 |
|
 |
|
|
|
|
Николай Юдин
© Юдин Н.В., 2019 Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Проверка и стрельбы Но вернемся к делам в полку… 1 апреля 1984 года сижу в кабинете, и ничего не предвещает никакой беды. Только что закончил писать дипломную работу, а это труд, скажем так, не маленький, 120 страниц и карта. Осталось все запаковать и отправить в академию. На руках уже вызов – 20 числа быть в храме науки, остановка метро пл. Ногина. Москва в апреле расцветает. Цветет все что можно – кусты и кустики, высаживаются в большом количестве цветы, распускаются деревья, и как говорил мой друг по академии Володя Коншин, раздеваются женщины, и они становятся более доступны, чем зимой… Как говорится, ничего не предвещало… Вдруг раздается звонок по телефону ЗАС, на проводе ком. дивизии. Ни здрасте тебе, ни нас..ть, сразу же с места в карьер – с 10 апреля дивизия подвергается проверке ГИМО, ваш полк привлекается к этой проверке по полной программе. Пытаюсь юлить, может совсем и не мой полк, а другие… В голосе комдива зазвенела сталь, сопротивляться было бесполезно. Отвечаю, есть, все понял. Ответ комдива насторожил: «Что ты понял? Что ты понял? Ничего ты не понял! Ты хоть знаешь, что такое инспекция ГИМО?» Я слышал, но точно не знал. «Так вот – это Главная Инспекция Министерства Обороны! Выше ее уже никакой инспекции НЕТ и быть не может» – продолжал комдив, готовься. А «Пентагон» в тайне подумал я? Но эта мысль как-то само собой отлетела, надо было думать, как сдавать эту проверку. Приказал НШ собрать замов, командиров дивизионов и нач. служб. На минуту отвлекся от того, что сказал комдив. Выезд в академию откладывался на неопределенный срок, прощайте кусты и кустики, цветы и распускающиеся деревья и все красоты Москвы в этот период времени, в общем, все эти маленькие радости жизни накрывались «Большим медным тазом». До совещания удалось прозондировать «почву» у НШ дивизии п-ка Лукаш А.А. Стало известно – проверка продлиться с 10 по 20 апреля, потом разбор в армии. От дивизии привлекаются – управление дивизии, Петриковский и Мозырский полки, а также все ЧСВТ, проверка будет проводиться по полной программе. Теперь стало, более менее, понятно на что направить главные усилия. Раньше РВСН никогда ГИМО не проверялась, то ли от того, что туда ее не пускал Главком – Толубко Владимир Федорович, то ли от того, что мог проверить «пехотный» офицер ракетных войсках? Не знаю! Но, тем не менее, они как-то добились, что РВСН стали включать в планы проверок. Провел совещание, поставил задачи и началась подготовка л/с. До проверки оставалось 9 дней! Провел анализ, где у нас были «узкие места», на которые в первую очередь надо было бы обратить внимание. Их оказалось не так много. Надо было спрятать «трупы» (тех офицеров, которые мало, что умели), но, и чтобы в нужную минуту они были бы на месте – расставить так, что это никто не увидел и даже не прочувствовал, убрать территорию ну и другие мелочи… Ракетчиков «всех времен и народов» всегда губили два предмета – строевая подготовка и стрельба. С ОМП всегда был порядок (в РВСН без противогазов никуда). С инженерной подготовкой мы дружили. Выйдя на ПП, мы становились «кротами», и копали везде, даже там, где это запрещалось. За подготовку боевых расчетов я был спокоен, а техника была всегда исправна, и боеготова, разве что надо было кремом намазать колеса до блеска. С направлениями определились, и «понеслась душа в Рай», механизм подготовки, был запущен… Хуже всего, было со стрельбой. До стрельб ли было ракетчикам? Главное для нас, ракетчиков – подготовка боевых расчетов и их готовность выполнить задачу по пуску ракет, поймет ли нас в этом плане инспекция, ведь проверяющие были в большинстве своем из «пехоты»? Со строевой подготовкой, было по лучше. Два часа занятий в день было вполне достаточно, чтобы весь полк запел гимн Советского Союза – это была «изюминка», а с внешним видом все было в порядке. Солдаты были одеты в новое обмундирование и стояли в строю как новые «начищенные, поглаженные и отполированные пятаки». С обмундированием офицеров было хуже, но тоже более-менее прилично, не опозорились бы! Помог, как