Трагедия 24 октября 1960 года
|
Инженер ОКБ-692 Жигачев Михаил Иванович. Погиб 24 октября 1960 года при испытании ракеты Р-16 в НИИП-5 МО СССР |
Каждый год 24 октября все более и более редеющая группа далеко немолодых людей собирается у трех мраморных обелисков. Это могилы первого Главного конструктора ОКБ-692 Бориса Михайловича Коноплева, начальника отдела Иосифа Абрамовича Рубанова и старшего инженера Михаила Ивановича Жигачева, погибших в этот день 1960 года при первой попытке пуска ракеты 8К64 (Р16). Речей нет, скромные букеты осенних цветов, несколько минут молчания. Такие же посещения могил погибших товарищей происходят во многих городах страны, а в городе Ленинске (космодром «Байконур») — у братской могилы.
Долгие годы события того дня были покрыты непроницаемым покровом секретности. В газете «Правда» был напечатан некролог о гибели маршала артиллерии М.И.Неделина, да и то с явным искажением правды: «... при исполнении служебных обязанностей, в результате авиационной катастрофы...» По официальным данным, представленным в ЦК КПСС, погибло 74 человека военных и штатских специалистов, получили ранения и ожоги разной степени сложности еще 53 человека. Среди погибших оказалось много людей руководящего уровня: маршал артиллерии Неделин, Главный конструктор Коноплев, заместители Главного конструктора Концевой, Берлин, Фирсов, начальники управлений полигона полковники Носов, Григорян, Осташев, начальник отдела Рубанов и ряд других. То обстоятельство, что после объявления часовой готовности непосредственно у ракеты находился маршал Неделин, как председатель Государственной комиссии по испытаниям этой ракеты, говорит о чрезвычайном значении, которое придавалось этой работе.
В последнее время появился ряд публикаций о событиях того дня, пытающихся установить виновника, найти дефекты в аппаратуре и агрегатах ракеты, выявить ошибки в работе боевого расчета, определить насколько полно была завершена экспериментальная отработка, особенно системы управления. Некоторые моменты искусственно затеняются, другие, наоборот, выпячиваются, причины ищутся в опыте и квалификации разработчиков и испытателей, в давлении со стороны партийно-государственного и военного руководства. Безусловно, все это в какой-то мере имело место, да и экспериментальная отработка была далека от завершения. Можно только утверждать, что ни одна из ракетных систем, созданных в Советском Союзе, никогда и ни одним из Генеральных конструкторов не представлялась к летным испытаниям с полным завершением всех необходимых испытаний и отработок. Главная причина таилась в стремлении всех создателей этой ракеты от Главного конструктора М.К.Янгеля, председателя Госкомиссии М.И.Неделина до рядового конструктора и рабочего, не считаясь ни со временем, ни с риском для жизни, возможно скорее дать стране так необходимую, именно жизненно необходимую ракету. Военно-политическая обстановка в конце пятидесятых годов была предельно угрожающей. Это особенно хорошо понимали разработчики ракетно-ядерного оружия, знающие истинное положение с этим оружием у нас и за океаном. Следует напомнить, что накануне, 8 октября, был широко разрекламирован пуск американской ракеты «Атлас» на фантастическую дальность 14500 км. Наша ракета 8К64 была достойным ответом.
Уже гораздо позже Президент АН СССР А.П.Александров в беседе с корреспондентом газеты «Правда» К.Смирновым так охарактеризовал грозовую обстановку тех дней: «... был разработан и утвержден Президентом США план войны. Дата атомного нападения на СССР намечалась на 1957 год. Планировалось на территории нашей страны взорвать в общей сложности 333 атомных бомбы и уничтожить около 300 городов». Повторяю, мы об этом знали; знали, что страна окружена военными базами США и НАТО, и что единственным средством предотвращения войны была угроза ядерного возмездия, причем, непосредственно по территории США. Мы знали и то, что наши ракетно-ядерные силы, вопреки заявлениям ТАСС, практически неспособны были выполнить задачу сдерживания. По состоянию на 1960 год США имели, кроме многочисленных баз вокруг СССР, стратегическую авиацию, океанский флот и около 40 стартовых позиций межконтинентальных баллистических ракет. У нас же было всего 4 позиции королевской ракеты Р7 (8К71), принятой на вооружение в начале 1960 года. Дальность ее полета была всего 8000 км вместо необходимых 11000-12000. Она была малопригодной для эксплуатации в войсках, так как имела открытый незащищенный старт с громоздкой системой радиоуправления и системами заправки жидким кислородом. Надежность ее была также низкой.
