А.С. Гончар
Звездные часы ракетной техники. Воспоминания

© Гончар А.С., 2008
Харьков 2008

Источник электронной версии: www.buran.ru

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Я был возмущен заявлением Рязанского, так как он не имел никакого отношения к разработке, но при этом заявил, что аппаратура уже изготовлена, нет сомнений в ее работоспособности, она уже прошла испытания на вертолете с имитацией высоты полета до 600 км и т.д. Валерий Дмитриевич, для которого подобные «игры» не были новостью, спокойно погасил разгоравшиеся страсти и дал указание выдать техническое задание Рязанскому на конкурсной основе, дав срок для этой работы 3 месяца. Через три месяца мы собрались снова у Калмыкова, теперь у меня была мощная поддержка в лице радиоспециалистов Г.А.Барановского и В.М.Жукова. Рязанского на совещании не было, а материалы, разработанные и представленные его коллегами за три месяца, не могли конкурировать с тем, что доложил В. М. Жуков. Валерий Дмитриевич принял «соломоново» решение — продолжать обе разработки, понимая, что с началом летных испытаний, которые уже начинались, вопрос с высотомером Рязанского, которого еще не существовало в металле, сам по себе отпадет. Так и случилось.

Если и случались некоторые осложнения в наших взаимоотношениях с фирмой Фомина, то причиной была наша организация. Однажды затруднения возникли с оплатой счета за поставленную аппаратуру. Бумага долго ходила по всем нашим многочисленным службам, потом приехал Жуков и тоже несколько дней ходил с этой бумагой, но никто не решался дать «добро» на оплату двух или трех миллионов рублей, т. к. фирма не значилась по Постановлению в числе разработчиков ракеты. В отчаянии Жуков зашел ко мне в кабинет, но на все мои звонки также поступали неопределенные ответы и ссылки друг на друга. Тогда, в возмущении, я взял красный карандаш и поперек счета крупными буквами написал «Оплатить!», поставил дату и расписался. К нашему удивлению все дальше пошло без задержек.

