Анатолий Корешков
За стеной секретов

© Корешков А.А., 2019
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Глава 4

Запуская спутники различного назначения, в том числе и военного, и делая первые шаги в исследовании Луны, в конце 50-х годов никто из испытателей даже представить себе не мог, что полёт человека в космос возможен уже в обозримом будущем. Но с прибытием на полигон в январе 1960 года нового спутника внушительных габаритов и весом около полутора тонн, снабжённого тормозным двигателем для посадки и системой терморегулирования в нём воздуха, стало ясно, что осуществление мечты человечества вырваться в космос уже не за горами. Этот спутник был прообразом будущего корабля «Восток», а его конструктором был Олег Генрихович Ивановский.

Однако официальное сообщение о начале реализации данной программы появилось в печати только в мае текущего года после выведения на орбиту корабля указанного типа с двумя собачками на борту. Для обслуживания систем корабля был создан первый на полигоне космический отдел (№ 31), который возглавил Алексей Петрович Долинин. В него вошли опытные испытатели: В. Я. Хильченко, В. И. Ярополов, В. Е. Стаднюк, А. Н. Солодухин, Г. Д. Ракитин и др. Личный состав отдела, при ненормированном рабочем дне, работал с предельной нагрузкой, приезжая на работу и покидая площадку № 2 вместе с начальником на специально выделенном для них автобусе.

Первый, подготовительный, этап этой программы длился до конца текущего года, и его итоги не внушали оптимизма: из четырёх кораблей с четвероногими экипажами на Землю вернулся только один – с собачками Белка и Стрелка. Таким образом, думать о запуске человека в космос было ещё рано. Но отработка систем корабля и приобретённый опыт позволили Сергею Павловичу Королёву, после принятия надлежащих мер, вплотную подойти к решению поставленной задачи.

Однако, опасаясь потерпеть фиаско, он не спешил форсировать события, и тому были весьма веские причины. Помимо недостаточно высокой надёжности корабля, обстановка на полигоне к исходу текущего года не способствовала реализации столь грандиозной задачи: моральный дух испытателей был в значительной степени подорван трагическим событием, происшедшим 24 октября 1960 года.

В тот день во вновь образованном НИУ-2 при подготовке к старту первой ракеты 8К64 (Р-16) конструкции Михаила Кузьмича Янгеля произошёл её взрыв, вызванный самопроизвольным запуском двигателя второй ступени. До того времени на меры безопасности при подготовке ракет к старту на полигоне обращалось мало внимания, а такая мера как эвакуация личного состава с площадки вообще не применялась. Поэтому возле ракеты во время работ находился практически весь боевой расчёт вместе с гражданским персоналом. А в итоге число пострадавших оказалось 150 человек, из которых половина – с летальным исходом. Ввиду высокой токсичности компонентов топлива, люди погибали не столько от самого взрыва, сколько от обширных ожогов и отравления. Положение усугублялось тем, что ракетное топливо было строго секретным, и начальники долго не решались открыть эту тайну медперсоналу, тем более что начальник полигона К. В. Герчик в тяжёлом состоянии был отправлен самолётом в Москву, а М. И. Неделин погиб на месте.

Что касается первопричины этой катастрофы, то пагубную роль в ней, несомненно, сыграла спешка, в которой проводились работы: на носу был праздник 7 ноября, и по негласной традиции к нему Главный намеревался приурочить очередной «подарок для Родины». Впрочем, не только по своей воле: ход работ держал на контроле лично Никита Хрущёв, периодически звонивший по ВЧ-связи маршалу Неделину. В итоге Янгель – вопреки мнению В. М. Келдыша по поводу недопустимости продолжения работы в таких условиях – пошёл на сделку с совестью и дал добро на вывоз ракеты из МИКа с обнаруженной, но не выявленной до конца неисправностью в её системе управления (конструктор Б. М. Коноплёв). А она-то как раз и явилась причиной «самопроизвольного» запуска двигателя на старте. Весьма примечательно, что оба конструктора при этом не пострадали.

