Николай Юдин
Мои воспоминания о службе в РВСН

© Юдин Н.В., 2019
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Как в ракетном полку построили гауптвахту

В жизни Советских Вооруженных сил одним из основных документов был Дисциплинарный устав. Есть ли он сейчас, и является ли одним из основных документом жизни войск, я не знаю, может, его уж и вовсе не стало. Многого чего не стало за эти годы! Не стало полков и дивизий СПУ, перестали существовать две Ракетные армии – Винницкая и Смоленская, с легкой руки «пятнистого оленя», а с легкой руки другого горе руководителя – Борьки-алкаша, вывели войска из Германии, развалили соцлагерь, и продолжали уничтожать ядерное оружие. Война в Чечне, да много других бед для народа натворили эти два бездарных руководителя государства. На эту тему я бы мог говорить часами с аргументами, доказывающими, что предательство национальных интересов было на самом «верху».

Когда я случайно узнал, что в войсках закрыли все гауптвахты, я просто был шокирован таким известием. Как войска и без гауптвахты? Вспомним кратко, что такое воинская дисциплина – есть строгое и точное выполнение всеми военнослужащими порядка и правил, установленных Советскими законами и Воинскими уставами. Чем достигается? Высокой требовательностью начальников к подчиненным. А если подчиненный не выполняет твоих требований, то существовала определенная система наказаний подчиненного от выговора до осуждения в дисциплинарный батальон. Мне, с моих лейтенантских времен все уши прожужжали, что есть метод убеждения и метод принуждения. Говорилось об этом на всех уровнях. Причем метод убеждения являлся главным, а метод принуждения применялся, только в крайних случаях, и уже в те времена посадить на гауптвахту отъявленного негодяя, можно было только с разрешения заместителя по политчасти. Это был неписаный закон, но он отчасти соблюдался.

Мой первый командир 170-го ракетного полка полковник Горшков Валентин Иванович, фронтовик, ветеран Великой Отечественной войны с этим требованием вообще не считался. Но в том-то и дело, что арестовывал он крайне редко, и, то только тех, кто ему непосредственно попался с какими-то нарушениями. Замы его вообще не арестовывали личный состав, а командиры дивизионов боялись арестовывать, опасаясь гнева замполита полка.

А кто работал с личным составом? Правильно, молодые лейтенанты и капитаны уже в возрасте, которым, кроме боевой работы, больше ничего и не надо было.

И вот, приняв полк, я столкнулся примерно с такой же ситуацией. Надо прямо сказать, что лейтенантов, как говорили, на первичных должностях было много больше. Ротация кадров была небольшая, и командирам дивизионов приходилось работать в основном с «молодняком», молодой старший лейтенант – командир группы ПП (подготовки и пуска), начальник отделения – лейтенант, оператор – лейтенант. В те времена ребром встал вопрос неуставных взаимоотношений. И вот этой категории офицеров приходилось постоянно с этим явлением у себя в подразделении бороться. Безусловно, помощь со стороны старших командиров и политорганов была, но не всегда, а порой и несвоевременно. Неуставные отношения в основном исходили от лиц, как говорили тогда, «нерусской национальности». Азербайджанцы, чеченцы (их тогда уже начали призывать), осетины, аварцы, реже – грузины и армяне. Вот кто доставлял проблему молодым, еще не «оперившимся», офицерам. Ну вот, скажем, происходит диалог офицера и совсем «обуревшего деда», которому служить осталось месяца четыре от силы. «Товарищ солдат! Вам сегодня надо будет сделать то и то…», – говорит лейтенант. Ответ «обуревшего деда»: «Вот тебе надо, ты и делай!». Вот, что тут делать лейтенанту? Убеждать? Объявить один наряд вне очереди? Так ночью за него будет нести службу молодой, а «бурый дед» будет спать. А сдаться, это посадить себе на шею этого негодяя. Бывали и случаи, когда такого обращения к себе лейтенанты не допускали, и правильно делали. Да и я, будучи лейтенантом, не допускал. Силой, заставляли таких «бурых» выполнять приказ. Однажды поступила жалоба, что якобы лейтенант Бородич силой, заставлял выполнять свое приказание одно «бурое лицо» кавказской национальности. Вызвал к себе обоих. Выслушав суть жалобы, разъяснил этому самому «лицу» об ответственности военнослужащего за воинские преступления, в том числе и за не выполнение приказа старшего начальника, что ему может быть за неисполнение. Не силен он оказался в знании солдатских законов… Инцидент был исчерпан. Но если бы такой случай был единичным. Для таких, «обуревших» клиентов, метод убеждения уже не действовал. К таким надо было применять другие меры, например, посадка на гауптвахту. Я с успехом использовал этот метод, будучи командиром дивизиона в Слуцке, и после гауптвахты, даже самые отъявленные головорезы, становились «ласковыми и нежными», и беспрекословно выполняли все, что им говорилось. Начальник гауптвахты в Слуцке оказался «кадетом», таким же, как и я. Делить нам было нечего, посидели, вспомнили кадетскую жизнь. Я его попросил, чтобы мною посаженные «не хорошие солдаты» у него были в «приоритете», то есть сидели как минимум суток по 29, больше 30 – нельзя. На том и порешили! После этого я ему только и подтаскивал «не совсем разумных граждан в военной форме», которые через какое-то время становились в строй всесторонне подготовленным солдатами.

