 |
|
 |
|
|
|
|
Николай Юдин
© Юдин Н.В., 2019 Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории Наш адрес: ruzhany@narod.ru |
В лесах Белоруссии Первый ракетный дивизион 306-го ракетного полка, дислоцировавшийся на дальних «подступах» к городу Слуцк Минской области, словно затерялся в глухом лесу вдали от населенных пунктов. От дивизиона до ближайшей деревни было километров двадцать. Самовольные отлучки солдат, о которых наслышан любой, даже несведущий в армейском ремесле человек, в подразделении напрочь были исключены. Лесные звери в округе жили, словно в заповеднике, никто не желал с ними встреч. Надо быть безумцем, чтобы через такие леса податься в «самоволку». Там я и принял дивизион. Начал, исходя из прежнего опыта, с дисциплины. Дивизион, в общем-то, был на хорошем счету в ракетной дивизии, и мне хотелось удержать передовые позиции, завоеванные нелегким ратным трудом моими предшественниками. На всех проверках дивизион, как автономная боевая единица, показывал только отличные результаты. Со второй батареей мне довелось побывать на известном теперь всем полигоне под названием «Капустин Яр», о чем будет рассказано несколько позже. Там мы провели контрольный пуск ракеты Р-12 (ракетный комплекс 8К63). Учебно-боевой пуск выполнили на «отлично». В 1980 году дивизион подвергся проверке комиссия Главнокомандующего РВСН. Личный состав успешно выполнил все задачи, три батареи были оценены на «отлично», одна – на «хорошо». И опять дивизион получил отличную итоговую оценку. И все-таки произошло одно событие, которое омрачило, целую череду высших достижений, и показателей ракетного дивизиона. Накануне, за два месяца до указанной проверки, к нам перевели пятерых солдат из соседней Полоцкой дивизии. Любой армейский офицер хорошо понимает, что значит такой перевод. Кого отправляют в первую очередь в другие воинские части? Самых недисциплинированных и это очень даже мягко сказано. Иначе их называли «оторвами» – личности почти криминальные, которые в определенной концентрации в армейских коллективах представляют реальную опасность для сослуживцев. Одно дело, когда таких с позволения сказать «солдат» разделяли и отправляли по разным воинским частям и подразделениям, но в наш дивизион они попали единым «комплектом». Естественно, с уставным порядком они не собирались мириться и всячески провоцировали офицеров. Занимались новичками ежедневно и ежечасно, убеждали, и когда требовалось – наказывали по уставу. А они, в отсутствии в подразделении офицеров, подло продолжали насаждать неуставные отношения. Однажды, едва выйдя из машины, ко мне подбежал командир 3-й батареи капитан Никуленко. Еле отдышавшись, он доложил – в батарее ЧП! Младший сержант Антонов избил рядового Чепикова (фамилии запомнил на всю оставшуюся жизнь). Я приказал, чтобы ко мне привели в кабинет для разбирательства этого младшего сержанта, который как раз недавно прибыл к нам «переводом».
Казалось бы, ну и зачем держать в сержантах, таких разгильдяев? Значить была в этом нужда и имя ей – видимость благополучия. Было такое, было… Это не означает, что все тогда вокруг было «липовое». Далеко не так. И все-таки случай с сержантом, это как раз тот случай. Говорилось, что мол, не могли ошибаться те, кто подбирал личный состав в сержантские «учебки». Не ошибались, мол, и те, кто их там учил и воспитывал, ведь целая система! Разжаловать сержанта – это, знаете ли, покушение на систему, кадровую. Ну, не могли «ошибаться» кадровики, никак «не могли», так принято было считать. Словом, разжаловать младшего командира – дело, далеко, не из простых, и было оно не по зубам начальником и боевым командирам. Нельзя было портить показатели. Директивы сверху ничего не давали, кроме глупого «проживания» офицеров в казарме. Реальных же механизмов для офицеров по предотвращения ими неуставных отношений просто не было, как и прав, действенных методик и так далее. Чтобы бороться с неуставными взаимоотношениями, офицеру необходимо было придать каждый случай гласности, а это значить испортить собственные показатели по службе, и тучи над его карьерой тут же сгущались. Сержантский же состав полностью был исключен из этой работы, а с учетом как подбирали в сержанты, обучали и воспитывали, то в итоге они сами становились застрельщиками неуставных взаимоотношений, либо – были на подхвате у «дедовщины». Продолжу о той самой беседе в кабинете. Не отношу себя к либералам, поэтому в беседе четко и конкретно сразу сказал сержанту, что его ожидает за «неуставняк». После такой короткой и конкретной командирской речи, его лицо словно перекосилось от злобы… Это сегодня, знаете ли, в армии есть психологи, социологи, воспитатели… Вокруг современного солдата ходят и словно хороводы кружат инженеры человеческих душ. Тогда же все было иначе – командир, устав, гауптвахта и замполит в лучшем случае. Подпрыгнув на стуле от моих речей, этот негодяй резким движением