Альберт Вахнов
ОБРАЩЕНИЕ К СЕБЕ ДАЛЁКОМУ.

(Автобиографическое повествование)

Москва, 2007

© Вахнов А.Г., 2007
Разрешение на публикацию получено.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Я все это так подробно описал, чтобы читающий эти строки мог себе представить сложность, трудоемкость и ответственность работы офицера-направленца ГИУ, а также потому, что, только овладев всеми премудростями такой работы, офицер сможет успешно работать на более высоких руководящих должностях в ГИУ. Дело в том, что на любой должности в первом управлении, вплоть до начальника управления, меняется не содержание работы, а ее объем и количество подчиненных офицеров и отделов. В этом случае организация работы, осуществление контроля за ее исполнением, подбор кадров, их расстановка и обучение становятся основными функциями руководителей всех уровней. В тех случаях, когда по той или иной причине на руководящую должность назначается офицер, не получивший такого опыта, его подразделение начинает хромать на обе ноги. То же самое относится и к уполномоченным ГИУ в странах сотрудничества. Если уполномоченный ГИУ в стране прошел школу первого управления, он, при всех прочих равных условиях, будет с гораздо большей компетентностью выполнять свои обязанности и тем самым вносить более весомый вклад в дело развития военно-технического сотрудничества с зарубежными странами. В реальной практике эти условия часто нарушаются, и на такие должности зачастую назначаются люди, не имеющие соответствующей подготовки и достаточного опыта. К чему это обстоятельство может приводить и приводило, мы еще вернемся.

Уже в 1967 года я был назначен заместителем начальника третьего отдела того же управления и в этой должности проработал около двух лет. В этом же году я был избран членом партбюро первого управления. Этот период дал мне возможность приобрести опыт руководства отделом, хотя при живом начальнике я не нес полной ответственности за работу отдела. Как мы привыкли говорить, «на ковер» всегда вызывают начальника. Этот отдел отвечал за военно-техническое сотрудничество с пятнадцатью зарубежными странами.

Однажды мне позвонил подполковник Люткин, который в свое время содействовал пакостному поступку Жданова, начальника курса в ВИИЯ, в результате чего я проходил два срока в звании старшего лейтенанта. Он просил моего содействия в зачислении его в ГИУ. Я, не помня зла, обещал ему свою поддержку, но только при одном условии, что он меня не подведет и будет работать в ГИУ не менее двух лет. Описав ему характер и трудности работы в ГИУ, я поинтересовался, готов ли он к такой работе, не считаясь с личным временем. Люткин, находившийся в то время в резерве 10 ГУ ГШ и лишенный перспективы, дал свое согласие. Однако, проработав в управлении в течении месяца, он сказал мне, что подает рапорт об отчислении из ГИУ, так как якобы не выдерживает такого темпа работы. Несмотря на мою настойчивую просьбу выполнить свое обещание, данное мне при приеме на работу в ГИУ, Люткин его нарушил. Таким образом, он снова поставил меня в трудное положение перед руководством ГИУ, так как моя характеристика, данная Люткину, оказалась, мягко говоря, неверной. На поверку оказалось, что просто открылась вакансия в Воениздате, и он решил покинуть ГИУ, нарушив ранее данное мне слово.

Тем не менее, уже в начале 1969 года я принял третий отдел первого управления ГИУ и руководил им до отъезда в длительную загранкомандировку. В отделе постоянно вырабатывалось два-три представления в ЦК КПСС одновременно. Начальник отдела и его заместитель несли ответственность за качество каждого из них, то есть должны были внимательно проверять их, вносить в них необходимые поправки и визировать их, беря, таким образом, на себя всю полноту ответственности за их качество. Это далеко не простая работа, и обладание теми знаниями и опытом, о которых я говорил выше, обеспечивают успешную и эффективную работу отдела. В равной степени это относится и к начальнику управления и его заместителям. В противном случае происходит то, что по Крылову звучит так: «Беда коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник«. И если нечто подобное происходит с назначением на ответственные должности в ГИУ, то наносится ущерб не сапогам и пирогам, а интересам нашего государства.

