Альберт Вахнов
ОБРАЩЕНИЕ К СЕБЕ ДАЛЁКОМУ.

(Автобиографическое повествование)

Москва, 2007

© Вахнов А.Г., 2007
Разрешение на публикацию получено.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Вернувшись в Аден, я одарил раковинами всех членов аппарата советника, при этом у меня осталось значительное их количество. Часть из них до сих пор хранится у меня, как память о посещении острова Сокотра.

За этим последовало путешествие в Северный Йемен. Я запросил разрешение ГИУ на посещение столицы Северного Йемена Саны с целью обмена опытом с уполномоченным ГИУ в Сане полковником в отставке Терещенко Никифором Назаровичем. Получив разрешение, я отправился в путешествие на стареньком вездеходе «УАЗ» по маршруту: Аден — Таиз — Сана. Посол выделил мне опытного водителя посольства Михаила, который до того уже неоднократно ездил в Сану. Я очень благодарен Старцеву за заботу о моей безопасности. Дело в том, что участок дороги от Таиза до Саны, которая расположена в горах на высоте около 2200 м, очень сложный для вождения — это очень узкая грунтовая дорога, вьющаяся серпантином по горам с подъемом до самой Саны. Встречный транспорт, как правило, управляемый арабами, не соблюдает правил движения, поэтому из-за каждого поворота можно ожидать встречную автомашину, мчащуюся с недозволенной скоростью и не придерживающуюся строго своей стороны движения.

Утром одного дня мы отправились в путь по дороге, ведущей на север. Чем дальше мы удалялись от Адена, тем более живописной становилась местность. Преодолев около сорока километров, мы уже двигались по территории, покрытой зеленью обработанных земель, что радовало взгляд после пустынных земель, окружающих Аден, к которым мы привыкли за проведенные там годы. Через еще каких-нибудь двадцать-тридцать километров мы оказались на границе с Северным Йеменом. Предъявив пограничнику наши документы, мы без промедления пересекли границу и поехали по дороге, поднимавшейся постепенно вверх в сторону города Таиза. Справа и слева по ходу машины стали появляться невысокие холмы, покрытые низким редколесьем и кустарником. Вдруг я увидел мчащуюся на нас встречную машину и вскрикнул: «Что он делает, идиот!», а Михаил тут же успокоил меня, сказав, что в Северном Йемене, в отличие от Адена, правостороннее движение. Он просто забыл предупредить меня об этом при пересечении границы. После встречи с двумя-тремя автомобилями я привык к такому движению и успокоился. Во второй половине дня мы стали приближаться к Таизу, в котором находилось наше консульство. Оно было осведомлено о нашем прибытии, и консул приготовил нам места для ночлега.

После Адена он нам показался райским местом. Небольшой, уютный городок, похожий на наши небольшие крымские города, раскинулся в седловине между двумя небольшими горами, покрытыми довольно густой растительностью, ласкающей глаз. Умеренно теплый, сухой воздух — дышится легко и свободно. Он находится недалеко от международного морского порта Ходейда на Красном море. Там же находится и аэропорт. Консул радушно встретил нас, накрыл стол для ужина. После ужина мы немного походили по городу и, утомленные долгой дорогой, пошли отдыхать перед очередной трудной дорогой к Сане.