Работами по ракетам 8К67 и 8К69 уже в полной мере руководил В.Г.Сергеев, и в этот период проявились его организационные качества, требовательность и энергия. Безотказно работало его выражение: «Материалы на стол!» Любое предложение, любое техническое решение должно быть обосновано и подкреплено расчетами, моделированием или экспериментами. Владимир Григорьевич в работе был неутомим, работал в своем кабинете до поздней ночи и, естественно, мы приспосабливались к его стилю работы. Периодически появлялись приказы, запрещавшие нам уходить с работы без его разрешения. Если ему предстояло ехать на какое-либо важное совещание, и об этом было известно заранее, то все, кто готовил ему материалы (плакаты и тезисы доклада), несколько дней не знали покоя. Все подвергалось критике, многократно переделывалось, корректировалось. Он любил краткость и четкость, как в докладах, так и в подписываемых им бумагах и отчетах. В целом, работа ОКБ носила четкий и организованный характер. Ошибки в работе анализировались, и если вопрос выносился к Сергееву, то он досконально разбирался. «На ковер» вызывались все, имеющие отношение к рассматриваемому вопросу. Виновные наказывались редко, а если и наказывались то, как правило, частичным лишением премии и так, что виновному не на что было обижаться. Если возникала необходимость решить вопрос со смежной или головной организацией, то нужные люди немедленно отправлялись в командировку, причем, если возникали затруднения с билетом на поезд или самолет, то Владимир Григорьевич тут же решал этот вопрос по телефону, пользуясь своим положением. Каждый из нас всегда имел в готовности «командировочный портфель» со всем необходимым, даже если командировка предполагалась «туда и назад» на своей машине в Днепропетровск. Однажды утром звонит прямой телефон, поднимаю трубку и слышу голос Владимира Григорьевича: «Спускайся вниз, едем на два часа в Днепропетровск». У подъезда уже стояла его «Волга» и через три часа мы были в Днепропетровске, а вечером уже сели в самолет Янгеля и оказались на полигоне, даже не имея с собой зубной щетки. Впрочем, в этом не было ничего особенного. Были случаи и более комичные. Однажды утром звонит Владимир Григорьевич из Москвы — мне и А.И.Гудименко быть к пяти часам в министерстве в кабинете начальника главка М.П.Гусакова. Мы прибыли в Министерство, у вахтера прошли по списку на совещание к министру и предстали перед нашим шефом точно в срок. «Сидите в кабинете Михаила Павловича, я вас позову, как только понадобитесь», и ушел. Мы расположились в кабинете, рабочий день закончился, секретарь ушла и на этаже воцарилась тишина. Вначале мы занялись изучением журналов, потом я воспользовался диваном, а Анатолий Иванович некоторое время ворчал, а потом составил несколько стульев, благо они были мягкими, и мы мирно уснули. Проснулись глубокой ночью, совещание давно закончилось. Владимир Григорьевич забыл о нашем существовании, и мы оказались в интересном положении, т.е. нам нужно было пройти мимо двух вахтеров — один на этаже, другой при выходе из министерства, без пропусков и среди ночи, в спящей Москве. Мы двинулись в путь по длинному коридору, опасаясь, что вахтер подымет тревогу раньше, чем мы объясним ему сложившуюся ситуацию. Вахтером оказалась женщина. Вначале она, заслышав наши шаги, закричала: «Стой! Кто идет?», а затем, когда мы вышли из-за поворота коридора, стала размахивать револьвером и требовать, чтобы мы легли на пол. С величайшим трудом, пользуясь умением Анатолия Ивановича разговаривать с женщинами, мы достигли взаимопонимания и даже уговорили ее позвонить своему коллеге на выходе из министерства, чтобы он нас выпустил. Еще через час мы пешком добрались до гостиницы, которую Гудименко назвал «гостиница партийных босяков», где нас и приютили на несколько часов. Другой случай подобного рода начинался примерно также. Уже под конец рабочего дня дежурный по предприятию сообщил группе начальников отделов человек 5-6, что Сергеев звонил из Москвы и передал, что мы должны быть у входа в министерство завтра к 9.00. В нужном составе и в заданное время мы были на Китайском проезде в небольшом скверике напротив входа в здание министерства и ждали своего шефа. Он появился около девяти часов внезапно, мы так и не поняли откуда. Посмотрев на нас с нескрываемым удивлением, задал один вопрос: «А вы что здесь делаете?!», и, не дожидаясь ответа, перешел через дорогу и скрылся в здании министерства. Мы решили подождать еще с полчаса, — а вдруг шеф вспомнит, затем разъехались, благо в Москве всегда были дела у каждого.

Ракета 8К69 представлялась как первая в мире глобальная ракета, способная поразить цель в любой точке земного шара и с любого направления. Последнее обстоятельство требует некоторого пояснения. Если представить, что стартовая позиция этой ракеты находится в определенной точке на территории СССР, а конкретная цель в любой другой точке земного шара, то ракета может поразить ее с двух почти противоположных направлений. Если территория противника имеет некоторую протяженность, например, с запада на восток, то цели на ее территории могут быть поражены с двух также почти противоположных совокупностей направлений, угловая широта которых зависит от протяженности территории противника. Если территория возможного расположения стартовых позиций также имеет некоторую протяженность, то это обстоятельство расширяет угловой диапазон возможных направлений подхода к целям. Для конкретных условий глобальная ракета практически требовала удвоения защитных мер вероятного противника. По сравнению с необходимой защитой от баллистических ракет. Для полной ориентации в этом вопросе, с достаточной степенью приближения, необходимо иметь в виду, что и для глобальной и для баллистической ракеты цель, стартовая позиция и центр Земли должны практически лежать в одной плоскости и в этой плоскости расположена траектория полета ракеты. Для баллистической ракеты дальность стрельбы не позволяет иметь две возможные траектории в этой плоскости, а для орбитальной — это может быть реализовано. Для окончательной ясности в этом вопросе следует указать, что оговоренная степень приближения определяется влиянием вращения Земли и полетом ракеты на относительно коротком активном участке траектории. В заключение следует сказать, что, в конечном итоге, было развернуто некоторое количество стартовых позиций, ракеты которых нацеливались на вновь возникающие и на недосягаемые для баллистических ракет цели. Основное применение ракета нашла, после некоторых доработок, для выведения в космос засекреченных спутников типа ИС (истребители спутников) и УС (управляемые спутники). Их запуск производился в основном с 95 стартовой позиции. Ракета на установщике выезжала из ангара по специальной железнодорожной ветке, затем автоматически устанавливалась в вертикальное положение и стартовала после проведения необходимых проверочно-пусковых операций также в автоматическом режиме. Наблюдая эту процедуру, невольно вспоминаешь кадры из научно-фантастических фильмов... Группа разработчиков этой ракеты, включая автора этих строк, была удостоена Государственной премии СССР.

