Николай Юдин
Мои воспоминания о службе в РВСН

© Юдин Н.В., 2019
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

«Зеленый змий» и рукоприкладство

На кого надежно можно было опереться? На своего заместителя по ракетному вооружению или заместителя по тылу?

 Главный «вооруженец» ракетного полка, или просто – главный инженер, подполковник Краснов Эдуард Дмитриевич, как выяснилось позже, мой земляк из Перми. Его родной брат служил и преподавал в училище, в котором я учился – Пермском ВКИУ.

Эдуард Дмитриевич был технарь от бога. Исключительно грамотный офицер, знающий боевую технику досконально. Он создал прекрасный коллектив из молодых офицеров, которые знали все инструкции по эксплуатации – ИЭ, что называется, с закрытыми глазами. Иногда я просто удивлялся, как оперативно они находили любую неисправность, которая еще не успевала повлиять на боевую готовность, а они уже выдавали решение по ее устранению.

Техническое обслуживание техники для моего заместителя по вооружению, да и его офицеров – было, чуть ли ни праздником. Я всегда им в этом помогал. Но иногда, хотя случалось крайне редко, Эдуард Дмитриевич мог так подвести меня и полк в целом, что «мама не горюй».

У русского человека всегда одна и та же беда – пить, не зная меры, до «зеленой сопли». Так случилось, впервые в практике РВСН, ракетный полк (это был наш полк) подвергался проверке инспекцией Министерства обороны СССР, это было в апреле 1984 года. По результатам этой проверки Министр обороны вправе был судить о состоянии в целом ракетных войск, как главного вида Вооруженных сил страны. И вот, накануне приезда этой комиссии, на одном из боевых агрегатов комплекса возникла техническая неисправность. Главный инженер остался в полку и устранял неисправность вместе с выездным расчетом технической ракетной базы – ТРБ. После устранения неисправности расчет убыл в свою часть, а главный инженер в своем кабинете решил «отпраздновать» очередную победу над неисправностью. И понеслось… Стакан! Мало, второй стакан… А дальше уже «тормоза» отказали. Когда я приехал в полк, и спросил у дежурного, где заместитель по вооружению, тот доложил, что «товарищ подполковник в своем кабинете». Наши кабинеты находились рядом – дверь в дверь. Проходя мимо, я попытался открыть дверь его кабинета. Не удалось, чувствовалось, что закрыто изнутри. На мои требования открыть дверь, никто не отвечал. Уже не помню, с кем взломали дверь, но в итоге обнаружили спящего на столе моего заместителя, рядом с ним две пустые бутылки и недопитая фляжкой спирта с банкой кильки. Что было делать с этим «телом»? Комиссия уже вот-вот должна приехать. Посадил к нему в кабинет самого сильного офицера службы вооружения, и приказал силой пресечь любое его движение, а если запоет – кляп в рот и связать руки. Сам пошел встречать проверяющих. Позже главного инженера связали, и увезли домой. На проверке он так и не появился. Сдавали без него, в том числе и проверку вооружения и техники. Мне оставалось только обманывать комиссию, будто мой подчиненный болен. Потом он извинялся, божился, что больше никогда не позволит не то, чтобы выпить, но и пробку понюхать.

Об этом случае мною было доложено командиру дивизии, и он приказал после отъезда комиссии представить документы на увольнение Краснова Э.Д. в связи с дискредитацией. В этом я был не согласен, то ли оттого, что мы с ним были земляками, то ли оттого, что все-таки он много сделал для становления полка и поддержания его боеготовности. Пришлось пойти на хитрость – каюсь, грешен. Как мог, я затягивал представление документов, специально делал ошибки в представлении и документы возвращали обратно, после исправления отправляли заново. Так «гоняли» документы по кругу, и дотянули до середины лета, а потом я уже представил его к увольнению по возрасту. Насколько правильно я тогда поступил? Чисто по-человечески, считаю, правильно. А вот как командир? Это вам решать…   Хотя, мне казалось, что комдив все-таки понял мою хитрость… Ведь он прекрасно знал Краснова Э.Д., когда сам служил командиром этого полка. Умный был комдив…

О заместителе по тылу полковнике Иванове Д.А. могу сказать только добрые слова. Снятый с должности заместителя по тылу дивизии за низкий уровень воинской дисциплины в подчиненных ему подразделениях, он как-то сразу стал мне настоящим помощником по тыловым вопросам. Но вот укреплять дисциплину – это было не его поприще.