Хоронили погибших в братской могиле, вырытой в городском парке площадки № 10. Траурная церемония произвела на испытателей удручающее впечатление, при этом большинство из них впервые и в полной мере осознало всю опасность выполняемой ими работы. На церемонии присутствовал Л. И. Брежнев, прибывший на полигон во главе комиссии по расследованию причин катастрофы. Само же расследование фактически не проводилось – Леонид Ильич сам определил «виновников» катастрофы:

– Наказывать никого не будем, – заявил он, – все виновные уже наказаны.

Тем самым вся вина за происшедшее была несправедливо возложена на Митрофана Ивановича Неделина. Случайными жертвами этой катастрофы оказались также начальник НИУ-1 Осташёв Е. И. и бывший начальник службы ОИР полигона Носов А. И., только что получивший назначение на высокий пост в ГУРВО. Только спустя 40 лет после гибели маршалу Неделину в городе Байконур поставлен памятник как основателю космодрома.

В феврале 1961 года на полигон прибыл очередной корабль по программе запуска в космос человека, имеющий уже специальную маркировку – 3КА № 1. Конструктивно он полностью отвечал требованиям пилотируемого полёта, и в кресле вместо будущего космонавта уже «сидел» манекен, которого испытатели тут же окрестили Иваном Ивановичем. Понимая, что заветный час уже близок, они с удвоенной энергией и энтузиазмом принялись за дело, и 9 марта 1961 года корабль с собачкой Чернушкой на борту успешно стартовал на орбиту. Через 108 минут полёта спускаемый аппарат (СА) благополучно приземлился в заданном районе, а четвероногий «пилот» остался цел и невредим.

Это вдохновило Государственную комиссию, и она под председательством Константина Николаевича Руднева тут же принимает решения о подготовке к запуску второго корабля 3КА, ставшего, по сути, генеральной репетицией вывода на орбиту пилотируемого корабля «Восток». На завершающем этапе его испытаний в МИКе на полигон впервые прибыла группа будущих космонавтов во главе с Н. П. Каманиным. Это были: Григорий Григорьевич Нелюбов, Герман Степанович Титов, Юрий Алексеевич Гагарин, Андриан Григорьевич Николаев, Валерий Фёдорович Быковский и Павел Романович Попович. Внимательно приглядываясь к происходящему, они вели себя достаточно скромно и поначалу не произвели на испытателей особого впечатления, тем более что все были небольшого роста и ниже их по воинскому званию. Испытания корабля 3КА № 2 и на этот раз прошли без серьёзных замечаний, и он был успешно выведен на орбиту с собачкой Звёздочкой 25 марта. Его полёт и приземление также прошли строго по заданной программе, что послужило основанием для доклада Правительству о реальной возможности запуска человека в космическое пространство.

Успешный полёт двух последних кораблей 3КА вовсе не гарантировал благополучного возвращения будущего космонавта на родную Землю, и Главный пребывал в раздумье. Но Хрущёв, познавший вкус мировой славы после запуска первого спутника и жаждущий нового триумфа, настаивал на скорейшем полёте в космос Человека. Дело в том, что американцы в это время готовили к суборбитальному полёту своего первого космонавта и вот-вот могли завладеть мировым рекордом в этой области. Допустить этого было никак нельзя, поэтому запуск очередного корабля серии 3КА под названием «Восток-1» – уже с космонавтом на борту – был намечен Королёвым на 12 апреля 1961 года.

После дополнительного инструктажа, в котором никто из испытателей и не нуждался, с благоговением и трепетом они приступили в МИКе к работам по подготовке к запуску человека в космос. Активное участие в них принимали на этот раз и будущие космонавты. При этом однажды Вершков стал свидетелем такого эпизода. Сергей Павлович Королёв, не упуская случая лишний раз пообщаться с будущими космонавтами, решил лично ознакомить их с «космическим домом», а в заключение беседы – в качестве практики – предложил каждому из них зайти через люк внутрь корабля. Те делали это весьма охотно, затем деловито обменивались впечатлениями, но при этом других эмоций поначалу никто не проявлял. Когда же наступила очередь Гагарина, то, благоговея перед «Востоком», как перед святой обителью, он, прежде чем туда войти, начал расшнуровывать ботинки и, только сняв обувь, шагнул через люк корабля. Как понимает читатель, на этот весьма примечательный факт Главный не мог не обратить внимания, и в последующем при выборе кандидата на звание первого космонавта планеты он не мог не сыграть своей роли.