Гауптвахту можно было открыть только с разрешения Командующего войсками Белорусского военного округа. Ближайшие к полку гауптвахты были в Гомеле и Слуцке. Расстояние до них было примерно одинаковым 200 – 250 км, а там еще примут или не примут, как «Бог на душу положит». В Слуцке к тому времени моего друга уже заменили, а с Гомелем связываться не хотелось после одной истории.

Были, в Мозырской дивизии объединенные склады, МТО. Командовал этими складами мой давнишний знакомый по Слуцку капитан Богданов Валентин (раньше он командовал ББО). У него в подчинении был один «двухгодюшник», лейтенант. В полки СПУ, таких уже не распределяли. А вот в такие небольшие подразделения, как объединенные склады их можно было направлять. Служили они год, но больше вредили, чем служили. Так вот этот «двухгодюшник», как только получал денежное довольствие, сразу уходил дней на десять в запой. На десятый день он появлялся, чтобы не сесть на скамью подсудимых, а потом снова пропадал. И так шло из месяца в месяц. Что только не делал Богданов, ничего не получалось, лейтенант продолжал пить. А тут однажды приезжает на эти склады комдив (чего его туда занесло?) и видит пьяного и еле живого «двухгодюшника», объявляет ему пять суток ареста, и приказывает завтра убыть на гауптвахту. На завтра, протрезвевший лейтенант, перед тем как убыть на гауптвахту, каким-то образом дозвонился до Моложаева И.И. и спрашивает, когда подойдет машина, чтобы его отвести на «губу». Я представляю, как опешил генерал от такой наглости и неправоты заданного вопроса. Он послал его куда подальше, а в конце все-таки сказал, чтобы тот добирался своим ходом, и чтобы ни о какой машине не мечтал. Лейтенант понял приказ дословно. До Гомеля этот офицер добирался пять суток, а на шестые сутки звонит Богданову, что прибыл на «губу», а его тут не принимают. Тут уже опешил Богданов, он ведь уже по сути своей должен быть в части, а он только прибыл на гауптвахту. Звонит комдиву – вот так, мол, и так, товарищ «двухгодюшник» только что звонил, он прибыл на гауптвахту, а его не принимают. Теперь уже в ступоре комдив! Задает вопрос Богданову: «Он же должен был сегодня выйти, а он только прибыл. Почему?». «А он до Гомеля шел пешком. Обиделся, что машину ему не дали. Вот он и добирался своим ходом, вы же ему так рекомендовали», – отрапортовал Богданов. Дальше рассказывать не буду. Со стороны командира дивизии были приняты «крутые» меры уже к обоим. Лейтенанта все-таки посадили, но уже не на пять, а на 15 суток. Доставлял на «губу» и забирал его с «губы» лично капитан Богданов на своем личном автомобиле. Вот такая поучительная история случилась…

А мне все-таки надо было что-то решать с «оборзевшими» гражданами в солдатской форме. Присмотрел на территории полка здание под гауптвахту, примерно прикинул смету и позвонил комдиву с просьбой о строительстве гауптвахты для «клиентов» дивизии. Недолго думая, он дал «добро». Началась очередная стройка!

Сколько их уже было, а сколько будет еще впереди, тогда даже я не знал и даже не предполагал, что буду строить две шахты под «Тополь-М» и другие объекты космической составляющей. Но это все было впереди, а сейчас надо было построить образцовую «губу», и чтобы Командующий Белорусским округом разрешил ее эксплуатацию. И дело пошло. В строительстве были заинтересованы все – от командира дивизии и полков, до командиров ЧСВТ, поэтому и помощь не без воздействия комдива, шла со всех сторон, в основном стройматериалами и красками. Мне было этого достаточно.

