Альберт Вахнов
ОБРАЩЕНИЕ К СЕБЕ ДАЛЁКОМУ.

(Автобиографическое повествование)

Москва, 2007

© Вахнов А.Г., 2007
Разрешение на публикацию получено.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

АДЕН. ЧЕТЫРЕ ГОДА НЕЛЕГКОЙ НОШИ

По возвращении в Москву в конце августа, я был вызван к начальнику ГИУ генерал-полковнику Сергейчику М.А. Он официально предложил мне выехать в ближайшее время в долгосрочную командировку в Аден в качестве уполномоченного ГИУ в НДРЮЙ (Народно-Демократическая республика Южный Йемен), так как поставки военно-технического имущества и командирование советских военных специалистов в эту страну, согласно подписанному соглашению, должны были начаться уже в октябре 1969 года. В этой связи он дал мне один месяц на подготовку к выезду в Аден. При этом он сказал, что для меня эта страна хорошо известная, поскольку я недавно имел возможность познакомиться с руководством этой страны и обстановкой в ней, поэтому мне и карты в руки.

Придя домой, я сообщил жене о предстоящей вскоре командировке в Аден. Обсудив наши проблемы, мы решили, что Алла на какое-то время останется дома с Ирой, а я пока поеду в Аден один, так как ей надо было побыть с Ирой в начале ее учебы на первом курсе университета, дождаться приезда Ириной бабушки, Анны Павловны,из Горького в Москву, уладить все вопросы, требующие решения, а затем она приедет ко мне в Аден. За это время я освоюсь со своим новым положением, организую ремонт здания или хотя бы квартиры, в которой мы будем жить. Дело в том, что трехэтажное здание, которое мы арендовали у нашего посольства для аппарата советника по экономическим вопросам, находилось в очень плохом состоянии и требовало серьезного ремонта. Поскольку я приехал туда первым, то на меня и легла эта обязанность. До приезда советника Чугунова Анатолия Изотовича, бывшего до этого председателем месткома ГКЭС, я успел отремонтировать одну спальню на втором этаже, в которой мы оба и обосновались до завершения ремонта. У нас установились хорошие товарищеские отношения, мы по очереди готовили завтраки и производили уборку комнаты, советовались по всем вопросам. В связи с тем, что он был совершенно не подготовлен в оперативном плане, я по-товарищески ему помогал, подсказывал ему необходимые шаги в тех случаях, когда мой опыт позволял это делать. Для меня это была дополнительная нагрузка, но она не отражалась отрицательно на моей основной работе.

По прибытии в Аден я официально представился советскому впослу Старцеву В.И. и премьер-министру НДРЮЙ Мухамеду Али, который представил меня начальнику тыла армии майору Ахмаду ад-Дали, с которым мне предстояло решать на месте все основные вопросы военно-технического сотрудничества, относящиеся к моей компетенции. Уходя от премьер-министра я попросил его разрешения связываться с ним напрямую в случаях крайней необходимости. Он дал свое согласие на это и сообщил мне номер своего прямого телефона, которым я воспользовался считанное количество раз за более чем четыре года своего пребывания в Адене. Об одном случае я расскажу чуть позже. Затем мы обсудили перечень мероприятий по подготовке к принятию советского судна с военно-техническим имуществом, которые надо было срочно провести. Я сообщил ему примерную дату прихода судна в порт Аден и попросил представить меня начальнику армейских складов, который отвечал за прием, хранение и передачу в воинские части поступающего имущества, а также, как мне уже было известно, лично составлял правительственные заявки на дополнительные поставки военно-технического имущества из разных стран. Для меня установление контакта с ним было делом первостепенной важности.

Эффективности моей работы в значительной степени способствовала поездка в Аден в составе правительственной делегации, знакомство со многими официальными лицами НДРЮЙ и советского посольства. Поэтому я приступил к активной работе, что называется, «с колес». И до приезда советника Чугунова уже чувствовал себя старожилом.

