Альберт Вахнов
ОБРАЩЕНИЕ К СЕБЕ ДАЛЁКОМУ.

(Автобиографическое повествование)

Москва, 2007

© Вахнов А.Г., 2007
Разрешение на публикацию получено.

Наш адрес: ruzhany@narod.ru

КРУТОЙ ПОВОРОТ В СУДЬБЕ

Внезапно в судьбе моей произошел крутой поворот. В воскресенье 20-го августа 1960 года меня вызвали в 10-е ГУ ГШ (десятое главное управление генерального штаба), где мне было приказано срочно сфотографироваться в гражданском костюме для документов и утром к девяти часам утра прибыть в управление для получения соответствующего задания в качестве переводчика английского языка. По прибытии в генштаб я был принят в отделе кадров десятого главного управления. Со мной беседовали два офицера — полковник Юрий Константинович Милосердов и подполковник Иван Петрович Петров. Они мне сообщили, что я, в составе большой авиационной группы, состоящей из десяти транспортных самолетов ИЛ-14, должен буду вылететь в командировку в республику Конго, представили меня подполковнику, командиру авиаотряда. К моему сожалению, фамилию его я забыл. Далее я действовал по его указаниям.

Днем мы всей группой были собраны в актовом зале, где генерал-майор Постников, заместитель начальника главного десятого управления провел краткий инструктаж группы, сообщив, что мы направляемся в республику Конго для оказания помощи ее президенту Патрису Лумумбе. Разговор был достаточно серьезным. В заключение он представил нам генерал-майора, который будет, по поручению генштаба, осуществлять общее руководство группой, а также полковника Сарочана, который в действительности должен был осуществлять это руководство, о чем мы узнали через некоторое время. Генерал же должен был по сути дела осуществлять представительскую миссию, если таковая потребуется.

Была поставлена задача: двадцать третьего августа 1960 года вылететь в республику Конго по маршруту: Москва-Будапешт-Афины-Каир-Хартум-Джуба-Стенливиль с тремя техническими остановками в Будапеште, Каире и Джубе. В Стенливиле, пункте назначения, нас встретит представитель командования армии Республики Конго полковник Мобуту, который разместит наши самолеты на аэродроме, а нас — в гостинице поблизости от него. После завершения организационных мероприятий мы должны были обучить десять экипажей из местного контингента, передать десять самолетов в дар правительству республики Конго и вернуться на родину обычными рейсовыми самолетами бельгийской авиакомпании «Sabena». В конце инструктажа слово было предоставлено номинальному старшему группы генерал-майору, имя рек, который, казалось, внимательно выслушал инструктаж, но когда мы услышали его реплику-выступление, нам показалось, что он находился в не адекватном состоянии. Он сказал буквально следующую фразу: «Самое главное — научить солдат ползать по-пластунски, а то всех перестреляют». Он тут же сел, не сказав больше ни слова. На всех присутствующих это произвело гнетущее впечатление. Я до сего дня не могу понять, какой дурак поручил ему эту работу? Скорее всего, такой же, как и он. Вероятно, у них в верхнем эшелоне министерства обороны был неограниченный резерв подобных людей. В дальнейшем никто из нас не обращался к нему по какому-либо вопросу, так как его ответ был заранее предсказуем. На каждом борту находился военный переводчик, который должен был обеспечивать связь командира экипажа с наземными службами аэропортов на маршруте нашего полета. Дело осложнялось тем, что большинство из нас, в том числе и я, ранее такой работой не занималось, да и вообще еще не пользовалось английским языком, как средством общения. Мы абсолютно не были знакомы с лексикой, не только английской, но и русской, используемой в таких случаях, не знали порядка выруливания взлета, подлета к точке, захода на посадку и самой посадки и устоявшихся английских фраз (запросов и команд), которыми пользуются все летчики и диспетчеры во всем мире. Мы сказали об этом руководству.

Был срочно вызван в генштаб майор Шкляр, служивший в штабе ВВС. Странно, что они не догадались сделать это сами. Он был дока в этом деле и провел с нами практическое занятие, вручил каждому из нас русско-английский разговорник и пожелал нам счастливого пути и успехов, сказав при этом, что не боги горшки обжигают. Он очень толково и умело побеседовал с нами, ответил на все наши вопросы и действительно посеял в нас уверенность, что все будет хорошо и мы справимся с поставленной задачей. Перед тем, как мы покинули генеральный штаб, нам было строго запрещено говорить своим близким, куда и с какой целью мы улетаем в командировку. Придя домой, я, конечно, сообщил жене, куда улетаю, чтобы она знала, где я буду находиться во время командировки. Думаю, что так поступил дома каждый из нас, так как все мы понимали, что предприятие это было опасным и если, не дай бог, случится трагедия, то родные и близкие будут знать хотя бы ту точку на карте, где могли погибнуть их мужья, отцы, дети.