всегда, начальник вещевой службы, лейтенант Мандрик. И вот он пришел – ДЕНЬ «Ч». С утра построились, вынесли знамя и стали ждать прибытия инспекции. Она прибыла из Мозыря без опоздания. И началось… Опрос, проверка внешнего вида, прохождение с песней, и торжественным маршем, исполнение Гимна в составе полка, вынос Знамени и подведение итогов строевого смотра. Полк, за строевой смотр, был оценен «хорошо». Для ракетного полка это, как сказал мне, главный проверяющий, высокая оценка, так как выше «тройки» они не ставили даже мотострелковому полку. Можете представить, что за «крокодилы» к нам приехали, если своим «родным» тройки ставят! Потом начался прием зачетов по индивидуальной строевой подготовке. Начали они с управления полка, а в управлении полка с командира, то есть с меня. Из строя я выскочил как «мустанг американских прерий» и начал по асфальту цокотать новыми сапогами, с набитыми на них железными набойками. Надо прямо сказать, в Казанском суворовском училище строевой подготовке учили на уровне «кремлевских курсантов», подъем ноги вместо 15-20 см – 40-50 см, темп 120 шагов в минуту, отмашка рук и все такое… было у меня на уровне, очень высоком уровне. После того как я стал в строй, подошел проверяющий полковник «Пехота» и сказал: «Если еще два офицера покажут такую же подготовку как показал командир полка, то я прекращаю проверку и ставлю управлению полка оценку «отлично». Не получилось у нас получить «пятерку». После меня на «арену» вызвали ЗБУ рп п/к-а Улько Бориса Николаевича. Когда он вышел из строя, я, поглядев на его лицо, и для себя сделал вывод, что-то чересчур уж оно напряжено и вряд ли он получит отличную оценку, а когда он начал движение я вообще упал духом. Он шел как «Каппелевский офицер», из фильма «Чапаев», «зад» отклячен, корпус подан вперед, ноги работают как у «петуха», «шпоры» не звенят (сапоги не подбиты), фуражка из-за отсутствия пружинки превратилась в «блин», не хватало только сигары во рту, и винтовки Мосина – 1895 года со штыком в руках. Анка-пулеметчица со смеха, мне кажется и огонь бы не открыла, а если бы и открыла, то уж в него точно не попала. Следующим был еще один офицер, к сожалению, фамилию не вспомню, на лице которого была написана вся ненависть «к американскому империализму» и к этой «чертовой» проверке, в частности. Потом был «Колобок» – нач. автослужбы, м-р Коршиков, я о нем уже писал ранее. О его «выступлении» можно сказать пятью словами «Он сделал, все что мог!» Худо-бедно, проверка индивидуальной подготовки закончилась. Нам поставили оценку «Хорошо», значит, не зря я их тренировал. Кстати полковник – «Пехота» так и был настроен, что оценка полку ставиться по результатам строевого смотра и индивидуальной строевой подготовки и стрельбы. То ли их не готовили, то ли, может быть, у них и допуска не было к нашей технике, не знаю! На прием зачетов у БР был приглашен полковник из Главного штаба РВСН, «свой», который книги по БУ знал, как «отче наш» потому, что он их и писал… Да уж! Вот это была проверка, с капельками пота на лице и такими задачами, которые мог придумать только автор этих книг. Но как бы то ни было БР отчитались на «отлично», как полковые, так и дивизионные. Это был вторник. Но сначала все сдавали МЛП и полит. подготовку и как ни странно, получили «отличные» результаты. Значит «политморсос» у л/с был высокий. В среду был смотр техники и вооружения и ее оценка. Я решил все-таки показать полковнику – «Пехота» технику, на которой мы работаем. Пришли на боевую позицию, зашли в «Крону» – сооружение 15У107. Когда он увидел, а это было в его жизни в первый раз, ракету 15У106, вывешенную и готовую к применению, он даже присел и «Ахнул». Это что, спросил он у меня? Я ему ответил предельно коротко: «Это то, ради чего я служу в ракетных войсках!». Дальше я ему рассказал о степенях готовности, о времени пуска, а также какие цели может поразить вот эта пусковая установка. А когда я сказал, что вот эта пусковая установка за 8 минут после старта может поразить, например, Гамбургский порт и от него ничего не останется, кроме маслянистых пятен на воде, он вообще выпал в «осадок» и еще долго пребывал в таком состоянии.