Так, при летно-конструкторских испытаниях первые четыре пуска были аварийными, но уже пятый удачный пуск был использован ТАСС для заявления о создании в СССР межконтинентальной ракеты! Настолько велика была в этом необходимость! Запуск этой ракетой первых искусственных спутников Земли в 1957-1958 годах следует считать большой удачей, т.к. вслед затем последовал аварийный пуск. Из 16 ракет, предназначенных для совместных испытаний, четыре было аварийных, четыре имели значительные отклонения от цели и только половина были полностью удачными. На модифицированной ракете (8К72) три запуска в 1958 году к Луне были аварийными из-за возникавших в полете продольных колебаний. В то же время в США велись успешные и планомерные работы по программам «Атлас», «Тор» и «Юпитер». Никто нигде не писал, какой шок был вызван запуском ракеты «Атлас» на дальность 14500 км, произведенным накануне, 8 октября 1960 года, т.е. в те дни, когда ракета 8К64 готовилась у пуску, а королевская 8К72, после восьми аварийных пусков к Луне в 1959 году и двух аварий в 1960 году, была закрыта. Ракета 8К78, запущенная через два дня (10 августа 1960 года) после запуска ракеты «Атлас», только открывала длинную серию неудачных пусков общим числом более двадцати. Можно понять, как стремились в этих условиях разработчики ракеты 8К64 поскорее сказать свое веское слово — запустить первую, по-настоящему боевую, межконтинентальную ракету! Кроме того, не последнее значение имело и соперничество двух великих — Янгеля и Королева и, соответственно, их коллективов. Нужно помнить, что пуски ракет происходили с пусковых площадок одного и того же полигона. Мы встречались друг с другом, обмен информацией был свободным, некоторые фирмы были смежниками, а головной заказчик — общим.
Третья мировая война была настолько очевидным фактором, что ее последняя угроза предопределяла действия и нормы поведения всех, кто участвовал в создании и испытаниях ракет и ядерного оружия. Трудно сказать, влияло ли психологически осознание того, что по официальным данным, например, на город Харьков в те дни было нацелено семь ядерных боеголовок. Стремясь всемерно ускорить пуск ракеты и ни в коем случае не оказаться виновными в задержке, каждый разработчик, каждая организация стремились максимально подготовить свою систему. Так, разработчики пневмогидравлической системы, опасаясь, что при штатном пуске может произойти задержка из-за непрорыва пиромембран в магистралях компонентов, пошли на прорыв их нештатно, и компоненты, заполнив подводные магистрали, готовы были поступить в двигатели при срабатывании соответствующих клапанов. Эта операция была выполнена буквально «с колена», с помощью срочно разработанного ОКБ-692 пульта, что привело к первым ошибкам с прорывом мембран. Если бы прорыв мембран был выполнен «штатно», т.е. по отработанной и утвержденной технологии то, во-первых, это произошло бы в момент пуска ракеты, когда на позиции не было людей, а во-вторых, никакие операции и работы с системой управления и комплексной схемой не могли привести к запуску двигателей.
Разработчики ампульных батарей, опасаясь, что их «задействование», т.е. автоматическое заполнение электролитом в процессе пуска может не произойти, произвели эту операцию вручную. Батареи были установлены на борт ракеты и подключены, в результате чего на борту появилось рабочее напряжение. Таким образом, два основных элемента, препятствующих несвоевременному запуску двигателей и обеспечивающих безопасность работы с ракетой, были устранены. Компоненты топлива поступили к клапанам двигателя управляемым системой управления, и было подано питание на элементы управления. Установка гироприборов В.И.Кузнецова в исходное положение, абсолютно безопасная без поданного напряжения и целых мембранах, выполняемая тем же прибором, который запускает двигатель, стала смертельно опасной. Отсюда можно утверждать, что при штатной технологии пуска схема запуска обеспечивала безаварийный пуск. Последующие ее доработки были направлены на усиление этой безопасности. Любое отступление от технологии или ошибка операторов не могли привести к несанкционированному пуску. Обвинить в этой ситуации — комплексную схему СУ и ее разработчика И.А. Дорошенко, по крайней мере, неграмотно.