Итак, 23 августа все десять самолетов ИЛ-14 поднялись в воздух с Чкаловского аэродрома под Москвой с интервалом в пять минут и взяли курс на столицу Венгрии Будапешт. При подлете к границе я связался с диспетчером аэродрома в Будапеште и, волнуясь, сообщил ему на английском языке, что я борт Аэрофлота номер 54042 прошу разрешения на пролет над территорией Венгрии, мое расчетное время прибытия (ЕТА) в Будапешт такое-то. В ответ последовало: «Не трудитесь, говорите по-русски мы владеем вашим языком». Я был разочарован этим, потому что следующим аэропортом были Афины и хотелось бы прибыть туда, обретя определенную уверенность, потренировавшись при посадке и взлете в Будапеште, а они лишали нас этой возможности, говоря с нами по-русски. Далее все шло нормально. Мы приземлились в Будапеште, пошли на вышку к авиадиспетчерам и, после соответствующих формальностей, объяснили им, что мы впервые пользуемся английским языком в такой обстановке и просили их на следующий день не переходить на русский язык при переговорах о выруливании и взлете, с тем чтобы мы имели возможность потренироваться. В ответ последовало «О’кey». Мы были размещены в гостинице рядом с аэропортом, ужинали в ресторане. Поданное мясное блюдо было по-венгерски очень острым и вкусным. Будапешт мы видели только через стекла автобуса. После ужина мы пошли в номера спать.

На следующий день нам предстоял довольно длительный перелет в Каир над Средиземным морем, а до этого еще посадка, дозаправка и взлет в Афинах. В то время в Салониках и Афинах верховодили американцы. Рано утром 24 августа мы вылетели из Будапешта в Афины. Неприятности начались уже при подлете к греческой границе. Все наши бортовые радиостанции были настроены на волну командира, летевшего первым. Мы слышали как он запрашивал Салоники с просьбой дать разрешение на пересечение венгеро-греческой границы. В ответ — молчание. Он заложил вираж перед греческой границей и, кружась над территорией Венгрии, продолжал пытаться установить связь с Салониками, но безуспешно. Тогда он принимает решение продолжать полет на Афины, и мы слышим его команду: »В пи...у на крыльях Родины, вперед!». Мы поняли его состояние. Он вел себя как на фронте в боевой обстановке, а там в напряжении боя мат был обычным явлением. Так мы пересекли венгеро-греческую границу при полном радиомолчании.

При подлете к Салоникам, где находилась база американских ВВС в Греции, нас начали облетывать американские истребители в опасной близости, запрашивая нас по радио: «Aerоflot 52042, are you military or civil» (Аэрофлот 52042, вы военный или гражданский). Дело в том, что, во-первых, на наших самолетах были демонтированы турельные пулеметные установки, а турели остались на месте в хвостовой части самолетов, во-вторых, красные звезды и надписи, говорившие о принадлежности этих самолетов к ВВС CCCР, были в спешке так небрежно закрашены серой краской, что их можно было четко разглядеть невооруженным взглядом. Именно поэтому американские летчики многократно повторяли этот вопрос, надеясь на то, что кто-нибудь из нас автоматически ответит: »Мilitary (Военный)», однако не дождались. Тогда один из истребителей решил пугнуть нас и, сделав разворот справа от нас, лег как бы на боевой курс, пересек курс нашего самолета на той же высоте перед носом нашего самолета настолько близко от нас, что можно было разглядеть пилота американского истребителя. Когда он пролетел мимо, командир корабля Владимир Коршунов, летчик-истребитель в недавнем прошлом, сказал нам, находясь в состоянии крайнего возбуждения: «Сволочь, мы же могли столкнуться». В это время лицо его было покрыто красными пятнами. Я, хоть и не летчик, но некоторое время спустя понял причину такой его реакции. Будучи многие годы летчиком-истребителем, многократно проводившим учебные воздушные бои с истребителями, обладавшими одинаковой скоростью, он в тот момент забыл, что управляет тихоходным, по сравнению с истребителем, транспортным самолетом ИЛ-14. Если бы мы летели с такой же скоростью, как и американский истребитель, то американский летчик, если он не сумасшедший, не смог бы пересечь курс нашего самолета на таком близком от нас расстоянии. В таком случае столкновение самолетов было бы действительно неизбежным. После этого инцидента мы успокоились и продолжали свой полет.

