 |
|
 |
|
|
|
|
В.Е. Лукин
«Наблюдали «Байкал»!» |
Публикуется по: Война и оружие.
Судьба многих открытий такова, что они используются человечеством не ради блага и создания лучших условий жизни, а ради разрушения, ради нанесения другой его части как можно более чувствительного ущерба, вплоть до ее физического уничтожения. Так было с порохом, который стали использовать не для полезных подрывных работ, а как заряд для огнестрельного оружия. Как только появился первый самолет, его тут же оснастили авиабомбами. Подводные лодки стали использоваться почти исключительно в военных целях, в очень редких случаях выполняя с их помощью иные работы — от научных исследований до народнохозяйственных. Не успели добраться до энергии атомного ядра, как тут же соорудили атомную бомбу, а не электростанцию, и сейчас трудно себе представить, что-бы когда-нибудь ликвидировали бы до конца все, что накоплено в ядерных арсеналах. Примерно то же происходило и с ракетами. Ученые мечтали о полетах на другие планеты с помощью ракет, но они же первые шаги посвятили военному их применению, поскольку ни одно правительство не стало бы оплачивать многомиллионные проекты только ради достижения благих научных или других полезных целей. Видимо, агрессивность по отношению друг к другу в человеческом обществе является одной из фундаментальных и неотъемлемых характеристик, и в этом вряд ли что-то может измениться. Эта агрессивность с веками возрастает. Даже там, где нет никакой серьезной угрозы, выдумывают, измышляют эту угрозу, убеждают своих единоверцев, соплеменников в наличии угрозы и доводят дело до военных столкновений то более, то менее крупного масштаба. Зло побеждает добро все чаще и убедительнее, несмотря на то, что нас в детстве учили обратному. К чему все это приведет в конечном счете — ведает один Бог. Ядерным взрывам в космосе предшествовали испытания с доставкой ядерных зарядов баллистическими ракетами. Первый запуск ракеты с реальным ядерным зарядом (ЯЗ) был произведен 2 февраля 1956 г. Это был 25-й ядерный взрыв в СССР. В этот день с полигона Капустин Яр в Астраханской области стартовала ракета Р-5М (8К51), разработанная в ОКБ-1 под руководством С.П. Королева, с ядерной головной частью. Стартовая масса ракеты составляла 28,6 т (в том числе топлива 23,9 т), длина 20,7 м, диаметр 1,65 м. Пролетев 1200 км над головами ничего не подозревавших советских граждан, ракета доставила свой грозный груз к цели. Взрыв, прогремевший в пустыне близ казахстанского города Аральск, имел мощность 0,3–0,4 кт. За создание ракеты, способной нести ядерный заряд, С. П. Королев получил свою первую Золотую Звезду Героя Социалистического Труда. Подобные испытания проводили затем и в СССР, и в США. Сейчас в этом можно увидеть недопустимую самонадеянность и пренебрежение к собственному народу, но в 1950-е и 1960-е гг. логика военно-политических решений была совершенно иной. Да и техника была сделана надежно: во всех реальных пусках ракет с ядерными зарядами серьезных проблем не возникло. Идея объединения ядерного заряда с самым неуязвимым средством доставки — ракетой – была венцом сотрудничества И.В. Курчатова — руководителя создания атомной бомбы в СССР, и С.