Проследим еще раз кратко ход событий. Первая ракета Р16, предназначенная к пуску, была создана на заводе Южный машиностроительный. Она прибыла на полигон в конце сентября 1960 года. Испытания ее в МИКе (монтажно-испытательном корпусе), на редкость для первых ракет, прошли без серьезных замечаний, и эти замечания устранялись силами специалистов, находящихся на полигоне. Менее чем через месяц, 21 октября, ракета была установлена на старте 41 площадки. Ее предстартовые испытания прошли без замечаний и были закончены к 23 октября. В тот же день ракета была заправлена компонентами топлива. Вот здесь и начались отклонения от технологической схемы пуска, причем, при прорыве пиромембран были допущены ошибки — обнаружена течь одного из компонентов (подставили корыто), самопроизвольно подорвались пиропатроны отсечных клапанов газогенератора первого блока маршевого двигателя первой ступени. В целом было допущено семь отступлений от штатной схемы пуска, два из них оказались фатальными. Пуск был перенесен на 24 октября и утром Госкомиссией было принято решение о продолжении подготовки к пуску при допущенных отступлениях от штатной технологии работ. Большинство специалистов высказалось за продолжение работ и пуск. Отдельные голоса, требовавшие осторожности, тонули в общем хоре. Около 250 человек, окружавших ракету, готовы были на любой риск, лишь бы пустить ракету. Вот она стоит готовая к пуску, гордо и грозно возвышаясь над пусковым столом.
Победа близка, еще последнее усилие и победный грохот ее двигателей будет достойным ответом американцам, запустившим накануне свой «Атлас». К счастью, большая группа офицеров дивизии, которая должна была получить на вооружение ракету, была уведена со старта до объявления часовой готовности. Остается непонятным то, что никто ни в ОКБ-586, ни в ОКБ-692, ни в НИИ-944 не сообразил, что нельзя запускать программный токораспределитель II ступени при наличии напряжения на борту и прорванных пиромембранах... Произошло непоправимое. В процессе контроля исходного состояния гироприборов, запущенный ПТР А-120, как и было положено, подал команду на ЭПК ВО-8 и в 18часов 45 минут местного времени запустился двигатель II ступени. Факел прожег баки первой ступени. Все это произошло в считанные доли секунды. Громадный факел пламени охватил площадку, раздавались взрывы, в пламени гибли люди, находившиеся на площадках обслуживания и у подножья ракеты. Ужас охватил всех участников пуска, по разным причинам, оказавшихся вне места катастрофы. Янгель, отошедший покурить, рвался в огонь, его с трудом удерживали... «Он был на один шаг от смерти. Судьба подарила Михаилу Кузьмичу один шанс из миллиона»,- говорил Д.Ф.Устинов. Громадное облако желто-черного дыма поплыло в сторону 95 площадки, отравляя все живое на своем пути. Несмотря на строгий запрет, утром следующего дня страшная весть дошла до Москвы, Харькова, Днепропетровска и других городов.
Строгая секретность только благоприятствовала многочисленным домыслам, слухам и предположениям. Родные и близкие осаждали проходные предприятий в этих городах, требуя ответа на один и тот же вопрос: «А мой сын, муж или брат жив?»