Чрезвычайные меры предосторожности и чёткая организация работ положительно сказалась на качестве проведения испытаний всех систем корабля и ракеты-носителя, и в ночь на 10 апреля – точно по графику – началась их стыковка перед вывозом на старт. Руководил бригадой такелажников испытатель Николай Синеколодецкий, общее руководство работами осуществлял О. Г. Ивановский. И тут произошёл непредвиденный казус. Контрольное взвешивание корабля показало, что его вес превышает допустимую величину. Не решившись беспокоить «по мелочам» Главного, Олег Генрихович принимает самостоятельное решение: вырезать на корабле часть кабелей, которые использовались при беспилотном варианте, и в которых теперь уже не было нужды. Это был смелый и рискованный шаг: проведение таких работ на уже заправленном топливом корабле с установленными на нём пиропатронами при последующей подаче напряжения на борт могло привести (в случае малейшей ошибки) к непредсказуемым последствиям.

Неудивительно поэтому, что когда утром Королёв появился в МИКе и увидел гору вырезанных из корабля кабелей, то его негодованию, казалось, не будет предела: ракета была спроектирована с запасом по мощности, и лишние 6-8 килограмм для неё были сущим пустяком. Он, не стесняясь присутствующих, долго ругал Ивановского на чём свет стоит, а в заключение пригрозил:

– По шпалам в Москву отправлю!

Эта фраза Королёва после данного инцидента стала на космодроме притчей во языцех. Но, к счастью, проведённая на корабле «хирургическая операция» не имела негативных последствий, и после дополнительных проверок корабль «Восток-1» вместе с ракетой по решению Государственной комиссии 10 апреля был вывезен на старт.

Одним из основных вопросов, которые решала Госкомиссия, было утверждение кандидата на роль пилота корабля «Восток-1». Это была непростая задача. Тогда ещё не знали, как человек поведёт себя в космическом пространстве, сможет ли он адекватно реагировать на критическую ситуацию, которая не исключалась во время полёта. По этой причине, в частности, красная кнопка ручного включения тормозного двигателя на пульте управления корабля была закрыта крышкой, а последняя снабжена логическим замком, чтобы космонавт, в случае потери над собой контроля, паникуя, случайно её не нажал. Так что это был вопрос не только престижа, но и чрезвычайно высокой ответственности: в нештатной ситуации он вполне мог оказаться решающим фактором благополучного возвращения космонавта на родную Землю.

А на деле данный вопрос решался так. Руководство отряда космонавтов ещё загодя рекомендовало для предстоящего полёта сразу двух человек: Германа Титова и Юрия Гагарина, оставив право окончательного выбора пилота корабля «Восток-1» за комиссией. Однако та, в свою очередь, предложила выбрать его из предложенных Каманиным кандидатур Никите Сергеевичу Хрущёву. Но тот, ознакомившись с биографиями обоих лётчиков, деликатно отклонил это предложение, отметив, что каждый из них достоин быть первым космонавтом планеты. Последнее слово в этом щекотливом вопросе, таким образом, осталось за Государственной комиссией. А процедура его решения, по рассказу начальника ГУРВО генерала К. А. Керимова⁶, была такова.

«Перед началом работы комиссии Руднев отозвал Королёва в сторонку, чтобы обсудить порядок утверждения кандидата на предстоящий полёт. Между ними состоялся такой диалог:

– Как будем решать, Сергей Павлович?

– По традиции, – ответил тот.

– Это как же?

– У авиаторов есть традиция: на первый полёт пилота нового самолёта назначает Главный конструктор.

И хотя это было сказано как бы в шутку, позиция Королёва была ясна: право выбора первого космонавта он намерен оставить за собой. А затем к Королёву подошёл Келдыш и предложил выбор

Кандидата предварительно согласовать в узком кругу. К его мнению Сергей Павлович не мог не прислушаться и пошёл на компромисс, пригласив нас в свой кабинет.