Исходя из моего двадцатиоднолетнего опыта работы в ГИУ, я могу твердо сказать, что в высших эшелонах власти изучение представленных нами материалов заканчивалось на уровне референтов ЦК. Как правило, они были блатными и не знали всех тонкостей военно-технического сотрудничества и поэтому не могли без нашей помощи разобраться в представленных нами материалах, а в их задачу входила окончательная проверка представленных материалов и подготовка краткого резюме по ним, объем которого должен был быть не более одной страницы. Получив материалы представления, они вызывали в ЦК соответствующего начальника отдела ГИУ, и последний практически готовил им такие резюме.

В результате, за всю службу в ГИУ, я не могу вспомнить ни одного случая, когда подготовленное нами представление возвращалось в ГИУ с указанием внести в него какие-либо изменения, за исключением случаев, когда они возвращались в ГИУ в связи с изменением политической обстановки в мире, что заставляло руководство страны прекратить или на какой-то срок воздержаться от продолжения военно-технического сотрудничества с той или иной страной. После их утверждения они всегда возвращались к нам без каких-либо изменений, даже редакционного порядка. Это обстоятельство требовало от нас высочайшей ответственности, так как практически в военно-техническом сотрудничестве мы были первой и в то же время, как оказалось, последней инстанцией.

Кстати, проведение переговоров и подписание соглашений всегда поручалось либо начальнику ГИУ, либо заместителю председателя ГКЭС, курирующему эти вопросы, который ранее сам был начальником ГИУ. Таким образом, документ, разработанный в ГИУ, совершив круг почета, возвращался к нам для исполнения. Оригинально!

Вся эта иерархическая система, которая не оказывала никакого профессионального влияния на качество нашей работы, служила только одной цели — заставить нас думать и чувствовать, что «око государево» постоянно следит за каждым из нас. Прошло еще много лет, прежде чем я узнал, что решения на заседаниях политбюро ЦК КПСС по нашим вопросам и, думаю, по большинству других вопросов деятельности государства, принимаются формально, без какого-либо обсуждения, простым поднятием рук членов политбюро сразу после оглашения названия вопроса. Поэтому во время заседаний, проводившихся раз в неделю, сотнями утверждались самые важные для жизнедеятельности государства решения, а по сути дела их фактическое рассмотрение заканчивалось на уровне референтов. Бедная Россия!

Шел к концу 1967 год. Ирина успешно окончила девятый класс. Надо признаться, что за последние два года я мало уделял внимания семье и воспитанию дочери. В годы работы в ГИУ я уходил на работу рано утром и приходил домой в десять-одиннадцать часов вечера. Очень редко мне удавалось приходить к девяти часам вечера, когда передавались последние известия по телевизору. Это печальные последствия моей военной карьеры. Зачаcтую, во время пребывания в Москве иностранных делегаций из стран, которые входили в мою компетенцию, мы работали и в выходные дни — за все надо расплачиваться.

Дочь весьма успешно заканчивала десятилетку, и мы с Аллой задумывались, в какой институт ей поступать после выпускных экзаменов. Я считал, что ей лучше поступать в институт иностранных языков, так как она прилично для школы владела английским языком, грамотно писала диктанты по русскому языку, была в меру начитанной. Ира же имела свое мнение по этому вопросу. Она намеревалась поступить в Московский университет на исторический факультет. В конечном итоге мы согласились с ее выбором и правильно поступили. В любом случае человек сам должен делать свой выбор и отвечать за него.

К началу 1968 года я вполне прилично освоился в новой должности, по крайней мере, я так себя ощущал. Такого же мнения придерживалось и руководство управления. Неоднократно во время отпуска начальника отдела, его командировки или болезни я исполнял его обязанности и чувствовал себя вполне уверенно. Режим моей работы мало изменился. Я по-прежнему работал с утра до позднего вечера.

Однажды вечером меня внезапно потрясла мысль, что как-то незаметно основным в моей жизни стала работа. Я перестал интересоваться театром, кино, спортом, читать книги, — все было поглощено работой. Я вспомнил свои первые шаги в ГИУ. Я очень переживал, когда приходилось отказываться от своих планов на свободное от работы время и все чаще и чаще оставаться в ГИУ на несколько часов после окончания рабочего дня. Я поражался спокойствию, с которым начальник отдела полковник Кузнецов Василий Егорович воспринимал эту ничем не объяснимую для меня необходимость. Почему-то, как правило, именно перед окончанием рабочего времени поступали вводные от руководства ГИУ во вопросам, которые требовали немедленного рассмотрения. Гораздо позже я понял природу и причину такого явления — эти же вводные и в это же время поступали и к начальнику ГИУ от высшего руководства. Оно таким образом приучала свои кадры забывать о семейных обязанностях, о планирования своего свободного времени, которое оно у нас, просто-напросто, отнимало, забывать о чем то еще, кроме работы. Из нас делали, и довольно успешно, квалифицированных исполнителей — роботов, если называть вещи своими именами. Впоследствии мы сами, становясь начальниками, делали то же самое с молодыми офицерами, вновь приходящими на службу в ГИУ. Запущенный когда-то конвеер действовал безотказанно.