Как во всяком рискованном и важном событии, в котором принимает участие большая группа людей, появляются лидеры, зачастую определяющие поступки и действия официальных руководителей. В данном случае такими лидерами оказались два человека: Василий Антонович Концевой и Инна Абрамовна Дорошенко. Эти два человека взаимно дополняли друг друга. Василий Антонович обладал решительным характером, мужеством, готовностью идти на риск лично. Он никогда не посылал на опасное дело своего подчиненного, а если такие случаи возникали, то шел сам. Инна Абрамовна вносила значительную долю эмоциональности в эту пару лидеров. Эта ее черта, наряду с настойчивостью в отстаивании своего мнения, не позволяла ей, как следует обдумать ситуацию и воспользоваться в полной мере своими знаниями или советами коллег. Оба они имели уже значительный опыт совместной работы и лидерства, доверяли друг другу полностью и если кто-то из них что утверждал, то другой и не пытался взять под сомнение это утверждение. Для них ракета, стоявшая на стартовом столе, была не более чем очередная ступенька в их технической биографии. Это, как та стадия в карьере автолюбителя, когда после первой десятки тысяч километров на счетчике его автомобиля, ему кажется, что он все превзошел и ..., наступает самый опасный период его водительской биографии.
|
Харченко Евгений Николаевич |
Так и в этом случае: излишняя самоуверенность успокаивающе действовала на окружающих, включая маршала Неделина и Главного конструктора Янгеля, которые так нуждались в людях, действующих без тени сомнения. Конечно, после трагедии, как всегда не было недостатка в тех, кто говорил: «А я предупреждал!» А.Я. Харченко уверяет, что, глядя на решительные действия Инны Абрамовны, Рубанов якобы полушутя заявил: «Эта баба, в конце концов, нас взорвет!» Зная хорошо интеллигентность Иосифа Абрамовича, я слабо верил в это и долго сомневался: стоит ли приводить эту фразу? В.С. Будник, заместитель Янгеля в тот период, утверждал, что он советовал, после обнаружения течи компонентов, слить горючее из ракеты, устранить все выявленные замечания, т.е. задержать пуск на 10-12 дней, а это предложение противоречило общему настроению. Могу только повторить, что вся масса разработчиков и испытателей готова была на все. Успех был необходим, казалось, что еще последнее усилие, и он будет достигнут. Все шли охотно за лидерами, верили в них. Неделин у заправленной ракеты был также спокоен, как и полтора десятка лет назад на огневых позициях своих артиллеристов у озера Балатон при отчаянной атаке эсэсовских танков. Янгель также был спокоен и немногословен. Он не вмешивался в ход последних работ, целиком доверяя своим испытанным заместителям и соратникам.
В результате работы Государственной комиссии по расследованию причин аварии, возглавляемой Л.И. Брежневым, появилось два документа: «Техническое заключение по выяснению причин катастрофы с изделием 8К64 NЛД1-3Т, произошедшей при подготовке его к пуску в в/ч 11284 24 октября 1960 года» и «Сообщение в ЦК КПСС». Оба документа имели высший гриф секретности: «Совершенно секретно. Особая папка». Первый документ явно не оправдывал своего назначения. Причин аварии он не выяснил, предельно сглаживал все «острые углы». То, что его подписала от ОКБ-692 только И.А. Дорошенко, как единственный представитель ОКБ-692, говорит о том, что обычно хладнокровная и обстоятельная женщина была, буквальным образом, выбита из колеи, шокирована страшным происшествием. Комплексная схема, за разработку которой отвечало ОКБ-692 и Дорошенко лично, безусловно, имела недостатки, которые и должны были быть выявлены, как и по другим системам и агрегатам, в ходе летных испытаний. Но не эти недостатки привели к аварии, они не могли привести к ней при точном соблюдении технологии работ, кстати сказать, утвержденной всеми ответственными организациями во главе с головной — ОКБ-586.
Поверхностная причина — нарушение технологии работ, и в этом трудно винить кого-либо или какую бы то ни было организацию. Каждое отступление от принятой технологии, утвержденное Государственной комиссией, само по себе не представляло опасности. Но их было не менее семи, и эта сумма никем досконально рассмотрена не была или не было понято, что она уже привела II ступень ракеты в такое состояние. Все меры предохранения были сняты, а запущенный прибор А-120 выполнил одну из своих функций — подачу команды на ВО-8, т.е. на запуск двигателя. Конечно, комплексную схему можно было построить и так, что при наличии напряжения на клеммах бортовой батареи или прорванных мембранах в магистралях компонентов, запуск прибора А-120 с наземной аппаратурой был бы невозможен. Можно было установить ряд блокировок, запрещавших прохождение команд на ВО-8. Однако было принято решение четкого соблюдения технологии работ, когда прорыв мембран и задействование батарей производился в автоматическом цикле пуска в нужной последовательности, а запуск прибора А-120 производился только в полете после завершения полета I ступени. Вот что было штатной работой, и теперь понятно, насколько глубоки были отступления от этой штатной работы, на которую только и была рассчитана комплексная схема.