А между тем подразделения охраны сдавали ОМП (одевали ОЗК и противогазы), инженерную подготовку (рыли окопы полного профиля), сдавали «физо». Пока все шло хорошо у нас в полку, чего не скажешь о других частях дивизии. Где-то уже появились и двойки, и тройки. Нам предстояло сдать самый, для нас ракетчиков, сложный экзамен – стрельбу из личного оружия. В 9.00 стреляет управление полка – это уже на зачет. А, стрелять управление полка начало с 5 утра и к 9.00 должны уже были быть результаты. Приезжаем с «Пехотой» на стрельбище – там все готово. Все разбиты на четверки, хоть сейчас стреляй. Все было нормально до пятой четверки, когда м-р Моцарь – начальник ИТС промахнулся третей пулей и решил просверлить дырку в мишени шилом, от перочинного ножа, а «Пехота» заметил. Что тут началось, Боже мой! Какими только словами он нас не обзывал, что мы, негодяи и преступники, очковтиратели, что мы даже не представляем какой это будет скандал… Он так грохотал, что его «рыки» были слышны в соседней деревне. Кое-как мне удалось уговорить его на перестрелку, то есть все предыдущие результаты не считались, все опять начиналось с нуля. Начали стрелять, результаты были хуже, чем в первый раз, между тройкой и четверкой. Привезли сменившийся расчет, но и он не решил проблему. Все равно получался трояк, а нам надо было «четверку». Не стрелял один я! И вот я ему и говорю: «Товарищ полковник! Тройка у нас уже есть. Так, так! А давайте мы с вами посоревнуемся. Кто с трех раз больше выбьет. Если я, то вы ставите «четверку», если вы, то тройка остается!» Он мне и говорит: «Молодой человек! Вы хоть знаете, кому вы это предлагаете? Я, между прочим, чемпион Генерального Штаба по стрельбе из пистолета Макарова!» Вон оно как! Я ему: «Так вы не согласны, или как?» Он ответил: «Ну что ж давай попробуем!» Я убрал офицеров управления, остался только замполит и раздатчик патронов. Офицеры пожелали мне успешной стрельбы и уехали. Начали стрелять… Первая серия – у него 30, у меня 28. Вторая серия – у него 27, у меня 28. Третья серия – у него 26, у меня 28. Все, ура-а-а-а! Я победил и управлению оценка «четыре». Но не тут-то было. «Товарищ Пехота», оскорбленный в чувствах, (какой-то майор, командир ракетного полка, и перестрелял его, чемпиона Ген. Штаба), потребовал продолжения «банкета». Я, правда, спросил у него: «Управлению оценка «Четыре»? Он ответил утвердительно, кивнув головой. Ну что же, теперь можно и пострелять! А чего не пострелять, когда результат достигнут! Стреляли мы долго. Скажу прямо, я не поддавался, не в моих это правилах! С минимальным результатом победила «ПЕХОТА». Вот так, было восстановлено, его ранее поверженное офицерское самолюбие чемпиона Генерального Штаба… «И овцы целы, и волки сыты!» Он остался верен себе и за стрельбу офицерам управления поставил-таки «четыре». А вот и фотографии, той самой проверки, инспекции МО СССР.