Но надо сказать, что такая система была присуща только ГИУ. Все остальные подразделения ГКЭС работали ни шатко ни валко. Да и немудрено им было так не работать — ГИУ, составляя пятнадцать процентов от численности ГКЭС, давало в бюджет государства девяносто пять процентов валюты, поступающей от всего госкомитета. Справедливости ради надо сказать, что и зарплаты у нас были значительно выше, чем в ГКЭС. Сотрудники ГКЭС любили ехидно порассуждать о том, что мы, выполняя такую же работу, как и они, получаем большие деньги. Это соответствовало действительности, но характерно, что ни один из них, несмотря на это, не соглашался переходить на работу к нам, когда у нас открывались вакансии для гражданских специалистов. В то же время многие гражданские специалисты, работавшие у нас, при случае охотно переходили на работу в ГКЭС — еще тогда многие молодые люди не хотели и не были способны на серьезную работу даже за хорошую зарплату. Они предпочитали получать среднюю зарплату, обозначая свое присутствие на работе. Бывали и редкие исключения.

Как-то ко мне обратился молодой человек, Владимир Карастин. В то время он закончил с отличием МАИ (конструкторский факультет). Отрекомендовавшись, он просил меня оказать ему содействие в приеме его на работу в ГИУ. Я встретился с ним у подъезда ГИУ. Мы накоротке переговорили с ним по этому поводу. Он произвел на меня очень хорошее впечатление, и мне стало жаль его. Решив отговорить его от этого шага,я пригласил его к себе домой, чтобы открыть ему все, что его ожидает в ГИУ, что эта работа сушит душу и не откроет для него сколько-нибудь приличную перспективу. Его потолком может быть должность старшего референта с зарплатой до 240 рублей, что в два раза выше средней зарплаты в Союзе. Дальше он будет тянуть лямку всю оставшуюся жизнь. Конечно, я намеренно и серьезно сгущал краски. Беседуя с ним, я понял, что он достаточно умный, образованный и целеустремленный молодой человек, и я очень боялся, что его постигнет разочарование, а я буду казнить себя за то, что не сумел убедить его не делать такой, по моему мнению, неправильный выбор. Володя выслушал меня с большим вниманием и сказал, что я его не испугал, потому что он серьезно решил посвятить свою жизнь работе в области внешней торговли. В завершении беседы я спросил, нет ли у него поддержки «сверху». Он ответил, что блата у него нет и, если я его рекомендую для работы в ГИУ, то я и буду тем единственным человеком, который его поддержит. Мне понравилось такая его искренность, целеустремленность и настойчивость. В то время у меня в отделе была вакансия референта и, переговорив с начальником отдела кадров, я взял его к себе. И не пожалел об этом. Я поручил ему работу направленца. Его функции я описывал ранее. Он оказался очень способным работником, быстро вошел в курс дела и выполнял свои обязанности лучше некоторых офицеров-направленцев. Работал он вдумчиво и самостоятельно, проявляя при этом разумную инициативу. Впоследствии я способствовал направлению его для работы в аппарат уполномоченного ГИУ в Египте. Неудивительно, что и там он проявил себя с самой лучшей стороны. Экономсоветник рекомендовал своему руководству взять его на работу в ГКЭС после его возвращения в ГИУ. Когда руководство ГКЭС попросило о его переводе к ним, руководство ГИУ наотрез отказалось выполнить эту просьбу. Мне стоило больших усилий убедить свое руководство в том, что Владимир Георгиевич Карастин — «птица высокого полета» и было бы преступлением удерживать его в штанишках, из которых он уже давно вырос. В общем, в конце концов, мне это удалось, и он был переведен в ГКЭС на должность старшего специалиста. Владимир Георгиевич сделал там быструю и головокружительную карьеру. Вскоре он стал начальником отдела, а потом начальником управления. Сейчас он заместитель председателя ГКЭС. Я горжусь тем, что сумел вовремя разглядеть масштаб этого человека и способствовал, насколько мог, его продвижению вверх по служебной лестнице, являясь его единственным «блатом».