Всего нас было человек десять. Расположились вокруг стола, сидим, ждём: каждому ясно, что свой выбор Главный уже сделал, и никто не собирался его оспаривать. Но тот не был в этом уверен и заметно волновался. Свою речь он начал издалека – об историческом значении предстоящего пуска. Затем без видимой, казалось бы, связи с повесткой дня он повёл вдруг речь об ивановской ткачихе-ударнице Гагановой, слава о которой в то время гремела на всю страну. А после этого с пафосом изрёк: «А скоро весь мир будет славить нашего первого космонавта – Юрия Алексеевича Гагарина!» Все, естественно, с ним согласились, и коллегиальность решения по данному вопросу формально была соблюдена. А на заседании самой комиссии Гагарин был утверждён пилотом корабля «Восток» уже официально.

В период проведения спецработ допуск людей на стартовую площадку обычно был строго регламентирован. Но на этот раз площадка № 1 напоминала проходной двор: прослышав о грядущем событии эпохального масштаба, многие чиновники из Москвы правдами и неправдами добились права воочию узреть старт Человека в космос. А некоторые из них были не прочь и «приобщиться к делу» в надежде стать его участниками. Эти высокопоставленные гости, наблюдая за происходящим, небольшими группками и в одиночку, не спеша, фланировали по бетонной дорожке, окаймлявшей стартовый котлован, и живо обменивались между собой впечатлениями. И вот один незнакомый генерал, подойдя из любопытства к установленной на крыше бункера антенне станции КИА-РУ, обратил внимание на торчащий из трубы торец волновода. Усмотрев в этом непорядок, а может, и нечто более серьёзное, он обратился к направляющемуся в бункер Володе Крылову:

– Кто старший по этой системе? Позовите его сюда!

Крылов, ответив, как положено, «Слушаюсь, товарищ генерал!», поспешил удалиться и, зайдя в пультовую Толькиной станции, где как раз проводились испытания системы РУ, сообщил заместителю начальника отдела майору Фунтову о приказе генерала. Тот, почуяв недоброе, тотчас бросился наверх. И интуиция бывшего фронтовика не подвела.

– Почему волновод не подключён к антенне? – озадачил его вопросом генерал.

Толькин начальник вступил в должность недавно и на старте был впервые, поэтому ничего вразумительного ответить на этот вопрос не мог. Генерал истолковал это по-своему и начал его прилюдно распекать, обвиняя в безответственности, разгильдяйстве и т. п. Александр Иванович, вытянувшись в струнку и приложив руку к козырьку, терпеливо слушал его нотации, едва успевая вставлять короткие реплики:

– Так точно, товарищ генерал!

– Будет сделано, товарищ генерал!

– Сейчас я им уши прочищу. Разрешите идти, товарищ генерал?

Вернувшись в бункер «на взводе», Фунтов потребовал от Крутова разъяснений по существу дела. Тот поспешил его успокоить, пояснив, что это торчит наружу часть старого волноводного тракта, подлежащего демонтажу после модернизации станции, но оставленного на всякий случай по указанию Ю. С. Павлова в качестве резервного.

– Так зачем же гусей дразнить? Вы хоть для порядка заглушку на волновод поставьте: я должен доложить генералу о принятых мерах.

И Рудольф, недовольно пробурчав про себя «ходят тут всякие и работать мешают», послал ефрейтора Смирнова закрыть злополучный волновод заглушкой. На этом инцидент, не стоивший, по сути, и выеденного яйца, был исчерпан.

Электрические испытания ракеты по графику первого стартового дня были успешно завершены. А на следующий, резервный день в 13.00 на бетонной площадке возле ракеты (на «нулевой отметке») был организован митинг, посвящённый грядущему историческому событию. Испытатели тепло напутствовали Гагарина в предстоящий полёт и подарили будущему космонавту букетик степных тюльпанов. Королёв, в свою очередь, пожелав Юрию Алексеевичу счастливого полёта, обратился со словами благодарности к испытателям:

– Мы – современники Гагарина, и мы обязаны не забывать назвать тех, кто своим ратным трудом прославил нашу страну. Вы участники исторического момента для нашей планеты, и должны осознать себя личностью исторической, почувствовать свою ответственность перед будущим поколением.