П. Королева. Начало этих работ относится к 1953 г., когда на базе только что отработанной и сданной на вооружение ракеты Р-5, несущей боевую головную часть с обычным тротиловым зарядом на дальность до 1200 км, решено было создать ракету Р-5М, доставляющую на такую же дальность ядерный заряд. Однако подробной информации о советских пусках нет и поныне. В официальном издании Минатома «Ядерные испытания СССР»1 перечислены 11 пусков ракет с ядерными зарядами с полигона Капустин Яр с целью «исследования поражающих факторов ядерного взрыва». Список открывает пуск 2 февраля 1956 г. по району Аральска (операция «Байкал»), который с полным основанием может быть классифицирован как испытание ракетно-ядерного комплекса Р-5М. Для остальных пяти пусков не названы ни районы взрыва, ни носители. Известны лишь типы взрывов (воздушный) и их мощности: 19 января 1957 г. — 10 кт; 1 и 3 ноября 1958 г. — по 10 кт; 6 сентября 1961 г. — 11 кт; 6 октября 1961 г. — 40 кт. Предположительно эти пуски также выполнялись в направлении Аральска. Последний взрыв охарактеризован как высотный, хотя в других разделах этой же книги к числу высотных и космических взрывов отнесены только пять операций «К»2. Взрывы 6 сентября и 6 октября 1961 г. были проведены на высоте 50 км.3 2 февраля 1956 г. стало ясно, что история человеческой цивилизации повернула на новую тропу — «тропу ядерной гонки», и по сути дела именно с этого события «холодная война» стала изматывающей для экономик СССР и США. А толчком всему этому послужил пуск ракеты Р-5 с ядерной боеголовкой. На полигоне, который тогда назывался «Государственный центральный полигон № 1» или просто «Капустин Яр», неподалеку от стартового комплекса началось строительство секретного «объекта» или «площадки 4Н». К «объекту» никто не имел права приближаться. А вскоре здания, которые возводились там, были отгорожены высоким бетонным забором. У ворот и проходных появилась своя охрана. Это были сотрудники КГБ. Всем служащим полигона стало ясно, что на «объекте» собирается ядерное изделие и что на сегодня это самая главная тайна. Но «лошадка», как называли в шутку ракетчики средство доставки — ракету, для боеголовки была еще не готова. Испытания ее шли полным ходом, но одна неудача сменяла другую. А уверенность в пуске Р-5 с ядерной боеголовкой должна быть полной. Испытания новой ракеты с дальностью в 1200 километров начались еще в 1953 г. Им предшествовало заседание Научно-технического совета НИИ-88, на котором выступили С.П. Королев (конструкция ракеты), В.П. Глушко (двигатели), Н.А. Пилюгин и Б.Н. Коноплев (системы управления). В процессе создания конструкции ракеты Р-5 был отработан целый ряд узлов. Стендовые испытания позволили проверить элементы конструкции в сборке и подтвердить правильность принятых решений по 15 позициям. Было проведено 11 огневых испытаний. Часть испытаний была проведена без хвостового отсека, а часть испытаний — с полностью собранной ракетой. Двигатель работал надежно, характеристики двигателя соответствовали паспортным данным. Аппаратура на стенде работала нормально. Общее заключение по стендовым испытаниям: ракета работала нормально. Нужно было переходить к летным испытаниям первого этапа. Проведенные исследования давали уверенность в положительном исходе этих испытаний. О результатах работ по созданию новой ракеты было доложено И.В. Сталину. Тот распорядился форсировать эти работы. Летом 1955 г. начались пуски ракеты, которой суждено было нести «атомную бомбу». 28 раз стартовала Р-5. К сожалению, большинство из этих пусков не удовлетворяли атомщиков. Взорвалась только одна ракета, но большинство из них отклонялись от курса, что для испытаний ядерной боеголовки было недопустимо. «Изделие» — ядерный заряд — должно было сработать точно в расчетном месте, где его ждут.
