Кадочников В.
ДОРОГА В КОСМОС

Глава из книги «Мотовилиха —  продолжение легенды» (страницы 67-130)
Пермь 2011

© Кадочникова В., 2011
Наш адрес: ruzhany@narod.ru

Тема «Верба» предусматривала испытание эффективности использования надувных и дипольных отражателей радиолокационных сигналов. Этим отражателям придавалась форма конуса, аналогичного головной части баллистической ракеты. Другими словами, оружие снабжалось комплектом ложных целей. Разлетаясь, они образовывали защиту настоящей головной части. Ведь на экранах локаторов возникало такое количество похожих друг на друга объектов, что понять, который из них несёт термоядерный заряд, практически не представлялось возможным.

Надувные отражатели начинали отставать от головной части на высоте 150-200 километров, а диполи сопровождали её до высоты в 80 километров. Однако нижние слои атмосферы они пройти не могли, слишком лёгким был для этого их вес.

Система «Крот» являла собой миниатюрную станцию активных помех для подавления сигналов РЛС ПРО противника. Для выполнения этой задачи была сконструирована тяжёлая ложная цель, внешне напоминающая артиллерийский снаряд. Он имел хорошее теплозащитное покрытие, не сгорал в плотных слоях атмосферы и сопровождал головные части до самой земли. Эта цель называлась прибор 15Б26.

Тема «Кактус» разрабатывалась в НИИ-108. Плодом этих разработок стали новые радиопоглощающие материалы. Они наносились на боковую поверхность головной части баллистической ракеты. Эффективная поверхность рассеивания при этом значительно уменьшалась. Был и другой вариант: на головную часть надевался «чехол» из материала, обладающего свойствами поглощения радиолучей РЛС. Покрытия и «чехол» работали только на внеатмосферном участке полёта, сгорая при входе головной части в плотные слои атмосферы. Боевая эффективность ракет тем самым снижалась.

Ракеты-мишени 8К63 при полигонных испытаниях использовались в двух вариантах. В одном — испытывалась ракета радиолокационных станций, головная часть которой не подрывалась противоракетой. Это был так называемый способ проводки.

Во втором случае мишень, оснащённая тяжёлыми или лёгкими целями, а также станциями активных радиопомех, подрывалась на пассивном участке полёта.

* * *

Возможно, кому-то покажется малозначимой эта страница заводского ракетостроения. Ну, что, дескать, здесь особенного — делали машины, заведомо предназначенные для уничтожения? Суждение такое будет из разряда весьма поверхностных. И вот почему. Изготавливая ракеты-мишени, коллектив «Мотовилихи» участвовал в совершенствовании ракетно-космической техники. Ведь в пусках испытывались новые технологии, новые приборы, шёл процесс испытаний и доводки отечественных противоракет В-1000 и А-350. И всё это в комплексе приближало день, когда на орбиту Земли был выведен корабль «Восток» с Юрием Гагариным на борту.

Десять лет заводского ракетостроения, конечно же, достойны отдельного описания. В одной главе невозможно рассказать обо всех эпизодах этого густого на события времени. Но даже из сказанного не следует делать вывод, что вклад «Мотовилихи» в создание ракетной составляющей ограничивался лишь производством самих носителей 8К63 и их модификаций. Пусковые комплексы самого разного назначения — тоже заслуга коллектива предприятия. Об одном из них, С-75, уже упоминалось. А ведь были и другие: СМ-80, СМ-90, С-300, С-125, единственная наземная установка для наклонного старта баллистических ракет 8у258... Всего, пожалуй, не перечислить. Кстати, ракета «земля-воздух», поразившая самолёт-разведчик У-2 с лётчиком Френсисом Пауэрсом на борту, была запущена с установки СМ-90, изготовленной на мотовилихинском заводе.

Космонавты П.И. Беляев, А.А. Леонов и конструктор космической техники В.П. Глушко

Визит космонавта Г.М. Стрекалова на Мотовилихинский завод

За всеми этими изделиями стояли люди, их труд, их стремление выполнить порученное задание как можно лучше. Как и в каждом многотысячном коллективе не все они были равны в своём мастерстве и сноровке. Но в среднем труженики «Мотовилихи» имели очень высокую квалификацию, позволявшую заводу справляться с задачами любой сложности.