Утром следующего дня, после завтрака, мы тронулись в путь. Дорога, все время ведущая в гору и изобилующая крутыми поворотами, держала нас в постоянном напряжении. Постепенно менялся пейзаж. Горы становились все более лысыми и не привлекали к себе внимания. Чем выше мы поднимались, тем безрадостнее становилась картина. Наконец, к вечеру перед нами открылся город Сана — столица Северного Йемена. В основном это древний глинобитный город, центр которого занимает достаточно большую площадь, застроенную трех-четырех этажными глиняными домами, расписанными белой краской. Он окружен высокой крепостной стеной. Вход в него со стороны центральной площади оформлен большими арочными воротами. Не знаю, как сейчас, а во время моего посещения Саны на площади в определенные дни совершались казни преступников путем отсечения головы. Головы казненных для устрашения вывешивались на несколько дней на крепостной стене по обеим сторонам въездных ворот в город. Как раз во время моего пребывания в Сане проводилась такая казнь, но никто из русских никогда не присутствовал при этом действе и не появлялся на этой площади до тех пор, пока головы казненных не будут сняты со стен. Местные власти не рекомендовали европейцам присутствовать на площади во время совершения казни. За пределами его стен раскинулись многочисленные дома из глины, расположенные на узких улочках, в которых живет простой люд. Канализация и свет в городе отсутствует. Нечистоты стекают во рвы, выкопанные по обеим сторонам улиц, из которых распространяется ужасный запах. Состояние такое, как будто бы ты оказался в средневековье, если бы не одна короткая улица, застроенная современными кирпичными зданиями, да район нашего посольства с двумя четырехэтажными жилыми зданиями с современными удобствами и посольскими офисами.

Аборигены обычно носят белые длинные рубахи и юбки, опоясанные широкими кушаками, на головах у них либо тюрбан, либо что-то наподобие нашей вязаной тюбетейки, за поясом у каждого совершеннолетнего мужчины — кинжал с широким кривым лезвием в ножнах, который называется джамбия. Джамбия является неотъемлемой частью национального костюма и основным его украшением. К тому же по внешнему виду джамбии можно судить о том, богат ли ее владелец, или беден. Богатые люди носят очень дорогие джамбии, рукоять которых сделана из рога носорога или слоновой кости. Ножны, по-арабски джульба, сделаны из серебра и выполнены в виде арабской вязи. Конец их круто загнутой части увенчан серебряной шишкой, напоминающей купол какого-то храма. Живописен и рынок Саны. Там ремесленники продают изделия, которые тут же изготавливают. Я, осмотрев рынок и работающих мастеров, купил недорогую джамбию с поясом для подарка, а для себя я по возвращении в Аден купил в антикварном магазине дорогостоящую джамбию с серебряными ножнами, которые я описал выше.

Несостоятельные мужчины ходят по улицам либо босиком, либо в однопалых стоптанных сандалиях. Женщины при выходе на улицу закрывают лицо бархатным покрывалом с прорезью для глаз.

Я провел в Сане несколько дней в качестве гостя уполномоченного ГИУ Терещенко Никифора Назаровича. По просьбе Старцева я встретился с советским послом в Сане с глазу на глаз. Мы обсудили с ним интересующие их вопросы, не предавая информацию бумаге в целях сохранения секретности. Провел вечер у представителя ГКЭС, жившего в глинобитном домике наподобие глиняных домиков в аулах среднеазиатских республик, на одной из описанных мною ранее улочек. Ему это требовалось по службе для облегчения встреч с местными людьми, представлявшими для него интерес по роду его службы. Во время войны он был танкистом и был удостоен звание Героя Советского Союза. Жил он один, так как привезти свою уже немолодую жену туда, в те нечеловеческие условия, было бы жестоко. Он же, «продав душу дьяволу», был вынужден нести этот тяжелый крест. Его работа нужна и важна для государства, но исполняющий ее в подобных местах должен быть готов к самоотречению и иметь силы для того, чтобы удержаться от пьянства в одиночестве. Он вероятно обладал такими силами и за одно это уже достоин всяческого к себе уважения. К моему великому сожалению и стыду, я не помню ни его имени, ни фамилии. Мне известно только то, что пробыл он там не очень долго и вскоре вернулся в Москву и ушел на пенсию по достижении пенсионного возраста. Слава богу, остался жив.