Вся обстановка в «Москве-400» (так в то время был зашифрован полигон в Капустином Яре) была очень нервной. Да и режим секретности свирепствовал, читались все письма, в том числе и С.П. Королева жене. Он знал об этом, а потому писать стал очень редко. На каждую ракету атомщики вместо «изделия» ставили стальную плиту. После пуска на ней появлялись отметины – это срабатывали детонаторы. Плиты находили и привозили на полигон, где атомщики тщательно изучали, как срабатывает их автоматика. Потом они исчезали в своем суперзакрытом Арзамасе-16 и вновь появлялись уже с новыми идеями. За «изделие» отвечал генерал Евгений Аркадьевич Негин, будущий академик — бессменный руководитель большинства ядерных испытаний «Приволжской конторы» (так тогда именовали этот атомный центр). На «площадке 4Н» был лишь один человек не из Арзамаса-16. В.Д. Кукушкин работал старшим инженером одного из управлений полигона. Он занимался подготовкой головных частей ракет к пуску в то время, когда они начинялись тротилом. На самом высоком уровне ему было разрешено войти в круг атомщиков, то есть в круг посвященных. «В мои обязанности в ходе испытаний, — вспоминает Виталий Дмитриевич Кукушкин, — входили следующие технологические операции: стыковка стабилизатора и наконечника к корпусу головной части (ГЧ) обмазка стыков теплостойким покрытием для предохранения стального корпуса от потери прочности и разрушения при входе в плотные слои атмосферы, проверка герметичности и системы внутреннего обогрева отсека, в котором размещался шаровой заряд, прочерка геометрических параметров системы отделения ГЧ от ракеты, установка экрана на стабилизатор для защиты внутренних объемов от теплового воздействия на входе в плотные слои атмосферы, транспортировка ГЧ на стартовую площадку, стыковка разъемов, в том числе и системы аварийного подрыва на траектории, установка шариковых болтов, раскрывающихся по завершении активного участка траектории от специальных толкателей, стыковка ГЧ с ракетой, при необходимости одевание и съем термочехла наружного обогрева»4. В.Д. Кукушкин стал свидетелем того, как Е.А. Негин знакомил С.П. Королева с «изделием». «Они стояли возле расстыкованной ГЧ, — вспоминает Кукушкин, — непосредственно возле шарового заряда, и Евгений Аркадьевич объяснял Сергею Павловичу, что для равномерного обжатия центральной части на шаровом заряде из взрывчатого вещества (смеси тротила и гексогена) в 32 специальных розетках установлены капсюли-детонаторы, на которые для их подрыва подается импульс высокого напряжения 15–20 тысяч вольт. Негин подчеркнул, что на разновременность их срабатывания установлен очень жесткий допуск в несколько миллионных долей секунды и что от этого зависит сферичность взрывной волны...»5. Королев очень внимательно слушал Негина. Он прекрасно понял, что у атомщиков проблем, пожалуй, побольше, чем у ракетчиков. И с того дня Сергей Павлович требовал от своих подчиненных, чтобы они неукоснительно выполняли пожелания своих атомных коллег. «Они имеют дело с температурами в миллионы градусов, — говорил он, — а у нас только тысячи...» И трудно было понять, шутит Главный конструктор или нет. Сергей Павлович был очень внимателен ко всему, что было связано с подготовкой к предстоящему пуску. И на работе в КБ, и на полигоне в Кап-Яре неоднократно вникал во все подробности подготовительных работ, требовал объяснений во всех деталях – будь то расчетные дела, организация работ, согласование документации и др. Специально для этого пуска была подготовлена заново вся баллистическая документация, составлена инструкция для операторов пункта АПР (аварийного подрыва ракеты), все согласовано со специалистами полигона, службами поиска головной части, членами Государственной комиссии по испытаниям ракеты. В октябре 1955 г. полигон Капустин Яр посетил министр обороны СССР Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, ознакомившийся с ходом подготовки к пуску этой ракеты. Ему были продемонстрированы также пуски ракет Р-1. В январе 1956 г. на полигон прибыли Д.Ф. Устинов, Маршал артиллерии М.И. Неделин, атомщики Г.М. Зернов и Е.А. Негин, генерал-лейтенант артиллерии П.