Николай Юдин
Мои воспоминания о службе в РВСН

© Юдин Н.В., 2019
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

396-й ракетный…

В конце октября на базе 396-го ракетного полка проводились очередные сборы (а их и в последующем будет не мало) Главнокомандующего РВСН. Возглавлял эти сборы заместитель Главкома РВСН генерал-полковник Яшин Юрий Алексеевич. Когда он узнал, что в полку уже два месяца нет командира, он спросил у генерала Моложаева И.И. – кто был представлен на эту должность. Он назвал мою фамилию. Тут же приказали вызвать меня к Яшину Ю. А., а сам он начал немедленно звонить в Москву, в кадры РВСН. Как он только не называл нерадивых кадровиков…

Я предстал перед генералом, доложил все, как положено. Он задал мне лишь один вопрос: «Вы готовы командовать полком?». Мой ответ по-армейски был краток: «Так точно!». Генерал-полковник Яшин Ю.А. назвал мне номер приказа о назначении командиром 396-го ракетного полка и при этом добавил: «Вот идите и командуйте, хорошо командуйте. Мы с вами еще не раз встретимся». И началась моя служба в новой ипостаси.

Как же он оказался прав. Действительно, в последующие годы мы неоднократно встречались, общались и в Луцкой дивизии, и на космодроме «Плесецк». Позже – на собрании совета ветеранов РВСН, а последний раз мы с ним встретились в санатории «Архангельское». Наверное, это был мой ангел-хранитель в ракетных войсках.

Командиром 396-го ракетного полка я был назначен 1 ноября 1982 года. Тогда мне было 34 года. Много это или мало – вопрос риторический. А между тем, общаясь с однокурсниками, по Пермскому ВКИУ я понял, что среди всех выпускников 1971 года, командиром полка я стал первым. Это, безусловно, радовало, и, в тоже время, накладывало на меня еще большую ответственность. Анализируя с высоты прожитых лет свое назначение, надо прямо сказать, на должность командира полка меня назначили не случайно. У меня было положительное прохождение службы (кроме одного момента, но об этом, я уже рассказал ранее) во всех предыдущих должностях.

Командир дивизии ген. м-р Моложаев И.И. беседуя со мной перед назначением так вот прямо и сказал: «Я командовал этим полком, этот полк первым в РВСН заступил дежурить на СС-20 (15Ж45), в него вложено столько сил и средств, а он, на сегодняшний день, последний в дивизии. Оправдай мое доверие и сделай его первым!» Что мне оставалось делать? И я сказал, что постараюсь...

Вот так я стал командиром знаменитого, первого в мировой истории полка СПУ «Пионер» – 396-го ракетного полка. Не случайно так возвышенно пишу об этом легендарном полке – наши противники панически боялись ракетного комплекса «Пионер», который вошел в классическую военную историю именно через тот самый ракетный полк.

Когда меня представляли личному составу полка, я обратил внимание, что в строю находилась небольшая часть военнослужащих. В частности, не было ни одного из заместителей, кроме замполита Уфимцева В.С. Вот он и сообщил мне, что полк на полевых позициях, а все заместители – в дивизионах, которые на полевых позициях и этой ночью полк должен вернуться на пункт постоянной дислокации.

Проводив группу офицеров и генералов в Мозырь – в штаб дивизии, а позже генералов Яшина Ю.А. и Моложаева И.И., я впервые вошел в свой кабинет. Не успел присесть на стул, как в кабинет влетает офицер и докладывает, что в первом дивизионе случилось «ЧП» – семнадцать человек с дежурной смены находятся в самовольной отлучке. Буквально следом заходит дежурный по полку и докладывает, что во втором дивизионе солдату свернули челюсть. Задачи надо было решать по приоритету. Боевое дежурство – это главная задача, поэтому я немедленно убыл в первый дивизион, а замполиту приказал разбираться с «неуставняком», результатом которого стала разбитая челюсть.

Прибыв в первый ракетный дивизион, я спросил у командира, подполковника Судоргина: «Где люди?». Он мне спокойным голосом отвечает, что «самовольщики» находятся в деревне, и что он уже послал за ними машину. Начали разбираться. И что оказалось? Практически вся охрана боевого ракетного комплекса (БРК), действительно, находится в «самоволке», на месте оказался только личный состав группы подготовки и пуска (ГПП), который готовился к свертыванию агрегатов.

