Мысленно представив на месте Марины сейчас совершенно незнакомую особу, Вершков был шокирован: в голове его не укладывалось – как может пойти на такой поступок любящая женщина? И он впервые усомнился в реальности своих радужных планов связать с ней свою судьбу. Но строго осуждать свою подругу он не мог – как бы то ни было, а она всё-таки пришла, и он был благодарен ей уже за это.

Жизнь на пароходе шла размеренно и была насыщена различными «мероприятиями» – затейники работали на совесть. Каждый день неизменно начинался с исполняемой Людмилой Зыкиной по радио песни «Ромашки спрятались, поникли лютики.» И, проснувшись, туристы – как утренний ритуал – под её мелодию усердно занимались зарядкой: одинокие – на палубе, парочки – в каютах. После завтрака поначалу Анатолий приглашал подругу полюбоваться на окрестности. Погода была великолепной. В золотом убранстве леса и рощи выглядели сказочно красиво, а бескрайняя водная гладь великой русской реки располагала к душевному покою. Но Марину такое времяпровождение явно не устраивало, и она стала усиленно вовлекать партнёра по каюте в различные мероприятия: в шахматный турнир, в издание стенгазеты и пр. Сама же при этом предпочитала оставаться свободной. Вершков поначалу не видел в этом ничего худого, пока однажды в столовой соседка по столу не заронила в его душу сомнения:

– А зачем это ваша супруга так часто посещает нижнюю палубу?

Этот этаж парохода, по сути, представлял собой мужское общежитие, и появление там замужней женщины действительно вызывало подозрения. Но Анатолий, оберегая честь «супруги», успокоил соседку, солгав, что там поселился её брат. Однако вернувшись в каюту, он потребовал от Марины объяснений, и та не нашла ничего лучшего, как объявить себя нумизматкой. И моему другу, во избежание ссоры и в надежде на благоразумие партнёрши, не оставалось ничего иного, как сделать вид, что он ей поверил.

Однако их отношения и дальше продолжались всё в том же ключе. У Марины к концу путешествия даже появились – очевидно, на основе общих интересов – сомнительные подруги с камчатской геологической базы, «коллекционирующие» возвращавшихся из экспедиций мужчин, причём у каждой из них счёт «клиентов» шёл на сотни. И когда до возвращения парохода в Москву оставались последние сутки – подобно завершению спектакля в театре – произошла заключительная сцена этой драмы.

С ведома «мужа» Марина после ужина отправилась с подругами в рубку радиста, что располагалась по соседству с их каютой, играть в карты. Анатолий, в ожидании её возвращения, коротал время за просмотром журналов. Приближалась полночь, на палубе воцарилась полная тишина, а его подруги всё не было. Наконец, в коридоре послышались шаги, и Вершков предусмотрительно открыл дверь, в надежде увидеть свою зазнобу. Но её среди подруг не оказалось. Озадаченный, он обратился к женщинам с вопросом:

– А где же Марина?

– Она решила ещё партию сыграть, – успокоили те, – сейчас вернётся.

Смекнув, чем эта «партия» может обернуться, мой друг вовсе опешил. Первым его желанием было тотчас ринуться в радиорубку. Однако, побоявшись обидеть свою подругу не вполне обоснованным подозрением в измене, счёл неудобным появляться там сразу и решил какое-то время выждать. Но сидеть в бездействии в такой пикантной ситуации он не мог, поэтому вышел на палубу. Прогуливаясь по ней вдоль зашторенных окон, Анатолий невольно остановился у каюты радиста. Шторки в её окне оказались закрыты неплотно, и он машинально заглянул в щель. То, что он увидел, повергло моего друга в шок: повремени он ещё минуту-другую, и было бы уже поздно. Как ошпаренный, огибая длинный ряд кают, Вершков бегом бросился к двери радиорубки. Та оказалась незапертой, и, распахнув её настежь, он застал стоящих в обнимку «голубков» врасплох.

Марина, отпрянув, смотрела на него с видом нашкодившего ребёнка, и Анатолий, молча схватив её за руку, потащил в свою каюту. Только там он дал волю чувствам: чаша его терпения была переполнена:

– Ты что же это, сука, делаешь? Неужели тебе всё мало?