Каждая машина, которой занималось предприятие, имела свой собственный индекс. Он, как правило, присваивался разработчиком изделия. Внутри завода существовала собственная индексация. К примеру, под названием «25-й наряд» значилась машина управления огнём. И все детали к ней, изготавливаемые в цехах и на участках, тоже имели такое обозначение. Среди этих многочисленных «нарядов» заводской номенклатуры было изделие под названием «26-й наряд». Под этим обозначением в производство поступала система амортизации для шахтных пусков мощных баллистических ракет, получивших за океаном символическое имя «Сатана». А мощность ракеты почти всегда сопряжена с её весом. Ракета, которая сидела в шахте, была тяжела. Только её головная часть весила около девяти тонн. Да и немудрено: она несла на себе десять боеголовок, состояла из многих блоков. Но не только для того, чтобы держать такую махину, нужна была очень мощная амортизационная система. Она должна была обеспечивать демпфирующий эффект на случай ракетной атаки противника по позициям, на которых базировалась «Сатана». Другими словами, система амортизации спасала наш носитель и сохраняла его для ответного удара.

Первоначально изготовление этой системы предполагалось на ленинградском заводе «Большевик» или на волгоградском «Баррикады». Но ни то, ни другое предприятие не взялись за эту работу. Тогда Д.Ф. Устинов, после разговора с В.Н. Лебедевым, поручил это уникальное изделие «Мотовилихе». И она взялась за выполнение этого важного задания.

Подобные устройства основаны на гидравлике. Изготавливать такие механизмы сложно. Здесь требуется незаурядное мастерство, высочайшая внимательность. Чистота обрабатываемых поверхностей в такой работе практически идеальная, качество литья — на самом высоком уровне. Как раз с этим-то в «26-м наряде» были проблемы. Только по литью из-за низкого качества стержней брак достигал восьмидесяти процентов.

Систему эту «Мотовилиха» поставляла на ленинградский завод «Баррикады». А поскольку поставки шли трудно, нагоняи от высокого руководства были отнюдь не редкостью.

Получала свою долю критики и военная приёмка.

— Что же это такое, Виктор Николаевич? Сколько уж времени бьёмся, а всё никак не можем наладить нормальную работу, — районный инженер Д.П. Глотин, выведенный из терпения никак не меняющейся ситуацией, решил обратиться к директору завода. — Меня Москва всё время носом тычет. Что это, говорят, у тебя завод меньше днепропетровского, а карточек изменений да разрешений столько же. Ведь это ни в какие ворота не лезет — 80 процентов брака по литью. Вы ведь сами знаете, что в этой системе давление 400 атмосфер. Она же десять лет должна такое давление держать.

— Да я и сам уже голову сломал. И меня тоже чуть не каждый день долбят, — Лебедев откинулся на спинку кресла, и вдруг снова наклонился к собеседнику. — Слушайте, Дмитрий Панкратьевич, а что, если нам это дело персонифицировать?

— Это как? — удивился Глотин.

— Вы Катаргина знаете?

— Николая-то Владимировича? Конечно. Классный токарь.

— Вот этому классному токарю мы и поручим персонально «26-й наряд» Причём, карточки разрешений он сам у вас будет подписывать, а не технолог.

— Интересно. Давайте попробуем. Что-то в этом есть, — оживился Глотин, — А с литьём-то как будем решать?

— А я вам ещё одного «персонального специалиста» подброшу. В цехе 32 есть такая Люба Улитина. Хорошая, доложу вам, стерженщица.

Классными станочниками «Мотовилиха» славилась всегда. И кроме Катаргина в механических цехах завода работало немало настоящих асов резца и фрезы. Не случайно на многочисленных в то время конкурсах профессионального мастерства мотовилихинцы непременно входили в число победителей. Имена Ильи Маслова, Сергея Гуляева, Бориса Зотина, Тамары Поповой, Якова Смертина, Леонида Шишкина и многих других знала не только Пермь. Но даже в этом ярком созвездии истинных мастеров особым светом сияла звезда Николая Владимировича Катаргина, представителя коренной мотовилихинской династии, впоследствии — Героя Социалистического Труда. Все, кто знал этого человека, единодушно отмечали его добродушие, несуетливость, поразительную скромность. Очень открытый, он, тем не менее, таил в себе загадку: никто не мог ответить, как Николаю Владимировичу удаётся сделать то, что не в состоянии сделать другие. Спрашивали о приёмах его работы, приглашали выступать в школах передового опыта, Катаргин не отказывался, приходил, выступал, иногда становился к станку, показывал свои приёмы. Говорил он, в общем-то, правильные вещи — об отношении к инструменту и оборудованию, о необходимости разбираться в чертежах, словом, обо всём том, без чего немыслима хорошая, качественная работа. Но объяснить, почему у него получается эта работа, а у других получается, да не так, не мог. А дело, похоже, было в таланте. То есть в том даре, который невозможно разложить по полочкам инструкций и рекомендаций. Когда композитора Ференца Листа спросили, как он пишет свою музыку, он ответил: «Я её слышу». Н.В. Катаргин чувствовал металл. Он знал, как с ним обращаться. Станок же был инструментом, с помощью которого он извлекал музыку высокого мастерства. Попробуйте объяснить, как это ему удавалось...