А. Дегтярев и другие участники этих испытаний. К зачетным испытаниям были представлены пять ракет. Первый пуск состоялся 20 января 1956 г. Этот пуск и три последующих прошли нормально. Оставался последний, пятый пуск с ядерным зарядом6. Вряд ли кто из принимавших участие в подготовке этого пуска не волновался, в том числе и С. П. Королев, который не уходил из МИКа и со стартовой позиции в течение всего цикла подготовки ракеты к пуску. Ракета 8К51 с заводским номером 001 находилась уже на технической позиции. Буква «К» обозначала, что ракета «ядерная». И вдруг один из офицеров, проверяя заглушки в районе турбонасосного агрегата, обнаруживает, что нет одной контргайки. О происшедшем немедленно доложили С.П. Королеву. Вместе со своими сотрудниками и испытателями он пытается разобраться, куда же делась эта контргайка. А вдруг она попала внутрь турбины?! Поиски «беглянки» результата не дают. Королев отдает распоряжение поставить ракету в вертикальное положение — вдруг контргайка упадет вниз? Но пропажа все равно не обнаруживается... Кто-то предполагает, что этой гайки вообще не было. И С.П. Королев принимает решение: ракету № 001 отправить на завод, где разобрать двигательную установку, а готовить к старту носитель № 0027. И хотя «лошадей на переправе не меняют», это решение Главного конструктора было абсолютно правильным. Ту контргайку так и не нашли, ракета стартовала – она стала седьмой по счету, и все прошло благополучно, но при первом «ядерном пуске» С.П. Королев не имел права рисковать: слишком велика была его ответственность. Малейшее отклонение от района испытаний, авария на пути к нему — все это могло закончиться трагически... Председателем Государственной комиссии по пуску был назначен П.М. Зернов. Именно он выбирал вместе с академиком Ю.Б. Харитоном место для Федерального ядерного центра, а затем и руководил им. Теперь же он был заместителем министра среднего машиностроения. В Госкомиссию входили не только атомщики и ракетчики, но и военные. Среди них выделялся Маршал артиллерии М.И. Неделин. П.М. Зернов пригласил всех членов Госкомиссии на «площадку 4Н». Они впервые оказались на «объекте». Зернов распахнул одну из дверей, и все увидели «изделие» — оно лежало на специальной подставке в центре комнаты. «Входить не надо», — распорядился председатель Госкомиссии. Даже высшему руководству не положено было приближаться к «изделию», и даже то, что Зернов показал его членам Госкомиссии издалека, было нарушением инструкций по секретности. Из воспоминаний В.Д. Кукушкина накануне пуска ракеты Р-5М (8К51): «Я был ответственный за доставку ядерного заряда с площадки, где производилась сборка, на стартовую площадку. Я находился в кабине стыковочной машины рядом с водителем. Впереди нас и позади двигались машины прикрытия с охраной, а вдоль всей бетонки на расстоянии около 3 км стояли с интервалом 25–30 метров солдаты оцепления с карабинами с приткнутыми штыками. Охрану на КПП и на вышках стартовой позиции осуществляли офицеры КГБ. А во время непосредственной стыковки ГЧ с ракетой, которой я руководил, внизу у стыковочной машины можно было насчитать с десяток генералов из разных ведомств. Правда, все они были предупредительны и старались не мешать действиям расчета»8. И вот, наступил день пуска, это было 2 февраля 1956 г. День старта мог быть, и перенесен, если погодные условия не позволили бы вести уверенное наблюдение с пункта АПР. Но прогноз синоптиков оказался точным: небо ясное, небольшой морозец способствовал поддержанию бодрого боевого настроения. До часовой готовности все находились на старте и принимали, как обычно, участие в предстартовых операциях, однако тут был установлен особый режим. Стартовая площадка была оцеплена толстыми канатами (чего раньше никогда не делали), образовавшими квадрат со стороной примерно 40–50 метров. Все участники имели красные нарукавные повязки и жетоны с номерами. Пропуск на площадку осуществлялся только по вызову по громкой связи с разрешения начальника стартовой команды или технического руководителя. Жетонная система – нечто вроде табельной доски — давала возможность контролировать местонахождение каждого человека. Обстановка была более напряженной, чем во время подготовки обычных ракет, почти не было заметно посторонних разговоров и лишних хождений вокруг да около. Сергей Павлович, как всегда, подзывал привычным движением то одного, то другого, давал указания, задавал последние вопросы, спрашивал, не появились ли какие-то сомнения, просил немедленно докладывать о малейших замеченных неполадках. На предстартовом заседании