 |
|
 |
|
|
|
|
Николай Юдин
© Юдин Н.В., 2019 Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Как будущий генерал изживал дедовщину Раньше, когда я еще служил в армии, встречаясь с родителями призывников, мне часто задавали вопрос, а он почти всегда был самым первым: «А у вас дедовщина в частях есть?» Ответить, что дедовщины нет, я не мог – она была, есть и будет. Я всегда отвечал: «Да! Есть, но не в такой форме, как её показывают по телевидению». На самом деле то, что показывали по телевидению – это, конечно, беспредел, и за это надо очень жестко наказывать, а тех офицеров, кто скрывает подобные издевательства, надо судить судом военного трибунала. Армия – слепок общества, в котором мы живем, что происходит в обществе, то происходит и в армии. Вот совсем недавно мне пришлось беседовать с одним молодым человеком. Ему 33 года, у него двое детей, дочь и 6-летний сын, которого он отдал в секцию восточных единоборств. Я у него спросил, не рано ли ты его отдал в эту секцию, как-никак это же возбуждает злость и агрессивность к противнику, потому что каждый выходящий в ринг, или на татами выходит туда не для того, чтобы проиграть, а чтобы выиграть. Вы знаете, что он мне ответил: «Пусть привыкает к нашей сегодняшней непростой жизни, чем раньше он это поймет, тем будет для него лучше». А дальше добавил, что уже выиграл два боя и один бой у десятилетнего, пацана. «Дедовщина» идет и воспитывается еще со школы, где молодые люди впервые сталкиваются с категорией сильный – слабый. Это не так? Утверждаю, что именно так! А приходя в армию, они в этом убеждаются еще раз. Я сам убедился в этом, пройдя через Суворовское Военное Училище. Сначала, поступив в СВУ, мы все передрались, выясняя кто сильнее, кто слабее. Определился определенный статус каждого. Потом этот статус с каждым годом изменялся, кто становился сильнее, кто наоборот – слабее, но драк уже не было. В Пермском ВКИУ понятие «дедовщина» практически, вообще отсутствовало, а вот придя в ракетный полк, я с этим явлением познакомился непосредственно. К 70-м годам прошлого века в армии уже сложилась достаточно строгая градация среди военнослужащих срочной службы. Они как бы делились на 6 категорий: Первая категория – вновь прибывшее молодое пополнение, не принявшее военную присягу, их называли – слон, мамонт, салабон. Вторая категория – принявшие, военную присягу и прослужившие до полугода – дух, щегол, салабон, чижик, гусь. Третья категория – прослужившие, от полугода до года – молодой, морж, щегол, старший гусь. Четвертая категория – прослужившие, от года до полутора лет – черпак, помазок, фазан. Пятая категория – прослужившие, от полутора лет до двух – дед. И, наконец, шестая категория, к ним относились военнослужащие, которые продолжали служить, после выхода приказа об увольнении, их называли дембель, или карантин. Откуда я это знаю?
Да постоянно в войсках с этим явлением сталкивался, в той или иной степени. Духи – самые бесправные, деды – полновластные хозяева казармы. Мы, офицеры, всегда знали и готовились, чтобы избежать негативных явлений в казармах, когда будет 100 дней до приказа, когда будет приказ МО СССР. Почему? Да потому, что в жизни войск это были, как бы ритуальные даты, когда начинались переводы из одной категории в другую, и в казармах начинался отсчет времени, сколько осталось до выхода приказа МО. Может быть, некоторым из тех, кто сейчас читает эти строки, и неизвестно что такое переводы, отсчет времени, и другие тому подобные «мероприятия», к которым офицеры так готовились? Когда выходил приказ, духи во все горло и на всю казарму должны были кричать: «До приказа осталось 100 дней», и так каждый день – 99, 98.. и т.