Начало летных испытаний совпало с созданием министерства общего машиностроения под началом С.А.Афанасьева, с которым нам довелось работать с 1965 до 1983 год, т.е. почти двадцать лет, а знакомство с ним продолжалось и далее, вплоть до развала ракетно-космической промышленности. Мне представляется, что Сергей Александрович был идеальным министром и прекрасным человеком. Он был одним из создателей советской индустрии, человек сталинской закалки, прошедший в самые тяжелые годы для нашей страны путь от наладчика автоматов до министра ракетно-космической промышленности, обеспечившей на протяжении десятилетий безопасность страны и ее приоритет в космических исследованиях. Блестящая студенческая подготовка в МВТУ (сталинский стипендиат, диплом с отличием), колоссальный производственный опыт на заводах оборонной промышленности в период войны и послевоенного расцвета индустрии, опыт общения и подлинное уважение к воспитавшим его людям труда, твердый характер, непреклонная воля в достижении поставленной задачи, ставили его в один ряд с титанами нашей промышленности, создавшими оружие для армии в годы войны и надежный щит в годы противостояния. Не объясняется ли наше падение тем, что такие люди сошли с арены активной деятельности?

Впервые, «в деле», мне довелось видеть нашего министра при первом пуске ракеты 8К69 на предельную дальность полета. Ракета стартовала с одной из площадок Байконура, совершила почти полный виток вокруг Земли, цель располагалась в районе полигона «Капустин Яр». Старт ракеты прошел нормально. Была холодная и сырая погода. Когда ракета скрылась в низкой облачности вся группа, человек 25-30, во главе с Сергеем Александровичем зашли в помещение банкобуса, где на стене висела большая карта мира с нанесенной на ней трассой полета ракеты и отмеченными характерными точками расположения кораблей на Тихом и Атлантическом океанах. На столах в стаканах был заготовлен горячий чай, и все поспешили им согреться, в том числе и мы с Владимиром Григорьевичем. Однако министр, взяв под руку Сергеева, довольно, как мне показалось, грубовато, сказал: «Погоди чаевать! А ну показывай, где и что у тебя происходит», и подвел Сергеева к карте. Владимир Григорьевич начал было что-то объяснять, но министр его прервал словами: «Погоди, ты если знаешь вообще, то не берись мне рассказывать! Кто у тебя знает?» Владимир Григорьевич тут же представил меня. Далее на протяжении почти полутора часов, мы провели у карты. Технику полета я, естественно, знал досконально, объяснял министру, что происходит в полете, отвечал на его вопросы, в том числе и на такие: почему сделано так, а не иначе? Считаю, что этот разговор на многие годы обеспечил то, что министр всегда ко мне относился уважительно, даже, несмотря на то, что он за это время «закатал» мне два выговора по министерству из четырех, которые я «честно заработал».

Потом министр потребовал, чтобы нам принесли чай, и мы уже со стаканами в руках продолжили разговор у карты. Полет ракеты проходил нормально. По громкой связи шли доклады с наблюдательных пунктов, кораблей ТОГЭ и, наконец, пришло сообщение с ИПа в Крыму о том, что наблюдали торможение над Черным морем. Время начала торможения, незначительные отклонения по высоте орбиты в точках работы высотомера говорили о малом отклонении ракеты от заданной цели, о чем я сказал министру, когда сообщили данные визуальной привязки точки падения, которая оказалась в пределах двух километров, после чего он поздравил всех присутствующих с успехом. Нужно сказать, что точность стрельбы этой ракетой была выше ее баллистического варианта даже при стрельбе на предельную дальность. Дело в том, что отклонения от цели по дальности за счет ошибок активного участка полета эффективно корректировались радиовысотомером, а ошибки по направлению для дальности 20 и 40 тыс. км близки к нулевым. Последнее обстоятельство легко объясняется тем, что для не вращающейся Земли все орбиты пересекаются в одной точке для этих дальностей вне зависимости от ошибок в задании направления стрельбы. Учет вращения Земли вносит лишь небольшие коррективы в это утверждение. Когда я все это объяснил министру, он тут же подозвал Янгеля и упрекнул его в том, что проверка точности стрельбы проводится не в самых неблагоприятных условиях. Янгель стал объяснять министру, что пуски «вкруговую» имеют больше политическое значение, чем техническое. По-видимому, этот аргумент был убедительным — окончание разговора я не слышал, но все последующие пуски этой ракеты продолжались по этой же цели.