Позже, уже в Москве, мы встречались раза три или четыре, и всегда вспоминали этот случай за «рюмкой чая», причем он с пафосом, и в красках, пересказывал это событие своим друзьям, и был очень доволен, что во второй серии он победил. Ну а как же – чемпион Ген. Штаба, разве мог проиграть? Раза два он предлагал мне перевод в Генеральный Штаб, мол, он поможет, походатайствует перед кем нужно… Я отказывался, – не мое это дело бумажки возиться и их перекладывать, да по кабинетам разносить. Мне нужна была другая, живая работа с людьми. Вот это было мое. Как видите, я оказался прав… А проверка потихонечку достигла своего апогея. Подразделения охраны дневные стрельбы отстреляли на «хорошо», и ночные тоже отстреляли «хорошо». Далее началась стрельба ракетных дивизионов. Начались они не очень, прямо скажем хорошо, все – двояки. Ужас! Шесть человек и ни одной даже «удовлетворительной» оценки. Дело все оказалось в том, что после каждой стрельбы он ходил к мишеням и проверял их на предмет «дырок», а «дырок» то в мишенях, как раз-то, и не было, «недостреленные», были мишени. Надо было что-то делать и срочно. Тут как раз приехал ужин, и мой замполит повел «товарища пехоту» на ужин, а я в это время «спускал всех собак» на командира дивизиона – майора Тимонина. Он вяло оправдывался, и говорил мне, что, мол, кто ожидал такой расклад, что после каждого выстрела он будет бегать к мишеням. Да и мы тоже такой «подлянки» никак от него не ожидали. Вообще-то, чтобы не говорили про ракетчиков, а умнее, хитрее их и подводников я в жизни не встречал. Разбить кирпич о голову они, конечно, не могут, а вот бутылку 0,5 л «легко», как говориться «кто на что учился!». Валера Уфимцев, мой замполит, как мог, ублажал нашего проверяющего. Предлагались любые напитки на выбор (правда в те годы выбор-то был небольшой – коньяк, водка, самогон), другое и не предлагалось. Но «полковник-Пехота», был принципиален. Только после стрельб (а если бы была «двойка», нам бы и пить-то вовсе не захотелось, разве только, что «напиться» с горя). Он ел бифштекс под гречневую кашу с маслом, закусывая соленым бочковым огурцом и с каким-то дьявольским огоньком, смотрел на директрису. Потом был чай с сахаром и бутерброд с маслом и сыром. На улице стало совсем темно, фигуры солдат были еле различимы, и невозможно было уже определить солдат это или офицер. «Ну что ж, начнем, пожалуй, второй акт «мерлезонского балета» – сказал «Пехота», и с коварной улыбкой «Мефистофеля» (мол, я вам сейчас покажу, «почем сотня гребешки»), двинулся на рубеж открытия огня. Мы само собой за ним. Командир дивизиона чего-то махал мне руками, а я отмахнулся от него, как от назойливой мухи, мне надо было получить результат. Началась стрельба и достаточно успешно, сразу две пятерки. Ух ты, здорово, так бы и дальше… А дальше, больше, снова две пятерки, а потом еще и еще. Я сам стал с «пехотой» бегать к мишеням, все чисто – дырки есть, после каждой стрельбы. В чем же дело думал я, что у них все «тунгусские снайпера» что ли? Полковник тоже начал удивляться «вот ведь ничего не было, а вдруг алтын». Очередная пара, которая отстреляла на пять, снова вышла на рубеж и снова «пять» – мистика какая-то! К часу ночи все было кончено, правда офицеры подразделения охраны отстреляли не очень – на «удовлетворительно», но подразделению-то вышла «четверка». «Пехота» удивлялся, как так, ночью стреляют лучше, чем днем, а мы его страстно убеждали, что ночью чаще тренировались, вот и результат. Ведь казалось, обмануть было, не возможно, за пультом оператора сидел офицер из свиты «пехоты», он опускал и поднимал мишени и следил за мишенной обстановкой, ну никак не обманешь. После стрельб немного «расслабились», выпили, закусили, поговорили о смысле офицерской жизни, да так, что закончили с рассветом, дальше они поехали отдыхать. Приезжаю в штаб, на входе стоит командир дивизиона, ждет меня. Я ему жму руку, мол, молодец, не подвел… а он мне: «Товарищ командир! Мы сжульничали! Дырки в мишенях прокалывали офицеры подразделения». «Как?» «А вот так! Они прятались за валом, потом, когда вы проверили мишени и двигались в сторону огневого рубежа, они выскакивали из-за валов слева и справа, делали дырки и опять скрывались за валом». «Я его тут чуть было не убил, ведь они, офицеры, могли попасть под огонь своих подчиненных начал я.» «Так ведь не попали же!» – отвечал он. Вот тут-то и началась проблема, что делать (извечный вопрос)? Скрыть – плохо, доложить – еще хуже, позор на все Вооруженные Силы, а еще как разнесут «щелкоперы», да «бумагомаратели», до конца дней своих не отмоешься… Будь что будет, или может русское авось, как-то вывезет. Никому не рассказывал, даже комдиву, а командира дивизиона наказал, за очковтирательство, и обман старших начальников. На этом и закончилась эта история со стрельбой по «воробьям».