Шел 1968 год. Ирина успешно училась в десятом классе. Мы очень любили свою единственную дочь и гордились ею. Она становилась совсем взрослой девушкой и молодила меня, сорокаоднолетнего мужчину. Однажды мы вместе ехали в автобусе, и какая-то женщина, передавая деньги Ирине, сказала: «Пусть ваш муж возьмет мне билет». Вспоминая этот случай, мне кажется, что мы оба в тот момент были довольны такой ошибкой.

В июне 1968 года Ира успешно закончила среднюю школу и подала заявление на исторический факультет Московского университета. Конкурс был серьезный, проходной балл был, насколько я помню, двадцать баллов, полупроходной — девятнадцать баллов. Ира набрала девятнадцать баллов и не прошла по конкурсу в университет. Наша знакомая Ирина Борисовна работала заведующей библиотекой Академии наук. Она взяла Иру к себе на работу в качестве библиотекаря. Ира проработала там в течение года. Работой она была не очень загружена и имела возможность много читать. Это были книги, которые повышали уровень ее знаний в разных областях. Ира сама говорила, что так много она ранее никогда не читала.

В апреле 1969 года кто-то нам посоветовал, чтобы Ира прошла платную подготовку с преподавателем кафедры русского языка и литературы Московского университета и познакомил нас с ним. Это был очень опытный, знающий преподаватель. Проведя несколько занятий с Ирой, он сказал, что не видит серьезных недочетов в ее подготовке. Она по его указанию повторила некоторые разделы грамматики и пунктуации русского языка, написала несколько диктантов и сочинений на заданные им темы, после чего он сказал, что она вполне подготовлена к конкурсным экзаменам. Мы, конечно, надеялись, что Ира сдаст экзамены успешно, но если и на этот раз она наберет полупроходной балл, то .при содействии преподавателя этот балл, с большой степенью уверенности, может стать проходным. Так оно и случилось. Ира после экзаменов пошла в университет искать себя в списках принятых. Разумеется, мы очень волновались и с нетерпением ждали ее возвращения. Когда мы, открыв входную дверь, увидели Иру, ее счастливый вид сказал нам все. Я точно не помню, может быть, она предварительно сообщила нам по телефону, что принята в университет. Но в любом случае радости нашей не было предела. Мы отметили это событие дома, а также у преподавателя, который по этому поводу накрыл стол у себя. Мы достойно отблагодарили его за помощь, которую он оказал Ире. Он, правда, скромно отказывался принять вознаграждение, говоря, что это только ее собственная заслуга и ему не потребовалось чем-то ей помогать. Я сказал ему, что мы платим только за его труды, которые он затратил на ее подготовку во время частных занятий с ней. На этом мы и поладили.

В том же году я впервые поехал в командировку за рубеж по линии ГИУ в качестве члена делегации ГИУ для переговоров и подписания соглашения о военно-техническом сотрудничестве с Народно-Демократической Республикой Южный Йемен (НДРЮЙ). До 1969 года эта территория была колонией Великобритании с центром в Адене, где располагалась военно-морская, военно-воздушная базы и ретрансляционный радиоцентр, обеспечивающий радиосвязь метрополии с ее колониями и доминионами на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и юго-восточной Азии, включая Индию.

Город и порт Аден расположены на южном побережье Аравийского полуострова на выходе из Красного моря в Индийский океан. Владение им обеспечивало Великобритании контроль над Суэцким каналом, Персидским заливом и господство над всеми ее колониями и доминионами в регионах, выше упомянутых мною. Короче говоря, это был важнейший стратегический пункт Великобритании на пути из метрополии в Индию.

