А.С. Гончар
Звездные часы ракетной техники. Воспоминания

© Гончар А.С., 2008
Харьков 2008

Источник электронной версии: www.buran.ru

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

История ракетной техники до октября 1960 года, т.е. около 15 лет, не знала случаев гибели людей при запусках и авариях ракет. Участники запусков могут рассказать много случаев, когда буквально в последний момент происходило «чудо», спасавшее присутствующих, и они отделывались легким испугом. Многие бравировали своим бесстрашием, показывая дурной пример. Однажды мне довелось наблюдать как при запуске «пятерки», когда уже начался отсчет последних пяти минут, из бункера вышел какой-то генерал и пошел по направлению к ракете, затем, остановился, скрестил руки на груди в наполеоновской позе. К нему подбежал, по-видимому, ординарец и начал в чем-то его убеждать и буквально тянул за руку. В результате пуск был задержан и нам, в машине МАИ, пришлось заново повторять тренировки интеграторов, и заряд на пуск. Кому и что хотел доказать генерал в данном случае не берусь судить. Может быть, мне как новичку в 1956-1957 годах казалось, что на стартовых позициях царит некоторое пренебрежение к опасности. Может быть и потому, что все ракетчики были влюблены в дело своих рук — ракеты и не верили в то, что они могут им навредить.

Переезд нашего СКБ на отдельную территорию, несмотря на то, что директор завода В.Н.Куликов формально оставался начальником СКБ, привел к тому, что связи с заводом постепенно ослабли, а выход в конце 1956 года Постановления правительства о разработке ракеты Р16 (8К64), в котором роль завода не оговаривалась, свел эти связи к нулю. М.К.Янгель, определенный этим Постановлением Главным конструктором ракеты Р16, хорошо понимал, что завод п/я 201 ему не удастся оторвать от кооперации «Королев-Пилюгин», более того, и главнейшие смежники Королева не будут участвовать в его работах и необходимо создавать свою собственную кооперацию. Важнейшим элементом этой кооперации должна была стать организация, способная самостоятельно вести разработку систем управления. Для этого такая организация должна иметь специалистов высокого класса, а также базу для их подготовки, непрерывного совершенствования и пополнения в следующих областях:

— общей теории движения летательных аппаратов, аэродинамики, баллистики, теоретической механики, свободного полета в поле земного тяготения;
— теории автоматического управления и регулирования, теории устойчивого движения, методов исследования динамических систем, способов их математического описания;
— электротехники, электроники и радиотехники, компьютерной техники и технологии;
— комплексного проектирования сложных систем, их отработки и испытания;
— гироскопической и оптической техники;
— проектирования, конструирования и изготовления аппаратуры управления.

Определенный задел в этом плане и опыт проектирования систем управления в Харькове имели две организации: СКБ-897 завода п/я 201 («Коммунар») и ОКБ-285 (завод им. Шевченко). Более того, первая янгелевская ракета 8К63 имела систему управления разработки СКБ-897, ее руководитель А.М.Гинзбург был ее Главным конструктором. Его лично, а также других работников СКБ, таких как И.А.Рубанов и И.А.Дорошенко, знал и уважал М.К.Янгель. Харьков имел и свои традиции в ракетной технике, а главное, систему высших технических учебных заведений, мощную промышленную базу. Все это сыграло решающую роль в том, что в Харькове была создана организация ОКБ-692.

Антуфьев Оккас Федорович.

