|
Немецкий остров на озере Селигер
Для немецких специалистов, вывезенных в Советский Союз, были созданы гораздо лучшие условия, чем были у наших ракетчиков, работавших в казанской «шарашке», да, честно говоря, и многих из тех, кто никогда не был в заключении.
Большая часть немецких специалистов была направлена в НИИ-88. Часть попала в Химки к двигателистам Глушко, часть — в НИИ-885, где работали Рязанский и Пилюгин, некоторые — в электротехническую промышленность и другие различные организации.
И снова мы предоставляем слово основному ведущему это повествование — Борису Евсеевичу Чертоку.
— Всего в НИИ-88 из Германии прибыло более 150 немецких специалистов, — вспоминает он. — С семьями это составило почти 500 человек.
Надо сказать, что в составе прибывших были и высококвалифицированные ученые, и инженеры, которые сотрудничали с нами в институтах «Рабе» и «Нордхаузен». В немецком коллективе оказалось 13 профессоров, 32 доктора-инженера, 85 дипломированных инженеров и 21 инженер-практик.
Для немецких специалистов подготовили «резиденцию» на озере Селигер на острове Городомля. Там до этого находился крупный научно-исследовательский институт какого-то ведомства, занимались здесь разработкой средств борьбы с ящуром, другими опасными заболеваниями. Это был хорошо изолированный остров, запретный для окрестного населения ещё с довоенных времен.
Организация немецких специалистов, размещенная на острове Городомля, получила статус филиала № 1 НИИ-88. Таким образом, формально весь состав подчинялся НИИ-88 Л.Р. Гонору. Директором филиала был назначен вначале Ф.Г. Сухомлинов, работавший ранее в аппарате Министерства вооружения, но вскоре его заменил Малолетов, занимавший до этого пост директора завода 88.
Руководителем с немецкой стороны был назначен на «демократических» началах Вольдемар Вольф, бывший руководитель отдела баллистики фирмы «Крупп», а его заместителем — инженер-конструктор И. Бласс. В состав немецкого коллектива вошли видные учёные, труды которых были хорошо известны в Германии: Пейзе — термодинамик, Франц Ланге — специалист по радиолокации, Вернер Альбринг — аэродинамик, ученик Прандтля, Курт Магнус — физик и видный теоретик-гироскопист, Ганс Хох — теоретик, специалист по автоматическому управлению, Блазиг — специалист фирмы «Аскания» по рулевым машинам.
В подавляющем большинстве немецкие специалисты, попавшие в НИИ-88, не были ранее сотрудниками фон Брауна в Пенемюнде. К ракетной технике они приобщились в институтах «Рабе» и «Нордхаузен», уже работая вместе с нами.
Стоит немного остановиться на их правовом и материальном положении в нашей стране. Оно было в различных организациях практически одинаковым, ибо выполнялось строго по идущим сверху приказам соответствующих министерств.
Все немецкие специалисты, вместе с членами семей, обеспечивались продовольствием по нормам существовавшей у нас до октября 1947 г. карточной системы наравне с советскими гражданами.
Размещение по прибытии в СССР производилось во вполне пригодных для проживания зданиях. От места жительства до работы и обратно, если это было достаточно далеко, они доставлялись на автобусах. На острове Городомля, до перевозки туда специалистов из Подлипок, все жилые здания были добротно отремонтированы, и условия были по тем временам вполне приличные. Во всяком случае семейные специалисты получили отдельные двух— и трёхкомнатные квартиры. Я, когда приезжал на остров, мог им только завидовать, потому что в Москве жил с семьёй в общей четырёхкомнатной квартире, занимая две комнаты общей площадью 24 м^2. Многие наши специалисты и рабочие ещё жили в бараках, где не было самых элементарных удобств.