И с этими словами, утратив над собой контроль, он нанёс своей любовнице хлёсткую пощёчину.

Её реакция была неожиданной:

– Ага, бьёшь – значит, любишь!

Анатолий ожидал чего угодно, только не этой банальности, и она подействовала на него, как красная тряпка на быка.

– Вон отсюда, стерва! И чтобы я тебя больше не видел!

На этот раз вертихвостка правильно оценила ситуацию и тотчас выскочила из каюты. Незадачливый любовник, пылая гневом, вытащил из-под кровати чемодан Марины и, запихав туда её вещи, выставил его за дверь. Чтобы как-то успокоиться, мой друг прибегнул к испытанному средству. Вспомнив, что в чемодане у него лежит прихваченная ещё в порту «на всякий случай» (его подруга была к спиртному равнодушна) бутылка коньяка, он, достав её, распечатал и, налив полный стакан, выпил залпом. После этого улёгся в кровать и впал в невесёлые раздумья. Между тем время шло, и, поостыв, он забеспокоился о провинившейся: вышла она в одном платье, а на дворе уже не лето; да ещё, не дай Бог, прыгнет со стыда за борт. Но беспокоился он напрасно – искать Марину не пришлось. Примерно через полчаса она появилась на пороге и мягко упрекнула:

– Зачем же чемодан мой в коридор выставил? Куда мне теперь деваться?

Вершков понял, что погорячился сверх меры, но промолчал. Подруга разделась и, не выключая свет, легла в свою постель. Наступила тишина, но оба не спали. Анатолий, не допуская даже мысли о примирении, мучительно думал, как же ему теперь быть. Он ещё выпил коньяку, и вскоре этот живительный напиток проявил своё благотворное действие. «В конце концов, – размышлял Вершков, поглядывая на торчащую из-под одеяла обнажённую ножку бывшей возлюбленной, – самого худшего не случилось, да и она уж теперь для меня не невеста – чего мне терять?» И он со словами «Ну, подруга, давай прощаться» перебрался на её кровать.

Они снова помирились. Но каждый понимал, что это их последняя ночь.

– И зачем тебе это нужно – мотаться по чужим каютам? – уже вполне успокоившись, поинтересовался Анатолий.

– Понимаешь, ничего не могу с собой поделать: я всегда хочу и не могу устоять, если мужчина проявляет ко мне интерес. Муж как-то обозвал меня за это «хищницей».

– Да, очень меткое сравнение: щука, например, даже будучи сытой, всё равно на блесну бросается. – И после паузы, как бы подводя черту под их романом, вынес «вердикт»: – Семейной жизни у нас, Марина, не получится: жить с тобой – одна морока.

– Я поняла это раньше и потому не хотела приходить на пристань, – призналась она и, помолчав, спросила: – А ты не жалеешь о нашей встрече? Ведь я разрушила твою семью.

– Нет, нисколько: ты не виновата, – совершенно искренне ответил Анатолий, – я в жизни вообще ни о чём не жалею. Ты мне открыла целый мир, о котором я лишь догадывался и всю жизнь мечтал. И благодарен судьбе за это.

А утром они, покинув пароход на речном вокзале столицы, расстались. Навсегда.

В первое время после развода, видимо, давая время «одуматься», Вершкову было отказано в предоставлении жилья, даже в офицерском общежитии. И он был вынужден искать себе прибежище то в гостинице, то у друзей, временно оставшихся в своих квартирах «холостяками». Пребывая в удручённом состоянии, он вёл пуританский образ жизни, в будни позволяя себе посещать лишь библиотеку и кинотеатр, а в выходные дни проводил на охоте или рыбалке. При этом, передавая свой опыт, он усиленно старался привить любовь к природе и сыну Серёже, которому исполнилось к тому времени уже 14 лет. Мать на этот раз проявила благоразумие и не препятствовала бывшему супругу в общении с сыном.