Вскоре после выхода Постановления о создании ракеты Р16 мне довелось присутствовать при разговоре Янгеля с Гинзбургом. Дело было вечером в кабинете Янгеля, присутствовали И.А.Дорошенко и я. Михаил Кузьмич в процессе разговора сказал: «Давайте я вас поженю, и будет новая организация». Под словом «поженю» Янгель имел в виду объединение КБ Гинзбурга и КБ Барановского в одну самостоятельную организацию. Абрам Маркович ушел от прямого ответа на это предложение, а Янгель видя неопределенную реакцию Гинзбурга, высказал другое пожелание: «...или возьми своих наиболее квалифицированных специалистов человек 50-60 и перебирайся ко мне в Днепропетровск. Помещения, квартиры я беру на себя». Мне больше, к сожалению, не довелось присутствовать при подобных разговорах и я не знаю, как развивались события дальше, было только ясно, что Янгель настойчиво решал этот вопрос, т. к. работы в СКБ по ракете 8К64 шли явно неудовлетворительно — большинство сотрудников было занято старыми заказами и заводскими делами. Постановление о создании ОКБ-692, выделение ему громадной территории с готовыми зданиями, выделение территории под жилищное строительство и т. д. для нас было несколько неожиданным, как и то, что Главным конструктором был назначен не Гинзбург, а неизвестный нам Б. М. Коноплев. Переселение СКБ на новую территорию происходило зимой 1958/1959 годов еще до выхода Постановления и завершилось весной 1959 года. Одновременно происходили структурные преобразования. Было образовано два комплекса: комплекс автономных систем во главе с А.М.Гинзбургом и радиотехнический комплекс во главе с Г.А.Барановским. Кроме того, был образован монтажно-экспериментальный цех во главе с Е.А.Морщаковым, главным инженером предприятия был назначен энергичный и инициативный О.Ф.Антуфьев, ставший надежным помощником Б.М.Коноплева. В комплексе А.М.Гинзбурга был создан отдел проектирования или теоретический отдел, которым руководил А.И.Гудименко. Руководить лабораторией стабилизации в нем был назначен Я.Е.Айзенберг, лабораторией баллистики — я.

Первоначально в ОКБ было около 600 человек, но уже к концу 1959 года численность почти утроилась, приобреталось необходимое оборудование, станки и материалы. На работу на предприятие было направлено 10 человек военных специалистов из НИИ-4 и Артакадамии, в том числе Д.Ф.Клим, В.А.Затуловский, В.П.Леонов. Дмитрий Федорович стал заместителем Гинзбурга по науке, а Владимир Аврамович Затуловский должен был развернуть разработку гироприборов в ОКБ. Специалистом по вычислительной технике назначен В.П.Леонов. Остальных семь человек мы практически не видели, они по разным причинам не поменяли Москву, на Харьков. Клим и Затуловский, в конце концов, возвратились в Москву, и только В.П.Леонов до конца остался верен нашей организации.

Руководителем новой организации специальным Постановлением Совета Министров и ЦК КПСС был назначен доктор технических наук Б.М.Коноплев. Борис Михайлович был человек с далеко неординарной судьбой. Его мать в 1939 году была репрессирована как член партии эсеров. Сам он чисто случайно избежал горькой судьбы сына врага народа и самостоятельно проложил себе дорогу. При отсутствии диплома о высшем образовании защитил докторскую диссертацию и стал виднейшим ученым в области радиотехники. С его именем связан ряд изобретений и открытий в этой области, он был участником создания многих радиотехнических систем. Практический склад ума и опыт непосредственной работы с аппаратурой при наличии теоретической подготовки делали его прекрасным руководителем нашего молодого коллектива. Несмотря на то, что Борис Михайлович пришел к нам в самый разгар проектирования системы управления ракеты 8К64, он сумел внести ряд новых идей, поддержать и помочь осуществить многие нетрадиционные решения. При нем были начаты и предварительные проектные проработки и по следующей, более совершенной ракетной системе 8К66, где он выдвинул поистине революционные идеи и предложил способы и технологию их воплощения. Он объявил принцип: на борту ракеты в системе управления не должно быть разъемных соединений. Известно, что наличие множества разъемов, соединяющих тысячи проводов, вносит значительный вклад в ненадежность системы. Особенно это проявлялось в пятидесятые годы при тех ненадежных соединителях, которые достались нам в наследие от немецкой ракетной техники. Предполагалось, что заводская бригада на боевой стартовой позиции производит сборку системы управления, спаивает или, вернее, сваривает провода, проверяет и сдает в эксплуатацию воинской части. Для сварки проводов было разработано по конкурсу, объявленному на предприятии, специальное устройство типа «пистолет», которое прошло успешно испытания и, к сожалению, как и основная идея, была забыта после гибели Коноплева.