В армии всегда было две категории – проверяющие и проверяемые. Так уж получалось по жизни, что я, всегда был в качестве проверяемого. Как мне хотелось, хоть раз побыть в качестве проверяющего… не довелось! Проверяемые, всегда старались получить хорошую оценку, а проверяющие, как раз делали наоборот, стремились эту оценку понизить. Проверяемым приходилось прибегать к различным уловкам, а порой прямому обману… Проверяющие, же стремились этот обман распознать, уличить проверяемого в этом. Прямо, таки игра в «крестики и нолики», только иногда, за этой игрой, стояли человеческие судьбы… Приближалась суббота и воскресенье – предстояло отчитаться, как проводиться ПХД в воскресенье. Комдив предупредил, что может быть поднимут полк по тревоге, так что, будьте начеку. Мы отвечали: «Обязательно, будем дорогой товарищ комдив!». Это они могли сделать, запросто – Генеральный Штаб, все-таки. Но мы тоже были «не лыком шиты» нас «на мякине не проведешь» – разведка работала и не только в окружении наших проверяющих, но забиралась в верхние штабы, вплоть до того же Ген. Штаба. Как говорится – на субботу и воскресенье, «ничего не предвещало» – это было подтверждено из надежных источников… Утром, когда я встретил «красную фуражку» – он же «полковник-Пехота», он меня спросил, а далеко ли отсюда до Пинска. Я ответил, часа 3 езды по бетонке, и вы там. Дальше он мне рассказал, что где-то под Пинском погиб его брат, участник Великой Отечественной Войны, который воевал в составе Пинской флотилии, а вот могила его, вроде бы до сих пор не найдена. Я все понял, дайте время подумать, как лучше сделать, и я вам дам ответ. На этом и разошлись. Иду и сам себе думаю «И могилу найдем, и памятник поставим, и митинг проведем, и пионерам скажем, чтобы за памятником присматривали – в общем, все по первому классу, чтобы ЧЕЛОВЕК остался доволен». Вызвал замполита, рассказал о проблеме, подумали, как ее будем решать… К вечеру Валерий Сергеевич докладывает: «Командир! Все готово. В Пинске его ждут, завтра к 12 часам». С ним я отправляю надежных «комсомолят», они там и будут его сопровождать. Оказывается, в те, Советские времена, это был не единичный случай и разрешался он весьма просто. Об этой просьбе, стало известно Первому секретарю Гомельского обкома КПСС. Он позвонил своему подчиненному в Пинский райком, поставил задачу – и вот результат, приезжайте к 12 часам. Что уж там, сделали Пинские товарищи, нам с замполитом доподлинно было неизвестно, но приехал полковник через двое суток крайне довольный, плакал, пожимал нам с замполитом руки и все время говорил спасибо. А мы были рады, что хорошему ЧЕЛОВЕКУ, сделали доброе дело. Как нам рассказали позже НАШИ «комсомолята», когда они приехали в Пинск, их встретил лично первый секретарь Пинского горкома КПСС и секретарь Пинского горкома ВЛКСМ. Побеседовали и повезли их на кладбище. Как я и предполагал, могила брата полковника за сутки была найдена, приведена в порядок и на ней был уже установлен нержавеющий памятник. Было много народу, а на могиле много цветов, святое дело помянуть погибших в годы ВОВ (а в Белоруссии это особенно ценят), потом состоялся митинг и поминки. И заметьте, все это делалось, на официальном уровне. В воскресенье, полковника возили и показывали Пинск, исторические места, места боев и места дислокации партизанских отрядов… Приехали они только в понедельник. Вот так закончилась эта эпопея с поездкой в Пинск. Проверка двигалась к своему логическому завершению, подведению итогов. И тут, проверяя службу войск, полковник мне задает вопрос: «А гауптвахта у вас в полку есть?» Я опешил от такого вопроса, сказать, что есть – покажите, сказать, что нет – заведомо соврать. Видимо уже кто-то доложил, что гауптвахта есть. А ведь перед самым приездом инспекции 5 апреля, я ее временно прикрыл. Во-первых, потому что на открытие ее у нас не было разрешения от Командующего Белорусским ВО, а во-вторых, чтобы не было замечаний, со стороны инспекции, по ее оборудованию и содержанию арестованных… Ответил нейтрально: «Да! Гауптвахта была, но временно закрыта. Устраняем