На следующий день я прибыл к начальнику армейских складов капитану Али Сабри. Он получил указание начальника тыла принять меня и обсудить со мной все интересующие меня и его вопросы. В ходе беседы я понял, что он слабо себе представляет технологию быстрой разгрузки судна и вывоза имущества в места его хранения. Я обсудил с ним все вопросы, которые нужно будет решить до прихода судна и в ходе его разгрузки, какие силы и средства должны быть задействованы для ускоренной его разгрузки. Я попросил Али дать мне план Аденского порта и описание погрузочно-разгрузочного оборудования причалов. Кроме плана территории порта и его причалов, он дать мне ничего не смог. Меня это удовлетворить не могло, и я попросил его выписать мне пропуск на право осмотра порта и всех его причалов, включая ознакомление с грузоподъемностью кранов и вынос их стрел, что необходимо для информации наших портов для обеспечения производства правильной загрузки судов тяжелой военной техникой. Я обещал ему после изучения этих проблем и подготовки соответствующих материалов предоставить ему их копии. Он мне выписал соответствующий пропуск, и я отправился изучать портовые сооружения аденского порта и их возможности. Я обошел весь порт, ознакомился с его причалами и разгрузочными кранами, посетил начальника порта, уточнил у него интересовавшие меня данные, а именно: грузоподъемность портальных кранов, глубины у причальных стенок, наличие плавучих кранов и платформ большой грузоподъемности и др. Проанализировав все собранные материалы, я подготовил подробную справку и срочно отправил ее адрес ГИУ и Черноморского пароходства, копию ее передал, как и обещал, начальнику армейских складов Али Сабри. После этого у нас с ним установились очень добрые и доверительные отношения. В ответ я получил телеграмму от руководства Черноморского пароходства с благодарностью за полученную ими информацию, которая была для них весьма полезной, так как имевшиеся у порта данные были неполными, а многие из них либо устарели, либо не соответствовали действительности.

Через месяц пришел первый, огромный по тому времени корабль водоизмещением семнадцать тысяч тонн, который доставил в адрес министерства обороны НДРЮЙ все военно-техническое имущество, предусмотренное ранее подписанным соглашением, кроме тяжеловесов (танков Т-34). Они должны были быть поставлены спустя некоторое время очередным судном, после соответствующей их подготовки и ремонта в Союзе. Выгрузка имущества и его передача йеменскому представителю прошла нормально по графику. Я был приглашен к министру обороны Мухамеду Али, который просил меня передать благодарность советскому правительству и просил ускорить поставку танков в связи с неспокойной обстановкой в стране.

К этому времени я закончил ремонт нашего здания (офиса и квартир), занял квартиру на третьем этаже здания и начал ее обставлять. По вечерам я тосковал в одиночестве. Мою вынужденную холостяцкую жизнь несколько скрашивала необходимость заботиться о маленьком, рыженьком котенке, подброшенном кем-то в наш офис. Я взял его к себе и начал выкармливать. Еще совсем малюткой он отличался какой-то диковатостью. Он никогда не подходил к посуденке с едой, пока я не отойду от нее не менее чем на два шага, в любой обстановке не позволял мне погладить его. На хороших харчах он быстро вырос и превратился в большого рыжего, независимого котяру. C утра до вечера он спал на веранде в картонном ящике, а вечером на всю ночь исчезал по своим темным и опасным делам — любовь, драки. Возвращался домой он рано утром, гордый своими победами, несмотря на следы, оставленные на его шкуре другими котами во время ночных драк, и изрядно усталый. Нажравшись досыта свежей рыбы, он отваливал на свое место. Дома он нехотя признавал мое соседство и некоторую зависимость от меня, так как здесь он получал пищу и возможность выспаться перед новыми ночными похождениями. На улице же, при встречах с со мной, он делал вид, что видит меня в первый раз.

В свое время я расскажу о еще двух историях, связанных с птицами, которые могут кого-то заинтересовать..

К новому, 1970-му году Алла, оставив Иришку с бабулей Анной Павловной, прилетела ко мне в Аден. Она разрывалась между мной и дочерью. После каждого отпуска она оставалась на несколько месяцев в Москве с дочерью, а я вылетал в Аден один. После разлуки мы через определенное время снова воссоединялись, а дочь оставалась без нас. Все это тяжелым бременем ложилось на наши души. Мы чувствовали и понимали нелепость происходящего, но ничего изменить не могли. Такова была наша жизнь.