Государственной комиссии руководители всех служб полигона и систем ракеты доложили о полной готовности, и было принято решение о пуске ракеты. За час до старта расчет АПР отбыл на свое рабочее место, но перед этим состоялось одно очень узкое совещание, состоящее всего из трех человек, участникам которого сообщили слово-пароль, при произнесении которого должна была подрываться ракета. Таким словом оказалось «Айвенго». Почему именно это слово, кто его выбрал и какое отношение к предстоящей работе имел этот средневековый рыцарь, никто не знал. Скорей всего, это была фантазия самого Сергея Павловича, либо его заместителя по испытаниям Леонида Александровича Воскресенского, человека с весьма неординарным мышлением. При объявлении пятнадцатиминутной готовности до старта был совершен «ритуальный обряд» — все справили малую нужду — и заняли свои рабочие места. Но старт в назначенное время не состоялся из-за плохой погоды в точке «приземления» головной части ракеты. Погоду ждали два дня. Но затем она испортилась уже на полигоне. Однако П.М. Зернов приказал пускать ракету. «Это будет еще одно испытание нашей техники, — сказал он. — Мы ведь как на войне...». Те минуты, которые требовались ракете 8К51, чтобы преодолеть расстояние в 1200 километров, всем показались вечностью9. Один из испытателей, находящихся на старте, Рефат Аппазов так вспоминает день 2 февраля 1956 г.: «Не знаю, как остальные, но я чувствовал очень сильное волнение, видимо, осознавая свою особую роль в предстоящей операции. Скажу откровенно, мне было страшновато. Из других номеров нашего расчета волнение было заметно только у офицера, отвечающего за работу теодолита. Солдат ничего определенного не знал о значимости этой работы и никакого дискомфорта не испытывал. И вот ракета пошла. Угловая скорость качнулась сначала влево, затем, пройдя через нуль, пошла вправо, и опять влево, приобретя вполне осязаемые значения, но до критических еще был довольно солидный запас. Вдруг я почувствовал, как начали запотевать очки (непредусмотренная инструкцией нештатная ситуация!), и испугался, как бы я не потерял ракету, но оторваться от окуляра было бы еще хуже. Запоминать углы и производить вычисление угловых скоростей было несложно, я бы мог это делать и при более узких интервалах времени. Как медленно текло время! Судя по движению яркого огонька, в который превратилась постепенно ракета, она чувствовала себя нормально. Сотая секунда полета. «Еще целых двадцать секунд, — проносится в голове, — хотя бы благополучно дотянуть до конца». По моим расчетам, идем примерно с двойным запасом. Но что такое запас, когда имеешь дело с ракетой, процессы на которой порой развиваются в доли секунды? «Сто пятнадцать», — слышу голос секундометриста и думаю: «Скоро конец». «Сто двадцать», — и вот долгожданное мгновение — двигатель выключен, огонек в поле зрения теодолита погас. Можно дышать, двигаться, разговаривать. Оторвавшись от теодолита, первым делом протер очки. Мы пожали друг другу руки, поздравили с успехом и стали ждать транспорт, который бы доставил нас до старта. Тут тоже была небольшая проблема. Дело в том, что на два пункта — телеметрический и АПР — был выделен только один «Доджик» — так назывался прошлый аналог нынешнего «Джипа». Вскоре с тремя телеметристами на борту «Доджик» прибыл к нам, мы сели в него и поехали на стартовую площадку. Там уже Сергей Павлович (С.П.) ждал нас с докладами. Как только мы прибыли на место, он отвел меня чуть в сторону от большого своего окружения и спросил, как далеко от цели могла отклониться головная часть. Я ответил, что все должно быть в пределах эллипса рассеивания, так как никаких ненормальностей в полете заметно не было. Сказал ему также, что, по наблюдениям телеметристов, выключение двигателя произошло по команде от интегратора, что придает дополнительную уверенность. Впоследствии оказалось, что ракета достигла цели, и заряд сработал близко от левого дальнего конца эллипса рассеивания. С.П. поделился имеющейся у него неофициальной информацией: по данным Самвела Григорьевича Кочерянца (главный представитель атомщиков, главный конструктор автоматики ядерного заряда), заряд сработал нормально. Это было определено не по докладам с конечного пункта, которые еще не поступили, а по ионизации атмосферы на нашем старте. Я и не представлял, что имелись такие возможности»10.