В целом система управления упрощалась до предела, и каждое предложение, направленное на это приветствовалось. Борис Михайлович решительно брал в свои руки все, что относилось к системе управления. Он категорически диктовал свою волю как Главный конструктор всем смежным организациям, включая такого «своевольного» смежника, как В.И.Кузнецов — разработчик комплекса гироскопических приборов. Впрочем, предполагалось, что наша организация в самом ближайшем будущем будет самостоятельно разрабатывать эти приборы, и не будет нуждаться в услугах НИИ-944. С этой целью и был приглашен к нам В. А. Затуловский, который работал в военной приемке этого института и имел солидную подготовку и опыт работы с этими приборами.

Впоследствии и это начинание Бориса Михайловича не было реализовано. Борис Михайлович имел обыкновение часто посещать лаборатории, особенно те, где шла разработка новых идей и приборов. Часто бывал он и в моей лаборатории, и его каждое посещение было для нас очень полезным. Он внимательно следил за каждой разработкой, вникал в мелочи; не помню, чтобы он «отчитывал» нас, не помню, чтобы он навязывал свое мнение — все происходило так, как будто он член нашей лаборатории и участвует в наших обычных обсуждениях и спорах по техническим вопросам. Однажды, глядя на метку времени на экране осциллографа, он вдруг вынул секундомер, сверил его показания и сказал, что метка времени идет с ошибкой. Ошибка оказалась весьма незначительной, и мы потом удивлялись, что он смог это увидеть. Я уверен, что, имея таких прекрасных руководителей как А.М.Гинзбург, О.Ф.Антуфьев и Б.М.Коноплев, наша фирма смогла бы достичь еще более значительных результатов. Борис Михайлович не любил обширных совещаний, заседаний и пр.; он предпочитал посещение цехов, лабораторий, стендов и общение непосредственно с исполнителями. Я почти дословно запомнил фразу, сказанную им на одном из совещаний в его кабинете: «Вот мы тут заседаем, а хорошо, если бы в это время там шла работа».

Весной 1960 года нашу организацию посетил Л.И.Брежнев, будучи в то время секретарем ЦК по оборонным вопросам. Его посещению предшествовала тщательная подготовка. Мыли, красили, убирали и готовились показать работу отдельных систем на моделирующих установках. Центральное место отводилось громадному залу моделирования, где шла отработка автомата стабилизации. Нужно сказать, что стабилизация такой ракеты как 8К64, была одной из важнейших проблем ее создания. Многие факторы, влияющие на устойчивый полет, проявлялись в полной мере: колебание жидкости в четырех баках, изгибные колебания упругой конструкции, недопустимость больших углов атаки, широкий диапазон условий полета от плотных слоев атмосферы до разреженного космического пространства, скорости полета от нуля до нескольких километров в секунду и т.д. На экранах осциллографов можно было наблюдать процессы стабилизации ракеты, т.е. угловые отклонения ракеты по трем осям и отклонения по скорости в боковом направлении и по нормали к траектории.

Д.Ф.Клим, А.И.Гудименко и я ожидали Леонида Ильича у входа в мою лабораторию — лабораторию РКС, которая размещалась в огражденном вестибюле третьего этажа. Энергичный, подвижный, с широкой улыбкой на лице, он приблизился к нам, пожал руки и в сопровождении Б.М.Коноплева прошел в лабораторию, где мы продемонстрировали ему ход процесса регулирования скорости. Он задал несколько вопросов и затем прошел через дверь, соединяющую обе лаборатории, в лабораторию автомата стабилизации. Мы через дверь наблюдали как Леонид Ильич, уделив внимание процессам стабилизации и объяснениям Якова Ейновича, не оставил без внимания и женщин лаборатории. Он подошел к красавицам Люде Цымбал и Раисе Каминской и завел с ними разговор. О чем они говорили никто не знает, но внешне картина выглядела следующим образом: Леонид Ильич стоял перед столом, на котором сидела Люда, непринужденно помахивая стройной ножкой, рядом на стуле сидела Рая. Девушки не смущались высоким рангом гостя, да и Леонида Ильича, видимо, вполне устраивало их поведение и разговор ...