Второй корабль, на сей раз груженый танками, не заставил себя долго ждать. Уже через двадцать дней я получил шифровку о выходе судна с танками из порта Измаил и об ориентировочном времени его прибытия в порт Аден в конце января 1970 года. Я немедленно информировал Мухаммеда Али об этом. Само собой разумеется, что обо всем происходящем я информировал нашего посла. Когда судно с танками прибыло и бросило якорь в акватории порта Аден, я поднялся на борт корабля, представился капитану, ознакомился с документами и с недоумением узнал, что часть танков находится в носовом трюме. Это означало, что бортовым носовым краном их выгрузить невозможно. Я спросил капитана, как подобное могло случиться, я ведь направил в порт соответствующую информацию, и грузить их в носовой отсек было нельзя. Капитан сказал мне, что он рассчитывал на портальные краны порта Аден, а информацией, о которой я ему сообщил, он во время погрузки не располагал.

Таким образом, возникла серьезная проблема: как осуществить разгрузку танков. Капитан высказал два предложения: либо использовать два бортовых крана одновременно, если это окажется возможным, либо, при необходимости, спилить носовое ограждение с правой стороны и таким образом увеличить вынос стрелы портального крана. После произведенных измерений грузовой помощник сообщил нам, что ни то, ни другое не может разрешить проблему разгрузки. Искать пути решения проблемы стало теперь только моей задачей. Конечно, самый простой путь заключался в том, чтобы сообщить о сложившейся обстановке в ГИУ и ждать ответа. Но я свою задачу, как уполномоченный, понимал по иному — я должен не создавать дополнительную головную боль для ГИУ, а использовать свое положение, знания и опыт для того, чтобы проявлять инициативу и решать максимальное количество проблем на месте, в стране своего пребывания. По многим проблемам я заранее знал возможный ответ ГИУ на поставленные вопросы, исходя из своего опыта работы, и поэтому решал их самостоятельно. Такое мое отношение значительно сокращало время на принятие решений по тому или иному вопросу.

Серьезно обдумав возможные решения, я пришел к следующему выводу: реально возможными я посчитал только следующие два варианта.

Первый — использовать краны стоявшего на рейде польского судна. Правда, в этом случае наносился ущерб секретности поставки, кроме того, надо было решать вопрос об оплате амортизации крана польского судна.

Второй, более предпочтительный, — просить наше Черноморское пароходство, повинное в этой ошибке, приказать одному из своих судов, идущих недалеко от Адена, зайти в порт Аден, пришвартоваться к судну с грузом ГИУ и выгрузить танки из его носового отсека. Эти варианты я направил шифровкой в ГИУ, в копии Черноморскому пароходству. В конце шифровки я напомнил, что такого-то числа, такого-то месяца мною были направлены в оба адреса подробные справочные материалы по возможностям порта Аден. Пароходство сообщило мне, что через двое суток другое судно зайдет в порт Аден для оказания помощи в разгрузке танков. До прихода этого судна я организовал ночную разгрузку танков из центральных отсеков. И здесь не обошлось без происшествий. Дело в том, что судно прибыло в Аден в ночь на пятницу, а пятница у мусульман — выходной день. Утром я безуспешно пытался связаться с начальником армейских складов и начальником тыла, но не сумел их найти. Тогда я впервые, по своей инициативе, позвонил министру обороны, представился, извинился за беспокойство и поведал ему свою печальную историю. Он немедленно прибыл в порт, дал все необходимые указания портовым властям об оказании мне полного, всестороннего содействия. При этом он, как бы между прочим, сказал мне, что он тоже не сумел найти своих подчиненных, которые знали о дате прибытии советского судна и должны были быть на своих рабочих местах, и, принося мне свои извинения, сказал, что с ними он разберется и в дальнейшем подобное не повторится. Я чувствовал себя неловко.