В ответном слове Юрий Алексеевич заверил присутствующих, что приложит все силы и знания для выполнения исторического полёта. По окончании митинга Руднев, Королёв, Ивановский и Гагарин зашли в лифт и поднялись на верхнюю площадку, где Сергей Павлович лично ознакомил председателя Государственной комиссии с кораблём «Восток», рассказав и о принятых мерах по спасению космонавта на случай аварии. А надо сказать, что одна из указанных мер – а именно: натяжение над стартовым котлованом «сетки» из стального каната, на которую в указанном случае должен был бы катапультироваться космонавт – была весьма примитивна и никак не гармонировала с уникальным стартовым сооружением. А главное, по мнению испытателей, этот стальной «батут» с ячеёй около метра мог скорей покалечить космонавта, чем его спасти. Видимо, такое же впечатление сложилось и у Руднева, ибо в скором времени эта канатная «паутина» над стартовым котлованом была демонтирована.

В ночь накануне старта Королёва одолевали раздумья. И причиной тому были не только опасения за судьбу первого космонавта. С вечера они с Келдышем зашли к Гагарину с Титовым, чтобы пожелать им спокойной ночи. На столике у них работал радиоприёмник. Покрутив у него ручку настройки, Сергей Павлович вдруг услышал «вражеский голос», вещавший сногсшибательную для планеты новость: «Русским осталось несколько часов до запуска человека в космический полёт». Откуда там могли это знать, если все работы ведутся в строжайшей тайне? Теперь о предстоящем запуске пилотируемого корабля в Советском Союзе знал уже весь мир, и груз ответственности за его исход ещё сильнее давил на плечи Главного конструктора.

Утро 12 апреля 1961 года выдалось тихим и ясным – будто сама природа замерла в ожидании столь знаменательного события в жизни человечества. На старте началась заправка ракеты компонентами топлива, и из кислородного клапана привычно парил жидкий кислород. Электрические испытания были успешно завершены, и группа офицеров, среди которых был и Толька Вершков, вышла из душного бункера подышать свежим воздухом. Возвращавшийся с «нулевой отметки» Боря Чекунов, поравнявшись с ними, поделился последней новостью:

– На нулевой сейчас чуть драка не произошла: корреспонденты «Правды» и «Красной Звезды» никак не могли поделить между собой микрофон для взятия у Гагарина интервью. Люди вокруг хохочут, а они сцепились, как два скорпиона. Я уж думал, дело до мордобоя дойдёт – потеха!

– Ну и кто же «победил»? – поинтересовался Юра Бруднов.

– Юрий Фокин из «Красной Звезды».

– Ну, значит, «наша взяла», – шутливо резюмировал он, – чувствуется армейская закваска.

Испытатели весело посмеялись над происшедшим, но на душе у моего друга остался горький осадок: человек, рискуя жизнью, ещё только готовится лететь в космос, а кто-то уже грызётся между собой в расчёте урвать и для себя долю его славы. И выразил свои мысли вслух:

– Рано делят шкуру неубитого медведя. Их бы сейчас самих посадить в ракету вместо Гагарина – разом бы угомонились.

Эта реплика получила общее одобрение, а у Вени Журавлёва она вызвала неожиданную реакцию, и тот на полном серьёзе обратился к присутствующим с вопросом:

– А что, ребята, если, допустим, Гагарин с Титовым вдруг сейчас заболеют, и Королёв предложит занять место пилота в корабле кому-то из нас: кто готов лететь в космос?

Наступила неловкая пауза, которую первым, надеясь отделаться шуткой, нарушил Саша Затона:

– Если Родина прикажет, то и на ежа, сняв штаны, сядешь.

– Ну, а если не прикажет, а попросит? – деликатно уточнил Веня.

– Тут надо подумать, – не готовый к прямому ответу, замявшись, ответил тот.

– И с женой посоветоваться, – подначил товарища Витя Дроков.

– А как же? – ответил тот. – Само собой – вопрос серьёзный.

– Всё ясно. А ты, Гена, как на это смотришь? – обратился Журавлёв к Ракитину. Но и тот уклонился от прямого ответа:

– Каждый должен заниматься своим делом.

– И всё же? – настаивал Веня.