Решил сам поехать в деревню, по дороге встречаю «кунг», который вез «самовольщиков». Было уже не до разбирательств, пришел приказ на свертывание. Вместе с ракетным дивизионом вернулся на пункт постоянной дислокации. Поставил полк на дежурство, и только тогда пошел отдыхать. Быстренько, как тогда говорили, поспал и начал изучать положение дел в полку. А дел и проблем, как говорится, «до» и «больше».

Проанализировав состояние дел, я пришел к выводу, что самая большая проблема была с дисциплиной. Если еще боевое дежурство, боевая подготовка и другие показатели были на относительно приемлемом уровне, то с дисциплиной был полный «завал». Пьянки, были не только среди солдат, но и офицеры с прапорщиками считали обыденным делом «употребить» даже в разгар рабочего дня. Побеседовал со старшинами. Они поведали, что за месяц только под окнами казармы собирают до трехсот бутылок. С этим мириться было невозможно, необходимо было принимать экстренные меры.

Первое, что я сделал – сам поселился в полку и посадил на казарменное положение тех командиров, у которых состояние воинской дисциплины было, как говорят в армии – «ниже плинтуса».

Второе, ввел жесткий контроль за выполнением, элементов распорядка дня.

Третье – по понедельникам лично проводил строевую подготовку с полком, еженедельно заслушивал командиров и старшин о проделанной работе по укреплению дисциплины. С офицерами и прапорщиками организовывал учебные сборы по выполнению элементов распорядка дня, внутреннему порядку, правилам ношения формы одежды и другим вопросам. По воскресеньям для нарушителей воинской дисциплины под руководством одного из своих заместителей проводилась трехчасовая строевая подготовка, а перед обедом – трехкилометровый кросс для всего полка. Также практиковались внезапные построения на полковом плацу и занятие по тревоге боевых постов.

Но без помощников, своих заместителей и начальников служб, сдвинуть такой сложный пласт, как дисциплина, я бы не смог. Нужна была помощь и существенная. Как считалось в полках СПУ, самыми не занятыми были три заместителя по боевому управлению (БУ), их еще называли «три богатыря».

Тут же вспоминается притча – «У отца было три сына: первый – умный, был детина; а второй – ни так, ни сяк; третий – вовсе был дурак». Вот так примерно было и у нас в полку.

Первый – это майор Белов Константин Викторович. С этим офицером у меня сложились особые отношения еще в 1-м ракетном дивизионе 306-го Слуцкого ракетного полка, он был у меня начальником штаба дивизиона. Грамотный, толковый офицер, с определенным гонором, порой переходящим в наглость. В любом деле, которое ему поручали, у него была своя, словно «бульдожья хватка». Он всегда доводил дело до логического завершения, но не всегда уставными методами. На него я мог положиться, как мне казалось, полностью.

Второй – это подполковник Сойма (имя, отчество – не помню). Его я знал еще по 369-му Житковичскому ракетному полку, там он командовал дивизионом, а ко мне был назначен, вроде как на повышение. На самом деле – был отправлен, в почетную ссылку, на последнюю в его военной карьере должность. Как то, там, у него не заладилось, так и здесь – пошло все не так, как надо. Как говорят о таких людях – ни пользы, ни вреда. Но все-таки отдельные поручения ему можно было доверять.

Третий – подполковник Улько Борис Николаевич. В первые месяцы, мне казалось, что я вполне могу рассчитывать на этого офицера. Складывалось впечатление, что он «копытом землю роет и удила грызет». Потом я понял, что ошибся. Вечно, помятый, неопрятный, с непонятной прической и постоянным испугом на лице. Он хуже всех нес дежурство в качестве КДС полка, а когда я спрашивал его, почему за смену получил «тройку», он почти всегда отвечал, что к нему «придираются». А то, что он делал ошибки на аппаратуре боевого управления «Сигнал», так это для него не являлось причиной оценки за несение боевого дежурства. Кроме всего прочего, он был еще и паникер. Любой приезд командира дивизии для него был трагедией. Зная, когда приедет генерал, Борис Николаевич старался брать выходной, а если и был в этот день на службе, то прятался так, что найти его было, не возможно. Ему можно было доверить только дорожную группу, которая выполняла инженерные работы на дорогах полевых позиций в летний период, потому что с большим количеством подчиненных он просто не справлялся… Вот с такими коллегами мне и довелось служить, решать массу вопросов.

Начальник штаба – первый заместитель командира, единственный офицер, который мог в боевой обстановке отдавать приказы за командира части в случае его отсутствия. Майор Титов Юрий Георгиевич. Этого офицера отличало от других повышенное чувство обидчивости. Как потом я узнал, он считал себя более достойным и более подготовленным на должность командира полка, чем я. Это был довольно амбициозный, более того конфликтный человек, который стремился сделать все так, как ему казалось «наиболее» правильным.

