 |
|
 |
|
|
|
|
Николай Юдин
© Юдин Н.В., 2019 Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
Об особистах в ракетных… Месяца через полтора все привели в норму, все привели к уставным требованиям и к тому состоянию, что было до начала подготовки к сборам. Между тем я все чаще стал замечать особое к себе внимание со стороны «особых» органов, то есть полковых чекистов. Что-то смотрели они на меня явно как-то не так. Дело было вот в чем. Когда, вовсю шла подготовка к сборам, приходилось, хотели мы этого или нет, нарушать требования секретности. Ну и где мне было набрать «писателей и художников» с «первой» формой. Ведь писать и рисовать приходилось с секретных и совершенно секретных материалов, а такие специалисты были только из офицеров и прапорщиков. Вот они и ходили, а их допускали везде. Куда, бы они, не заходили, потом мне писали докладные: этого отстранить, этого из секретного класса убрать, того не допускать больше к секретным документам, ну и тому подобное. И все это в письменном виде, на который надо было отвечать, в обязательном порядке. Если бы я ответил устно или вообще проигнорировал бы, для них это был «криминал», причем очень серьезный. Приходилось «финтить», отписываться и убирать на некоторое время «писателей», и, отписавшись и убедившись, что они проверили, снова привлекать этих же людей к работе по подготовке к сборам. А что было делать? Им ведь было не до наших проблем, у них были свои «высшие» государственные проблемы, которые им казалось, нас не касались.
Чекистов в полку было двое – майор и старший лейтенант. Друг от друга были независимы. Каждый решал свои дела на своем участке. Оба закончили ракетные училища, а потом в Новосибирске одиннадцатимесячные курсы КГБ. В полку они никому не подчинялись, вели свой, только ведомый им образ жизни. Когда хотели – тогда и приезжали на «работу», когда хотели – уезжали. Что они делали в течение дня, никто не знал, да и зачем, стало бы легче? Кого-то приглашали к себе в кабинет, о чем-то беседовали и люди эти выходили от них какие-то озабоченные, видимо «завербованные» или перекованные в другую веру. Таких вот перекованных в подразделениях если о них знали, не просто не любили, их ненавидели и старались быть подальше от таких. Майор был более порядочным, и мне даже казалось, более искренен, хотя об искренности я сказать поторопился. Старший лейтенант был полным антиподом майора. Какой-то он был скользкий, с вечно бегающими глазами и потными руками. Несколько лет подряд я бывал в Стамбуле, где под собором Святой Софии находится пантеон, а там – мраморная медуза Горгона. С точки зрения искусства, возможно, конечно «вещь в себе», а вот с точки зрения простого посетителя – вещь отвратительная. Не хотел бы я очутиться в ее щупальцах. Этот старший лейтенант был похож на эту медузу. Ему позволялось многое, и видимо, с разрешения его высокого покровителя, начальника особого отдела дивизии. А начальник этот был еще та штучка, замахнулся властью на самого командира дивизии, генерала Моложаева И.И. Однажды, этот подполковник должен был приехать в полк. Дня за три до его приезда приходит ко мне старший лейтенант, майор был в это время в отпуске, и говорит, что «он сам» приезжает и спрашивает: «Как будем встречать?». Я в ступоре! Отвечаю, да как обычно, пусть приезжает. А он мне рассказывает, как все-таки надо встречать: «На КПП с докладом, далее показать полк, казармы, УМБ, в боевой зоне показать ПУ в сооружении, ну и так далее…». Я ему отвечаю, мол, – разве он командир дивизии, почему командир полка ему должен это все показывать, еще и сопровождать? Ответ, меня ошарашил: «Он выше!» Во как! После таких слов я послал его подальше, а сам позвонил комдиву и в красках описал беседу и, естественно, спросил: «Как мне его все-таки встречать?». Он мне ответил просто – заниматься своими делами и не обращать внимания. Что я и сделал. Приехав в полк, дивизионный «особист» позвонил и вызвал меня в кабинет чекистов. Я прийти отказался, и сказал, если ему надо меня видеть, то пусть приходит ко мне в кабинет. Через некоторое время он все-таки пришел ко мне вместе с «медузой». У нас состоялся крайне неприятный разговор о роли командования и особого отдела, причем на повышенных тонах. В беседе я ему напомнил ГПУ, НКВД, Ежова, Ягоду, Берию… Я откровенно сказал, что те времена прошли. В ответ услышал, что я серьезно ошибаюсь и делаю большую ошибку, отказываясь сотрудничать с органами, и я об этом еще пожалею. А ведь шел конец 1983 года. Так мы и расстались. Никуда я его не водил и не провожал, с этим вполне справился «медуза». В последующем, он явно сторонился меня, а, завидев, обходил стороной, что меня вполне устраивало. Как его устраивало такое положение дел, мне не известно и не интересовало. Судьба еще раз сведет меня с этим офицером и в весьма пикантной ситуации.
|
|
|
|