Последний год перед освобождением от английского господства в Адене шли непрерывные стычки с повстанцами, боровшимися за освобождение своей страны от колониального ига Великобритании. Вооруженные столкновения происходили по всей стране. В конце концов повстанцы взяли верх, и бои перекинулись в столицу страны город Аден. Британские войска вынуждены были покинуть Аден, и страна в конце 1967 года обрела свою независимость. Естественно, для сохранения и укрепления своей независимости республике необходимо было создать, вооружить и обучить регулярную армию. В этой связи НДРЮЙ обратилась к советскому правительству с соответствующей просьбой, которая была им положительно рассмотрена, и в феврале 1969 года в Москве была принята правительственная делегация НДРЮЙ, с которой были проведены соответствующие переговоры. Советским правительство было принято решение об установлении военно-технического сотрудничества с этой республикой. Для реализации принятого решения, то есть подписания с НДРЮЙ соответствующего соглашения, я в июле 1969 года прибыл в Аден в составе делегации, возглавляемой заместителем начальника ГИУ генералом Россихиным. Командировка была рассчитана на десять дней. Однако мы оставались в Адене почти месяц. Нас разместили в самом живописном месте на берегу Аденского залива в трехэтажном здании, возведенном на скале и нависающем над водами залива, как Ласточкино гнездо в Крыму. В составе делегации было шесть человек. Каждый из нас жил в отдельном номере со всеми удобствами. Наше питание обеспечивала йеменская сторона. Вечером, спустившись к морю, мы поплавали в чистейшей морской воде. Вернувшись в резиденцию, мы поужинали и, обсудив ряд вопросов связанных с предстоящими переговорами, пошли отдыхать в свои комнаты. Утром следующего дня за нами пришли автомашины, и мы поехали на встречу с министром обороны НДРЮЙ генералом Саяри. Это был симпатичный, моложавый, аристократического вида, хорошо образованный человек. Он приветствовал нас на хорошем английском языке, выразил благодарность советскому правительству за готовность оказать помощь его стране и предложил приступить к переговорам. Глава нашей делегации генерал-майор Н.Н. Россихин вручил ему проект соглашения, подготовленный нами в Москве, и вкратце ознакомил Саяри с его содержанием. Саяри сказал, что йеменская сторона рассмотрит его в возможно короткие сроки, после чего переговоры будут продолжены. Он пожелал нам хорошего отдыха и посоветовал использовать свободное время для ознакомления с городом. Он также сообщил нам, что делегацию будет постоянно обслуживать микроавтобус с водителем и охраной. После этого мы вернулись в свою резиденцию, где ожидали возобновления переговоров. На второй день нас уведомили, что проект соглашения еще находится на рассмотрении министерства обороны. На третий день к нам пожаловал офицер связи, извинился от лица министра обороны за задержку переговоров и сказал, что переговоры будут возобновлены через неделю, а пока мы можем использовать эту неделю вынужденного простоя для отдыха и посещения Стимер-пойнта, района города, в котором расположены гостиницы и лучшие магазины, и, может быть, совершим там кое-какие покупки. Становилось очевидным, что мы не уложимся в установленный срок (десять дней). Поэтому я с Россихиным выехал в советское посольство, чтобы дать шифровку об этом в Москву. Через сутки мы получили ответ о продлении нашей командировки на неделю. По истечении десяти дней нашего непредвиденного отдыха на приморской даче тайное стало явным: наш посол Старцев Владимир Иванович рассказал Россихину, что на этих днях в республике произошел верхушечный переворот. Саяри бежал в горы. Назначен новый премьер-министр, он же министр обороны в одном лице, Али Мухамед, который занят формированием нового кабинета министров, чисткой различных ведомств. Он также информировал его о том, что уже встречался с новым премьером, который просил делегацию не покидать республику без подписания соглашения, которое они обязательно подпишут после урегулирования своих внутренних проблем. За три дня до истечения разрешенного нам Москвой срока пребывания в стране нам снова пришлось информировать ГИУ о происходящем в стране и просить инструкций на дальнейшее пребывание. Посол одновременно направил свою шифровку, в которой высказал свое мнение о необходимости продления нашей командировки еще на одну неделю. Ответ Москвы был утвердительный. Таким образом, наша командировка продлилась до двадцати четырех дней. Мы получили значительную по тому времени сумму командировочных денег, которые нам надо было реализовать. Благо, свободного времени у нас было предостаточно, отдыхать и купаться нам уже надоело, город мы уже успели осмотреть. Он состоял из нескольких районов. Кратера — старый город, расположенный в громадном кратере потухшего вулкана, куда можно въехать и выехать только по единственной дороге, прорубленной в венце кратера с одной его стороны, Хормаксара — район прилегающий к океану, ограниченный кратером с одной стороны и аэродромом того же названия с другой. Он застроен двух-трехэтажными коттеджами, в которых до освобождения жили британские офицеры ВВС, Маала — район представляющий собой довольно длинную улицу, протянувшуюся вдоль портовых сооружений и застроенную пятиэтажными зданиями, в которых прежде жили британские, офицеры, чиновники, инженерно-технический состав порта, владельцы недвижимости и служащие банков, Тавахи (Стимер Пойнт, по-английски) — район, где располагалось управление порта, лоцманская служба, полицейское управление и резиденция губернатора колонии с его службами. В этом же районе размещался торговый центр с многочисленными магазинчиками, торговавшими беспошлинно, транзисторами, магнитофонами, крупными и переносными, диктофонами, часами и т.п. японской и гонконгской сборки. Здесь, в экватории порта, бросали якоря на внешнем рейде многочисленные суда, идущие в обоих направлениях: к Суэцкому каналу и от него. Они брали воду и мазут, если в этом была необходимость, а их команды отдыхали, сходили на берег и покупали названные мною товары по низким ценам. По этой причине порт Аден был весьма привлекательным для команд проходящих судов.