Именно с его приходом улучшилось все тыловое обеспечение. Стали лучше кормить солдат и офицеров, возросло поголовье скота на полковом подсобном хозяйстве. Появились куры, утки, гуси, кролики, а стадо коров возросло, аж до 39 единиц. По этому показателю наш полк вышел на первое место в дивизии.

Как сейчас помню, служил в офицерской столовой, поваром прапорщик Купрей. Кулинар высшего разряда. Ему бы на первый телеканал в программу «Смак». Он готовил такие деликатесы, что, пожалуй, даже известным кулинарам не снились. Подходит он как-то ко мне и спрашивает: «Товарищ командир! Завтра у нас будет комиссия. Раки нужны?». Я опешил. Какие раки зимой, в феврале? Как их ловить подо льдом? На что он ответил, что этого уже его проблемы, только машина нужна. Машиной он был обеспечен, а на следующий день на большом блюде, посреди обеденного стола красовались раки. У проверяющих слюна висела «аксельбантом».

Была только у него одна слабость, как и у подполковника Краснова. И делал он это, как правило, перед самым отъездом со службы. «Опрокинет» стакан и сразу в «кунг» – сидит, как ни в чем не бывало, вроде, как и трезвый. После приезда в городок он бегом бежал домой (в семье было трое детей). Все, конечно же, знали о его пристрастии к «зеленому змию». Скоро об этом узнал и я. Беседовал с ним неоднократно, но бесполезно…  Такой маленький «алкашенок», был этот Купрей. О нем знал и генерал Моложаев, и он мирился…  И я смирился, а что было делать – специалист он был высочайшего класса, ничего не скажешь. Иногда в жизни, как это ни прискорбно, приходится идти против принципов во имя общего дела. К сожалению, после моего назначения на должность начальником штаба 43-й ракетной дивизии, мой преемник – подполковник Охрименко, уволил его за банальную выпивку. Вот и пойми – кто из нас прав?

Прежде чем приступить к очередной главе, позволю себе остановиться, как мне кажется, еще на одном важной теме. Это вопрос взаимоотношения командиров и политработников. Безусловно, тема эта сложная, не всегда однозначная, не всегда правдиво освещаемая и неоднозначно воспринимаемая. Тем не менее, это требует раскрытия. Повторюсь, представляю свой взгляд, мое личное видение.

Итак, в 1971 году я молодым «лейтехой» прибыл в 1-й ракетный дивизион 170-го ракетного полка (город Лида Гродненской области). Честно скажу, о службе в ракетном полку на то время я мало что знал и понимал. Запас знаний, безусловно, у меня был, а вот практики общения и взаимоотношений с сослуживцами, т. е. офицерами старше себя по возрасту, конечно, еще не было. Никто ведь в училище этому не учил. По жизни я человек коммуникабельный и вскоре нашел контакт как с молодым, так и «старыми» офицерами, стал присматриваться к полковой жизни. И постепенно пришел к выводу, что наиболее привилегированной частью являются политработники. В чем же проявлялась особенность этой категории?

Например, они у нас не присутствовали на построениях, всегда держались обособленно, не бывали на ночных комплексных занятиях, но зато всегда были первыми, когда дело касалось товаров из военторга. Они не привлекались для сдачи зачетов по физподготовке да и другие вопросы полковой жизни проходили «мимо них». Когда я спросил у начальника 3-го отделения 2-й батареи капитана Хальзова – почему так, разве это и есть «белая кость»? Он ответил просто: «Вот ты коммунист, так? Так! А до сих пор не понял, что у этих ребят партийный билет краснее твоего. Поэтому они себя так и ведут…».

