А.С. Гончар
Звездные часы ракетной техники. Воспоминания

© Гончар А.С., 2008
Харьков 2008

Источник электронной версии: www.buran.ru

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Для ракеты 8К64 время уже было упущено, но для следующей ракеты 8К66 такой интегратор был принят к разработке. Для этого пришлось все материалы показать М.К.Янгелю и его специалистам по баллистике, возглавляемым А.А. Красовским и Н.Ф.Герасютой. Нужно сказать, что в их лице мы вскоре получили мощную поддержку и в последующие годы с баллистиками и управленцами КБЮ (ОКБ-586) установились деловые и дружественные отношения. С этого времени в баллистические расчеты, связанные с точностью стрельбы, мы стали внедрять статистические методы все больше и больше. Их применение оказалось чрезвычайно плодотворным, и на многие годы эти методы стали основным орудием исследований и проектирования систем наведения. Талантливые инженеры С.С.Корума и В.Д.Стадник, в совершенстве владеющие этими методами, обеспечили их дальнейшее усовершенствование и применение в практике других предприятий и институтов.

Б.М.Коноплев оказывал нам всемерную поддержку, а в подходе к решению задач наведения — полное понимание и одобрение. Его правая рука — О.Ф.Антуфьев, с присущей ему решимостью и, может быть, несколько опережая события, пошел на преобразование моей лаборатории в мощный баллистический отдел и оснастил его вычислительной техникой. Роль этого отдела в работе ОКБ, также как и роль отдела стабилизации Я.Е.Айзенберга, на многие годы становится определяющей не только в выборе технических решений, но и в определении тематики ОКБ.

Б.М.Коноплев руководил ОКБ-692 менее двух лет и, не смотря на то, что это был период организации ОКБ, и ему приходилось много времени уделять организационным вопросам, он всегда находил время и для науки. Он прекрасно владел математикой, а главное, он был мастером нетрадиционных технических решений, заставлял нас анализировать различные способы решения проблемных задач. Так, например, для автомата управления дальностью в одном из вариантов функционала требовалось измеряемую интегратором скорость преобразовывать с помощью весовой функции, т.е. умножить на некоторую переменную величину в процессе полета. Борис Михайлович предложил в качестве возможного варианта решение: подавать на гиромотор интегратора переменную частоту и тем самым менять скорость его прецессии. Вариант оказывался очень выигрышным, и задание на разработку такого прибора было выдано нами в комплекс Г.А.Барановского и Л.П.Рокфарга. К величайшему сожалению и эта идея погибла вместе с Коноплевым. Разработка ракеты 8К66 вскоре была прекращена, вернее через нее просто «перешагнули» и приступили к работам над более смелой по замыслу и совершенству ракете 8К67, имевшей три варианта боевой части: тяжелую многомегатонную, легкую дальнобойную и глобальную (или орбитальную) боевые части.

Начатая Борисом Михайловичем кампания за полное овладение системой управления и ее престижным элементом — автоматом управления дальностью была продолжена его преемником В.Г.Сергеевым, правда, менее активно и более осторожно, главным образом благодаря тому, что уже существовала большая группа людей, понимавших проблему и готовых ее решать. Глобальные решения, включая Постановление правительства, способствовали нам, так как ответственность за систему управления безоговорочно возлагалась на ОКБ-692. В этом вопросе техническое обеспечение ложилось на меня, и активным помощником был О.Ф.Антуфьев.

У меня в отделе постепенно сложился грамотный коллектив, основу которого составляли С.С.Корума, В.И.Котович, В.Д.Стадник и А.Ф.Кириченко. Мы, не щадя ни сил, ни времени, развернули работу по анализу возможных методов точного наведения ракеты на цель, уделяя большое внимание методам исследований, применяя самые совершенные математические инструменты. Результаты вскоре сказались: наш баллистический отдел завоевал авторитет и признание и совместно с аналогичными подразделениями ОКБ-586 и НИИ-4 решал основные вопросы баллистики ракет, включая расчеты полетных заданий на пуски. Принятые нами статистические методы, основанные на теории случайных процессов, многомерного статистического анализа и оптимальных процессов управления, вскоре становятся общепринятыми в нашей кооперации. В части приборной реализации аппаратуры гироскопические приборы В.И.Кузнецова были вполне современной аппаратурой, но счетно-решающие приборы на электромеханических принципах были ниже всякой критики. Переменные функции задавались с помощью кулачковых механизмов или шаговыми приводами, на которые подавались импульсы, записанные на проволочные носители. Циклично-импульсное интегрирование для учета в функционале отклонений координат имело громадные инструментальные погрешности. Электронные счетно-решающие приборы не имели еще основы в виде элементной базы, внедрение этой техники встречало определенное сопротивление со стороны разработчиков электромеханической аппаратуры и гироскопии. И только разработка на нашей фирме В.А.Маринушкиным фотоэлектронного датчика импульсов положило начало внедрению в СУ электронной счетно-решающей техники.

