Николай Юдин
Мои воспоминания о службе в РВСН

© Юдин Н.В., 2019
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Работа в полку

И вот, приняв полк и знакомясь с заместителями, я обратил внимание на то, что один из заместителей, а именно замполит части, на мундире носит «кадетский» знак, точно такой же, как и у меня. После знакомства с заместителями в кабинете я их отправил, а замполита Уфимцева Валерия Сергеевича я попросил остаться. После того, как мы остались наедине, я сказал ему: «Ну, здравствуй, брат!». Мы обнялись. Долго говорили – кто и где учился. Он окончил Ленинградское СВУ, потом Рижское училище, служил на ракетных комплексах «ОС», недавно окончил академию имени Ленина и теперь назначен замполитом этого полка. Валерий Сергеевич рассказал мне обстановку в полку, которая сложилась в период отсутствия штатного командира (а это длилось три месяца). Обсудили ситуацию с воинской дисциплиной и другие жизненно важные вопросы. Проанализировали – на кого в полку можно рассчитывать и опираться. Таких оказалось не так много… Ну, что же, как говорится «на безрыбье и рак рыба». По крайне мере, я знал исходные позиции, с которых можно было двигаться вперед. По результатам 1982 года полк занял последнее место в дивизии, и, прежде всего, по состоянию воинской дисциплины (одних только нарушений правил несения боевого дежурства – семнадцать, не считая пьянок и других нарушений). Мы с ним четко обговорили, кто и чем будет заниматься. Я взял на себя боевое дежурство, выполнение распорядка дня, боевую подготовку, бытовые вопросы и содержание техники. Он все, что касается дисциплины, политподготовки, проведения партийных и комсомольских собраний и прочее.

Я уже ранее рассказывал, какими были мои первые шаги в должности командира полка. Кроме того, я сделал своевременным отъезд офицеров и прапорщиков после службы домой. Ровно в восемнадцать часов колонна автобусов убывала из полка. Раньше офицеры убывали домой – кому, как придется, бывало и в 23 часа. Зачем? Я всегда удивлялся командирам, которые держали своих подчиненных после окончания рабочего дня. Это не давало пользу службе. Офицеров это только злило и воспринималось, как неспособность командиров решать задачи в установленное распорядком дня время. Всем сменившимся с боевого дежурства стали предоставлять положенные по приказу ГК РВСН выходные. Наказывали за то или иное нарушение не оптом, а конкретных виновников. Я добился разрешения у командира дивизии на открытие в полку гауптвахты. Передвижения подразделений происходили только под барабан или с песней, под жестким контролем со стороны одного из заместителей командира полка по боевому управлению. Кроме того, помывка в бане личного состава тоже проводилась под их же контролем. Валерий Сергеевич через своих подчиненных контролировал проведение всех партийно-политических мероприятий. Не дай бог, если где сорвется политинформация, и уж тем более, партийное или комсомольское собрание. Для него это было настоящим происшествием, где бы это не случилось. Комсомол – резерв партии. И наши «комсомолята» работали под его руководством как «папа Карло». Кружки, боевые листки, Ленинские комнаты на полевых позициях, мобилизующие на успех комсомольские собрания и прочее. Все шло в копилку последующего успеха полка. Сколько же эти «комсомолята» сделали пользы для успеха полка – одному богу известно. А сколько я еще не знал…

Я, как командир полка, заставил подчиненных просто выполнять свои обязанности согласно уставу. Как оказалось, они их просто не знали, и прежде никто их не заставлял это делать. Пришлось заставить. И потом они мне честно признавались, что служить в армии начали только после того, как столкнулись с такой требовательностью. Шатко ли валко, прошел первый месяц моего командования. Старшины доложили, что под окнами казармы количество бутылок резко сократилось и достигло тридцати. У них появился, как им казалось законный вопрос: «А на что мы будем закупать замки?». Я сказал, если это самый главный вопрос, то он разрешим, причем легко – через службу ИТС полка.