Будучи начальником штаба 369-го ракетного полка в Житковичах, я детально изучил требования боевых документов и не раз ловил его на том, что он эти документы не знает. Его серьезно обижало, когда он, мягко говоря, «садился в лужу». Кроме того, как выяснилось позже, Юрий Георгиевич был мстительным. Если кто-то вдруг узнавал о его слабостях, он тут же начинал мстить этому человеку. А слабость у него была одна – женщины.

Сколько толковых и способных офицеров погорело на этом. К сожалению, об этом я узнал много позже, когда уже был начальником штаба дивизии. Хотя мой замполит – Уфимцев В.С., мне намекал: «Посмотрите, Николай Владимирович, с какой радостью Титов идет ответственным по полку в воскресенье, когда библиотека работает…». Об этой его слабости знал даже командир дивизии и беспощадно обходился с ним, но без меня.

Был у него еще и постоянный конфликт со штабной машинисткой Смеющевой, уж на какой почве, можно было только догадываться. Зато у него в штабе был замечательный помощник – майор Слайковский. Умница офицер, знающий свое дело досконально, без амбиций и обид, всегда опрятный и культурный в общении – образец советского офицера. Львиную долю работы штаба тянул именно он. Лично мне было очень приятно с ним работать. Про таких, в армии говорят – «рабочая лошадка». Вот именно он такой «лошадкой» и являлся в штабе.  Настала осень, пора сбора даров белорусских лесов, грибов. В лесах росли все грибы, которые я знал с детства. Лисички, белые, подберезовики и подосиновики, маслята, рыжики и грузди, ну и конечно – мухоморы. Кстати, однажды собирая грибы, я встретил одного грибника, который собирал только мухоморы. Я его спросил, знает ли он что собирает, что это самая, что ни есть отрава. Он мне и говорит: «Это самый полезный гриб от болей в суставах. Его надо три раза отварить в молоке, настоять и принимать малыми дозами». А вот как принимать, я уже не вспомню.

 Для сбора грибов в полку создавалась команда из женщин военнослужащих и вольнонаемных. Командовала этим коллективом старшина сверхсрочной службы Раиса Рог. Прибывали они на службу в рабочей одежде с корзинами, а далее автобусом или своим ходом отправляли в лес на сбор грибов. Одну корзину они собирали для части, другую – для себя. Это было справедливо. Вообще-то это был промышленный сбор грибов. Иногда грибы привозили еще до обеда, полный автобус. Грибы не терпят, когда долго лежат без обработки. Поэтому после приезда все дружно, а здесь подключались и солдаты, призванные с сельских населенных пунктов, приступали к переработке собранных грибов и их засолке, и мариновке. Не останавливались до тех пор, пока все грибы не были переработаны. Иногда заканчивали поздно ночью.

Против этого всегда, как только начинался сезон заготовок, возражал начальник медицинской службы капитан Василец Сергей Васильевич. Как Александр Матросов бросался на «амбразуру», как он всячески препятствовал процессу засолки и мариновки лесных даров, да и так, что порой приходилось вмешиваться мне, чтобы успокоить этого, столь ретивого начальника службы. Понять его, было можно… Он, боялся отравлений грибами. Но когда знаешь, и правильно соблюдаешь технологию, то никакого отравления и быть не может. И, когда уже зимой, на столы в офицерской столовой на закуску подавались грибы, он из принципа к ним даже не притрагивался. Я иногда подтрунивал над ним, спрашивая: «Ну, как грибочки, Сергей Васильевич? Не отравились? Вкусно было?». На мои вопросы он не реагировал, лишь саркастически улыбался словно Мефистофель, думая видимо о том, что все еще впереди…  Заканчивалась зима, мигом пролетала весна, наступало лето, а отравленных грибами все никак не было. И снова все повторялось сначала.