Судно все же мы сумели разгрузить за три ночи. В Аден по указанию руководства Черноморского пароходства зашло советское судно, которое пришвартовалось к борту нашего судна с танками. Молодой капитан пришедшего к нам на помощь судна был в состоянии хорошего подпития и был не в состоянии серьезно обсуждать проблему, которую его экипажу предстояло решать. Мне пришлось разговаривать на эту тему с заместителем капитана по политической части и грузовым помощником. Я им поставил задачу разгрузить танки из носового отсека за одну ночь и рано утром покинуть порт Аден. Началась разгрузка. Однако, после выгрузки второго танка разгрузка внезапно прекратилась. Старший механик доложил мне, что кран его судна вышел из строя и для его восстановления потребуется определенное время. Разгрузку, по его словам можно будет продолжить только к утру. Мы подошли к крану, кожух которого был задраен, и я увидел, как матросик бессмысленно протирает тряпкой и без того чистый кожух. На мой вопрос, чем он занимается, матрос смущенно улыбнулся и ничего не ответил. Стармех тоже чувствовал себя неловко, но, продолжая недостойную игру, сказал мне что полетела большая шестерня подъемного механизма крана. Я попросил его показать мне место поломки, но он сказал, что ее уже унесли в механическую мастерскую для ремонта. Я выразил сомнение в том, что они могли так быстро произвести разборку подъемного механизма и извлечь из него вышедшую из строя шестерню, и потребовал вскрыть смотровой люк кожуха крана для осмотра механизма. Стармеху ничего не оставалось, как признаться в том, что кран исправен, что затеял он это по указанию капитана для того, чтобы продлить стоянку их судна в Адене на сутки и дать возможность экипажу судна отовариться в магазинах Адена, в которых велась беспошлинная торговля и цены на товары были ниже, чем в портах, которые им еще предстояло посетить. Я позвал к себе замполита и заявил ему, что их капитан и они вместе с ним ведут себя недальновидно и непорядочно, нагло и глупо, пытаясь обмануть меня. Хотелось бы верить, что все это произошло только потому, что капитан был неадекватным после употребления большой дозы алкоголя. Утром, после завершения разгрузки, ко мне подошел замполит и попросил у меня прощения от имени капитана. Я не принял это извинение и попросил замполита передать капитану, что я жду его для разговора с ним. Замполит вновь пришел ко мне и сообщил, что капитан отказывается принести мне свои личные извинения за недостойное поведение. Тогда я был вынужден передать ему через замполита, что в этом случае я направляю докладную руководителю Черноморского пароходства и начальнику ГИУ о недостойном поведении капитана судна в Адене. После этого моего демарша он явился ко мне и попросил прощения за допущенные ошибки. Я в красках, безжалостно охарактеризовал его поведение. В заключение я сказал, что прощаю его, только учитывая его молодость и неопытность. Перед уходом судна из Адена замполит, прощаясь со мной, сказал, что этот молодой капитан является сыном одного из руководителей Черноморского пароходства, и этим объясняется его развязность. После этого, напутствуя капитана, я настойчиво советовал ему впредь вести себя скромнее и не позорить честное имя его отца.

Для себя я установил строгое правило: добиваться, чтобы суда с военными грузами разгружались в самые короткие сроки, не более трех суток при круглосуточной работе. Я этого добился, убедив местное руководство в том, что оно должно предоставлять нашим судам внеочередной заход в акваторию порта, постановку их на бочки и обеспечить энергичную разгрузку, для чего необходимо к приходу судна закончить все подготовительные работы по его обработке. Позднее я этого добивался в Эфиопии и в Индии с не меньшим успехом. Разумеется, это требовало установления контактов на самом высоком административном уровне, а также большого расхода физической и нервной энергии.

Многие уполномоченные относились к своей работе за рубежом, как к кормлению, жили спокойно, плыли по течению и большую часть времени проводили на рынках и магазинах, сопровождая своих жен. Я рад, что не отношу себя к такой категории, с позволения сказать, военнослужащих. И до сих пор удивляюсь какой же мерой безответственности, безразличия и отсутствия элементарной порядочности отличались подобные люди.

Вслед за этим судном пришло судно со всем остальным имуществом, предусмотренным к поставке по подписанному соглашению. На сей раз йеменские власти, к моему удовлетворению, организовали обработку судна подобающим образом. Установленные контакты с местным руководством поднимали мой авторитет на среднем уровне. Офицеры, ответственные за те или иные участки работ, связанные с нашим сотрудничеством, принимали мои просьбы и рекомендации как указания, так как они понимали, что если они не отнесутся к ним с должным вниманием, я буду вынужден обращаться с ними к министру обороны (он же премьер-министр), поскольку я вхож к нему. Это в значительной мере облегчало мою работу.