Службой ИТС в то время командовал майор Моцарь. Говорили, что он вроде был из польских евреев. Наверное, это было похоже на правду. Прижимистый очень, «зимой снега не выпросишь». Хотя, кто такие евреи, а уж тем более – польские, я представлял слабо.

Был такой случай. Заканчивался 1983 год, как сейчас помню – 27 декабря. Деньги на счетах дивизии еще оставались, и по тем временам довольно большие. Доложили генералу Моложаеву, что, мол, так и так, если не истратим до 29-го числа, то деньги пропадут. Он звонит мне и спрашивает, сколько денег полк может потратить на закупки? Я – Моцарю: «Сколько?». В ответ от него: «Сколько дают?». Переадресую вопрос комдиву: «Сколько можете выделить?». 25 тысяч рублей! Ого! Это две «Волги» и «Запорожец» еще в придачу. Моцарь, тут же сориентировался: «Потрачу, дайте только машину на два дня». И ведь потратил… Закупил всего столько, что хватило надолго, может где и своровал (не утверждаю), но по документам все было чисто.

Первое время у меня тяжело складывались отношения с комдивом генералом Моложаевым И.И., или мне только так казалось. Не знаю. Он каждую неделю приезжал в полк или присылал своих заместителей, чтобы те контролировали мою деятельность, как командира полка. Работать под контролем я как-то не привык, мне всегда предыдущие командиры доверяли. А уж как контролировал он, то это задевало мое командирское самолюбие, своеобразное покушение на офицерскую честь.

И вот однажды я не выдержал и задал ему вопрос: «Товарищ генерал, вы мне не доверяете? А если доверяете, почему каждую неделю присылаете ко мне, своих соглядатаев?».

Да! Зря я так сформулировал вопрос… От него я услышал такое, как говорят – «мама не горюй». В ответ он «тактично», без повышения тона разъяснил, что «Конго находиться в Африке, французская Гвиана – в Южной Америке». Конечно же, я был не прав, задав вопрос именно в таком виде. Это мне была наука на всю жизнь. В последующем, готовясь к докладу старшему начальнику, выступая публично с докладами, и даже проводя занятия с офицерами, я всегда детально продумывал свою речь до каждого слова, до запятой, чтобы не дай бог, мои слова могли кого-то обидеть или оскорбить. Молодой был, горячий! Позже, при докладах по понедельникам, чтобы «подколоть» меня и напомнить об этом случае, генерал иногда задавал вопрос: «Ну, и сколько «соглядатаев» было за неделю?». Что только я только не предпринимал, чтобы он забыл о моем неудачном вопросе… Забыл через год моего командования и больше уже никогда не вспоминал. Хотя нет. Когда я уже тоже стал командиром дивизии, задал ему вопрос: «Почему же вы так долго мне вспоминали мой вопрос?». На это он спокойно ответил: «Учить вас надо было… молодых!». Что тут скажешь, а ведь он был прав. У генерала Моложаева, был прекрасный тандем с начальником политотдела полковником Некрашевичем Николай Николаевичем. Они прекрасно дополняли друг друга. Приехав в полк, генерал работал со мной, а Некрашевич – с Уфимцевым, и разбор «полетов» был совместный.

А полк жил своей жизнью. Потихоньку, медленно, но уверенно вопросы дисциплины были сдвинуты с мертвой точки. Уже не было пьянок среди солдат, о самоволках вообще забыли (сыграли свою роль тревожные построения). Безусловно, были мелкие нарушения, куда без них, но это было поправимо. Однажды, в очередной раз приехал комдив вместе с начпо и сразу задает вопрос: «Через сколько минут вы можете построить полк?». Отвечаю: «Через пять минут». Он берет в руки секундомер, и командует: «Время пошло!». Через четыре минуты и тридцать секунд полк в полном составе, построенный и уже проверенный, стоял на плацу. После моего доклада генерал сказал всего одно слово, как сейчас помню: «Впечатляет…», а потом добавил, глядя на Некрашевича: «Ну, что Николай Николаевич! В этом полку нам с тобой делать больше нечего!». Комдив, и начпо уехали.