Николай Юдин
Мои воспоминания о службе в РВСН

© Юдин Н.В., 2019
Публикуется на сайте с разрешения автора

Мнение редакции об отдельных событиях и фактах истории
может не совпадать с мнением публикуемых авторов...

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

«Ремонтная практика»

В январе 1971 года, сдав последнюю сессию, после каникул поехали на «Ремонтную практику» (как же без неё), на ремонтный завод в город Балашов. Пересадка была в Казани, так что я с друзьями, еще успел сбегать с друзьями в Суворовское училище и пообщаться с преподавателями и официантками, которые нас, по старой дружбе плотно накормили. Поскольку наш куратор – полковник Хворост – ехал в купе, а мы – в плацкартном вагоне, а это было через несколько вагонов, и, видимо поэтому, он нас почти не контролировал, надеясь на нашу сознательность. Зря он так на нас надеялся, не такие уж сознательные мы были в то время и позволили себе расслабиться...

Приехали, разместились в заводском общежитии, по 10 человек в комнате, а с утра «двинули» на завод осваивать ремонтные «хитрости». Ремонтировали топливные баки 8К64. В цеху попахивало гептилом, хотя предварительно топливные баки подвергались нейтрализации, а после времени, проведенного в цеху, болела голова, чего раньше со мной никогда не случалось. Об этом я сказал руководителю, и он показал меня местному врачу, который освободил меня от посещения завода на трое суток. Через двое суток все десять коек были заняты заболевшими курсантами, и у всех болела голова...

Эта практика продолжалась недели три. Нас перевели в другой цех, где тоже, откровенно, делать было нечего. Пошел в заводскую библиотеку, набрал книг и начал «запоем» читать Джека Лондона, Ремарка, Хемингуэя, модных в то время писателей.

Все было бы ничего, но подошла суббота, завод закрыт – пятидневка – а где же «харчеваться?» Ну, ладно завтрак, а обед, а ужин? Обратились к руководителю, а у него самого стоял такой же вопрос! «Найдите, где-нибудь в городе столовую, там и питайтесь». А ужин? На этот вопрос он никак не ответил.

Не знаю, как сейчас, но в, то Советское время, город Балашов, мне никак не показался. Какой то, хмурый, неласковый, с постоянными ветрами со снегом и песком вперемежку. Круговым движением автобусов, военным училищем летчиков транспортной авиации, заводскими столовыми, мукомольным заводом и домом культуры при нем, рестораном «Хопер», который до 17 часов работал как кафе, а после – как ресторан. Вот и пойми их, этих Балашовцев, простой курсант, Пермского ВКИУ.

Пошли первый раз в «Хопер», пообедали, а ужинали уже в «общаге». Я так увлекся чтением, читал «запоем» и не обращал внимание на то, что творилось вокруг меня, не реагировал даже на то, что ребята писали «пулю». «Белое безмолвие», «Белый клык», «Джон – ячменное зерно», «Мартин Иден» – знает ли такие классические произведения Джека Лондона современная молодежь? Уверен, что не знают! Им сегодня чтение книг заменяют гаджеты, интернет, планшеты, андроиды, не самый, я бы сказал, хороший вариант.

Наш куратор полковник Хворост жил в «генеральском» номере, один, и наше поведение ему, до определенного момента, было как-то не интересно. Мы не тревожили его, он не тревожил нас, у нас установился такой безмолвный паритет, не знал он еще тогда, на что мы способны. Подкармливали его, как нам казалось, «тетеньки» – дежурные по общежитию, уж больно ласковые беседы он с ними вел, но, может быть, это было и не так, утверждать не могу.