Полувековая история ракетной техники в СССР, а теперь в России, полна примерами, когда головной организацией при любой аварии, не разобравшись, сваливается вина на систему управления. До некоторой степени такая стратегия оправдывалась тем, что система управления обычно участвует во всех операциях и управляет всеми агрегатами ракеты, включая пневмо-гидросхему, двигатели, системы расхода компонентов, разделение ступеней, отделение ГЧ и ее неисправности труднее идентифицировать. Характерным в этом плане является случай, произошедший 25 июня 1997 года при управлении объектом «Прогресс» во время стыковки со станцией «Мир» (космонавт Циблиев). Произошел удар по модулю «Спектр». В этой операции не участвовала ни одна система, ни один прибор Хартрона, но, тем не менее, на весь мир было объявлено по ОРТ, что виноват Хартрон! Вскоре всем стало ясно, что Хартрон не причем, однако, ни опровержений, ни извинений так и не последовало, несмотря на то, что руководитель Хартрона Я.Е. Айзенберг дипломатично предоставил возможность руководителям Российского космического агентства и ОРТ достойно выйти из некрасивого положения. Неудобно читать фразу из технического заключения: «Непосредственной причиной катастрофы являются недостатки комплексной схемы СУ, допускающей несвоевременное срабатывание ЭПК ВО-8, управляющего запуском маршевого двигателя II ступени»... Поневоле напрашивается аналогия: «Непосредственной причиной убийства является спусковой крючок, допускающий выстрел при его нажатии». Техническое заключение подписали 16 человек, очень известных и уважаемых... Видно так было нужно.
От второго документа — доклада в ЦК КПСС, достаточно посмотреть на фамилии его подписавших, вообще трудно ждать объективности: «Нарушение порядка подготовки к пуску выразилось в том, что переустановка ШМ СУ второй ступени в исходное положение производилась при заполненной топливом пусковой системе ДУ и включенном электропитании». Заключение этого документа было в целом если не благоприятным, то, во всяком случае, содействовало продолжению работ по ракете 8К64.
Печальным было возвращение нашей экспедиции с полигона. Три гроба привез А.И.Гудименко, взявший на себя эту печальную миссию. Прощаться с погибшими, закрытые гробы с останками которых были установлены в одном из клубов Харькова, пришли тысячи харьковчан. Траурная процессия растянулась на многие кварталы, печально и торжественно играла музыка.
На нашем предприятии, обвиненном в произошедшей трагедии, несколько дней длилось шоковое состояние и растерянность, никто из замов погибшего Коноплева не решался брать управление в свои руки, многие ждали и предсказывали репрессии и расследование, работы прекратились. Однако вскоре поступило сообщение, что никто не будет наказан, и нужно как можно скорее приступить к работам, проанализировать все технические решения и обеспечить пуск второй ракеты в ноябре-декабре текущего года. Первыми полностью пришли в себя О.Ф. Антуфьев и А.М. Гинзбург. Они сумели успокоить коллектив и постепенно ввести его в рабочее русло.
В ноябре 1960 года начальником и Главным конструктором предприятия был назначен В.Г. Сергеев. Его спокойный и обстоятельный характер, опыт работы, скрупулезный и практичный подход к решаемым проблемам, подходил к сложившейся непростой ситуации в коллективе. Первым делом Владимир Григорьевич завершил организационно-структурное формирование предприятия, четко определил функциональные обязанности подразделений. Это немедленно сказалось на производимых работах.
|
|
Начальник, главный конструктор ОКБ-692 (НПО «Хартрон»), дважды Герой социалистического труда, лауреат Ленинской и Государственной премии СССР Сергеев Владимир Григорьевич. |
Сергеев Владимир Григорьевич начал трудовую деятельность в 1932 году слесарем швейной фабрики в г. Москве, с 1934 до 1940 года учился в Московском институте инженеров связи. Прошел боевой путь на фронтах Великой Отечественной Войны помощником начальника связи, командиром отдельной роты связи, командиром отдельного линейного батальона. С марта 1947г. демобилизован из рядов Советской Армии.