недостатки, и ждем, разрешения Командующего округом!». Да «ушлые» к нам приехали «ребята», они оказались тоже «не лыком шиты!». А что вы скажете на фразу «Один день, один пень» (точно донесли, тут уж сомневаться не приходилось). И тут я выдал фразу, самому понравилось: «Это такая мера воспитания. Выкорчевал пень, получи свободы день!» Он хохотал минуты три, беспрерывно. А потом и говорит: «Сколько я в своей жизни частей проверил, но такого не встречал, только у ракетчиков! Какой, однако, прагматизм. Надо бы, ваш опыт, передать нашим мотострелкам, а то у них, кроме строевой больше ничего и нету. Сам-то когда-нибудь пни корчевал, знаешь, что это такое?» Отвечаю: «Корчевал, в Перми, когда на гауптвахте в Красных казармах сидел. Вот сюда и перенес свой опыт…» «Знаю ту гауптвахту и Красные казармы, не раз проверял. Но что-то не помню, чтобы там пни корчевали?» – ответил он. «Так вы, наверное, проверяли после того, как я все пни там уже выкорчевал, нечего больше было корчевать!». Посмеялись, вспомнили про Пермь и больше о гауптвахте не вспоминали, он видимо не хотел это помнить, а я не напоминал. Но меня все равно точил «червь» сомнения, «когда же, поднимут по тревоге?», ведь в целом-то показатели полка были положительными, а без проверки боевой готовности они ничего не значили. Во вторник, где то, в районе 19 часов, позвонил комдив Моложаев и сказал, что они с главным инспектором генерал – майором Иванушкиным сейчас выезжают ко мне в полк. Что-то поздновато! От Мозыря до моего полка, всего-то ничего – километров 50, а «прилетели» эти «важные птицы» минут за тридцать… и сразу «К бою!» «Вот оно началось, то чего я так долго ждал!» – подумал я, а ноги сами уже несли меня на командный пункт. Прибыл на КП. Доложил состояние дел. Старший инспектор ген. м-р Иванушкин (как потом стало мне известно) выслушал внимательно мой доклад, сказал мне: «Вас тут нет, работает только дежурная смена! Все понятно?». Командиром дежурных сил полка дежурил начальник командного пункта к-н Кобзев Олег. Работал спокойно, не суетился, действия отточенные, команды, отдаваемые в низы правильные. Через 20 минут разведка доложила о готовности к выходу, он дает команду «Вперед!» Начинают докладывать дивизионы о готовности к маршу, доложили о готовности к маршу ПКП полка и получает доклад: «Связь по радио с дивизионами установлена!» Кобзев собрал секретные документы и так невинно спрашивает у двух генералов: «Товарищи генералы! Мне уже надо переходить на ПКП и ехать надо. Вы здесь останетесь или как?» Я чуть было не сгорел со стыда, за такой вопрос. Генералы переглянулись, улыбнулись, и инспектор говорит уже мне: «Стоп учения. Разведку вернуть. Полк привести в постоянную боевую готовность». Ничего не говоря, жмет мне руку и идет на выход с КП вместе с комдивом. Пытаюсь узнать у комдива, ну как мы отработали? Он ничего не сказал, только поднял большой палец правой руки, и я понял, что это означало нормально! Возвращать еще сложнее, чем выходить! С ПКП тут просто сдали назад и на месте. А вот с дивизионами все сложнее, надо пятиться назад, а потом еще заезжать в «Кроны». В общем «промуздыкались» мы часов до трех пока заняли ПБГ (постоянную боевую готовность). Домой, как и в другие дни, я не поехал, ночевал в кабинете. «Полковника Пехоту» и его инспекторов, к тому времени уже отозвали в Мозырь, для написания доклада, так что мы уже оставались одни. Дав полку поспать до обеда – торопиться то теперь уже не куда было – я поблагодарил всех за проделанную работу, объявил всем благодарность, приказал представить списки отличившихся солдат и сержантов на отпуска, а офицеров на поощрения от вышестоящего командования и дал команду командирам дивизионов заниматься по плану. Придя в кабинет, вызвал зам. по тылу, очень уж хотелось расслабиться, и приказал накрыть «поляну» в бане, а НШ приказал собрать всех замов, к 18.00. Вот куда было деться от истинно русской привычки «любой успех дела, надо обязательно отметить, причем хорошо, именно в бане с помывкой и с выпивкой!» Думаю, что и командиры дивизионов, от этой