Прошла суббота. С утра в воскресенье, попили чайку с хлебом, кабачковой икрой и завтраком туриста. Решили, сегодня идем в «Хопер» и наедимся до отвала, чтобы уже обедать в заводской столовой завтра. Сказано – сделано, «голод не тетка», начистили «перышки» и рванули в город нагуливать аппетит. Как всегда, на улице был сильный ветер со снегом и песком, там он, по-моему, дует, не переставая, как там жители живут? И мы вдесятером, в начищенных «хромачах», чисто выбритые, почти строем направлялись к месту, где должны были пообедать, да, возможно, и поужинать. А вот и он – храм чревоугодия «Хопер», в цветных огнях и вывеской «Добро пожаловать», и припиской ниже «Мест нет». Для нас места были, столик мы заказали еще вчера, поэтому официантки нас уже встретили, как старых знакомых и с распростертыми объятиями.

В те времена, ужин в ресторане, тем более провинциальном, не был уж чем-то из рук вон выходящим – «трехи с рыла» вполне хватало, чтобы прилично поесть и выпить, даже «Коньяк». Заказали как всегда модный в те времена салат «Оливье», по отбивной котлете с жареной картошкой, много газированной воды и немного, как нам показалось, спиртного. Прикинули, во что нам обойдется этот ужин, и собрали деньги в «общий котел», который почему-то оказался у меня.

Началась воскресная трапеза, как бы сказали монахи Елоховского монастыря, а потом и танцы под музыку советских и зарубежных композиторов. Ужин с весельем набирал свой ход, как это всегда бывает. Кто-то веселился, а один из наших, Володя Ширкин, в простонародии «Ширкуня», уже отдыхал в салате «Оливье» (много пил и говорил, но мало ел), так и не дождавшись отбивной котлеты с жареной картошкой.

Как всегда, это бывает, совершенно внезапно на входе показался военный «Патруль» – старший лейтенант и два курсанта Балашовского училища летчиков. Глаза у старшего лейтенанта, когда увидел нас, курсантов в ресторане, были как начищенные «медные пятаки». То ли от того, что он в такой день попал в наряд, и не попал на этот «праздник жизни», то ли от нашей наглости – как это курсанты могли зайти в ресторан, ведь ничего подобного курсанты, балашовцы, себе и позволить не могли. Старший лейтенант как был, не раздеваясь, в шинели, через танцующие пары, с угрожающим видом, не обещающим нам ничего хорошего и почти строевым шагом, направился к нашему столику. За столиком в это время оказался я, и не совсем трезвый «Ширкуня». Потом он что-то долго говорил, я из всех его слов понял только одно, что мы должны покинуть этот храм «разврата» и чревоугодия, и проследовать с ним в комендатуру, с чем мы, естественно, были не согласны. Нас-то было 10, а их – трое. «На взлете бить соколов» – не били даже фашисты, объясняли мы ему, пользуясь авиационной терминологией. Я отошел с ним к входу и попытался объяснить, кто мы такие, что мы слушатели, на свободном режиме, как если бы мы учились в академии, а «народ» продолжал веселиться, не обращая внимания на мое отсутствие за столом.

Вдруг ко мне подходит один курсант из «патруля» и спрашивает, какое Суворовское училище, и когда я его закончил. Я сказал, что закончил, Казанское училище в 1966 году, и они, оба этих курсанта, бросаются ко мне с криком: «Брат, мы ведь тоже закончили это же училище, только годом позже и знали тебя». Мы обнялись. Потом они начали уговаривать старшего патруля, что ничего не было, они нас не видели и прочее. Старший лейтенант не сразу подобрел взглядом, но, в конце концов, сдался, сказав, чтобы мы через полчаса покинули это заведение. А для нас – где час, где полтора, было уже не существенно – пир продолжался. «Ширкуня», по прежнему, посапывал в салате «Оливье», а некоторые из нас начали плясать уже лезгинку, исполнять песни под гитару «цыганского театра «Ромэн», кося под Николая Сличенко, а я, взял у оркестрантов гитару, и на бис сыграл, и спел песню группы «Битлз» – Yesterday. Весь зал выпал в осадок и «плакал от счастья». Такого представления этот провинциальный ресторан, по-моему, не видел ни разу после Октябрьской революции. До ухода ли нам было? Талантливые люди во всех отношениях учились в Пермском ВКИУ, и они в этот вечер попали в ресторан «Хопер», что находился в городе Балашове, Саратовской области.