Пользуясь предоставленной возможностью, члены нашей делегации также отоварили все наши деньги здесь, а их было немало. Каждый член делегации за двадцать четыре дня командировки получил двести шестьдесят долларов.

Наконец, на двадцатый день нашего пребывания в Адене, наша делегация была приглашена к премьер-министру Али Мухамеду для продолжения переговоров. Он произвел на нас хорошее впечатление — высокий, крепкого сложения мужчина примерно тридцати лет от роду, с мягкими манерами, тихим голосом, учитель по образованию. В ходе двухдневных переговоров были согласованы все вопросы и подписано межправительственное соглашение на поставку в НДРЮЙ некоторого военно-технического имущества, командирование в республику соответствующих советских военных специалистов и советников для обучения местного персонала. Так было положено начало сотрудничества с этой страной. Для становления республики оно имело неоценимое значение. На приеме по случаю подписания этого соглашения генерал Россихин представил меня Али Мухамеду и сказал ему, что в кратчайший срок я, в качестве заместителя экономического советника советского посольства-уполномоченного ГИУ в НДРЮЙ, прибуду в Аден для координации всех вопросов, которые неизбежно будут возникать в ходе дальнейшего сотрудничества. Я еще в Москве предполагал, что мое назначение уполномоченным в какую-либо страну может случиться, но не думал, что это произойдет так скоро и внезапно.

Проведя еще один день на нашей «даче» в Адене, в последний раз вдоволь накупавшись в водах Аденского залива, мы на борту самолета ИЛ-18 вылетели на родину. За эту командировку я на свои суточные приобрел большой вседиапазонный транзисторный приемник, два портативных магнитофона (один из них для Климовых), средний транзисторный приемник для Лазаревых, и небольших размеров комбайн (транзисторный приемник с кассетным магнитофоном). Мне стоило больших трудов уговорить своих друзей принять от меня эти подарки, так как в московских комиссионных магазинах они стоили значительных денег — даже полковники с их приличными зарплатами не могли себе позволить таких покупок. Слишком во многих более прозаических вещах ощущалась тогда потребность в семьях. И Климов, и Лазарев только тогда согласились их принять, когда я сумел убедить их, что они мне достались очень дешево.

За всю мою дальнейшую службу в ГИУ такой продолжительной и ненапряженной краткосрочной командировки в зарубежные страны у меня больше не было, хотя я много раз выезжал за рубеж для проведения переговоров во многие страны. Как правило, такие поездки были продолжительностью от одной недели до десяти дней, включая дорогу. Они были весьма напряженными, сопровождались интенсивной работой в течение всех дней командировки, а иногда и по ночам. Хорошо, если оставался один день для знакомства со страной, но зачастую мы имели от одного до пяти часов, чтобы съездить в город и приобрести сувениры на память о пребывании в той или иной стране. Словом, это были действительно сугубо деловые поездки, но тем не менее в определенной степени они были познавательными и полезными для службы. В ходе таких командировок я приобретал опыт подготовки и ведения переговоров с иностранными делегациями. Я наблюдал за методами ведения переговоров различными главами наших делегаций, отмечал их положительные и отрицательные стороны, делал зарубки в своей памяти: как я бы поступил в тех или иных обстоятельствах. Все это оказало мне в дальнейшем неоценимую услугу в исполнении своих многогранных обязанностей, помогало мне избегать серьезных ошибок.