Потом на небольшом совещании Брежнев произнес короткую речь, акцентируя внимание на значении ракеты 8К64 для обороны страны, и назвал сроки, в которые мы должны уложиться. А сроки были чрезвычайно жесткими. Практически после его посещения предприятие перешло в режим военного времени, хотя и до этого мы работали по 12-14 часов в сутки. Это было нечто большее, чем энтузиазм, это было понимание всей сложности обстановки в мире, с одной стороны, и захватывающая грандиозность задачи, с другой стороны. При защите эскизного проекта была составлена таблица основных параметров ракет и аналогичные данные были приведены по королевской Р7, интенсивные пуски которой начались с 1957 года, а также по американской ракете «Атлас», пуск которой на максимальную дальность 14500 км состоялся в 1960 году. Из этой таблицы ясно следовало преимущество нашей Р16, особенно в эксплуатационных характеристиках. В этом же году гостем нашего предприятия был и генерал М. Г. Григорьев уже в ранге первого командира ракетной дивизии, на вооружение которой должна была поступить ракета 8К64 и составить основу вооружения созданных в конце 1959 года (17 декабря) ракетных войск стратегического назначения под командованием маршала М.И.Неделина. Обо всем этом мы знали и с величайшим подъемом выполняли свою работу. Особая ответственность ложилась на разработчиков автомата стабилизации. Задача усложнялась еще и тем, что необходимые исходные данные по динамической схеме ракеты имели ряд неопределенностей, теория стабилизации таких объектов только разрабатывалась, методы моделирования, и соответствующее оборудование также было достаточно примитивным. Несмотря на то, что специалисты и советчики не покидали наше предприятие, ответственность за эту работу целиком ложилась на нас — на Я.Е.Айзенберга и А.И.Гудименко. Неустойчивость ракеты в полете при первом пуске, хотя и была обычным явлением, и не только в Советском Союзе, могла серьезно подорвать престиж нашей молодой организации и породить недоверие к ней. Другие проблемы системы управления имели то преимущество, что их решение более или менее надежно проверялось в наземных условиях на стендах или при огневых испытаниях двигателей и самой ракеты.

За свой участок работы — система регулирования кажущейся скорости — я был совершенно спокоен. Упростив ее до предела, т.е. убрав такие ненадежные элементы, как потенциометрические датчики рассогласования скорости и отклонения давления в камерах сгорания двигателя, магнитный усилитель, и, поставив вместо них элементы на релейных принципах, мы сумели отработать такую систему не только на модели, но и при прожигах двигателей на стендах в Химках и на огневых испытаниях ракеты при запуске в самых тяжелых режимах.

Безоговорочную поддержку при переходе на эту систему мы получили от Бориса Михайловича. Пришлось удивляться его интуиции, когда мы только сообщили ему о сути предлагаемой системы, он сразу же поверил в нее и приказал немедленно переходить на нее и выдавать задание на разработку прибора. Задание было чрезвычайно простое: его основу составляла табличка, показывающая направление вращения привода, регулирующего расход топлива через двигатель, в зависимости от команд релейного типа, поступающих от датчика рассогласования и датчика давления в камере сгорания. Первый такой прибор разработал Г.Я.Шепельский, и уже через 2-3 дня мы смогли моделировать процесс регулирования с макетом прибора. Все шло вполне нормально. Борис Михайлович лично проверил работу макета в самых сложных ситуациях и дал добро на изготовление летных приборов и внедрение системы. Однако Б.Н.Петров — научный руководитель темы, будущий академик, в категорической форме восстал против этой системы.