Не прошло и трех месяцев, как КНР, ревниво наблюдавшая за развитием нашего сотрудничества, тоже подписала свое соглашение с Йеменом об установлении военного сотрудничества. Это произошло в начале 1970 года. Очень оперативно китайцы отгрузили военно-техническое имущество по подписанному ими соглашению. Буквально через полтора месяца в акватории порта бросило якорь большое судно под китайским флагом, что вызвало большой ажиотаж среди всех представителей заинтересованных советских ведомств, аккредитованных при посольстве. Меня это тоже волновало, хотя и не входило в мои прямые обязанности. Я поехал на встречу с начальником армейских складов капитаном Али Сабри и в ходе беседы, как бы невзначай, поинтересовался, с каким грузом пожаловал к ним китайский «брат», стоявший на внутреннем рейде. Он произнес, как бы вспоминая что-то незначительное: «А... этот корабль? Да он просто приволок немного боеприпасов к стрелковому оружию советского производства и какие-то запчасти». Я позволил себе усомниться в этом и сообщил ему, что проезжая мимо порта, я случайно стал свидетелем разгрузки зенитных установок ЗУ-23 и другого имущества, но если он не может или не хочет мне сказать, что это за имущество, то на этом мы можем и прекратить этот разговор, так как я задал свой вопрос с единственной целью — знать, какое имущество по номенклатуре совпадает с тем, которое поставлено в Йемен нашей страной, для того, чтобы приплюсовать его количество в своем учете к ранее поставленному нами. Дело в том, что наше оружие было поставлено с тремя боекомплектами, которые, как известно, быстро расходуются и придется запрашивать их дополнительное количество. Заявки на это имущество, которые он будет составлять и направлять в ГИУ через меня, я обязан проверять с точки зрения их обоснованности и направлять свое положительное или отрицательное мнение по этому вопросу. В ответ он достает из стола и подвигает ко мне довольно объемный двухсторонний акт приема от китайцев военно-технического имущества, подписанный представителями йеменской и китайской сторон. Я спросил его, могу ли я сделать себе некоторые пометки в блокнот, касающиеся имущества, представляющего для меня определенный интерес, о котором я уже ему говорил. Он не возражал, и я начал просматривать тот акт и фактически переписывать его. Он сначала неуверенно сказал, что я не знакомлюсь, а переписываю весь акт. Тогда я резонно откликнулся репликой: «А какое это имеет значение для тебя». Он ответил: «Черт с тобой, переписывай«. Сделав это, я срочно направился в наше посольство и стал готовить подробную шифровку в ГИУ, так как дипломатическая почта была уже закрыта, а следующая будет только через месяц. Информация заслуживала такого к ней отношения. Китайцы поставили на корабле полный комплект стрелкового и зенитного оружия с боеприпасами на десять тысяч человек для укомплектования одной стрелковой дивизии. В референтуре, кроме меня и моего шифровальщика, никого не было. Посол Старцев, узнав, что референтура еще не закрыта, заглянул в нее и, увидев меня, поинтересовался, чем это я занимаюсь в такое позднее время. Я нарочито небрежно ответил ему, что у меня только что появилась информация о грузах китайского судна, и дал ему прочитать первую страницу. Он был сражен наповал, засуетился и спросил меня: дам ли я ему копию моего материала. Естественно, я ответил утвердительно. Он срочно прислал свою машинистку с допуском к сов. cекретным материалам, и она быстро напечатала мою информацию в двух экземплярах, второй экземпляр для посла. Старцев обещал мне отправить свою шифровку министру иностранных дел Громыко на следующий день, отдавая мне приоритет во времени и дате сообщения в центр, поскольку я являлся источником информации. Потом он поинтересовался, передам ли я эту информацию другим заинтересованным представителям (ГРУ и КГБ — мы называли их ближними и дальними соседями), если да, то лучше это сделать в понедельник. Я с ним согласился — таков закон конкуренции между ведомствами — не я его устанавливал и не мне его нарушать, тем более, что это совпадало и с моими личными интересами и работало на мой авторитет как в посольстве, так и в ГИУ и я должен был действовать в соответствии с обстоятельствами.

В понедельник, как и было договорено, я сообщил полученную мной информацию «соседям».

Во вторник посол на ежедневной оперативке учинил разнос всем представителям соответствующих ведомств за то, что они плохо выполняют свои обязанности и не сумели дать правдивую и достоверную информацию по китайско-йеменскому сотрудничеству в военной области, а сделал это Вахнов, в обязанности которого это даже и не входит.