пагубной привычки тоже не отказались… Почему я сделал такой вывод? Да потому, что на следующий день, у офицеров были слишком уж грустные помятые лица, говорящие о том, как хорошо было вчера, и как плохо сегодня… Я их расстраивать не стал. Сказал, чтобы командиры предоставили выходные дни офицерам за переработку. Это вызвало «телячий» восторг в их рядах, а на следующий день, после того как жены ушли на работу, «телячий» восторг вылился в «продолжение банкета» в гаражах, на свободных квартирах тех, у кого уехали в отпуск жены, и на реке Припять (кто как сумел). Вот так закончилась первая Главная Инспекция МО для моих офицеров, но не для меня! Наконец-то наступил день подведения итогов проверки ГИМО, в армейской среде этот день называют «разбор полетов». На это мероприятие были приглашены от командира дивизиона и выше. Перед отъездом накануне я проверил внешний вид своих подчиненных, указал на недостатки и сказал, чтобы завтра были как «огурцы», но не малосольные, выезд завтра в 9.00. Почему я это делал? По одной простой причине – комдив почти всегда, через офицеров службы войск, проверял внешний вид прибывших, а потом – совещание, или любое другое мероприятие, начиналось именно с оценки внешнего вида. Таким же образом, через офицеров автослужбы, он проверял командирские машины УАЗики, и все что там внутри было лишнее, нещадно уничтожалось на месте. Это был коронный номер генерала Моложаева И.И., сначала «отодрать» за внешний вид подчиненных, за состояние командирских машин, а потом немного похвалить за состояние дел. Мы об этом уже знали, и каждой поездке в штаб дивизии готовились.
Утром, нач. автослужбы м-р Коршиков, «колобок», доложил о готовности автобуса и водителя. Вышел, проверил, не обманул. И водитель, и автобус выглядели идеально, а в салоне даже пахло одеколоном «Шипр», других в Военторге, тогда не было. Осталось проверить офицеров. Внешний вид офицеров тоже оставил у меня хорошее впечатление – пострижены, поглажены, тщательно выбриты, усов нет (уж очень комдив не любил тех, кто носил усы), фуражки с пружинками, некоторые даже одели только что выданную новую форму, на которой и «муха не сидела», в общем, хоть к «теще на блины». Ровно в 9.00 выехали. Ехали молча, каждый думал о своем… кому достанется «кнут, а кому пряник», отдельные переживали, это было написано на их лицах. В дивизии нас уже ждали и в зале указали места, куда нашей делегации надо было садиться. Весь зал был увешан плакатами 180 см на 220 см (до сих пор помню размеры, сколько же мне их в жизни пришлось делать-переделывать), схемами и другой наглядной агитацией, не было только плаката со звериной мордой «американского империализма». Пока было время, начали переписывать оценки с плакатов. Результаты, показанные на инспекции, меня обрадовали. На самом деле, у нас не было ни одной «тройки», тогда как у соседей были и «двояки». Началось подведение итогов. Во всех докладах нас хвалили, особенно приятно было, когда генерал Иванушкин говорил о боевой готовности полка. Как он сказал: «За долгую службу в Ракетных Войсках такой подготовки, как в 396 рп, я не видел нигде. Слаженно, все четко, команды, доклады, никаких лишних слов. Нормативы по свертыванию полк превысил в два раза. Вам надо было бы быть отличным полком…» Вся наша делегация тихонько содрогнулась от сказанного. Зачем же он это сказал! Да нам «хорошей» оценки достаточно. Все! Николай Владимирович, как говориться, после подведения итогов беги быстро в магазин покупать «мыло и веревку», ведь теперь комдив и политорганы, не слезут, и прикажут полк «сделать» «отличным». Дальше мне слушать доклады уже теряло всякий смысл. В голове звенело одно – «отличный полк», «отличный полк» как из того, что есть, сделать «отличный полк». Выступает политработник! И опять про полк, что, мол, у нашего л/с высокий «политморсос» – политико-моральное состояние, и глубокие знания Ленинских заветов, как у офицеров, так и у солдат. И это было на самом деле так, благодаря целенаправленной работе в этом направлении моего замполита Уфимцева В.