Я, например, не запомнил фамилию ни замполита, ни секретаря партбюро, ни секретаря комитета комсомола. Почему? По той простой причине, что они были отстранены от ответственности. Кем или чем? Скорее всего, более «красным» чем у других партбилетом, а если серьезно, то, скорее всего сложившейся в СССР системой взаимоотношений между властью и партийно-политическим аппаратом, номенклатурой. И сломать эту тенденцию ни в 70-е, ни в 80-е годы никто не мог.

Много позже мне все-таки удалось узнать причину явно такой несправедливости. Оказывается, считалось, что политработники отвечают только за политические занятия, политинформации, своевременное проведение партийных и комсомольских собраний, партактивов и т. п. То есть, как бы воспитание не наше, это вотчина командиров – единоначальников. Вот отсюда и шла вся неразбериха с воинской дисциплиной.

Был у нас в 170 ракетном полку секретарь бюро ВЛКСМ, фамилия таких, как он, из памяти просто стирается. Жил сам по себе, никого никогда не тревожил и не доставал. С утра выпьет и спит до обеда, и все, как с гуся вода. Он уже так «достал» командира полка полковника Горшкова Валентина Ивановича своими пьянками, и дебошами в Лидских ресторанах, что дальше терпеть было просто невозможно. Встал вопрос о снятии его с должности. Тут он подключил члена Военного Совета Смоленской армии генерала Куриного И.И, начальника политотдела дивизии полковника Сергеева, и в итоге – остался при должности. Пить, правда, стал меньше, и только после обеда, или перед отъездом со службы. Система работала хорошо – своих «орлов» не сдаем, мусор из избы не выносим…

Однако не всегда было так. Когда меня назначили на должность командира батареи, помощь в воспитании личного состава мне оказал именно политработник – замполит дивизиона майор Варфоломеев Валерии Иванович. Мне тогда казалось, что именно таким и должен быть настоящий комиссар. В дивизионе он знал все и всех, к каждому находил свой подход и понимание проблемы. Толковый был человек. А вот замполита полка и секретаря партбюро не видел и не слышал, видимо перемещались по полку в «шапке-невидимке», поэтому и сказать нечего хорошего об их работе, да и фамилий вспомнить не могу.

В Слуцком 306-м ракетном полку замполитом полка был подполковник Швырялов Валерий Алексеевич. Это был, довольно нахрапистый мужик, со своими причудами. В дивизионе у меня он бывал раза три и то только за тем, чтобы порыбачить – приезжал за карпом (на территории полка был пруд, в котором мы разводили карпа). Остальное его не интересовало. Наловив карпов и взяв у меня УАЗик, он уезжал. А потом, до утра, я искал служебную машину. Где он «куролесил», мне было неизвестно. А спрашивать у водителя о похождениях замполита, не в моем характере было – Кодекс чести офицера никто не отменял! А вот от командира полка за ночные бдения я получал, что называется, «по полной». Судьба еще раз сведет меня с ним уже в Луцке, в 37-й ракетной дивизии, когда он привез ко мне на стажировку курсантов Рижского училища. Мы встретились как старые знакомые, вспоминали былые годы. А потом по старой «дружбе» он попросил у меня УАЗик съездить на рынок. Да-а-а-а! Забыл я, какую «выволочку» мне устраивал командир полка, за его ночные приключения. А жаль! Машину нашли лишь через трое суток. Вот и доверяй старым «знакомым».

Но вернусь к теме. По сути, политработники, на мой взгляд, делились на три категории.

Первая – это офицеры, преданные партии и государству, понимающие, что вопросы воспитания личного состава для них были первостепенны. Партполитработа, для них была вторичной, хотя и очень важной составляющей процесса воспитания.