Приближаясь к Афинам, я запросил у диспетчера аэродрома курс и время выполнения соответствующего маневра при заходе на посадку. Он ответил, и я передал эту информацию Коршунову. В ответ он спросил меня, где находится знаменитый Парфенон, и, узнав, что он расположен на противоположной стороне города по отношению к курсу полета самолета, сказал, что мы облетим Парфенон на малой высоте и посмотрим это чудо с высоты птичьего полета. Штурман же начал отговаривать его от этой затеи, но Коршунов настоял на своем, объясняя это свое решение тем, что в Афинах у нас будет только дозаправка, в город мы не выйдем и никогда не увидим этот памятник. Поступок его был неразумным, так как мы своим полетом нарушали международные авиационные правила, но такой ценой нам действительно удалось увидеть Парфенон с очень близкого расстояния. На земле же нас ждал конфликт с авиадиспетчером и суровый разговор с командиром группы. Конфликт с диспетчером нам удалось уладить, так как у нас были встречные претензии к грекам, которые не вышли на связь с нами и не обеспечили нам нормальный пролет через границу. Они спросили нас, будем ли мы писать жалобу по этому поводу. Мы сказали, что это их внутреннее дело и они с ним сами разберутся. На этом «международный» конфликт был разрешен. Что касается Коршунова, то он получил серьезный разнос от командира, так как мы шли третьими после самолета командира, вторым шел его начальник штаба, а при посадке вместо нас приземлилось несколько бортов, мы же сели с большим опозданием. Командир был очень взволнован, не зная, что с нами случилось. Потерять самолет в начале выполнения задания было бы непростительно. Но, слава богу, кончилось все миром.

В целом, греки относились к нам по-доброму. Им было приказано произвести досмотр наших самолетов. Они, смущаясь, попросили допустить их внутрь самолетов, Мы не противились этому, тем более что у нас на бортах были только коробки с НЗ (неприкосновенный запас галет). Когда они поднялись в самолет, старший из них сказал, как бы извиняясь перед нами, что это не их инициатива, на этом настояли американцы. Они поболтали с нами некоторое время, чтобы не сразу покинуть борт самолета, сделав вид, что они произвели досмотр, на котором настаивали американцы, и, попрощавшись с нами, покинули борт самолета. После дозаправки и короткого отдыха мы взяли курс через Средиземное море на Каир. Впереди нас всех впервые ждала экзотическая Африка. Полет прошел нормально, и через несколько часов полета над древней Элладой и Средиземным морем мы приземлились на Каирском аэродроме. Здравствуй, Африка!

Пока техники производили осмотр и предполетную подготовку самолетов, нам была предоставлена возможность съездить на экскурсию в Гизу к пирамиде Хеопса. Это в Каире почти ритуальная экскурсия для туристов, так же как к Парфенону в Афинах. Должен сказать, что на меня эта экскурсия не произвела большого впечатления, поскольку я неоднократно видел эти места с пирамидами, сфинксом с отбитым носом и арабами верхом на верблюдах на открытках, в журналах и киножурналах, в кинофильмах и на картинах. Когда мы высаживались около них из автобусов, создавалось впечатление, что я уже побывал здесь ранее, настолько все было мне знакомо и запечатлено в моей зрительной памяти. Я испытывал чувство человека, попавшего в кадр фильма, посвященного этим местам, с той лишь разницей, что в ранее виденных мною изображениях я по какой-то причине не попадал в кадр.