Первым ракетным комплексом с дискретными приборами системы управления была ракета-носитель ИСЗ 11К65. Автомат выведения, система регулирования скорости, программник тангажа, а также наземная проверочно-пусковая аппаратура были построены на дискретных принципах. Первой боевой ракетной системой на дискретных цифровых приборах была глобальная (орбитальная) ракета 8К69. На ней дискретные приборы были применены в автомате управления дальностью, автомате радиовысотной коррекции, автомате торможения, системе регулирования скорости и задания тангажных разворотов ракеты и головной части. Все эти системы разрабатывались в моем баллистическом отделе. Приборы были разработаны Д.Н.Мерзляковым, И.В.Бодаевым, Э.В.Лысенко под руководством В.П.Леонова. Наземный комплекс разрабатывался Е.И.Михлиным, Э.А.Вольфовским, Г.М.Гехтом. В системах управления последующих ракет уже использовались бортовые вычислительные машины (БЦВМ). Переход на них завершил становление нашей организации, как головной по СУ, полностью диктующей облик системы управления.

В 1959 году, к маю месяцу, завершилось переселение нашей организации на новую территорию бывшего погранучилище, расположенного на северной окраине города в живописном районе лесопарка. Училище занимало значительную территорию. Кроме основного здания на ней располагалось еще несколько служебных помещений, большой фруктовый сад и стадион. Первоначально численность нашей организации была около 600 человек, но затем начался значительный рост, и уже через год она достигла 2000 человек. Отбор был весьма тщательным. Руководитель отдела и лаборатории не только лично отбирал каждого человека, но и «находил» его сам или с помощью своих сотрудников, благо предприятие располагалось в промышленном районе города рядом с авиационным институтом, авиационным заводом и т.д. В этот период на предприятие были приняты многие инженеры, впоследствии сыгравшие большую роль в его становлении и развитии. Мой отдел насчитывал в то время около 80 инженеров и техников и располагался на третьем этаже главного корпуса. Этажом ниже были кабинеты руководства предприятия — Коноплева, Антуфьева, Гинзбурга. Параллельно с ростом численности предприятия шло и его насыщение самым современным оборудованием, а опытного производства — станками. Любые наши заявки удовлетворялись немедленно. Плац перед фасадом главного корпуса, спортивная площадка, где некогда занимались курсанты строевой и физической подготовкой, были уставлены ящиками с непрерывно прибывающим оборудованием. Прокладывались новые линии связи, строилась подстанция. Работа кипела днем и ночью. Посещение организации Брежневым еще больше укрепило наше убеждение в том, что мы призваны выполнить самую престижную и срочную работу. Мы понимали ее ответственность и даже определенную опасность, но никто не мог предположить через какое тяжелое испытание предстоит нам всем пройти, и как оно отразится на судьбе организации и судьбе каждого из нас.

С первых дней существования нового предприятия ОКБ-692 в его составе начало действовать теоретическое подразделение, в скором времени выросшее в самостоятельное и одно из самых крупных подразделений — третий комплекс.