Справедливости ради надо сказать, что климат в Сане не жаркий, воздух сухой — дышится легко по сравнению с Аденом. Редко, но случаются ночи, когда вода замерзает. В период моего краткого нахождения в Сане я не был свидетелем этого явления. На обратном пути в Аден, на выезде из города, мы поклонились памятнику погибшему советскому пилоту в Северном Йемене. Он выполнен с использованием крыла с красной звездой от потерпевшего катастрофу советского реактивного истребителя МиГ-17, вертикально закрепленного на бетонном основании. Вечная память советскому пилоту погибшему на чужбине вдали от родины.

Обратный путь в Аден мы преодолели за одни сутки — уж очень хотелось как можно быстрее попасть домой. После всего увиденного Аден представлялся хоть и небольшим, но вполне цивилизованным городом — не зря говорится, что все познается в сравнении. По пути в Аден мы нанесли визит вежливости советскому консулу в Таизе. Он предложил нам заночевать у него и провести с ним вечер, но, сославшись на неотложные дела, мы вскоре покинули Таиз и к вечеру благополучно вернулись домой. Мое любопытство и желание познакомиться с Саной было удовлетворено.

Летом 1972 года мы уехали в отпуск. После радостной встречи Ира снова заговорила о браке с Михаилом. Они пришли к нам вместе и просили нашего согласия на брак. Я сказал ребятам, что сейчас ради них самих дать согласие на их брак не могу, а вот в будущем году, когда Ира будет учиться на пятом курсе, они могут не спрашивать моего согласия, а просто пригласить нас на свадьбу, назначив самостоятельно ее дату. Они согласились с моим предложением.

Перед моим убытием в Аден в генштабе состоялось совместное совещание главных военных советников, военных атташе и уполномоченных ГИУ, на котором выступили новый начальник генштаба генерал армии Куликов, начальник ГРУ и заместитель председателя ГКЭС генерал-полковник Сидорович Георгий Cтепанович. Впервые мне пришлось увидеть Куликова в действии. Мы все уже несколько минут ждали его появления, наконец, он появился и, едва войдя в конференц-зал, не дождавшись команды «Товарищи офицеры», которую при его появлении должен был подать его офицер, ответственный за организацию этого совещания, и к большому нашему удивлению сам, как на плацу, выкрикнул «Встать!». Мы конечно выполнили эту неправильную команду и встали, но нехорошее первое впечатление о cебе он у нас оставил, хотел он этого или нет. Вторая его выходка произошла во время выступления генерал-полковника Сидоровича, который по долгу своей службы охарактеризовал деятельность уполномоченных ГИУ в зарубежных странах. В числе двух лучших уполномоченных он назвал мою фамилию. Куликов беспардонно и грубо прервал его выступление, бросив реплику: »Хватит бахвалиться, ближе к делу, а если нечего больше сказать, то заканчивайте свое выступление». И Сидорович, этот заслуженный генерал, который в конце войны был начальником штаба танковой армии, вдруг смутился от окрика этого мальчишки, который в конце войны попал на фронт молоденьким лейтенантом и волей случая и пороков нашей системы, при которой высший партийный босс мог никому неизвестного офицера одним махом произвести в генералы и назначить на высокий пост, и скомкал свое выступление. Именно таким образом Куликов взлетел до столь высокого положения. А случилось это так. В 1968 году он был направлен в Народную Республику Конго на должность главного военного советника c присвоением ему звания генерал-майора. Когда в 1969 году в этой республике назревал государственный переворот, советский посол на соответствующий запрос МИДа отвечал, что положение действующего президента прочное и попытка его свержения мало вероятна. В это же время ГВС Куликов сообщил начальнику генштаба маршалу Захарову, что такая попытка, по его данным, должна произойти в ближайшее время. Его сведения оказались более достоверными, что неудивительно, подчиненные ему советники работали во всех частях и штабах армии этой республики, и было бы непростительным им не узнать от своих местных визави о подготовке переворота. Вопрос в другом: почему он, зная об этом, не проинформировал посла? На этой волне, по возвращении из командировки, он был назначен начальником штаба киевского военного округа, с присвоением ему звания генерал лейтенанта. Вскоре умирает маршал Захаров, начальник генерального штаба, и стал вопрос о назначении нового начальника. При обсуждении кандидатуры в политбюро не могли найти подходящую личность и вдруг Косыгин вспомнил о генерале Куликове, напомнив, что он когда-то очень прозорливо предсказал переворот в Конго, и предложил назначить его на эту высокую должность. Так состоялось восхождение Куликова на олимп. Ему сразу было присвоено внеочередное звание генерала армии, а затем и маршала Советского Союза. К одной из годовщин окончания Великой Отечественной войны Брежнев, увешанный орденами и звездами Героя, захотел повесить на свой маршальский мундир очередную звезду героя (очень охочий он был до наград) и, чтобы это награждение не вызвало появления нового анекдота о нем, было решено одним и тем же указом присвоить звание Героя Советского Союза еще нескольким высокопоставленным генералам, Куликов оказался в их числе. Ни один из награжденных не заслужил присвоения звания Героя ни в ходе Великой отечественной войны, ни после нее, так как они не принимали участия в военных действиях в горячих точках и не могли проявить личный героизм, сидя в своих московских кабинетах. Многие известные генералы, еще со времен Великой Отечественной войны, были до предела возмущены такой профанацией этого высокого звания. Что касается награжденных, то они без зазрения совести вешали на свои мундиры не заслуженные ими звезды Героев и, ничуть не смущаясь, сегодня участвуют в торжественных мероприятиях, посвященных истинным Героям Советского Союза. Таким людям наплевать на то, что о них могут подумать их коллеги и просто люди, знающие их послужной список, Они гордо выпячивают грудь с этими регалиями, будучи уверенными в том, что никто и никогда, пока они служат, не бросит им упрека, не посмеет. Одно дело — личный героизм в боях и совсем другое — мужество в повседневной жизни, когда от таких людей зависит твое служебное положение и получение жизненных благ. Даже приведенные мною эпизоды из жизни Куликова предоставляют мне возможность охарактеризовать его, как человека.