Вскоре мы покинули Каир и взяли курс на Хартум, а от него на город Джуба на юге Судана, пункт нашей последней остановки перед местом назначения — город Стенливиль в Республике Конго. Наш маршрут пролегал в основном над Нубийской пустыней, которая простиралась под нами насколько мог видеть глаз. Полет длился несколько часов на автопилоте. Мы обменивались впечатлениями и по сути дела знакомились друг с другом. Я обмолвился, что в юности хотел стать летчиком, но во время войны меня в летное училище не направили в связи с негодностью к летной службе по причине не адекватно работающего вестибулярного аппарата. Командир корабля Коршунов посадил меня на кресло второго пилота, пояснил мне, как производить виражи, набор высоты и снижение и предложил мне выполнять по его команде и под его контролем эти маневры. Вначале мне это не очень удавалось, потому что я делал слишком резкие движения ручкой управления. Коршунов корректировал мои действия со своего кресла, объясняя мне в чем состоят мои ошибки, и буквально через десять-пятнадцать минут тренировки я уже мог прилично выполнять его команды. Я получил несказанное удовольствие от того, что эта громадная махина покоряется моей воле, и рассказал о моем впечатлении от этого минутного управления самолетом. Я сказал, что управлять автомобилем гораздо сложнее. В ответ он сказал мне, что об этом я узнаю позже, когда мы будем учить летать негров и меня вместе с ними. Жаль, что обстоятельства сложились таким образом, что они не сумели это реализовать, а то бы моя мечта стать летчиком нежданно-негаданно могла бы осуществиться. Полет наш продолжался своим чередом. Высота полета была 2,5-3 км. Под нами была унылая и безрадостная картина пустыни.

Вечером 25 августа, при подлете к аэродрому в городе Джуба, командир корабля совершал предпосадочный маневр в соответствии с указанием штурмана. Когда наш самолет сделал последний разворот, вышел на последнюю прямую и начал снижение на полосу, штурман в последний момент понял, что мы совершаем посадку не на гражданский, а на военный аэродром, и сообщил ему данные об изменении посадочного курса. Как же матерился возмущенный командир. Дело в том, что при снижении на полосу, равно как и при разбеге и взлете самолетов, летчики представляют собой сгусток нервов, так как эти два элемента полета являются самыми ответственными. Совершив соответствующий маневр, Коршунов благополучно посадил наш самолет на аэродроме города Джуба. Эта ошибка штурмана должна была послужить сигналом для командира о необходимости усиления контроля за его действиями в ходе полетов. Однако это, к сожалению, сделано не было, что впоследствии принесло нам много неприятностей.

Джуба — это небольшой суданский город, расположенный на границе между пустыней, саванной и джунглями, недалеко от судано-конголезской границы. Там живут чернокожие и довольно крупные, высокорослые негры, которых нам довелось увидеть в действительности впервые на нашем довольно долгом пути. Ночевали мы в местной гостинице. Запомнился ужин в ресторане гостиницы. Мы сидели за столиком в небольшом зале, декорированном в темно-бордовых тонах. Немногочисленные светильники на его стенах, выполненные в форме больших ракушек, излучали в зал мягкий, отраженный от стен свет, создавая несколько загадочный полумрак. Вероятно, дизайнер ставил перед собой цель придать тому залу экзотический вид. В зале приглушено звучали там-тамы в сопровождении негромкой негритянской музыки. По залу бесшумно передвигались официанты высокие, черные негры в национальной одежде. Они как бы внезапно появлялись в освещенном пространстве зала из темной пустоты. Дело в том, что их лица, шеи, руки были очень темного цвета. На них были темные одеяния, отделанные желтым шитьем, и до тех пор, пока они не входили в часть зала, в которой на них падал неяркий свет, отраженный от стен, воздавалось впечатление, что они появляются в зале, как в сказке появляется джин или Ходжа Насреддин. Должен сказать, что если дизайнер ставил перед собой такую цель, то он ее достиг. Это производило впечатление на посетителей, во всяком случае, на нас.

Наконец, 26 августа мы сказали «Good by, Djuba» и взяли курс на Стенливиль. Через несколько часов полета на четвертые сутки нашего путешествия мы, наконец, совершили благополучную посадку в этом городе, где нам предстояло работать определенное время. Так случилось, что на аэродроме нас встречал маленький, щуплый полковник Мобуту со стэком под мышкой и надменной миной на лице, отражавшей, как оказалось позже, его амбиции. Спустя несколько лет он ценой интриг, вероломства и предательства станет президентом республики Конго и будет править очень долго. А пока он нас приветствовал, устроил в гостинице через дорогу от аэродрома и сказал, что через сутки он проведет инструктаж наших командиров по вопросам нашей дальнейшей работы, дав нам двадцать четыре часа на обустройство и ознакомление с обстановкой. Он представил нам офицера связи, который будет постоянно опекать нас, и через него, в случае необходимости, можно будет обращаться к нему. С этой минуты мы были предоставлены сами себе. Офицер связи показал нам ресторан, в котором мы будем питаться, и сказал, что расходы, связанные с проживанием в гостинице, будет оплачивать конголезская сторона, а оплату питания мы должны производить за свой счет. Мы были готовы к этому, так как Москва была заранее информирована по вопросу нашего содержания в Конго, и нам при вылете из Москвы выдали по триста пятьдесят долларов США каждому для этих целей.