В песне Высоцкого есть такие слова: «Но был один, который не стрелял!..». Так вот и у нас в полку был такой, вернее – такая, которая никак не хотела собирать грибы, тем более их обрабатывать. Это была известная всем офицерам полка машинистка машбюро Люба Смеющая. Что только не делал начальник штаба, чтобы отправить ее по грибы. Ничего не получалось! Вмешался я, начал ее уговаривать, убеждать, что это для общего блага, да и для себя соберешь, засолишь, замаринуешь. И у меня ничего не получилось. Ответ был один – этого нет в моих должностных обязанностях. Зашел с другой стороны, с юмором: «Люба, ты, наверное, не любишь наклоняться? Твои «дыни» перевесят, и тогда ты упадешь». Зря я так пошутил, и было ли это вообще шуткой. Ответ был достойный. Она берет эти свои «дыни» в руки и говорит: «Плавным движением руки… повторяю – плавным движением руки «дыни» превращаются, превращаются «дыни»… в сладкие арбузы. Товарищ командир, попробовать не хотите?». И при этом трясет у меня перед глазами своими прелестями. Такой наглости от нее, конечно, я не ожидал и тихо так ретировался из машбюро, ничего при этом не сказав. Этого мне хватило с лихвой… С таким поведением женщин я встречался впервые, хотя немного позже, уже, будучи начальником штаба Роменской дивизии я столкнулся с ситуацией, которая была значительно круче этой…

Вообще-то, Люба Смеющая была безвредным человеком. Ну, не сложилась личная жизнь, и мне кажется, это ее немного угнетало, хотя она этого и не показывала. Она была не дурна собой, всегда чистенькая, аккуратная. Фигура, конечно, ее немного подводила, но сказать, чтобы уж очень – нет. Всегда была в тонусе с улыбкой на лице. Говорили, что она была в фаворе у бывшего начальника штаба полка подполковника Рождественского. А вот с новым начальником штаба, майором Титовым, у них отношения вовсе не сложились, и жили они как кошка с собакой. Причина простая, была фавориткой, а тут ноль внимания со стороны начштаба. Все внимание доставалось не ей, а другой женщине – библиотекарше Вале. Это ее очень задевало.

Иногда, в свободное время, ходила по штабу и нарочито громко вслух задавала вопрос непонятно кому: «И что он в этой Вале нашел?». Получалось, что она по штабу распускает слухи об их отношениях, а Титова это невероятно раздражало. Он стремился всеми правдами и неправдами убрать ее подальше от штаба. Но натыкался на меня, и все его усилия на этом заканчивались. Все, что писал Титов, в машбюро передавал заместитель начштаба майор Слайковский, отпечатанное получал тоже он. Иногда она специально затягивала печатать, ссылаясь на неотложные дела. На самом же деле, это была маленькая месть, амбициозному начальнику штаба. Тексты она печатала не просто быстро, а очень быстро и, что самое главное – без ошибок, исправляя орфографию и грамматику. В этом, ее упрекнуть было не в чем. Когда, была напряженка, в данном случае – сборы, она оставалась на ночь, и даже, если было надо – не на одну, с одним условием, чтобы после окончания работы ее завезли домой. Ее завозили. А утром она, как «роза майская» вместе со всеми прибывала на работу, ничем не показывая, что она ночью работала. Штабные офицеры и я все были довольны ее работой. Не доволен был один человек – майор Титов. И он ей отомстил, причем подло, исподтишка. Когда я был в беззаботном отпуске и грел свое тело под жарким солнцем в санатории Фрунзенское, Титов воспользовался своей властью и написал приказ, уговорил майора Белова К.В., исполняющего обязанности комполка, уволить Смеющую с должности машинистки и назначить ее на сержантскую должность – вечного дежурного по КПП. Причем он не спросил ее согласия. Белов особого внимания этому приказу не придал. Так, обычное дело, сколько до этого приходилось приказов подписывать, и подмахнул…

Приезжаю из отпуска, а на КПП мне докладывает Люба Смеющая. Я спрашиваю у нее, в чем дело и почему она не на рабочем месте. Она в плач, еле успокоил и сказал, чтобы прибыла ко мне после 12 часов. Прибыв, она рассказала, как все было, как ее чуть не силой выбрасывали из машбюро, забирали ключи от сейфа, в общем – «картина маслом». Когда я сказал ей, что мы вернем все на свои места, она ответила, что возвращать ничего не надо, ее устраивает дежурство на КПП. А вот Титов теперь, мол, пусть теперь сам печатает! Успокоилась. Вызвал к себе Титова. То, что он выслушал от меня, изложить невозможно. Но когда я его воспитывал, в штабе не осталось никого, кроме дежурного по части, ни одного офицера. В момент исчезли все, видимо пошли «проверять занятия». И чем уж я так их напугал, хотя воспитывал я всего лишь одного офицера…  Были в подчинении начальника штаба и начальники служб, все уже в возрасте – за сорок лет, хорошо знающие свое дело.