Так прошла зима. А весной, по окончании «контрольного срока», Анатолию всё-таки дали жильё, выделив однокомнатную квартиру в новом районе города, который из-за удалённости от центра жители называли Даманским. Чтобы не терять зря времени при «выходе в город», он приобрёл велосипед и поначалу на время прогулки оставлял его, прикрепляя замком к чугунной ограде, возле дома офицеров. А вскоре нашёл и более удобную стоянку – в подъезде дома, где проживал Валевский, вблизи кинотеатра «Сатурн». С той поры его велосипед получил по этому адресу «постоянную прописку». Однако соседи Виталия (а скорее всего, соседки) истолковали это на свой лад, о чём мой друг однажды узнал из воспитательной беседы с начальником.

Пригласив к себе в кабинет, Крутов сразу же взял быка за рога:

– Ходят слухи, что ты завёл шуры-муры с женой Валевско– го – это правда?

– Да боже меня упаси – как можно? – изумился Вершков. Откуда эти сплетни?

– Значит, отрицаешь сей факт? – продолжил Рудольф, делая упор на последнее слово и пропустив мимо ушей вопрос собеседника, предупредил: – Смотри, а то дорого за это заплатишь.

И тут Анатолия осенило:

– Так это, наверно, мой велосипед во всём виноват! – от души расхохотался он.

– Объясни, – опешил от такого поворота беседы начальник.

Вершков ввел его в курс дела, но после этого разговора, во избежание сплетен, «перенёс» велосипедную стоянку обратно к дому офицеров.

Во внеслужебное время мой друг тосковал по общению и был благодарен товарищам, когда те время от времени приглашали его на вечеринки. Однако он скоро заметил одну закономерность: всякий раз за праздничным столом рядом с ним неизменно оказывалась одинокая незамужняя женщина. И он в итоге догадался, что его приглашают не без умысла. Вступать в новый брак Вершков был пока не готов, а случайные связи его тяготили, и он старался их избегать. И потому такие вечеринки – без серьёзного повода – перестали его интересовать, а принимал приглашения, тоскуя по семейной обстановке, только от близких друзей. Однако время лечит душевные травмы, а природа берёт своё. И уже через год Анатолию опостылела такая жизнь, и он решил, что пора жениться. К тому времени Регина с детьми уехала, и больше ничто не мешало моему другу завести новую семью. Дело оставалось за «малым» – подыскать невесту.

На предстоящий отпуск в жаркое лето 1972 года Вершков помимо своего родного города – запланировал две поездки: к младшей сестре Татьяне в Винницу и к школьному другу Лебедеву во Владимир. Поскольку увольнение в запас было не за горами, он уже подумывал о новом месте жительства, и выбор этих маршрутов был не случаен. Но по прибытии в отчий дом, старшая сестра Валентина предложила познакомить его со своей коллегой врачом– педиатром, недавно окончившей институт и оказавшейся после неудачного брака в положении матери-одиночки. Анатолий, поразмыслив, решил сначала заняться первой проблемой и, оставив знакомство с потенциальной невестой на потом, уехал в Украину.

Татьяна только что вышла замуж и непременно хотела познакомить брата со своим супругом. Пётр Михайлович – так звали её мужа – оказавшийся ровесником Анатолия, был главным инженером химкомбината и тоже расторгнул недавно первый брак. Поэтому они быстро нашли общий язык, и первая неделя отпуска пролетела быстро. Сам город на Вершкова произвёл благоприятное впечатление, тем более, что стоит на реке Южный Буг, и рыбалка тут худо-бедно обеспечена. Но в его жителях чувствовалась некая отчуждённость: мой друг не ощущал в них ожидаемого родства душ и в итоге, побоявшись оказаться здесь в положении незваного гостя, мысленно вычеркнул Винницу (а равно и всю Украину) из планов на постоянное жительство. Решив, таким образом, основную задачу, Анатолий засобирался в обратный путь. Тем более, что погода здесь оставляла желать лучшего – постоянно шли дожди.