Как я его воспринимаю? Это прежде всего карьерист, в худшем понимании этого слова. Для него были не важны интересы государства, в своей деятельности он руководствовался только своими корыстными интересами. Подсидев советского посла в республике Конго, он заставил говорить о себе в верхах, как о перспективном генерале, что, как известно, сыграло решающую роль в его возвышении. Человек он недалекий, поэтому не самокритичен. Внезапно получив такое повышение по службе, без достаточного опыта службы на промежуточных должностях, он принял это как дань его военному таланту и поверил в свою непогрешимость. Отсюда его грубость и неуважение к генерал-полковнику Сидоровичу и ко всем присутствующим в зале офицерам и генералам, о чем я уже говорил ранее. Он подменял совместную аналитическую работу со своими коллегами грубым окриком под стать известному фельдфебелю, литературному персонажу, которого произвели в Вольтеры. Делал он это, прикрывая свою несостоятельность во многих вопросах и избегая таким образом их обсуждения, дабы не показать свое несоответствие занимаемой должности. Для него важно не то, что он привносит своей работой в общий успех организации, а то положение, которое он занимает, что ведет к самолюбованию и высокомерному отношению к своим коллегам и подчиненным — все это свойственно людям недалекого ума. Тому мы тьму примеров можем привести из нашей сегодняшней жизни. Они всегда правы и не испытывают и тени сомнения в своей правоте. Они всегда все знают лучше всех, и их слово поэтому должно быть решающим. Люди, которые априори знают все и обо всем, очень опасные люди. Если они по той или иной причине попадают на вершину власти — ждать беды. Бедная Россия за последние восемьдесят пять лет имела на вершине власти по меньшей мере пять таких деятелей. «Князьки» на местах отличались такими же качествами, возведенными в квадрат. Именно поэтому наша многострадальная Русь оказалась в том состоянии, которому мы являемся свидетелями сегодня. Боже, сохрани Россию!.