Вторая категория – это были офицеры, как говорится – «моя хата с краю», или, если уж честно и прямо, то от них не было ни вреда, ни пользы.

Третья, самая опасная категория политработников. Характерной чертой этих офицеров была амбициозность (партбилет «краснее», чем у командира), заносчивость, показать всем «кто в доме хозяин», борьба за лидерство с командиром.

Начну, пожалуй, с третьей категории. Почему? Именно эта категория в войсках доставляла больше всех проблем простым офицерам. «Паны дерутся – у холопов чубы трещат» – только так можно характеризовать последствия нежелательных взаимоотношений между командиром дивизии и начальником политотдела, когда дело доходило до партийной «принципиальности». Примеров тому масса.

Первый раз я столкнулся с этим явлением, когда был командиром дивизиона (испытал на себе партийное дело о «мордобое»). Командир дивизии генерал-майор Муравьев В.А. защищал меня от начальника политотдела полковника Сергеева насколько мог. Ничего не получилось, хотя позже этого «начпо» сняли с должности за систематическое пьянство, а Муравьев В.А. стал заместителем ГК РВСН.

Будучи командиром дивизии, я был свидетелем подобных отношений и прямо скажу – печальное это зрелище, когда в «товарищах согласия нет». Такое положение дел было в Мозырской дивизии, после ухода из дивизии полковника Некрашевич Н.Н.  Были отклонения от нормальных отношений и в других дивизиях, инициируемые, прежде всего начальником политотдела Винницкой армии, Гасаненко Л.Г.

Но хуже всех было в Роменской дивизии, где командира полковника Герасимова В.П. «подмял» амбициозный, подполковник Сгибнев Г.Ф. Мне, как начальнику штаба дивизии, грустно было наблюдать, как любой приказ, мною уже подписанный, командир согласовывал с «начпо». Сгибнев пришел в дивизию с должности помощника начальника политуправления РВСН по комсомолу и имел высокого покровителя в его лице. Что он знал о службе в войсках? Ничего! О трудностях и проблемах в войсках он даже не догадывался, да и не желал знать. Все проблемы он решал из своего кабинета, не выезжая в боевые части. Когда случалось какое-либо происшествие или преступление, у него были виноваты все кругом, кроме его самого. Сколько человек пострадало от этого, не в меру умного, но зато с претензиями, начальника политотдела.

Сейчас, нередко общаясь по телефону или «скайпу» с офицерами Роменской дивизии, каких слов я только не слышу в адрес этого человека. Скольким офицерам он попортил жизнь, словно сохой прошелся по служебной карьере толковых офицеров. Чего этот политработник добивался в своей службе, он все-таки добился – возвращение в Москву, столичную квартиру, которую он и прежде-то не сдавал. Вот и весь сказ, о таких амбициозных политработниках, которые, сидя в кабинетах, просто пакостили коллективу боевых ракетчиков.

О второй категории политработников я уже рассказывал. О таких говорят – «ни петь, ни плясать». Эта категория политработников, как правило, либо ничего не умела, либо не хотела. «Не можешь – научим, не хочешь – заставим» – эта пословица была не про них. Они не хотели, и их было не заставить. К таким «политрабочим» лично я, отношу моего  замполита 1-го ракетного дивизиона 306-го ракетного полка старшего лейтенанта Меняйло, замполита 369-го Житковического ракетного полка майора Михайлина С.Д., замполита 306-го ракетного полка подполковника Швырялова В.А. Прямо надо сказать, такой категории замполитов в те годы, в войсках хватало.

Наконец о первой, самой основной категории. Это категория государственников, о которой мне хотелось бы рассказать подробнее. Из всех тех, кто отвечал этому требованию, я, прежде всего, хотел бы отметить замполита дивизиона майора Варфоломеева В.А., о котором я уже тоже писал. И до командования полком больше мне не доводилось встречаться с такими политработниками. Все, с кем мне доводилось встречаться и работать, относились ко второй категории.