И вот, наконец-то, я ее построил эту самую «губу». Приехала служба войск дивизии и, взяв в руки УГ и КС, начала скрупулезно проверять все помещения гауптвахты: караульное помещения и их соответствие УГ и КС и так по каждому помещению. Написала комиссия «кучу» недостатков и уехала. Примерно через неделю, недостатки были устранены. Приехали снова. Еще «накопали», но уже значительно меньше, а приехав в третий раз, мы наконец-то «перерезали ленточку» – гауптвахта была открыта. Осталось послать документы в округ.

О столь значимом событии в жизни полка я с пафосом доложил командиру дивизии. Он спросил, проверяла ли служба войск дивизии, на что я ответил, что проверяла и трижды. «Ну, хорошо, я в ближайшее время приеду, посмотрю, что вы там сделали. Если все соответствует требованиям, ввод объекта в эксплуатацию разрешу». Все! Я добился, чего хотел… «Губа» заработала. Правда она добавила и хлопот с подготовкой караула, с выполнением на гауптвахте жесткого распорядка дня, чтобы «губарям», служба медом не казалась. Но это уже были мелочи нашей повседневной жизни. Главное – «губа» работала, и теперь каждый командир дивизиона и выше мог воспользоваться своим законным правом – арестовать нарушителя воинской дисциплины, и это им делать  никто не запрещал.

То, что на «губе» был жесткий распорядок дня, это известно всем, а вот я ввел для «губарей» и вовсе экзотический труд за условно-досрочное освобождение. На территории полка было много не выкорчеванных пней, оставленных строителями. Так вот эти пни им и предлагалось выкорчевывать. Один день – один пень. Если «губарь» с нормой справлялся, срок ему уменьшался на сутки, а если не справлялся – сутки добавлялись. Если кто-нибудь и когда-нибудь корчевал пни, тот может представить, что это за экзотическая работа и далеко не каждый с такой работой сможет справиться даже за двое суток. Жажда свободы делала свое дело.

Все-таки находились «губари», которые норму «один день – один пень» выполняли. А в полку желающих выполнять норму «один день – один пень» и посидеть на «губе» как-то сразу поубавилось. Даже, «обуревшие», и так называемые «лица…», стали значительно сговорчивее. Когда их «товарищи», посидевшие на гауптвахте, стали «прыжками» выполнять любое, даже самое малозначительное, приказание старшего начальника.

Пользуясь представившимся мне случаем в связи с вводом «губы», я потребовал от всех отдания воинской чести (сейчас это воинское приветствие) – кто в каком бы звании не находился, и добился и в этом успеха. Все приезжающие «контролеры» были шокированы увиденным. Идет солдат, а навстречу ему другой солдат и друг другу отдают честь. Хотя! Передвижение шагом солдат и даже подразделений в учебное время было категорически запрещено. Передвижение разрешалось только строем и бегом. Любой военнослужащий, передвигающийся шагом, патрулем «брался» на карандаш, а по воскресенья с такими нерадивыми проводилась строевая подготовка под руководством одного из замов командира полка. Приехал посмотреть гауптвахту, и Моложаев И.И. Посмотрев, даже похвалил, что он делал крайне редко, а когда увидел корчевание пней и узнал о нормативе, сказал «Это что-то новое». Привозили на гауптвахту нарушителей дисциплины из других частей дивизии.

Анализируя позже эти «посадки», пришли к выводу, что те, кто уже отсидел, вторично сидеть, и выполнять норму «пня» как-то уже не хотели. Все-таки, на мой взгляд, метод принуждения в армии был более эффективен, чем метод убеждения. Ну, как говорится, это как кому. Вот сейчас в Российской армии действует метод убеждения (гауптвахты-то закрыты). Мне очень бы хотелось узнать, у какого-нибудь лейтенанта, который служит в боевой части, как он справляется с «обуревшими», и «лицами особой принадлежности». Убеждает их, или, может быть, сразу ведет к прокурору? А позволит ли вести нарушителя к прокурору командир, офицер-воспитатель, психолог? «Палки» (происшествия и преступления) в армии, наверное, никто не отменял, а, может быть, уже существуют другие, не такие как были у нас критерии оценки воинской дисциплины, или может состояние дисциплины вовсе не оценивается? А может состояние дисциплины и боевой готовности никак не связаны? Я не знаю, что сегодня творится, в Российской армии – с дисциплиной и боевой готовностью, но мне кажется, хотя может быть это и субъективное мнение, ничего хорошего там нет. Дай-то бог, чтобы это было не так.