В сентябре или октябре 1972 года я снова улетел в Аден, а Алла, как и ранее, осталась на некоторое время в Москве с дочерью. Самолет покинул Москву вечером. Во время полета в Аден на самолете ИЛ-18 моим соседом по первому классу оказался австралийский бизнесмен, который был в Москве по делам своего бизнеса и возвращался домой с пересадкой в Адене. После того как самолет взлетел и набрал заданную ему высоту, вошла стюардесса, разрешила отстегнуть привязные ремни и попросила нас приготовиться к ужину. Перед ужином она предложила спиртные напитки в качестве аперитива. Для знакомства с соседом я предложил выпить по рюмке коньяка. За рюмкой коньяка мы стали знакомиться. Он представился как бизнесмен из Австралии, а я — инженер из Москвы. После второй рюмки, а надо заметить, что он вошел в самолет уже «под шафе», сосед мой принялся хвастать своим особняком в Сиднее, солидным капиталом в банке, двумя яхтами и несколькими автомобилями. Я рассказал ему, что я скромный инженер, у меня нет капитала в банке, я не имею яхты, но я обладаю самым большим богатством — это любимая дочь и прекрасная жена. Мы живем в Москве в отдельной квартире, у нас есть своя автомашина и достаточно свободного времени, чтобы уделять время отдыху и развлечениям — не мог же я ему сказать, что живу в маленькой однокомнатной квартирке (гордость не позволяла), имею звание полковника и занимаюсь поставками оружия в НДРЙ. В полете мы плотно поужинали, выпив изрядную дозу спиртного, и, откинувшись на спинки кресел, продолжили нашу беседу. Мы пытались доказать друг другу, что наш собственный образ жизни гораздо предпочтительнее. Мы не спали всю ночь. В ответ на мой вопрос, как он проводит свое свободное время при своих огромных возможностях, он ответил, что у него не бывает свободного времени, что даже во сне он думает о том, какие меры ему надо принять завтра, чтобы его не разорил и не поглотил какой-нибудь другой бизнесмен. На мои конкретные вопросы: когда он был в последний раз в отпуске, как проводил его вместе со своей семьей, когда последний раз путешествовал на своей яхте, какие книги прочел за последнее время и т.п., он отвечал, что все его время поглощает работа, деловые поездки в другие страны, зато семья пользуется всеми благами его богатства. Уже на рассвете, подлетая к Адену, я задал ему последний вопрос: так кому же лучше живется — тебе или мне? В ответ прозвучало утвердительное и решительное — тебе. На этой ноте мы с ним расстались в Адене, оба довольные ночной беседой.

Так начинался мой последний год пребывания в Адене, который закончится в августе 1973 года. А пока я весь в работе. Однажды после посещения премьер министра Мохамеда Али, резиденция которого находилась недалеко от нашего пляжа, я решил заехать туда на несколько минут, выпить бутылку пива и побалдеть, спрятавшись от жары под тентом. Пляж был абсолютно пуст. Не успел я выпить бокал пива, как какой-то джентльмен подошел к бару и поинтересовался у бармена, кто этот человек, сидящий под тентом, имея в виду меня. Бармен негромко сказал, что этот джентльмен, насколько ему известно, связан с приемом кораблей, приходящих из России.