Роль теоретических разработок и соответственно роль третьего теоретического отделения трудно переоценить. Любая разработка предприятия требовала прочного теоретического фундамента и научного обоснования выбранного направления работ. Более того, теоретическое подразделение, как правило, было инициатором тех многочисленных направлений, которые вело впоследствии НПО «Электроприбор» (Хартрон). С другой стороны, если одна из головных фирм, начиная новую разработку, принимала решение применить в ней систему управления нашей фирмы, то ее представители начинали деловой разговор с третьим отделением. Решение таких фундаментальных вопросов как согласование тактико-технических требований и технического задания на изделие в целом и его важнейший элемент — систему управления было по существу за третьим отделением. В эскизных и технических проектах содержались материалы теоретических проработок, выполненных на высоком научном уровне, сопоставлялись различные варианты построения системы управления, обосновывались и определялись требования к ее отдельным элементам, зачастую предопределялась схема полета объекта и требования к его характеристикам. Наиболее важные материалы характеризующие, точность стрельбы, особенности боевых порядков головных частей и ложных целей, принципы наведения выносились в отдельный том, имевший высший гриф секретности. Полностью сформировавшееся третье отделение имело три основных направления: баллистики, стабилизации и программирования. Отдел баллистики занимался вопросами наведения боеголовок на цель, выведением ИСЗ на заданную орбиту, управлением полетом объектов в целом. Отдел стабилизации наиболее полно отвечал своему названию, т.е. в его компетенции были вопросы угловой стабилизации объектов, управление движением центра масс, ограничение углов атаки и боковых перегрузок объектов и т.д. Отдел программирования определял требования к бортовым и наземным компьютерным системам, разрабатывал их программно-математическое обеспечение и технологию его отработки.

Батаев Виктор Александрович

Корума Сергей Степанович

Лауреат Ленинской премии Романенко Виктор Николаевич

Симагин Владимир Гаврилович

Стадник Венедикт Диомидович

Борушко Юрий Михайлович

Сухоребрый Виктор Гаврилович

Бек Александр Михайлович

Подбор кадров в третье отделение осуществлялся сугубо по индивидуальному принципу и, как правило, еще на стадии учебы, на пятом курсе или при дипломном проектировании из числа наиболее способных студентов в области математики или механики. Дипломное проектирование выполнялось на предприятии по тематике предприятия и под руководством его специалистов. Можно назвать десятки и даже сотни специалистов самого высшего класса, выросших в третьем отделении, предопределивших успехи предприятия и уровень его разработок. Назову имена лишь некоторых: В.А.Батаев, С.С.Корума, В.Н.Романенко, В.Д.Стадник, В.Г.Сухоребрый, Ю.М.Борушко, А.В.Бек, О.М.Калинина, Н.А.Печенкина, В.Г.Симагин, И.Г.Медведев, Ю.Т.Муравьев, В.С.Столетний, А.С.Голиков, П.Т.Киричанский и еще многие другие. И очень обидно, что их имена так и останутся безвестными.

Третье отделение начало свое ведет еще из СКБ-897, которым руководил А.М.Гинзбургом. Роль и значение теории Абрам Маркович понимал и приложил немало сил к созданию соответствующих подразделений, начиная с небольшой лаборатории и затем отдела в составе руководимого им комплекса в ОКБ-692. Без ложной скромности скажу, что мне наряду с Я.Е.Айзенбергом и А.И.Гудименко довелось стоять у самых истоков зарождавшейся мощной и полноводной реки — третьего отделения. Первым руководителем теоретической лаборатории была А.Н.Зыкова, затем уже отделом в составе ОКБ-692 руководил А.И.Гудименко. В 1961 году отдел был преобразован в комплекс, которым руководил Д.Ф.Клим, а с 1966 года его бессменным руководителем в течение более четверти века стал Я.Е.Айзенберг.