Его боевые заслуги были отмечены орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны I-го степени, тремя орденами Отечественной войны II-го степени и восьмью медалями.
После демобилизации с 1947 года работал на руководящих должностях в научно-исследовательском Институте.
В 1960 году был назначен начальником и главным конструктором Конструкторского бюро Електроприборостроения, с 1978 до 1986 года генеральный директор и главный конструктор НПО «Электроприбор», теперь ВАТ «Хартрон».
Под его руководством и при его непосредственном участии были созданы с применением новых достижений науки и техники четыре поколения высокоэффективных систем управления боевых ракет-носителей, космических аппаратов и ракетно-космического комплекса «Буран», за что был дважды удостоен звания Героя социалистического труда. Впервые в отечественной практике системы управления создавались на базе бортовой вычислительной техники, что позволило решать задачи с высокой степенью точности и надежности. По техническому уровню созданные системы управления соответствуют лучшим заграничным образцам, а по некоторым характеристиками превосходят их.
При непосредственном участии Сергева В.Г. стало возможным использование боевых ракет, которые вотслужили свой срок дежурства. Для этой цели были разработаны системы управления ракет-носителей и искусственных спутников Земли.
Сергеев В.Г. был награжден пятью орденами Ленина, орденом Отечественной войны І-й степени, тремя орденами Отечественной войны II-й степени, орденом Красной Звезды, орденом Трудового Красного Замени, орденом «За заслуги» III-й стипени, орденом Богдана Хмельницкого III-й степени, двенадцатью медалями, Лауреат Ленинской и Государственных премий СССР и УССР.
Сергеев В. Г. находится на заслуженном отдыхе, а созданные им системы управления находят применение в настоящее время в международных проектах ракет-носителей «Днепр», «Рокот», «Стрела» по выводу на орбиту коммерческих нагрузок и в реализации национальной космической программы Украины.
Сергеев В. Г. сделал личный выдающийся вклад в создание наукоемких технологий и высокоэффективных систем управления ракетно-космическими комплексами, которые являются национальным достоянием и гордостью Украины.
|
Особое внимание уделялось созданию производственной базы. Наряду с усилением собственного опытного производства на долгие годы к работам ОКБ были подключены два мощных серийных завода: Киевский радиозавод и Харьковский завод им. Шевченко. Особое внимание производству уделял О.Ф. Антуфьев. Благодаря его энергии и «пробивной» способности наше опытное производство непрерывно стало пополняться современным оборудованием, быстро росло число рабочих, привлекались самые высококвалифицированные специалисты. Параллельно с этим большое внимание уделялось научно-творческому сотрудничеству с ведущими научно-исследовательскими институтами Советского Союза, руководимыми В.И.Кузнецовым, С.П. Парняковым, В.П. Арефьевым, В.А. Окуневым, А.С.Мнацаканяном и др. Ведущей фирмой, для которой ОКБ-692 разрабатывало СУ, оставалось ОКБ-586, руководимое М.К. Янгелем. Должен сказать, что по моим первым наблюдениям и по многим событиям в будущем, взаимоотношения Сергеева с Янгелем не сложились с самого начала. При одном из первых посещений Днепропетровска я помню, как Владимир Григорьевич очень расстроенным вышел из кабинета Янгеля. Мы с ним вышли за проходную, я уже не помню о чем шла речь, но я успокаивал Владимира Григорьевича, что все постепенно наладится. Может быть Янгель был недоволен тем, что Сергеева направили без консультации с ним («с подачи» Н.А. Пилюгина)? Не утверждаю, что все это так и было, но тогда мы в это верили, не имея достоверной информации.
Новизна и нестандартность разрабатываемой аппаратуры требовали оригинального оборудования и специальной технологии. В этом вопросе опыт и умение Е.А.Морщакова сыграли важную роль.
|