С. и парт. полит. аппарата полка. Позволю себе тут немного отвлечься. В прошлом году решили с женой и внучкой совершить автопробег по местам «боевой славы», где раньше служили: Минск – Слуцк (первая остановка) – Житковичи – Петриков (вторая остановка), а далее на Гомель и на Москву. Подъезжаем к Минску, и я запел песню, себе под нос: «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону, матрос партизан Железняк». Внучка мне и говорит: «А что, у этого Железняка, навигатора, что ли не было, если он так ошибся?» Я так расхохотался, что вынужден был остановить машину, а затем спрашиваю, а знаешь ли ты о пионерах и комсомольцах героях Советского Союза Марате Козее, Зине Портновой, Зое Космодемьянской, Олеге Кошевом, Ульяне Громовой, да хоть о ком-нибудь, кто получил это звание героя, участвуя в Великой Отечественной Войне. Ответ ее поразил меня, нет, я таких, не знаю! Как же так, в Советское время, у каждого ученика средней школы, на устах были эти имена. Их знал даже самый заурядный двоечник, а сейчас не знает 15-летняя девочка, которая учится в Пансионе МО в Москве. Чему же тогда их там обучают – но не патриотизму точно! Гаджеты, андроиды, компьютеры – вот, что губит современных молодых людей. Ведь отдельные 17-18 летние акселераты не могу расшифровать, что такое СССР, не знают жизненно важных элементарных вещей, которые мы, люди старшего поколения, знали, чуть было не с пеленок. Так вот и задается вопрос, то, что не воспитывают – это точно, а чему же учат наших внуков и детей в современной школе? Как же случилось так, что нынешние «руководители» сумели уничтожить все хорошее и самое хорошее, что было в Советской школе! А вот так и смогли, с помощь Сороса и прямого предательства в самых высших эшелонах власти… Дальше Минска ехать меня уже не пустили, друзей оказалось много, очень много и все хлебосольные. Вообще если бы попутешествовать по республикам бывшего Союза, то у меня признаюсь сразу, в каждой республике, кроме Среднеазиатских, масса хороших надежных друзей, но полагаю так, что дальше столицы, как случилось в Минске, меня бы не пустили… К сожалению, въезд в эти республики мне сейчас уже не безопасен для здоровья (кроме Белоруссии), ведь меня с должности командира полка уже знали в ЦРУ и внимательно следили за моими перемещениями по службе. Об этом я узнал на космодроме «Плесецк», когда мы там принимали американцев. А у «них» длинные руки, дотянутся до любого… Но вернемся в зал подведения итогов инспекции. Говорили еще долго и нудно, уже стало надоедать. Но тут зашел вопрос об общевойсковых дисциплинах, и мне вновь стало интересно. И опять хвалили, не так уж и здорово, но хвалили, за строевую, за огневую (знали бы они кого хвалят!) и физическую, отметив, что сам командир полка бежал кросс 3 км. Я уже рассказывал о том, как мы тренировались, а тут инспекция! Мои «дикие мустанги» Петриковского полка со старта так рванули, как будто хотели догнать «Всадника без головы». Застоялись видимо они в своих «конюшнях» – и показали положительный результат, двоек почти не было. Наконец-то подведение итогов, плавно так, подошло к концу. После, ухода проверяющих, начался третий акт «Мерлезонского балета», раздача, того, что каждый заслужил, а комдив, надо прямо сказать, это дело делать умел, причем красиво. Разговор был примерно такой, как удав Каа, (рассказы про Маугли, Киплинга) разговаривал с бандерлогами: «Слышите ли вы меня бандерлоги?» «Мы тебя слышим, о Каа!» Мы под раздачу не попали, о нас он вспомнил только один раз: «Юдин! Ты внимательно слышал, что сказал генерал Иванушкин! Так вот полк к концу года должен быть «отличным» – сказал, как отрезал, генерал Моложаев. Ну, как и ожидалось, «и орел молодой, вдруг поник головой, комсомольское сердце не билось». К концу года полк действительно стал «отличным»! И это случилось в декабре 1984 года впервые в РВСН, когда 396 ракетный полк СПУ, среди таких же полков, стал «отличным», а командир полка п/п-к Юдин Н.В. был назначен на должность начальника штаба 43 ракетной дивизии. Вот и закончилась первая проверка инспекции ГИМО Ракетных войск.
|
|
|
|