Несколько слов об этой гостинице. Она представляла собой некоторое количество уютных одноэтажных коттеджей на два двухместных номера с отдельными входами. В каждом номере был душ, кондиционер, кровати, шкаф, стол и стулья. Все имущество было новое, недавно оставленное бельгийцами в самом хорошем состоянии. До нашего прилета в ней уже квартировали американцы, бельгийцы и прочие «шведы». Дело в том, что бывшее Бельгийское Конго представляло собой лакомый кусочек для всех развитых стран мира, благодаря тому, что оно уникально богато многим полезными ископаемыми, включая уран, алмазы, золото и др. Предоставив политическую независимость этой стране, они бросили все свои силы на защиту своих экономических интересов в ней. Именно поэтому мы и оказались в этой благородной компании. Все коттеджи располагались в прекрасном, живописном, тропическом парке. Они были окружены экзотическими деревьям и кустарниками, клумбами с не менее экзотическими цветками. Я помню, что меня поразили их размеры. Если и были знакомые мне типы цветов, ну, скажем, флоксы, то они были невообразимых размеров, в два-три раза большt тех, к которым мы привыкли в нашей средней полосе. Среди такой красоты нам предстояло обитать какое-то время. Перед ужином в ресторане нас собрал представитель 10-го главного управления полковник Сарочан, о котором я уже говорил ранее, провел инструктаж о том, в каком окружении мы находимся, и, в этой связи, о соответствующих нормах нашего поведения. Выслушав его, летчики и техники разошлись по своим номерам. Но должны же были они по своим традициям авиаторов отметить успешный перелет Москва-Стенливиль! Для них, впервые совершивших заграничный перелет из Москвы до экваториальной Африки, это было знаменательное событие, почти равнозначное чкаловскому перелету Москва-Северный полюс-Америка.

Они, как всегда, покидая свои самолеты, прихватили с собой по фляжке спирта, выпили перед ужином, затем в ресторане выпили хорошего крепкого пива, а вернувшись в номера запили ужин еще доброй мерой разведенного водой спирта и в сильном подпитии высыпали на травяной газон английской лужайки. Спать им, естественно, не хотелось, и они начали пьяным хором во все горло петь русские и советские песни. Тем временем вечер быстро перешел в темную африканскую ночь. Естественно, все европейцы легли отдыхать в своих кондиционированных кельях и, наверное, не могли заснуть под раздольное пение русских. Руководство нашей миссии переполошилось и вместе с нами, военными переводчиками, попыталось загнать всю эту разудалую братию в коттеджи, но безрезультатно, никаким уговорам, увещеваниям и угрозам она не поддавалась. В конце концов, все поняли, что справиться с ними не удастся и надо оставить их в покое. Это было в создавшейся обстановке единственно правильное решение, в противном случае все могло чисто по-русски перейти в бессмысленные драки и еще больше опозорить нас в глазах европейских постояльцев гостиницы. Окончательно сморенные усталостью, вызванной многосуточным перелетом, выпитым алкоголем и африканской жарой, часам к трем ночи все разбрелись по своим домикам. Удовлетворенные тем, что все обошлось без эксцессов, разошлись по своим номерам и мы. Не успели мы с соседом заснуть, как услышали какой-то шум около своего домика. Я с опаской выглянул в окно из-за портьеры и увидел группу негров, стоявших у нашего входа. Они что-то оживленно обсуждали, жестикулируя. Мы выждали какое-то время, обсуждая сложившуюся обстановку, и решили, что, судя по их поведению, они не собираются врываться в наш дом — в противном случае они бы уже давно это сделали. После этого мы вышли из дома и спросили их, почему они не дают нам спать. Один из негров чуть-чуть мог изъясняться на английском языке. Он рассказал нам, что один из них увидел на пороге нашего домика очень ядовитую змею, ползущую в направлении двери и решили ее убить. Он указал нам на мертвую змею, лежавшую на грунтовой дорожке рядом с нашим домиком. Мы поблагодарили их за заботу о нашей безопасности и, успокоенные, легли спать.