К исходу первого квартала 1970 года мне было присвоено звание «полковник «. Это событие мы отметили в своем кругу, а затем я пригласил к себе посла, его советников и представителей «соседей « с женами. Эти два события легко ввели меня в их круг и облегчили мою дальнейшую работу и жизнь в Адене. Как-то само собой сложилось, что для посла я стал первым среди равных. Это не удивительно. Для нашего посольства в Адене военно-техническое сотрудничество, за которое я нес ответственность, было единственным живым делом, и от успеха и развития его зависел авторитет советского посольства среди высшего руководства Адена и степень доверия к нему, а следовательно, и к нашей стране. Оно же создавало условия для эффективной работы «соседей». Мало того, имея свободный доступ к премьер-министру, я частенько выполнял просьбы посла и передавал его срочные обращения к нему, что способствовало успешному выполнению послом поручений министерства иностранных дел СССР. Я оказался как бы связующим звеном между советским послом и премьером НДРЮЙ. Мне это было не в тягость, наоборот, я выполнял эту миссию с удовольствием, понимая, что оказываю посильную помощь нашему МИДу, наряду с нормальным исполнением своих прямых обязанностей.

Наша жизнь в советской колонии приобрела упорядоченный характер. Я за собственные деньги купил себе автомашину «Фиат 1100Р» (впоследствии наша автомашина «Жигули» была моделью, следовавшей за моделью 1100Р). Я вынужден был купить эту машину для личного пользования, так как даже для официальных поездок у нас в офисе была только одна Волга-21 на трех человек. Я пользовался ею три раза в неделю, а два сотрудника аппарата советника делили три дня на двоих. Два раза в неделю мы смотрели советские фильмы, раз в две недели смотрели западные художественные фильмы в посольстве Великобритании, для чего нам, дипломатическим работникам, разрешили приобретать годовой абонемент. Очень часто ездили летом по вечерам на пляж, а в выходные дни — рано утром, когда еще не очень жарко. Иногда мы проводили вечера в гостях у военного атташе или он с женой приезжал к нам посидеть, поговорить, послушать музыку. Посещали приемы в иностранных посольствах по их приглашениям, принимали участие в приемах, устраиваемых советским посольством. Словом, скучать было некогда.

В конце лета 1970 года было подписано новое соглашение о поставка в Йемен десяти самолетов МиГ-17 и обучении йеменских летчиков в СССР в 1971 году. Открывалась новая область сотрудничества, а, следовательно, и приобретение мною опыта в этой области и прямой контакт с командующим ВВС. С первого взгляда могло показаться, что все учреждения этого государства настолько мизерны, что относиться к ним всерьез было бы ошибочно. Но именно такое отношение с моей стороны и было бы серьезной ошибкой. Без какого-либо преувеличения можно сказать, что это миниатюрное государство встречается и преодолевает, или не преодолевает, такие же трудности и проблемы, что и крупное государство, поэтому и отношение к нему должно быть соответствующим. В противном случае и я, и представители йеменских властей почувствовали бы фальшь в наших отношениях, что поставило бы точку в моей работе в этой стране, в смысле ее эффективности. Мало того, был бы нанесен серьезный ущерб отношениям между нашей страной и НДРЮЙ, так как я для них был представителем нашей страны и мое отношение к ним они могли переносить и на Советский Союз. Я это хорошо усвоил и не мог допустить двойного стандарта в отношениях с ними. Я всегда был подчеркнуто уважителен и вел себя в беседах и встречах с ними соответственно их высокому положению. Я никогда не допускал и тени фамильярности во время официальных встреч, несмотря на то, что личные отношения с некоторыми из них были весьма товарищескими. Мы могли встречаться в моем доме, посидеть за стаканом виски, поделиться с ними своими впечатлениями о стране и людях. Чаще других у меня бывали начальник генерального штаба йеменской армии майор Ахмад Ад-Дали, который в начале моего пребывания в Аден занимал пост начальника тыла, командующие ВВС и ВМС. Во время их посещений я никогда не пытался выведать у них какие-либо служебные, а тем более государственные тайны. Предполагаю, что именно такое мое товарищеское отношение к ним иногда вызывало в них желание сделать для меня что-либо приятное и сообщить какие-нибудь данные, которые могли бы, по их разумению, представлять для меня определенный интерес. В тех случаях, когда они пытались это делать, я показывал им, что меня это не интересует и переводил разговор на какой-либо другой предмет. Таким моим поведением я заслужил полное их доверие. Особенно добрыми и доверительными были отношения с Ахмадом Ад-Дали, которые продолжались все четыре года моего пребывания в Адене. Он даже однажды пригласил меня поехать к нему на родину в небольшое глинобитное селение в ста пятидесяти километрах от Адена. Мы провели там сутки, он познакомил меня со своими родственниками и друзьями юности. Я сделал там несколько фотографий, и мы вернулись в Аден почти друзьями.