При одном из очередных пусков я с А.И.Гудименко, в то время Главным инженером предприятия, по каким-то делам были в министерстве. Мы сидели в кабинете А.П.Зубова, начальника нашего главка. Хозяина кабинета не было, мы имели связь по в/ч аппарату и ЗАС`у с полигоном и к нам поступали данные о полете. В моей записной книжке были все необходимые данные и я, сопоставив их с данными, которые поступали с полигона, понял, что отклонение точки падения будет очень незначительным, в пределах 1-1,5 км. Не успел я сделать этих прикидок, как вошла в кабинет секретарь Зубова и сказала, что министр срочно вызывает Гудименко. Анатолий Иванович ушел и минут через 10-15 возвратился несколько в расстроенном состоянии, и сказал мне, что министру сообщили, что по данным системы «Вега» ракета не долетит до цели 93 км. Разработанная Г. А. Барановским (входившим тогда в состав ОКБ-692) радиотехническая система внешнетраекторных измерений «Вега», проходила в это время отработочные испытания, и ее один комплект был установлен для контроля траектории падения головной части ракеты 8К69. Это она дала такой прогноз отклонения точки падения. Я еще раз проверил свои данные и заявил Анатолию Ивановичу, что даю голову наотрез, что ракета не отклонится от цели более 1 км и пусть Барановский со своей «Вегой» не спешит с докладами министру. «Идем к министру!» — решил Гудименко, и вот мы уже в кабинете министра и Анатолий Иванович, указывая на меня, заявил: «Вот он дает голову на отрез, что «Вега» врет, и отклонение точки падения не должно превосходить 1 км!» Я выложил министру данные о полете, сравнил их с расчетными, правда 1 км не называл, но сказал, что отклонение точки падения будет очень незначительным. Минут через 10-15 звонит аппарат в/ч связи, и министр повторяет нам одну фразу: «Взрыв наблюдали в районе цели!» Мы уже собирались уйти, как вдруг министр сказал: «Постой, так «Вега» же твоей епархии?!» После чего Анатолий Иванович остался в кабинете, а я ушел. В этот же период была у меня еще одна запомнившаяся встреча с Сергеем Александровичем. Приезжаю я однажды в министерство и в нашем главке встречаю А.И.Гудименко, он мне и говорит: «Внезапно меня вызвал министр на коллегию по точности стрельбы. Будут сравнивать наши ракеты с американскими и т.д. Давай мне твой блокнот. Я не готовился и думаю, что министр меня подымет». Я достаю свои записи, где в зашифрованном, понятном только мне одному виде, записаны все данные о пусках наших ракет и кое-что о точности американских. Мне всегда было необходимо все это иметь под рукой. Я начал расшифровывать Анатолию Ивановичу, но времени уже не оставалось, и он сказал: «Пойдешь со мной и там, на коллегии мне все это дашь в случае необходимости». У входа в зал заседаний, это было еще до сооружения правого крыла здания министерства на Миусской площади, как всегда за столиком сидел представитель режима со списком приглашенных, в котором, естественно, меня не оказалось. «Подождем министра, и он прикажет тебя впустить». За 2-3 минуты до начала коллегии быстрыми шагами пришел Сергей Александрович. Гудименко сказал ему, что меня нет в списке, но ему нужен консультант и указал на меня. Министр взглянул на меня и сказал: «Если он все знает, а тебе еще нужен консультант, то ты мне не нужен». При этом он показал рукой, чтобы я заходил, и я прошел, а Гудименко зашел чуть позже и мы с ним сели рядом. Коллегия прошла нормально. Я успел набросать нужные данные, и Анатолий Иванович успешно доложил. Он это умел хорошо делать, а цифры точности наших ракет отличались в лучшую сторону, что в конечном итоге привело к тому, что ракеты 8К67 и 8К69 были приняты с характеристиками по точности лучшими, чем было задано в тактико-технических требованиях Министерства обороны.