Но этим дело не ограничилось. Утром мы пережили еще одно потрясение. Ни руководители группы, ни мы, военные переводчики, и представить себе не могли того, что увидели, выйдя из наших номеров прямо на природу. А увидели мы картину, повергшую нас в шок и трепет — на ветвях деревьев, окружавших каждый коттедж, в котором остановились наши люди, висело постиранное нижнее белье и рубашки. О! Это было ужасное, но живописное зрелище — деревья украшенные развешанными на их ветвях гирляндами разноцветных трусов, маек, носков, носовых платков. Это было достойно кисти художника. Если бы таковой оказался среди нас, он вполне мог бы создать шедевр — «Русские казаки на отдыхе в бывшем Бельгийском Конго«. В авральном порядке вся эта красота снималась с деревьев нашими «казаками» под матерный аккомпанемент командиров, а они недоумевали, в чем они провинились — они всегда так поступали после длительных перелетов в России. Неужели они должны ходить в грязном, пропотевшем белье? Законное недоумение, если бы не одно обстоятельство: при каждом коттедже был уборщик, который за мизерную плату с радостью постирал бы это белье, а они лишили его дополнительного заработка. Опять был собран весь личный состав. Сарочан провел «разбор полетов« и в заключение сказал, что при каждом экипаже есть военный переводчик, считайте их моими представителями и, прежде чем что-то подобное предпринимать, советуйтесь с ними. В беседах с экипажем я укорял их за такое поведение, они мне объяснили, что вышла ошибочка, они не сделали поправку на усталость и жару и выпили, как всегда, по российской норме. Слава богу, больше подобное за все время пребывания в Конго не повторилось. Нас, военных переводчиков, после этого они стали побаиваться, считая, что мы являемся представителями ГРУ, а может быть и КГБ, хотя мы не являлись ни теми, ни другими. Такое настроение передавалось и их командирам, что оказало положительное влияние на их поведение в дальнейшем.

27-го августа во время встречи нашего командира с полковником Мобуту последний настаивал, чтобы все десять самолетов, после соответствующей подготовки, вылетели в провинцию Катанга, в которой держали под домашним арестом командующего войсками республики генерала Лундулу. Его арестовали там по приказу Чомбе, ставленника США, возглавлявшего мятежную провинцию Катанга, богатую огромными сырьевыми запасами, о которых я говорил ранее. Это была неожиданная вводная для нашей группы, поэтому командир поднялся в воздух, связался по бортовой радиостанции с Москвой, доложил о сложившейся обстановке и получил приказ выполнять указание местного конголезского руководства в лице полковника Мобуту. Нам были выданы два документа: удостоверение личности члена экипажа конголезских ВВС и пропуск на право передвижения по территории республики в течение 24-х часов. Они, как память о пребывании в Конго, хранятся у меня до сего дня. Свои советские документы мы спрятали подальше, закрасили на фюзеляжах надпись «Аэрофлот СССР» серой краской и нанесли по трафарету надпись «DU CONGO». Таким образом мы в одночасье превратились обманным путем в наемников со всеми вытекающими отсюда последствиями. Можно задать вопрос: Почему обманным? Да потому, что при инструктаже в Москве такая задача перед нами не ставилась. Оказалось, что возможность такой акции советским генштабом предусматривалась, но нас как бы «забыли» об этом проинформировать, необходимые же краски и трафареты передать командиру не забыли.

Итак, 29-го августа, взяв по двадцать конголезских солдат-автоматчиков на каждый борт (десант в составе двухсот военнослужащих),теперь уже конголезские самолеты с наемными экипажами взлетели и взяли курс на город Лилибург в Катанге, который располагался на расстоянии шестисот километров от нашей базы в городе Стенливиль. На подлете к аэродрому города Лилибурга все командиры экипажей получили циркулярное указание подготовиться к высадке десанта. В связи с тем, что аэродром по своим возможностям мог принять одновременно только два самолета, командир принял, на мой взгляд, совершенно правильное решение. Самолеты должны были летать по кругу над территорией аэродрома, каждый очередной самолет должен был осуществлять посадку только после взлета предыдущего, а каждый взлетевший самолет должен был пристраиваться за последним самолетом, еще не совершившим посадку. Наш самолет шел десятым и замыкал всю группу. Посадка и взлет одного самолета занимали всего несколько минут. Дождавшись своей очереди, мы сели, с воздуха командир группы сообщил нам, что, по имеющимся данным, высаженные ранее солдаты захватили аэродром и освободили генерала Лундулу и он находится в одном из наших самолетов, что там идет бой и существует опасность попыток захвата последнего самолета, поэтому нам надо, не заглушая моторы, высадить солдат и, не медля ни минуты, взлететь, что мы и выполнили.