Владимир, напротив, встретил его небывалой для этих мест жарой, что оказалось как нельзя кстати. Его друг сделал всё, чтобы и сам город, и здешняя природа произвели на его школьного товарища наилучшее впечатление. Он водил его по самым живописным местам, знакомил с историческими памятниками, а в заключение организовал путешествие по Клязьме на моторной лодке. И во время этого плавания, покорённый красотой здешних мест, Вершков твёрдо решил по окончании службы поселиться во Владимире, учтя и то обстоятельство, что рядом была Москва, и рукой подать до его родного города Тейково.

До конца отпуска оставалась всего неделя, и на обратном пути, проплывая мимо Коврова, он заторопился:

– Извини, друг, но я, пожалуй, поеду домой по железной дороге – так скорее будет. – И, как бы шутя, добавил: – Мне ещё надо успеть жениться.

– Как это – жениться? – изумился Волод. – Разве у тебя есть невеста? Что же ты до сих пор молчал – расскажи хоть, кто такая.

– Не могу, – улыбнулся Анатолий, – ещё сам не знаю.

Но затем ввёл озадаченного друга в курс дела.

– Ну, желаю успеха, – напутствовал его на прощанье Лебедев.

На том они расстались.

В прекрасном расположении духа Вершков вернулся в родной город. Времени было в обрез, и на другой же день сестра устроила ему «смотрины» по месту работы – в роддоме.

– Подожди здесь, – усадила она брата на скамью в вестибюле здания, – я сейчас позову Таню.

Полагая, что они вернутся вдвоём, Анатолий не обращал особого внимания на проходящих мимо него медработников. Примерно через четверть часа Валентина вернулась одна.

– Ну что – как она тебе приглянулась?

– Кто «она»? – удивился брат, – тут много побывало народу. Промелькнул, правда, какой-то «халат на палке» – может быть она и есть? Почему же она не подошла ко мне?

– Она стесняется – как ты не понимаешь?

– Что же теперь делать? – задумался мой друг. – Тогда давайте вместе сходим сегодня вечером в кино.

Так состоялось знакомство Вершкова со своей будущей «половинкой», которая с первого же взгляда пришлась ему по душе. А на другой день после их первого свидания тет-а-тет он и вовсе был покорён её обаянием, и тут же сделал ей предложение. Татьяна не стала жеманиться, но, прежде чем дать согласие, предложила соблюсти обычай и познакомиться с её родителями. И в ближайшую субботу во время этого визита в их дом вопрос о браке был окончательно решён. Причём основной причиной такой поспешности у Татьяны была забота о сынишке, который не давал ей покоя, спрашивая о каждом встречном, одетом в военную форму: «А это не мой папа?» Её сыну Мише – белокурому, любознательному ребёнку было два годика, и он ощущал острую потребность в отце, что сыграло на руку моему другу. Поскольку времени на оформление брака в местном ЗАГСе уже не осталось, договорились сделать это в Ленинске, куда невеста должна была приехать после получения там соответствующего допуска в службе режима.

На космодром, взяв отпуск, она прибыла в октябре месяце. Стояла тихая, умеренно-тёплая погода – раздолье для рыбаков и охотников! Недавно открытый рынок на станции Тюра-Там ломился от дынь и арбузов. Поэтому для человека, настроившегося на суровые условия пустыни, жизнь здесь показалась чуть ли не раем. Татьяна приехала пока одна, без сына, И Анатолий, выезжая на природу, всюду брал её с собой. Друзья вместе со своими жёнами охотно приняли его новую подругу в свой круг, и она вскоре почувствовала себя здесь, как дома. Особенно тёплый приём они встретили в семье Меркуловых, хозяйка которой, Аннушка, стала самой близкой её подругой. Она же с мужем стали свидетелями при заключении брака в ЗАГСе. А Геннадий Ракитин по этому случаю, оголив все грядки в своём огороде, преподнёс «молодым» целую охапку цветов. Если учесть, что в продаже их в ту пору не было вообще, то это был бесценный подарок для невесты.

Вершков обрёл, наконец-то, своё долгожданное, истинное счастье и при встрече с друзьями на традиционный вопрос «Как поживаешь?», неизменно отвечал, не кривя душой: «Лучше всех!»