Однако при летных испытаниях ракеты 8К69 не все шло нормально. Пуски ракет N7 и 8 были аварийными. Получилось следующее: в ракете N7 на 81 секунде отказывает следящая система, т.е. выходит из синхронизма сельсинная передача вращения от гироинтеграторов к фотодатчикам. Как следствие, не выдается команда на разделение ступеней, запуск двигателя второй ступени и ракета, как у нас говорили в этих случаях, ложится «за бугор». Телеметрия ход процесса очень точно фиксирует и остается только понять причину выхода из синхронизма следящей системы.

У меня в одной из лабораторий был собран натурный стенд этой системы, и мы начали поиски причины, которая бы при скорости задатчика, соответствующей скорости прецессии, на 81 секунде выводила бы систему из синхронизма. Так как система была дублирована, то ни одна неисправность не воспроизводила картину отказа, произошедшего в полете. В процессе попыток на модели воспроизвести картину отказа, было высказано мною предположение, что при неблагоприятном сочетании допусков в конструкции сельсина-приемника возможно при увеличении перегрузки смещение оси так, что торец ее упирается в крышку подшипника. Это приводит к увеличению трения и, как следствие, выходу передачи синхронизма. Предположение довольно правдоподобно подтверждалось экспериментом и, доработав прибор, мы пошли на очередной пуск. Ракета N8 повторила картину аварии практически один к одному и, примерно, на той же секунде полета... Началась новая серия поиска причины аварии, которая закончилась тем, что совершенно случайно было обнаружено в гиростабилизированной платформе НИИ-944 изменение фазировки питания. Новая схема прибора с измененной фазировкой, как и положено, была прислана нам на согласование. Отдел П.Н.Пинскера, согласовав схему, не обратил внимание на то, что буквы S и Т в обозначении фаз переставлены. Петр Николаевич Пинскер имел чин полковника, руководил отделом точных электромеханических приборов и одновременно курировал гироскопию. Это был глубоко интеллигентный и образованный человек с прекрасно развитым чувством юмора. Он умел к любому случаю рассказать анекдот или присказку и делал это умело и весело и, что самое главное, сам при этом так заразительно смеялся, что даже виновник веселого инцидента не обижался, а смеялся вместе со всеми. С Петром Николаевичем было очень приятно работать, и, так как наши отделы вели параллельные разработки, то мы часто с ним ездили в командировки и вообще часто встречались. Вот теперь он и его отдел оказались виновниками потери двух ракет, за летными испытаниями которой следили все, вплоть до генсека.

Петр Николаевич мог уладить вопрос без жертв, но он не проявил нужной выдержки. Состоялся тяжелый разговор с Сергеевым и при этом, как мне сказал он потом, была затронута честь советского офицера. В результате он подал заявление на увольнение «по собственному желанию». Моя попытка уладить этот вопрос с Сергеевым оказалась запоздалой и ни к чему не привела. Петр Николаевич устроился работать на соседнее предприятие — завод п/я 201. Вся эта история оставила очень неприятное впечатление, тем более что виновником по существу дела была организация НИИ-944, поменявшая фазировку в схеме, а в сопроводительном письме, где перечислялись все изменения, это изменение не было указано. К сожалению, во всем этом разобрались позже. Несоответствие было устранено и дальше летные испытания ракеты шли без серьезных осложнений.

Параллельно с работами по боевым ракетным комплексам велись работы по созданию ракет-носителей искусственных спутников Земли. Инициатором этих работ выступало ОКБ-586, а основной идеей было использование боевых ракетных комплексов, израсходовавших свой ресурс. Эти работы шли вторым планом, им не придавалось такого значения, как боевым ракетам. Находились энтузиасты этих работ и дело, зачастую, шло весьма успешно. Так была создана ракета-носитель 11К63, и в 1961 году вышло Постановление правительства по ракете-носителю 11К65 (N984-425 от 30 октября 1961 года). Идея была простой — боевая ракета средней дальности 8К65 дополнялась второй ступенью, система управления разрабатывалась заново. Этой работой руководило ОКБ Янгеля, но конкретно разработку вела молодая организация М.Ф.Решетнева в городе Красноярске. Разработчиком системы управления была определена наша организация — ОКБ-692.