Киричанский Петр Трофимович

Столетний Владимир Сергеевич

Муравьев Юрий Трофимович

Анатолий Иванович Гудименко по складу своего характера мало подходил для руководителя теоретического подразделения. Это был типичный организатор, способный разобраться в любой ситуации, оценить варианты предлагаемых решений, правильно в них разобраться и принять оперативное решение, коммуникабельный, с хорошим чувством юмора, умеющий смело и правильно вести себя в любом окружении. Шутки и бесчисленные полуанекдоты-полуистории он приводил очень кстати и умел рассказать так, что никто не чувствовал обиды. Все это сопровождалось обаятельной улыбкой с быстрым переходом к серьезному разговору и смягчению своей шутки, если он видел, что задел ею кого-либо. Женщины в нем души не чаяли, для них в запасе всегда были комплементы, что при его представительной внешности и веселом характере было приятно окружающим. Однако необходимой усидчивости и выдержки, для того, чтобы докопаться до глубины сложных математических выкладок (или их применить) ему не всегда хватало. Когда ему пытались разъяснить какое-либо сложное положение, он всегда торопил и ограничивался выводами. Как главный инженер предприятия он был явно в своей стихии, быстро находил нужные решения, решительно проводил их в жизнь. Умение держать себя с руководителями любого ранга было очень ценным для предприятия, что особенно заметно было на фоне несговорчивости, порою ненужного упрямства главного шефа. Это приводило к тому, что многие в министерстве, в головной организации и среди смежников предпочитали иметь дело именно с ним. Янгель уважал Анатолия Ивановича, и когда у того начались семейные осложнения и партком нашего предприятия не без воздействия шефа готов был по отношению к нему принять жесткие меры, Михаил Кузьмич вступился за него. Так как взаимоотношения с Сергееевым уже вышли за допустимые пределы, то конечным результатом был перевод Анатолия Ивановича на Киевский радиозавод Главным конструктором КБ, где он работал до перестройки.

Я очень хорошо знал Анатолия Ивановича еще по учебе в авиационном институте, где он был активным профсоюзным деятелем, получал Сталинскую стипендию и закончил его с отличием. Все это, включая то, что он был участником Великой Отечественной войны, прошел богатую школу жизни, сложило его характер и научило общению с людьми. Уход его из нашей организации был воспринят всеми с сожалением, многие считали его достойным преемником Сергееева на посту Главного конструктора. Сменивший А.И.Гудименко на посту руководителя третьего отделения Д.Ф.Клим, был в некотором смысле его противоположностью. Нерешительный и осторожный, он зачастую не мог решить вопрос, откладывал и выжидал, боясь взять на себя ответственность. В нашу организацию он пришел в 1959 году из института НИИ-4 Министерства обороны в чине подполковника в составе группы военных специалистов из десяти человек, направленных в порядке оказания помощи нашей вновь созданной организации. Кстати сказать, никто из них, кроме В.П.Леонова, не прижился в нашей организации, некоторые вообще не приехали в Харьков, не оставили Москву, другие через некоторое время, включая Д.Ф.Клима, вернулись в столицу. Существенной помощи от них мы не получили и не могли получить, т.к. наши «домашние» кадры: такие как Айзенберг, Гудименко, Кривоносов, Уралов, Передерий и многие другие были во всех отношениях сильнее этой «помощи».

С Дмитрием Федоровичем я познакомился еще в 1955-1956 гг. на полигоне в Кап`яре. Тогда он был в чине майора и руководил баллистической группой испытателей. Мягкий и интеллигентный человек, он плохо вписывался в среду жестких и беспощадных друг к другу штатских и военных руководителей, особенно таких, как генералы Соколов, Мрыкин, желчный Пилюгин, непреклонный Янгель, безжалостно насмешливый Зайцев. Я помню, как однажды уже при летных испытаниях ракеты 8К64, на одном из совещаний председатель Госкомиссии по ее испытаниям генерал Соколов, не разбираясь в чинах и званиях, устроил всеобщий разнос и штатским, и военным. Я посмотрел на сидящего рядом и пригнувшегося к столу, чтобы не попасться на глаза генералу, Клима; он шепотом сказал мне: «Страшную силу имеет человек!». Нужного авторитета Дмитрий Федорович в комплексе не имел. Такие записные юмористы и насмешники как Исаков, Муравьев и Сухоребрый, выпускавшие ко всем праздникам стенгазеты, зачастую, делали его предметом своих шуток. Всегда перед праздником я уступал на 2-3 дня свой кабинет редколлегии и все это время в нем непрерывно стоял гомерический хохот — карикатуры, эпиграммы и юмористические статьи, появлявшиеся затем в громадной стенгазете, были допустимой частью их беспощадного творчества. Доставалось всем, однажды в газету попал и сам шеф. Я уже не помню, что о нем писали, но нарисован он был настолько карикатурно, что газету не пропустили, и ее пришлось исправить — шефу были пририсованы усы и борода, и карикатурный портрет потерял схожесть. Такие вольности в третьем отделении были допустимы с самого начала его образования. Это подразделение отличалось некоторым демократизмом, и эту его особенность поддерживал и культивировал Яков Ейнович, будучи уже в ранге его руководителя.