д. Что такое «Перевод»? Это удары ремнем по заднему месту, такое количество раз, сколько военнослужащий должен еще прослужить в армии. Причем переводимые не должны были во время этих истязаний не проронить ни звука, а вот дедов переводили уже совсем по-другому – ударом нитки, через подушку, положенную на заднее место, и они должны были кричать, что им больно и выть как бы от боли. После выхода приказа масло в столовой «деды» должны были отдавать «духам». Почему так случилось и почему появились в армии такие вот негативные явления? Причина здесь мне кажется, кроется в следующем. В 1968 году в Советской Армии были ликвидированы полковые школы сержантов, а создали ВШМС (военная шкала младших специалистов) при дивизиях. Если раньше в полковые школы попадали военнослужащие уже прослужившие какое-то время в войсках, то в дивизионные – на сержантов учили сразу же после принятия присяги. Вот в этом, как мне кажется, и была главная ошибка. Еще А.В. Суворов говорил, что армия держится на сержантах, а после введения ВШМС, сержанты по сути напрочь отсутствовали, пусть даже если они и были неплохие специалисты в знании техники, но ведь им надо было еще и командовать и руководить людьми, а там три призыва были старше этого самого сержанта. И как управлять? Вот и получалось, что управляли «деды», если конечно им позволяли офицеры и прапорщики подразделения. Командуя расчетом и став начальником отделением, с таким явлением, как неуставные отношения я, к своей великой радости не столкнулся – сержантский коллектив был сильным и не допускал, чтобы «деды» ими командовали, хотя допускаю, что мне не все было известно. А вот став командиром батареи, с неуставными отношениями я познакомился вплотную, да еще как. Предшественник мой, майор Семеняко, готовился уйти служить, как он говорил в «тепленькое место» – военкомат «перекладывать бумажки» и покинуть этот «дурдом» навсегда, поэтому дисциплиной в батарее не занимался. Не занимается командир, не занимаются дисциплиной и офицеры батареи. И вот такую батарею я принял. Спросил у офицеров: почему в вечернее время их нет в казарме. Получил ответ: «А вы сами зайдите в казарму после 22 часов и увидите, почему мы в казарму не заходим!» Начал разбираться в причинах. И вот что выяснилось. Оказывается, в казарме всем управлял 2-й номер первого отделения ефрейтор Мамаев, призывник с Донбасса, «дед», здоровый амбал, выше 2-х метров ростом, с кулаками, как двухпудовые гири. Сделать никто с ним ничего не мог, в боевой работе он был большой специалист, устанавливал ракету на пусковой стол безукоризненно. Вот им-то я стал предметно заниматься. Заступил на боевое дежурство, и утром рано пришел на подъем. По команде подъем поднялись только два призыва, а остальные два, как лежали в своих постелях, так и продолжали лежать. Подошел к Мамаеву и лично для него продублировал команду «Подъем», а он, не повернув головы, «кочан, и чувств никаких, не изведав» послал меня, командира батареи, на известные всей России три буквы… Это было уже слишком! Такого отношения к себе, я потерпеть не мог. Я схватил, двухэтажную кровать, и с такой силой дернул, что верхняя кровать, упала на нижнюю, где, спал Мамаев. Он, кое-как выбравшись из-под верхней кровати, с матом, в кальсонах и рубашке схватил шинель, выбежал из казармы. После того, что произошло с Мамаевым, других таких же «дедов» из казармы как «волной смыло». На улице, для Белоруссии, было достаточно холодно – 15 градусов. Подойдя к батарее, я увидел, что физзарядкой занимаются только два призыва, остальных просто нет, и где они – никто не знал. Поиски, пропавших, ни к чему не привели, «как в омут канули». Закончилась зарядка, вернулся в казарму и что я увидел – постель Мамаева уже заправлена, а вот верхняя одежда лежала на стуле. Вроде как с зарядки подтянулись и «деды», Мамаева среди них не было. Я метнулся в солдатскую столовую, и на тебе, вот он нарушитель воинской дисциплины – Мамаев, сидит за столом и из бачка на десятерых «жрет» кашу с мясом. Он, увидев меня, даже поперхнулся. А я схватил с ближайшего стола половник и запустил его в Мамаева. А сам с грозным видом, вооружившись еще одним половником, двинулся в его сторону. Он как был одет в шинели, кальсонах и нательной рубашке бросился от меня бежать, извергая из себя, весь мат, который он знал, и которого не изучают в школе. На утреннем построении я приказал офицерам зайти в Ленинскую комнату и позвал туда Мамаева. Я долго выговаривал начальнику отделения о поведении Мамаева, о том, что им надо заниматься…