– На месте Сергея Павловича я бы лучше вызвал из Москвы ещё пару космонавтов, толку было бы больше.

– А я бы, – высказал своё мнение Чекунов, – пожалуй, подождал, когда ракета станет понадёжней, а собаки будут чаще возвращаться на Землю.

– И желательно живыми, – не преминул уточнить его мысль Дроков, а затем откровенно признался: – Ни к чему мне (выражение было куда круче) мировая слава, а уж тем более – посмертная. Ещё пожить охота.

И лишь после этого, убедившись в единодушии в данном вопросе, все согласились с таким, казалось бы, парадоксальным выводом. И тому были достаточно веские причины. Даже согласно сухой статистике, шансов вернуться на Землю у Гагарина было всего 50%. Кроме того – в отличие от будущих космонавтов – испытатели досконально знали всю предысторию того старта, которая, мягко говоря, не внушала оптимизма: они были знакомы с многочисленными авариями ракет не понаслышке. К тому же ещё не поросла травой земля на братской могиле их товарищей, погибших всего полгода назад при взрыве на старте ракеты Р-16, и они, естественно, старались, по возможности, избежать участи жертв той катастрофы. И, как покажет полёт корабля «Восток», опасения испытателей были вполне обоснованы.

После посадки Юрия Гагарина в СА и задрайки люка в подготовке ракеты к старту вышла небольшая заминка: один из датчиков контроля этой операции не сработал. Бригаде монтажников пришлось заново открывать люк и задраивать его повторно. Замечание, таким образом, удалось устранить. И вот, наконец, по громкой связи подполковник Кириллов объявляет пятиминутную готовность к пуску (на этот раз с двойным запасом). В бункере воцарилась мёртвая тишина. Испытатели с замиранием сердца приникли к шлемофонам и динамикам, стараясь не пропустить ни единого слова из прощального диалога между Королёвым и Гагариным, который вёлся по радиоканалу и дублировался на узле связи.

Это были самые волнительные минуты накануне старта. Репортаж человека из головной части ракеты, которая воспринималась офицерами прежде всего как смертоносное оружие, будоражило умы и поражало воображение. У Вершкова эта картина невольно ассоциировалась тогда с пуском японской торпеды, управляемой камикадзе, обречённым на неминуемую, но добровольную гибель ради выполнения боевой задачи. И хотя он сознавал, что такое сравнение в данной ситуации неуместно, но ничего поделать с собой не мог. И что больше всего поражало участников грядущего события, так это спокойный, даже без намёка на волнение, голос Юрия Гагарина: создавалось впечатление, что он сидит всего лишь в тренажёре и не сознаёт всей степени опасности, которая поджидает его в предстоящем полёте. По крайней мере, у моего друга было ощущение, что он переживает за жизнь космонавта гораздо сильнее, чем тот сам. А ещё Толька, вспомнив о книге Стефана Цвейга «Звёздные часы человечества», тогда с гордостью первопроходца подумал: «Вот он – его воистину Звёздный час!»

Судя по всему, те же чувства испытывали и другие участники этого эпохального события. Но больше всех переживал происходящее, конечно же, Главный конструктор. Держа в руке микрофон, он буквально засыпал пилота корабля разнообразными вопросами, порой не столь уж и важными для дела. Его задачей при этом, несомненно, было не столько получение информации от космонавта – она передавалась с борта и по другим каналам – сколько, нейтрализуя фактор изоляции, поддержать в нём дух бодрости и оптимизма. И с этой задачей Сергей Павлович справился блестяще.

Корабль «Восток-1» под бодрый возглас Гагарина «Поехали!» стартовал в 9 часов 07 минут московского времени. Недобрые предчувствия испытателей (слава Богу – не самые худшие) начали сбываться уже при выведении его на орбиту. Ещё до вхождения в радиосвязь с РУПом вышел из строя бортовой передатчик. Как отмечалось выше, это было слабое звено в системе РУ, и на случай отказа при подготовке к старту, в МИКе площадки № 2 специально дежурил с запасным прибором лейтенант Чемакин, готовый по первому требованию доставить его на СП. Но теперь он уже ничем не мог помочь, и система РУ не смогла выключить двигатели ракеты в расчётное время. Дублирующая автономная система управления, настроенная «с запасом» по времени, сработала со значительной задержкой, в результате чего корабль «Восток» вышел на орбиту на 40 км выше расчётной.