Вначале мы его убеждали, показывали ход процесса регулирования в лаборатории, затем перешли в кабинет А.И.Гудименко, где разговор принял весьма острый характер. Борис Николаевич стоял на своем, аргументируя свое несогласие тем, что режим биений на концевых контактах датчика давления, ограничивающий степень форсирования или дросселирования двигателей, может отрицательно повлиять на прочность подшипников турбины. В конце концов, я не выдержал, пошел к Коноплеву и рассказал ему суть наших разногласий. Борис Михайлович тотчас же поднялся к нам на третий этаж, выслушал все доводы Петрова, попытался его убедить, но, в конце концов, сказал: «Знаешь что, Борис Николаевич, не путайся у меня под ногами. За систему управления отвечаю я, решение я принял, и менять его не буду». После этого он вышел из кабинета. Тем не менее, опасения Б.Н.Петрова в какой-то мере способствовали тому, что мы решили проверить работу системы на стенде в Химках у В.П.Глушко. Воспользовавшись тем, что в это время у нас на фирме был один из замов Валентина Петровича — Фурсов, я завел его в лабораторию. Помню, он удивился, что там жарко. Было лето, и аппаратура грела. Я его рассмешил фразой: «Пар костей не ломит!» и затем показал ему процесс регулирования и высказал все опасения по режимам биения, а также о том, что было бы хорошо проверить на стенде. Разговор, как говорят, получился — я и Котович отправились в Химки, где состоялось знакомство с такими прекрасными людьми как Владимир Андреевич Витка и Михаил Рувимович Гнесин, с которыми мне в будущем пришлось много работать, нас связала профессиональная дружба на долгие годы. В те дни вопросы решались с поразительной скоростью. Вскоре мы привезли необходимую аппаратуру, установили ее на огневом стенде и провели несколько пусков, задавая двигателю все более сложные режимы, проверили режим биения на концевиках, перекладки дросселя на максимальных скоростях и т.д. Составили отчет об испытаниях, приложив к нему осциллограммы процессов и завершив его нужным нам заключением о допустимости таких режимов для двигателей. На титульном листе, как и положено, заделали подписи: «Утверждаю» — Глушко и Коноплев и подпись: «Согласовано» — Б.Н.Петров. При подписании отчета состоялось мое первое знакомство с В.П.Глушко. После короткого ожидания в приемной мы с Котовичем зашли в кабинет. За столом сидел строгий, спокойный и немногословный его хозяин. Я доложил о сути нашего посещения и положил кальку отчета ему на стол. Он предложил нам сесть и стал читать. По мере чтения он по связи приглашал своих работников, задавал два-три вопроса ровным и тихим голосом и заключал: «Благодарю. Вы свободны». Затем, ни слова не говоря, подписал отчет. Пожал нам руки: «До свидания» и мы вышли из кабинета.

Борис Михайлович, прежде чем прочесть отчет, долго расспрашивал нас о ходе испытаний, о том, как к нам отнеслись там, о встрече с Глушко и был доволен тем, что нам удалось завязать деловые отношения с сотрудниками ОКБ-456. Замечаний по отчету у него не было, но, взглянув на титульный лист, он возмутился и сказал: «Нет, не годится «Согласовано» Петров, переделайте «Согласен» Петров». С таким изменением мы появились у входа в институт автоматики и телемеханики на улице Горького, где работал Борис Николаевич. Он встретил нас у входа, любезно проводил в свой более чем скромный кабинет, в котором сохранились остатки подозрительных труб, прочитал отчет и без замечаний подписал. Оставался последний неясный вопрос по системе регулирования скорости: не вызовет ли колебательный характер изменения тяги двигателя раскачку столба жидкости в длинных трубопроводах от баков к двигателю? На этот вопрос могли ответить только испытания на реальной ракете, и мы решили провести такие испытания на стенде в Загорске.

Работы в Загорске — это новый подъем, взрыв энтузиазма. Это ракета уже не в проектах, даже не в цехе, это живая ракета, громадная и грозная. В те дни уже было известно, что королевские «семерки» имели дальность стрельбы всего около 8000 км, а американцы готовили к запуску в акваторий «Атлас» на фантастическую дальность 14500 км, и об этом трубили газеты и радио. Действительно, 7 октября 1960 года такой запуск состоялся. Первый запуск нашей 8К64 был намечен на октябрь месяц. Одновременно шли работы в Днепропетровске. Летом 1960 года завершилась сборка первой летной ракеты, а в Загорске шли последние приготовления к огневым испытаниям.

Работы шли круглосуточно. Михаил Кузьмич личным примером вдохновлял всех участников испытаний. Помню, однажды уже поздно вечером, когда ушла бригада монтажников, привезли большие катушки со стационарными кабелями, которые нужно было проложить в монтажно-испытательном корпусе. Их раскатывали все оказавшиеся в тот момент работники самых различных организаций. Руководил этим лично Михаил Кузьмич — энергичный, веселый с задорным блеском в глазах. Это была работа, которая как ни что другое сплачивала коллектив! Огневые испытания прошли успешно, наши последние сомнения были рассеяны, и путь к летным испытаниям был открыт. Никто не предполагал, что нас всех ждет самое тяжелое испытание — небывалая в мировой истории трагедия, унесшая десятки жизней в огненном смерче и потрясшая оставшихся в живых.