Телефонный звонок прервал гнетущее молчание. Офицер кратко сообщил: «Наблюдали «Байкал»!» Это шифрованное сообщение означало, что ядерный заряд сработал в точно определенное время и в нужном месте. А вот как разворачивались события на месте падения ядерной головной части ракеты 8К51. В квадрате падения (цели), соответствующем зоне рассеивания точки встречи, работала специальная группа испытателей. Ее задачами были измерение параметров ядерного взрыва (проникающей радиации, ударной волны и светового излучения) с помощью регистрирующей аппаратуры, а также кино- и фотосъемки внешней картины развития взрыва. Возглавлял эту группу генерал-майор Г.И. Бенецкий (в то время начальник 6-го Управления Министерства обороны). Группа поддерживала непрерывную радиосвязь со стартовой позицией. В эту группу входил С.А. Зеленцов, впоследствии генерал-лейтенант. Он вспоминает: «В период подготовки боевого поля к испытаниям стояла морозная погода (температура воздуха около – 30°). Безлюдная степь была покрыта снегом, высота которого доходила местами до 1,5–2 метров. Все осложнялось еще и сильным ветром. Примерно в 10 километрах от цели размещался жилой поселок испытателей, состоявший из двух финских домиков и казармы со складом, которые отапливались печками-буржуйками. Дороги от этого поселка были занесены снегом (дорог просто не было). Передвижение осуществлялось с помощью двух танков «Т-34». Накануне и в день испытаний район цели и поселок были закрыты туманом, который ставил под сомнение оптическую регистрацию ядерного взрыва с расстояния нескольких километров от границы квадрата падения, именно на таком расстоянии была установлена оптическая аппаратура для быстрого документального подтверждения факта взрыва и определения его мощности экспресс-методом. Мороз довершил дело: аппаратура замерзла. Было принято решение отправить меня на танке с оптической аппаратурой на границу квадрата падения. Начались мелкие неприятности: танки не заводились из-за мороза, и только к утру завелся один из двух имевшихся; в танке уместились (кроме экипажа) один человек и аппаратура (кинокамеры, аккумуляторы, радиостанция); следуя без дороги и ориентируясь по вешкам, выступавшим из снега, танкисты их потеряли и поехали не туда, куда требовалось. Преодолев все затруднения, прибыли к границе квадрата падения. К этому времени туман начал подниматься над землей, и стал виден «центр». Установив по радио связь со стартом, я сообщил о точке своего нахождения генерал-лейтенанту А.А. Осину, который подтвердил расчетное время пуска ракеты, согласовал мои дальнейшие действия по развертыванию аппаратуры на танке и поддержанию с ним непрерывной радиосвязи на все оставшееся время вплоть до взрыва. Наступило время старта. Генерал-лейтенант А.А. Осин начал отсчет времени по секундам: три-две-одна-ноль! Включив секундомер, я приготовил аппаратуру, проверил ее работу и стал ждать. В это время получил сообщение со старта, что ракета отклоняется от расчетной траектории вправо (в мою сторону) и что были выданы команды корректировки, но они, возможно, не прошли, так как закончилась зона управления ракетой. Танкисты, услышав этот разговор, предложили мне выбраться из танка и закрыть за собой люк. Снабдили меня двумя шубами, чтобы не замерзла аппаратура и аккумуляторы. За 30 секунд до подхода ракеты я включил аппаратуру и немного скорректировал ее наводку. Взрыв!!! Произошел он в расчетное время, и почти сразу за ним пришла ударная волна. Моя аппаратура работала. Доложил генерал-лейтенанту А.