Гагарину вряд ли об этом сообщили, и он не мог знать о нависшей над ним смертельной угрозе: его доклады были вполне оптимистичны. Дело в том, что изначально высота орбиты для его полёта была выбрана предельно-минимальной из того расчёта, что даже в случае отказа тормозного двигателя (ТДУ), который на «Востоке» был одноразового действия, корабль через 7-10 суток должен был бы возвратиться на Землю за счёт естественного торможения в атмосфере. В соответствии с этим, по сути аварийным, режимом посадки он был укомплектован и соответствующим запасом продуктов жизнеобеспечения для пилота. А расчёты показали, что при достигнутой высоте орбиты полёт корабля в указанном режиме мог длиться порядка 20 суток, и космонавт в этом случае был бы обречён на мучительную смерть. Положение усугублялось тем, что основная система регенерации воздуха на корабле тоже отказала и уже включилась в работу резервная.

Однако волнения руководителей полётом в этом плане оказались напрасны: тормозная двигательная установка включилась вовремя, и корабль перешёл с орбиты на траекторию спуска к Земле. Руководство теперь было обеспокоено другим обстоятельством: район приземления космонавта – из-за отклонения высоты орбиты от расчётной – был непредсказуем, и поисковая группа была бессильна ему помочь.

А на борту корабля в это время возникли новые проблемы. Во-первых, после работы тормозного двигателя он начал вращаться вокруг собственной оси, что не было предусмотрено программой полёта. А во-вторых – как следует из последующего доклада Юрия Гагарина в Кремле⁷ – произошёл сбой в автоматике корабля, вследствие чего в нужный момент (через 10-12 с. После включения ТДУ) не прошло отделение спускаемого аппарата от приборного отсека (ПО), и пилот летел в объятом пламенем корабле, мысленно прощаясь с жизнью. Хотя его доклады на Землю в это тревожное время были бодрыми и полны оптимизма. И только через целых 10 минут томительного ожидания СА отделился-таки от ПО, и полёт космонавта в итоге завершился благополучно (заклинивание воздушного клапана в гермошлеме во время спуска на парашюте – не в счёт).

Нельзя не отметить, что в книге «Ракеты и люди» упомянутый сбой автоматики корабля (видимо, из соображений секретности) тщательно завуалирован и для несведущего читателя остаётся за кадром. В результате всех этих передряг приземлился Гагарин в Саратовской области, где его никто не встречал, и он должен был выходить на контакт со «спасателями» сам. В сообщении ТАСС о запуске первого человека в космос о всех злоключениях во время полёта, не было сказано ни слова – триумф страны Советов во всём мире был полный. А Юрий Гагарин, помимо звания Героя Советского Союза, получил также и повышение в воинском звании сразу на две ступени: стартуя в космос старшим лейтенантом, он вернулся на Землю уже майором.

При официальной регистрации наших рекордов в космосе возникло, казалось бы, непреодолимое, препятствие: для этого требовалось подать в международный комитет сведения о месте запуска ракет, выводящих спутники на орбиту (Тюра-Там), на что из соображений секретности органы КГБ согласия не давали. И в результате мировое сообщество было сознательно введено в заблуждение: местом запуска спутников и космонавтов был указан расположенный в сотнях километров от старта посёлок Байконур, где имелось ложное стартовое сооружение из дерева. Статус-кво в этом вопросе было восстановлено лишь после распада СССР, когда Указом Президента Казахстана в 1995 году жилой городок космодрома, именуемый дотоле Ленинском, был переименован в город Байконур.

А менее чем через месяц – после полёта Юрия Гагарина – 5 мая успешно стартовал в космос, совершив суборбитальный полёт на корабле «Меркурий», и американский космонавт Алан Шепард. Его полёт длился 15 минут, а приводнение произошло в океане в 500-х километрах от мыса Канаверал. На фоне орбитального полёта нашего космонавта вокруг земного шара достижение американцев в данном случае выглядело более, чем скромным.