Незнакомец направился к моему столику и спросил меня, не смог ли бы он составить мне компанию? Я пригласил его сесть. Он сразу пытался завладеть инициативой и, позвав жестом бармена, спросил меня, что я буду пить. В ответ я объяснил ему, что я являюсь хозяином, а он моим гостем, и поскольку он пришел за мой стол, по законам гостеприимства я сторона угощающая, и обращенный ко мне вопрос я тут же вернул ему. Он ответил, что тоже будет пить пиво. Я заказал подошедшему бармену три бутылки пива, он принес их очень быстро, и мы, пригубив бокалы, начали знакомиться. Я, не теряя инициативы, спросил его, кто он и чем занимается в Адене и одновременно сам представился ему инженером из Москвы по сельхозтехнике и назвал свое имя. Представившись Макдональдом, он рассказал мне, что по национальности он англичанин, но родился и рос в Кении, где долгие годы работали его родители. Он нефтяник. Образование получил в Лондоне и также работает в Кении по контракту. На мой вопрос, что привело его в Аден, не разведка ли.... на нефть, он ответил, что по пути в Голландию, где живет его жена, решил заехать к своему другу, с которым вместе учился в Лондоне. Он работает в настоящее время в Адене. Поболтав с ним какое-то время о тяжелом аденском климате и условиях жизни в этом богом забытом месте, я почувствовал, что он хочет перехватить инициативу в разговоре, но сделал это неумело, опираясь на стереотипы, внушенные ему, как и многим, если не большинству людей Европы и Америки, не только в детстве комиксами, но и в более зрелом возрасте прессой, радио и телевидением, а также несерьезной заказной макулатурой, пардон, литературой. Он вдруг задает мне вопрос: »А вы не боитесь, что вас могут после беседы со мной отправить в Союз в двадцать четыре часа и сослать в Сибирь?». Я ему ответил, что не боюсь этого по двум причинам. Во первых, потому что я надеюсь, что разговариваю с коллегой инженером, а не с английским сотрудником разведки, которому я передаю какую-то секретную информацию, и во-вторых, потому что я не страшусь Сибири, которую он себе представляет в совершенно искаженном виде. Я решил прочитать ему популярную лекцию о том, что собой представляет наша страна сегодня в эпоху космических полетов, пионером которых является СССР, о крупных промышленных, научных и культурных центрах Сибири и о многом другом. После этого я спросил его, откуда он черпает свои сведения об СССР. Он наивно ответил — из газет и телевидения. Я пристыдил его, сказав что должно быть стыдно человеку с высшим образованием не читать первоисточники — художественную и научную литературу, серьезные исторические труды, относящиеся к СССР, которые имеются и в европейских странах, а так примитивно полагаться на средства массовой пропаганды и агитации стран-членов НАТО.

Так удачно получилось, что незадолго до встречи с этим господином я прочитал в еженедельнике «За рубежом» интервью, взятое у бывшего подполковника разведывательной службы Голландии, недавно отозванного из Москвы за встречи, которые он имел с одним советским человеком, не имевшем никакого отношения к компетентным органам. Он, давая интервью корреспонденту еженедельника, сообщил о том, что в европейских капиталистических странах существует писаный или неписаный закон, в соответствии с которым любой работник спецслужб, работающий в Советском Союзе, и допустивший две, не санкционированных своим шефом, встречи с одним и тем же советским гражданином, подлежит немедленной отправке из СССР на родину.

Опираясь на эти сведения я, улыбаясь, спросил его не предполагает ли он, что за встречу со мной он сам будет каким-либо образом наказан. Он несколько секунд был в явном замешательстве, а затем сказал: «Судя по вашему поведению, вы, вероятно, занимаете высокое положение в советской колонии в Адене». Я парировал этот его выпад, сказав, что мы с ним, по всей видимости, занимаем схожее положение в своих колониях.

Тогда он решил предпринять последнюю и решающую, как ему казалось, атаку и поинтересовался, приду ли я на встречу с ним в английское посольство в Адене. Наша пикировка зашла слишком далеко, отступать мне было некуда, и я без какой-либо паузы ответил утвердительно и попросил его назначить день и час такой встречи. Тут он потерпел полное фиаско, сказав мне, что он должен согласовать это со своим послом. Продолжая уничтожать его, я сказал ему, что у нас в посольстве мы скоро будем праздновать наш государственный праздник и без согласования со своим послом я приглашаю его прибыть к нам в посольство 7 ноября в 17.00. и, если он принимает мое приглашение, я встречу его у проходной посольства в указанное мною время.