А. Осину о том, что все прошло нормально. После этого по радио на связь вышел генерал Г.И. Бенецкий, который сказал, что у них туман рассеялся, вертолеты могут взлететь и будут в квадрате падения примерно через 1,5–2 часа. Действительно, вертолеты прилетели. В один из них погрузили аппаратуру и меня, доставили на аэродром в г. Аральск, где уже ждал самолет до п. Багерово (Крым), на 71-й полигон ВВС. Там проявили пленку, отпечатали цветные фотографии, по которым я определил мощность взрыва. Она составила примерно 300–500 тонн тротилового эквивалента. На следующий день утром я был в Москве, без заезда домой доставлен в 6-е управление Министерства обороны, в котором подготовили доклад в ЦК КПСС и альбом с фотографиями взрыва»11. Для Сергея Павловича Королева и теперь уже его коллег-атомщиков наступила новая эпоха: ракетно-ядерное оружие стало реальностью. Звезды Героев Социалистического Труда украсили грудь будущих академиков С.П. Королева, В.П. Мишина, Е.А. Негина, а у рядовых исполнителей появились совсем иные заботы. Непосредственно после проведения 2 февраля 1956 г. ядерных испытаний на полигоне в срочном порядке начали снимать фрагменты секретного документального фильма о первом пуске ядерного заряда ракетой для показа делегатам XX съезда КПСС. Была поставлена задача технического обеспечения съемки фрагментов, связанных с подготовкой головной части. К этому времени специалисты из Арзамаса-16 уже уехали, и потому приходилось импровизировать. Оставалось несколько пустых бракованных корпусов ГЧ. Выбрали лучший из них. Заново покрасили, нанесли соответствующую маркировку, покрасили стыковочную машину, одели номера расчета в новые отутюженные комбинезоны и проимитировали несколько заключительных операций. Режиссер просил, чтоб как можно больше всего крутилось и вертелось. Сейчас довольно часто показывают фрагменты съемок тех или иных событий из истории создания ракетной и атомной техники. Жаль только, что большинство из них – это не реальность, а фантазия режиссеров, которые хоть и называются «документалистами», но на самом деле таковыми не являются. Так завершилась эта уникальная операция тогда, в феврале 1956 г. О первом в мире запуске ракеты с ядерным боевым зарядом долгие годы нигде не упоминалось, даже участники стали о нем забывать. Но запреты стали постепенно сниматься, тайны начали раскрываться. Одно интересное признание было сделано в книге Б.Е. Чертока «Ракеты и люди». Там говорится, что после этого пуска главный конструктор радиотехнической системы управления М.С. Рязанский в узком кругу мрачно пошутил: «А вы не боитесь, что нас всех когда-нибудь будут судить как военных преступников?»12 Читателю небезынтересно будет узнать, что мощность взрыва составляла около 80 килотонн (в приведении к тротиловому эквиваленту), что вчетверо превышает мощность первой атомной бомбы, взорванной над Хиросимой, а место взрыва находилось на границе Приаральских Каракумов и солончаков Челкар — Тенгиз, примерно в 200 км севернее города Аральска Кзыл-Ординской области Казахской ССР13.
1 Ядерные испытания СССР / Коллектив авторов под ред. В.Н. Михайлова. М.: ИздАТ,1997. 2 Там же. С. 129. 3 Антипов В.Н. Ядерные взрывы над Байконуром // Космодром. 1999. № 8. 4 Губарев В. «Гриб» среди звезд. Как оснастили ракету ядерной боеголовкой. Парламентская газета. 2001. 7 февраля. 5 Там же. 6 Там же. 7 Там же. 8 Там же. 9 Там же. 10 Рефат Аппазов. Первая ракета с ядерным боевым зарядом 11 С.А. Зеленцов. Начало ракетно-ядерной эры. Воспоминания участника событий 12 Губарев В. «Гриб» среди звезд. 13 Там же.
|