В зависимости от квалификации и учёных званий немецким специалистам устанавливалась довольно высокая зарплата. Так, например, доктора К. Магнус, К. Умперенбах, Т. Шмидт получали до 6 тыс. руб. в месяц, Г. Греттруп и Р. Швардт — по 4,5, дипломированные инженеры — в среднем по 4 тыс. руб.
Для сравнения можно привести тогдашние месячные оклады основных руководящих специалистов НИИ-88 (это в 1947 г.). У С. П. Королёва — главного конструктора и начальника отдела — 6 тыс. руб., у главного инженера института — Ю. А. Победоносцева — 5, заместителя Королёва — В. П. Мишина — 2,5 тыс. рублей.
Наравне со всеми советскими специалистами, работавшими в НИИ-88, немцы поощрялись сверх указанных окладов большими денежными премиями за выполнение в плановые сроки этапов работ.
Городомля — самый большой остров на Селигере. Место действительно роскошное. Вообще Селигер — одно из красивейших мест в России. Курорт. Сейчас на острове — дом отдыха и пансионат одного из наших институтов. Одно время там было налажено производство гироскопов. Внутри острова есть озеро с чудесной рыбалкой. Мы туда любили ездить. Тогда в Селигер завезли угрей, ловить их было одно удовольствие. Немцы тоже приспособились и доморощенным способом коптили этих угрей — изумительный деликатес. Во внутреннем озере на острове в изобилии водились щуки.
Конечно, простой смертный попасть туда не мог. Остров был окружён колючей проволокой. Но охраняла его не служба НКВД, а обычные девушки-стрелки вооружённой охраны. Для немцев это было привычно. В Пенемюнде их охраняло гестапо. Нашу охрану они считали смешной, но подчинялись. Если надо было съездить на катере на рынок в Осташков, то брали в администрации пропуск,
Несмотря на голодное время, там было организовано вполне сносное питание. По выходным дням их периодически вывозили в Москву в театр, музеи, хотя делать это было непросто. Почти 500 километров от Москвы. Ночь в поезде. Где-то в Москве устраивали их и отпускали. На быт жалоб не было. Жаловались, что почта идёт долго в Германию и из Германии, вообще на недостаток информации, необходимой для творческого работника.
Производство было очень слабеньким, скорее мастерские, чем завод. На 1946 и начало 1947 года руководством НИИ-88 был составлен тематический план работы немецкого коллектива, включавший консультации по выпуску русского комплекта документации по А-4, составление схем исследовательских лабораторий А-4 и зенитных управляемых ракет, изучение вопросов, связанных с форсированием двигателя А-4, разработка проекта двигателя с тягой в 100 тонн, подготовка к сборке ракет из немецких деталей, укомплектованных в институте «Нордхаузен».
Важнейшей работой этого периода, пожалуй, была разработка предложений к программе пусков А-4, которые планировались на осень 1947 года на вновь организуемом Государственном центральном полигоне в Капустином Яре. Перед немецкими специалистами, среди которых были и участники боевых стрельб, и специалисты по измерениям и баллистике, была поставлена задача: получить максимальное количество данных о ракетах при минимальном количестве пусков. С этой работой немцы справились успешно, а, как уже я рассказывал, доктора Хох и Магнус помогли определить причину сильного отклонения ракеты А-4 при втором пуске.
В июне 1947 года у директора НИИ-88 состоялось совещание по вопросу перспективы и организаций дальнейших работ немецких специалистов.
Полугодовой опыт показал, что немецкие специалисты, не представлявшие полностью укомплектованного коллектива, практически изолированные от вновь формируемой технологии, широкой кооперации, не в состоянии решать задачи создания новых ракетных комплексов.
Тем не менее по предложению Греттрупа им была предоставлена возможность испытать свои творческие силы и разработать проект новой баллистической ракеты дальнего действия. Проекту был присвоен индекс «Г-1» (позднее фигурировал еще индекс «Р-10»). Руководителем проекта и главным конструктором новой ракеты был назначен Греттруп.