достал из-за голенища сапога «финку» и бросился с ней на меня. Спасла реакция. Выбив нож, я тут же вырубил его ударом в челюсть. Сразу вызвал начальника медпункта и приказал оказать ему первую помощь. Об инциденте я никому не стал докладывать, может и зря. И вот на строевом смотре, после отлично накануне проведенных учений, этот самый Антонов в ходе опроса заявил, что его избил командир дивизиона. Проверяющий не то чтобы как-то не придал этому значения, нет. Всякое ведь в нашей армейской жизни бывает, да и в личной беседе я ему честно рассказал в реальных подробностях о произошедшем. По результатам проверки состоялся приказ о моем назначении на должность начальника штаба Новогрудского ракетного полка, о чем уже знал проверяющий, и видимо не желал поднимать шум из-за поступившей жалобы. Однако об этом случайно узнал политработник из состава комиссии. В то время как раз была издана очередная партийно-политическая директива о борьбе с неуставными взаимоотношениями в армии, в которой особое место отводилось офицерскому составу в пресечении «неуставняка». А тут такое, да еще и в отличном дивизионе, да еще и сам командир такого ранга насаждает неуставные отношения. Умели тогда, организовывать кампанейщину, показуху, под личиной «борьбы с вседозволенностью и несправедливостью». Еще бы! Приехали и сходу «раскрыли» сущность личности целого командира дивизиона, который лично занимался насаждением «неуставщины», и добивался высоких результатов в боевой и политической подготовке дивизиона. И понеслось… Казалось, что в тот год я прошел все круги ада. Меня просто никто даже, не хотел, слушать. Для политработников был важен только будто бы «вскрытый» ими факт и суть уже просто никого не интересовала. Мною лично занимался Член военного Совета (ЧВС) Смоленской ракетной армии генерал-майор Куриной И.И., ну и конечно его подчиненный – нач. политотдела 49 ракетной дивизии полковник Сергеев, человек бессердечный, с мутным взглядом на происходящее. Меня пытался защищать командир дивизии, тогда еще полковник Муравьев В.А., но все усилия борьбы с партполитаппаратом были тщетны… Жернова закрутились на полную мощь. Для начала меня сняли с только что назначенной должности начальника штаба полка, одновременно предупредили о неполном служебном соответствии, затем на партийной комиссии дивизии объявили строгий выговор будто бы за физическое оскорбление подчиненного. Когда проходило подведение итогов проверки, то моя фамилия, как командира отличного дивизиона ни разу не прозвучала. Более того, ЧВС лично мне обещал, что я «умру» на этой должности. И все-таки его обещанию не суждено было сбыться! Будучи уже начальником штаба космодрома «Плесецк» и находясь в равных с ним званиях, я напомнил ему тот случай. Он долго пытался объясниться, что такие, мол, были времена. А вот каково, словно через колено ломать судьбы офицеров? Кстати, он поломал не одну офицерскую судьбу, и я не один это хорошо знаю. О роли политработников в боевых частых РВСН хотелось бы рассказать несколько позже. А пока я продолжал командовать дивизионом и командовал до расформирования и передачи полка в подчинение Винницкой армии. Принимать полк в состав 33-й ракетной дивизии (город Мозырь) приехали командир генерал-майор Бородунов Е.С. с начальником политотдела полковником Морозовым, от 49-й ракетной дивизии (город Лида) – командир дивизии генерал-майор Муравьев. На строевом смотре, комдив Бородунов задал мне несколько вопросов, в том числе, сколько лет я командую дивизионом. На то время командиром я был уже 3 года. Командир дивизии повернулся к начальнику политотдела и довольно сухо, но отчетливо произнес: «Так вот же готовый начальник штаба в Житковичский полк». Начпо Морозов, с ним согласился. Спросили меня о показателях дивизиона. Я ответил, что дивизион занимает первое место в дивизии и армии, 4-я батарея на конкурсе стартовых батарей заняла первое место в РВСН, рота РЭЗМ, ЭРР – тоже первые в дивизии. Генерал-майору Муравьеву представители Мозырской дивизии задали вопрос, почему тогда я до сих пор хожу в капитанах? Комдив не стал отвечать на адресованный ему вопрос, и предложил обсудить это несколько позже. Собравшись, начальники долго обсуждали мой вопрос, а в конце беседы мне было сказано: «Партийное взыскание будет снято в ближайшее время, учите материальную часть нового ракетного комплекса, готовьтесь принимать штаб полка». Надо прямо сказать, ракетный полк самоходных пусковых установок (СПУ) мало чем отличался от дивизиона Р-12 – и по количеству личного состава, и по численности техники. Семь казарм, штаб, учебный корпус, две столовые, баня, котельная, те же склады и боевая позиция. В дивизионе разве что не было своей финансовой службы, отделения кадров и шифровального органа. Генерал-майор Бородунов Е.С. свое обещание сдержал – в ноябре 1980 года я был назначен на должность начальника штаба 369-го ракетного полка.
|
|
|
|