Дмитрий Федорович завел обыкновение при разговоре с любым сотрудником делать пространные записи в специально заведенной толстой тетради. Иногда при таком разговоре он вдруг начинал быстро листать свою тетрадь, находил нужное место и заявлял: « А вот такого-то числа вы говорили по этому вопросу иначе!». Уличенный в этом собеседник редко оправдывался, но в последующем воздерживался от высказывания своей точки зрения или вообще избегал разговоров с ним. Фраза его «хорошо поговорили» стала достоянием юмористов и выражала то, что вместо решения вопроса состоялся длительный и обстоятельный разговор. На фоне быстрых и решительных действий таких людей как Гудименко, Айзенберг или Антуфьев, заявлявших в шутку, что лучше неправильное решение, чем его отсутствие, это было необычно, а его кабинет представлялся чем-то напоминающим тихую гавань. Постепенно сложилась такая обстановка, что мы, начальники отделов, решали вопросы, минуя его, докладывали у Сергеева, да и выше. В свою очередь это привело к тому, что Дмитрий Федорович, или как мы его называли Дима, стал имитировать занятость и глубокую научную деятельность. У него на столе всегда были разложены книги и журналы с закладками или вообще с раскрытыми страницами. Знаменитая длинная логарифмическая линейка, ставшая также предметом шуток, в рабочем состоянии лежала на тетради с какими-то формулами и распечатками, в общем обстановка была самой рабочей.

Однажды во время какого-то совещания раздался телефонный звонок, и после короткого разговора Дмитрий Федорович вдруг засуетился, стал раскладывать на столе книги и журналы, придавая столу самый рабочий вид. На присутствующих он перестал обращать внимание и вскоре объявил об окончании совещания, а мы, выходя из его кабинета, встретились с академиком Б.Н.Петровым, частым гостем у нас. Исаков вскоре обратил наше внимание на то, что счетная машинка «Рейнметалл», стоящая на столе, не могла быть им использована, так как ее вилка требовала специального гнезда, которого не было в кабинете.

Мне приходилось в группе наших сотрудников, большинство из которых были производственниками, далекими от науки, ездить в автобусе предприятия на работу из города. Ездил в этом автобусе и Клим обычно с кипой иностранных технических журналов, которые он просматривал дома вечерами. На пассажиров это производило должное впечатление, особенно когда Дмитрий Федорович вдруг обращался ко мне со слова: «Андрей Саввич, вот статья, в которой решается проблема подобная Вашей!» — и показывал мне раскрытую страницу с формулами и чертежами. Но в целом Дмитрий Федорович был добрым и отзывчивым человеком. Его положение на предприятии позволяло ему успешно решать бытовые вопросы, за решение которых он брался охотно, и к нему обращались и из других подразделений.

После ухода Клима должность начальника третьего отделения была предложена мне, но я отказался — мне не хотелось расставаться с любимым делом — баллистикой, было столько идей и планов. Однако долго мне не довелось оставаться в своем отделе, и (почти в приказной форме с упоминанием партийности) пришлось принять восьмой комплекс — комплекс космических разработок. Но об этом несколько позже.

Начальником третьего отделения был назначен Я.Е.Айзенберг и, по-моему, он также не очень охотно расстался со своим отделом стабилизации, созданию и становлению которого он отдал много сил и энергии, а сам стал в этой области специалистом мирового уровня.

С Яковом Ейновичем я познакомился летом 1956 года, когда он поступил на работу в СКБ-897 после окончания политехнического института. С тех пор на протяжении вот уже более сорока лет мы работаем на одном предприятии, и многие разработки были выполнены при нашем обоюдном участии. В наших взаимоотношениях было все, как и всегда бывает в жизни. В ряде вопросов мы иногда расходились и соответственно отношения обострялись, но всегда сохранялось взаимное уважение и поддержка в главных вопросах. Когда в 1991 году решался вопрос о назначении Главного конструктора и генерального директора предприятия после смерти А.Г.Андрущенко и один из представителей комиссии министерства, специально приехавшей решать этот вопрос, спросил мое мнение, я решительно высказался в пользу Я.Е.Айзенберга. Он был несколько удивлен этим, зная, что у меня с Яковом Ейновичем были по некоторым вопросам довольно заметные разногласия, но я ему сказал что-то вроде сталинской фразы о месте, где бывает полное согласие. Более того, когда чаша весов явно качнулась не в пользу Якова Ейновича, и ко мне в кабинет зашел А.И.Кривоносов с этим известием, я поднял трубку аппарата ЗАС и связался с Ю.П.Семеновым. С Юрием Павловичем у меня были очень хорошие отношения, как следствие работы по комплексу «Энергия-Буран», и я попросил его решительно вмешаться, зная, что он так же хорошо знает Якова Ейновича, а это гарантия дальнейшей дружной совместной работы над намечавшимися объектами. Юрий Павлович в тот же час позвонил О.Н.Шишкину, бывшему в то время министром Министерства общего машиностроения, и уже минут через 30-40 перезвонил мне и сказал, что все будет так «как мы с тобой хотим». Действительно, комиссия, получив указания от Олега Николаевича, решила вопрос нужным образом.