Вновь созданный для этого отдел получил те же права, какими пользовались все другие научно-исследовательские отделы НИИ-88. Он состоял из секторов: баллистики, аэродинамики, двигателей, систем управления, испытаний ракет и конструкторского бюро. Непосредственным руководителем этого отдела, как и других отделов нашего института, стал главный инженер Ю. А. Победоносцев.
Я, как его заместитель, должен был курировать работу немецких специалистов по новой системе управления, по двигателям им обязан был помогать начальник соответствующего отдела — Н.Л. Уманский, по материалам — В.А. Иорданский, по испытаниям — Л.А. Воскресенский и т. д.
Я неоднократно в течение 1947 и 1948 годов бывал на «немецком» острове. Обычно после таких командировок у меня были трудные и доверительные беседы с Победоносцевым и Гонором.
Мне казалось, что находящаяся в информационной изоляции группа специалистов не сможет выполнить проект новой ракетной системы, который бы вписывался в создаваемую в стране инфраструктуру проектирования, производства и, самое главное, вооружения.
Да и Победоносцев в минуту откровения сокрушенно внушал: «Борис Евсеевич! Неужели вы ещё не поняли, что немцы ни в коем случае нашими режимными органами не будут допущены к настоящей совместной работе. Они находятся под двойным контролем — нашим как специалистов и органов НКВД, которым в каждом из них чудится фашист, перешедший на службу американской ра[е]зведки».
Эти откровенные разговоры с Победоносцевым имели ещё и другое продолжение. По возвращении в Москву из Германии я в числе других специалистов начал читать лекции по ракетной технике на Высших инженерных курсах при МВТУ. На этих курсах были собраны военные и гражданские специалисты, а лекции читали все, кто уже владел основами ракетной техники, в том числе С.П. Королёв, М.К. Тихонравов, А.А. Космодемьянский.
Готовя цикл лекций, я добросовестно описал систему управления ракеты А-4 и основную историю её разработки. Одно из издательств по рекомендации Ю. А. Победоносцева приняло эту книгу к выпуску, и к середине 1948 года она уже была в наборе. Неожиданно меня пригласил Победоносцев и сказал, что ему «там наверху» здорово влетело за согласие быть редактором моей книги. Издательство уже получило приказ — набор рассыпать, а все отпечатанные экземпляры уничтожить.
— Вам в особенности надо быть теперь осмотрительным и осторожным, — сказал он. — Если у Вас есть экземпляр, отпечатанный на машинке, то спрячьте, а я доложу, что всё уничтожено!
К сожалению, мне нечего было прятать, я все экземпляры передал в издательство.
Начиная с 1948 года, во всех средствах массовой информации, и особенно в гуманитарных научных учреждениях, институтах, организациях культуры, учебных заведениях, разжигалась, по требованиям высшего партийного руководства, борьба с так называемым космополитизмом. При этом были организованы активные поиски русских авторов всех без исключения изобретений, открытий и новейших научных теорий. В ходу был широко известный анекдот: «Россия должна быть объявлена родиной слонов».
Доходило до курьезов. Рассказывали, что преподаватели физики в вузах получали инструкции, упоминая о теории Эйнштейна, — переводить фамилию на русский и говорить: теория «Однокамушкина». Из истории авиации были выброшены братья Райт, и изобретателем аэроплана объявили контр-адмирала Можайского.
Правда, эти политические кампании были сильно приглушены в закрытых оборонных отраслях науки и промышленности. Гонение на «космополитов» грозило потерей большого количества специалистов, занимавших ключевые позиции на самых горячих участках атомной, радиолокационной и ракетной техники. Кроме того, надо отдать должное руководителям оборонных отраслей промышленности. Устинов, Малышев, Рябиков, Калмыков, Ветошкин, тогдашний президент Академии наук СССР С.И. Вавилов и многие их единомышленники понимали опасность раздувания такой кампании.
|