Но «не долго, музыка играла не долго фраер танцевал», всему, в конце концов, приходит конец. Пришел к концу и этот запомнившийся мне вечер. Поставив на ноги «Ширкуню», который проспал все самое яркое, что происходило этим вечером, мы расходились каждый своим маршрутом, и в какой-то момент «Ширкуню» потеряли, а когда приехали в «общагу», вспомнили, но было уже поздно.

Примерно в 2 часа ночи в «спальню» без какого-либо стука заходит, не весьма довольный, полковник Хворост и будит меня. Почему меня? Да потому, что остальных деятелей из ресторана «Хопер» как-то еще среди «отдыхающих», не наблюдалось. Вопрос прозвучал, как гром среди ясного неба: «Где Ширкин?» Что ему сказать? Он был с нами, поужинал, потом поспал в салате «Оливье» весь вечер – это надо было сказать? Ответ был прост: «Не знаю!» «Где остальные? Одевайтесь, поедете со мной, машина ждет». Какая машина и почему она нас ждет, я, естественно, не знал, но когда в холодную, февральскую ночь вышел на улицу и увидел «бобик» с грозной надписью «Комендатура», все понял, наш друг в комендатуре, а может, уже и на гаупвахте.

Приехали в комендатуру. Дежурный по караулам, молодой капитан из «летунов», привел нас в камеру задержанных, где в одиночестве, дрожа от холода, совершенно трезвый сидел на железном стуле наш «Ширкуня». «Это Ваш, товарищ полковник?» – спросил капитан. «Да!» Это был наш, во всех отношениях друг и товарищ! «Забирайте, у нас его негде содержать, гаупвахта не работает» – сказал капитан. Повезло товарищу Ширкину. Нас опять же на этом «бобике» подбросили до «общаги», где полковник Хворост уложил нас спать. Не спалось. Я спросил у «Ширкуни», как он оказался в комендатуре и вот что он мне рассказал. Когда мы вышли из ресторана, он немного задержался, и его тут же подхватила одна «разухабистая» тетенька, как «ястреб схватила цыпленка» и повела, насколько он помнил, кажется домой. Но до дому, видимо, не довела, так как по дороге им встретился «Патруль», который и забрал его от нее, в «кутузку».

К утру почти все вернулись к месту отдыха, а те, которые не вернулись в «общагу», прибыли прямо на проходную завода. Мы опять были все вместе, и на лице полковника Хворост появилась слабая копия улыбки...

На комсомольском собрании коллектива Ширкина «прочехвостили», по полной, на все 100%. Ругали как он, комсомолец, мог попасть в руки, какому-то «Патрулю»? ... Не о том, что он половину вечера пролежал, нырнув в салат, был сильно пьян – про это никто и не вспомнил. Все возмущались только тем, что он попал в «Комендатуру», чем очень подвел весь коллектив и полковника Хворост, как нашего руководителя, в частности. Хворост такой проработкой, остался, очень даже доволен, и даже похвалил нас за то, что мы с ним так принципиально разобрались. Знал бы он о том, как мы провели вечер.

В понедельник о наших воскресных «эстрадных» выкрутасах говорил весь завод, к нам подходили молодые девушки, хвалили, спрашивали, где будет очередное наше выступление, а нам самое главное было, чтобы об этом не узнал полковник Хворост. А он узнал, и теперь каждый наш шаг, особенно в субботу и воскресенье, контролировал с «особой дерзостью и исключительным цинизмом», вплоть до закрытия нас в комнате на ключ. Больше таких приключений у нас не случалось. Все тихонько переместилось на квартиры «знакомых» по ресторану «Хопер», где танцы, музыка и песни продолжались...