Получилось так, что после прихода Я.Е.Айзенберга в СКБ сложилась наша тройка: Гудименко, он и я. Мы были молоды, уверены в своих силах и нас не устраивала второстепенная роль СКБ в разработках аппаратуры по документации и по идеям НИИ-885. Мы стремились получить самостоятельную работу, которая позволила бы реализовать наши идеи, (а их в наших головах было предостаточно). Мы втроем ездили по Москве, побывали в самых различных организациях, включая предприятия Министерства авиационной промышленности и НИИ-4. Я уже не помню подробностей, но вскоре начались работы по пороховой тактической ракете «Онега», на которой система управления была реализована в соответствии с идеями Айзенберга и Гудименко. Во всех последующих работах ведущая роль в определении облика системы управления принадлежала специалистам третьего комплекса. Ни одно обсуждение как принципиальных, так и текущих вопросов на всех уровнях внутри и вне организации не проходило без участия третьего отделения. С назначением Якова Ейновича руководителем комплекса практически завершилось формирование его как научно-теоретического подразделения и основного проектного органа ОКБ. Было завершено создание тематических лабораторий, строго определена их тематика и установлены нормы взаимоотношений. Чрезвычайное внимание Яков Ейнович уделял на всем протяжении его более чем четвертьвекового руководства оснащению комплекса непрерывно совершенствующейся техникой. В этом плане он был непревзойденным мастером убеждать руководство, вплоть до министра и секретаря ЦК в том, что нам для выполнения очередной работы необходима именно та вычислительная машина, которая вот-вот будет изготовлена, и она обычно попадала к нам раньше, чем в другие организации, даже столичного ранга. Результатом этого было то, что на протяжении многих лет наша организация имела самый мощный вычислительный центр в Украине с десятками современных машин. С применением машин создавались стенды моделирования процессов управления динамически сложных объектов, какими были ракеты и космические корабли. Важнейшим условием приближения к реальным условиям полета было использование подлинной аппаратуры и агрегатов ракеты. Рулевые машинки и нагрузочные стенды, вне зависимости от их мощности и сложности, наряду с усилительно-преобразовательной аппаратурой, входили в состав этих стендов. Так, для мощнейшей ракеты «Энергия», рулевые машинки которой приводило в движение сопла маршевых двигателей, все необходимое оборудование, включавшее агрегаты гидропитания, представляло собой промышленные установки, занимавшие сотни квадратных метров производственной площади. К изготовлению соответствующего оборудования привлекались ведущие в стране заводы промышленного оборудования. Для точных приборов сооружались специальные лаборатории с так называемыми развязанными фундаментами, не воспринимавшими колебания почвы. Аппаратура системы управления прицеливания (азимутального наведения) моделировалась в натуральном виде, а для исследования динамики жидкого наполнителя в баках ракеты была создана специальная гидравлическая лаборатория, где «Водолеи», как их в шутку называли, вели чрезвычайно важные работы. Такой подход к работе привел к тому, что третий комплекс, руководимый Я.Е.Айзенбергом, стал самым мощным научно-исследовательским центром в Украине по динамике и проектированию ракетно-космических объектов. В комплексе выросли специалисты высокого класса, работы которых в тех редких случаях, когда условия режима позволяли это сделать, публиковались в научных журналах. Но основным стремлением было: реализовать идеи и изобретения в разрабатываемых объектах.