Постановление ЦК и Совмина о разработке ракеты официально вышло в конце 1956 года, т. е. в тот момент, когда С.П.Королев приступил к летным испытаниям своей «семерки». Естественно, мы с громадным интересом воспринимали довольно ограниченную информацию о ходе работ у наших «соседей». Кроме того, в этот же период начались летные испытания «Бури» Лавочкина и «Бурана» Мясищева. Самой скромной информации было достаточно для того, чтобы понять, что и нам придется пережить громадные трудности на пути к успеху. Роль Янгеля в этой ситуации была исключительно важной: своим энтузиазмом, верой в успех и деловым подходом к решению возникающих проблем он заражал всех участников разработки.

Первые пуски королевской «семерки» были аварийными. Обстановка была такой, что уже первая удача в запуске «семерки» позволила объявить в августе 1957 года о создании в СССР межконтинентальной баллистической ракеты и тем самым развеять миф о неуязвимости территории Соединенных Штатов. Запуск в октябре этого года первого искусственного спутника Земли окончательно утвердил передовую роль Советского Союза в ракетно-космической технике.

Успехи С.П.Королева и проблемы, возникшие у Лавочкина и Мясищева, привели к тому, что вопрос о межконтинентальном носителе ядерного заряда был окончательно решен в пользу баллистической ракеты. «Буря» была закрыта в 1957 году, а «Буран» — годом позже. Кроме того, Н.С.Хрущев, с присущей ему решительностью, мимоходом закрыл еще ряд авиационных разработок и сопутствующих им тем. В частности, на завершающем этапе была закрыта тема в НИИ-49 (г. Ленинград) по созданию высокоточной астронавигационной системы, совмещающей гироскопическую стабилизированную платформу со звездными датчиками. Упор на межконтинентальные баллистические ракеты, хотя и не так однозначно, наметился и в Соединенных Штатах. К концу пятидесятых годов завершилось создание межконтинентальной ракеты «Атлас» и двух систем средней дальности «Юпитер» и «Тор». Понимая недостатки «семерки» как боевого оружия, Королев начал работы над «девяткой». Успехи Янгеля в создании ракеты 8К63, прошедшей летные испытания, в том числе и при пусках из шахтной позиции, заставили поверить многих сомневающихся в технические возможности украинской группы ракетчиков.

Работа над ракетой 8К64 с самого начала проектирования рассматривалась как первый этап создания более совершенных систем. Еще до начала ее летных испытаний разрабатывался проект новой ракеты, получившей индекс 8К66. На этой ракете предполагалось осуществить все замыслы, которые не удалось реализовать на ракете 8К64, или которые возникли в процессе изготовления (но сроки не позволяли их реализовать). В частности, в системе управления Борис Михайлович намеревался реализовать ряд своих идей, как по принципам построения, так и по изготовлению и эксплуатации.

Пользуясь тем, что по Постановлению он единолично отвечал за систему управления, Коноплев решительно и настойчиво проводил свою линию, в том числе и во взаимодействии со смежниками по системе управления. Разработчик гироприборов В.И.Кузнецов являвшийся Главным конструктором системы управления ракеты 8К64, был самым «неудобным» смежником. Разработчиками его института под руководством А.Ю.Ишлинского был разработан закон управления дальностью, так называемый «функционал» управления на основе двух интеграторов, устанавливаемых на гироплатформе и реализуемый с помощью электромеханического счетно-решающего прибора. Это была громоздкая и примитивная система. Теоретическое ее обоснование было изложено в небольшом отчете Ишлинского, который нами был изучен досконально, правда, В.В.Сорокобатько обнаружил несколько некорректностей, но главное заключалось не в этом. Задача решалась «в лоб», т. е. не учитывались естественные корреляционные зависимости между отклонениями координат и скорости, что существенно упрощало задачу. Это обстоятельство было нами учтено, и соответствующие материалы я показал Борису Михайловичу. Он очень тщательно проверил наши расчеты и, в конечном итоге, стало ясно, что сложнейший электромеханический счетно-решающий прибор может быть заменен простейшим электронным прибором, а на гиростабилизированной платформе достаточно иметь только один интегратор, устанавливаемый под оптимальным углом в зависимости от дальности стрельбы.