Но, примерно за три дня до окончания нашей производственной практики, как, на зло, у всех закончились деньги. Питались только чаем и какими-то сухарями, бог знает откуда, они взялись. В заводской столовой кормили только тех, кто с женским контингентом, который там работал, был близок. Остальные были на диете. Но я и тут нашел выход для себя и двух своих друзей. Помните, я в «Хопре» встретил «кадетов», патрульных, так вот они нам и помогли. На второй день, на ужин мы уже сидели в лётной столовой, и ужинали, как настоящие летчики, по внешнему виду мы от них ничем не отличались и проходили в столовую, как свои. На ужине мы набивали полные карманы хлеба с маслом и сахара, а в день, когда мы уезжали, они снабдили нас еще и флягой «шила» с закуской. Так что до Казани мы ехали припеваючи, а у полковника Хворост деньги видимо тоже закончились, мы это поняли, когда он пришел к нам «перехватить» до Перми рубля три. Но мы не могли ему дать этих денег, потому, что сами были «на нуле». Приехав в Казань, мы втроем быстренько сбегали в мое родное училище, где тетя Даша накормила нас так, как «буржуины» кормили «мальчиша плохиша», до отвала. А придя на кафедру химии, любимая моя учительница по химии Людмила Трофимовна Малышева еще и дала мне в долг 25 рублей, большие по тем временам деньги. С такими деньгами мы были, как говориться, «на коне». По прибытию на вокзал, 5 рублей я отдал полковнику Хворост, а сами, пошли в гастроном, и закупили все, что нам было нужно для комфортной поездки по маршруту Казань-Пермь. Через 23 часа прибыли в Пермь.

Как оказалось, «Ремонтная практика» для нас вовсе не закончилась, надо было еще написать отчет и подать «рацуху» – рацпредложение. С рацпредложением было проще, я еще на заводе, увидев, как сворачивают гермоукупорку и придумал механизм ее сворачивания на крутящийся валик и оформил свои мысли, как рацпредложение. Не знаю, воспользовался ли кто-нибудь моим предложением, а вот я, будучи уже командиром батареи, это предложение воплотил в жизнь, получив за это благодарность, от зам. командира полка по вооружению, который увидел мою «рацуху» в действии. А вот с написанием отчета, как-то не получалось. Скажи мне сейчас написать отчет – да нет проблем, на любую тему, по любому вопросу, в нужном количестве листов и формате. А тогда это была проблема. Так было не только у меня, мои товарищи были точно в таком же состоянии. Что-то «накалякали», это начальство не удовлетворило, потребовали написать, более расширено. Надо, так надо! Описали каждый день, что делали, начиная с подъема и до отбоя, уточняя даже некоторые нюансы, например, каким цветом были окрашены стены в цехах... Отстали.

Но и это было не все. Вскоре, икнулся наш поход в ресторан «Хопер». Вызывает меня к себе начальник курса майор Казанцев и как только я перешагнул порог его кабинета, тут же получил от него вопросы: «Как вы оказались в ресторане? Как Ширкин оказался в комендатуре? Почему бросили товарища в сложной обстановке?», ну и тому подобные вопросы, типа – «Где был «народ» в три часа утра, почему никого не было в «общаге»?» Я хотел прикинуться, и косил под «дурака», мол «моя хата с краю, я ничего не знаю». Однако из этого ничего не вышло, он знал почти все, без мелких подробностей. На первый вопрос у меня был готов ответ еще в Балашове – пришли пообедать в кафе, а вышли уже из ресторана, мы и знать не могли, что у них там кафе превращается в ресторан после 17 часов. Про Ширкина, я сказал, что он совершенно трезвый, как и все мы, пошел в раздевалку за шинелью. А по пути его схватила какая-то «орлица», мы и не заметили, как она, уволокла «цыпленка» – ростом 1м 82 см. Как потом выяснилось, через запасной выход на улицу, и не схвати его «Патруль» ночевал бы уж точно не в «общаге». А дальнейшее мне стало известно, когда мы с полковником Хворост забирали его, совершено трезвого, из комендатуры. На вопрос «где был «народ» в три часа утра», я ответил просто – видимо, отдыхал в другом месте в комендатуре точно, никого, из наших, больше не было...

На этом все и закончилось, и вспоминалось нами всегда с улыбкой.