Меня прервал старшина батареи прапорщик Ткаченко, бывший десантник-фронтовик, он встал, подошел к Мамаеву и ни слова не говоря, так ему врезал, что тот вывалился из Ленкомнаты, как мешок с опилками, и прямо перед строем батареи. А потом вышел перед строем батареи и сказал, что так будет с каждым, кто ослушается командира батареи. Убедительно было сделано и сказано, на фоне, лежащего, перед строем батареи Мамаева. Сказать, что это сыграло решающую роль в борьбе против «неуставняка» в батарее – не сыграло, и что это помогло переломить существующие порядки, я тоже не скажу, а вот задуматься кое-кого это действо заставило. Через некоторое время я снова столкнулся с Мамаевым, а вот уж после этого он стал у меня как «шелковый». Однажды, будучи на боевом дежурстве, я заступил дежурным по дивизиону. Вечером, пойдя все подразделения, я пришел в казарму батареи, где прапорщик Махлярчук, дежуривший со мной в одной смене, доложил, что Мамаева, а он тоже был в дежурной смене, в казарме нет, и где он никто не знает. Я скомандовал: «Батарея! К бою!», а сам вышел на улицу, где был уже достаточно теплый февральский вечер. Вижу – из казармы выбежал солдат и побежал в сторону клуба, я за ним. За клубом была колючая проволока, и 500 через лес до ближайшей деревни. Встал возле дуба в три обхвата, предварительно достал ПМ, вынул из него обойму, еще и проверил, нет ли патрона в патроннике, и стал ждать. Мамаев не замедлил показаться. Сначала пробежала «шестерка», а потом и появился САМ нарушитель в/д, и только он просунул голову под проволоку, в его висок уперся 9 мм пистолет оружейника Макарова. Он присел. Ствол пистолета был холодным, особенно когда он соприкасался с кожей виска. В этот момент подбегает прапорщик Махлярчук Василий Макарович и спрашивает меня, что делать с батареей, а я ему отвечаю, давайте отбой, всем спасть. И в это самое время раздается голос Мамаева: «Товарищ прапорщик спасите, он ведь меня убьет!» Махлярчук отвечает, и правильно сделает, я бы сам тебя идиота, убил, и убежал к батарее. Направив ствол на Мамаева, я приказал ему встать спиной к зданию сборно-щитового клуба. «И тут Остапа», то есть меня, «понесло». Я стал говорить ему, какой он нарушитель, сколько он вреда приносит нашей Армии и Флоту, что нарушая воинскую дисциплину и порядок помогает Американскому империализму разрушать государственные структуры – основу государства, ну и многое еще я наговорил такого, что у Мамаева уши как-то завяли и в конце я сказал: «Властью, предоставленной мне Верховным Советом СССР, за нарушение правил несения боевого дежурства я приговариваю вас, ефрейтор Мамаев к высшей мере наказания расстрелу! Приговор привести в исполнение немедленно!» и навел ствол пистолета в его сторону. Вы бы видели его реакцию, он упал на колени, ползал, упрашивая его не расстреливать, говорил, что это было первый и последний раз, что такого больше не повториться, хватал меня, за хромовые сапоги… Я был непреклонен. Приказал встать к «стенке» и, наведя ствол – выстрелил. Надо же! Произошла осечка, «черт подери», а «товарищ» к тому времени уже и «обписался и обкакался». Позже я забрал его чуть живого и привел в казарму. С этого времени он стал образцовым солдатом и никому из «дедов» больше не позволял издеваться над «молодыми». Увольнялся он последним в батарее, и ничем, не высказывал, свое недовольство. Вот как иногда приходилось, на заре моей туманной юности, приводить в чувство чересчур ретивых и наглых «дедов». Сказать, что все командиры поступали именно так, а может быть и еще круче, я не могу, каждый «выкручивался» как мог, исходя из своих способностей и возможностей. В моей же практике борьбы с неуставными отношениями это был первый и последний случай, таких приемов борьбы с этим злом я больше никогда не практиковал, а если откровенно, было и не нужно. Командуя в последующем дивизионом, полком, дивизией я всегда стремился к тому, чтобы не допустить у себя в подразделениях, которыми командовал, этих негативных для армии явлении, причем гасил их в самом зародыше. Скажу прямо, получалось лучше, чем у других командиров и начальников.
|
|
|
|