ЧЕСТЬ ФАМИЛИИ

Его все называли Колей. Люди посторонние порой удивлялись: как так? Человек известный, заслуженный, со Звездой Героя и прочими высокими наградами, и вдруг — Коля! Но Николай Владимирович Катаргин был именно Колей — незлобливым, улыбчивым, добродушным и доброжелательным человеком, безотказным в работе.

Н.В. Катаргин, Герой Социалистического труда

Он был рабочим знаменем «Мотовилихи», непременным членом президиумов, комиссий, парткомов, вплоть до обкома партии, позднее — Почётным гражданином Перми, выразителем рабочего мнения на разного уровня трибунах, на страницах газет, собраниях, конференциях. Последнее давалось Коле очень нелегко. Ас за токарным станком, он был плохим оратором и никудышным чтецом «по бумажке». В общей беседе, в рабочем кругу, где все свои и можно говорить не стесняясь, Николай Владимирович высказывался по-свойски, без высоких слов, но по сути. А с трибуны, при понаехавшем начальстве получалось у него неважно.

Назначили его как-то председателем избирательной комиссии. Хватились — а у председателя телефона нет. И не было долгие годы. Жил с семьёй в двухкомнатной кооперативной квартире. Таков был Коля — без «барских» замашек.

В нём удивляли простодушие и искренность. Где-то ближе к перестройке или в самом её начале стала очень популярной идея единого наряда. Она насаждалась упорно и настойчиво, как чуть ли не единственный путь повышения эффективности производства. Директор завода был горячим её сторонником и проводником в жизнь. И вот молодой корреспондент заводской газеты однажды отправился в цех № 3 к Коле Катаргину разузнать, как в этом цехе идёт внедрение единого наряда, что об этом думает друг редакции Николай Владимирович, и есть ли изменения к лучшему. Коля, будучи человеком простым и искренним, с рабочей прямотой заявил: да ничего не изменилось, работаем, как работали. Корреспондент, глубоко убеждённый, что газета должна писать правду, какой бы горькой она ни была, так и отписал в короткой заметке, как ему Николай Владимирович ответил. А тут заводская конференция подоспела, и единый наряд — в центре внимания. Выходит на трибуну директор завода, горячо обрушивается на своих подчинённых, сидящих в зале, за их непонимание этого вопроса и низкую активность. И в завершение своей разгромной речи потрясает газетой: вот, дескать, что печатаем, вместо того, чтобы помогать этот подряд внедрять.

Н.В Катаргин и И.С. Маслов — инициаторы соревнования в честь 50-летия Великого Октября. Фотография из газеты «Мотовилихинский рабочий»

Николай Владимирович часто выступал «застрельщиком» то социалистического соревнования, то трудовой вахты к какой-нибудь громкой дате, и нёс этот свой «крест» стойко и безотказно. В конце 1960-х гремела слава о его соревновании с токарем И.С. Масловым в честь 50-летия Великого Октября. В 1966-м году Николаю Владимировичу вручили орден Ленина. Эти годы оказались обильными на знаменательные даты и юбилеи. Им сопутствовали громкие пропагандистские кампании, завершавшиеся яркими торжественными праздниками, чествованием победителей, вручением высоких наград. Может быть поэтому люди старшего поколения скучают по тем годам. Ведь тогда у них были праздники и их труд оценивался очень высоко и прилюдно.

Николай Владимирович Катаргин всегда находился в центре этой бурлящей заводской жизни. В 1971-м году он был награждён Золотой Звездой Героя Социалистического Труда. Кстати, Звезду эту он надевал только в исключительных случаях. Даже приходя на какое-нибудь торжественное мероприятие или заседание, приносил её в кармане. И лишь перед тем, как сесть в президиум прикалывал к пиджаку. Заканчивалось совещание, и Коля бережно снимал награду и снова — в карман.

Не всё, конечно, делалось по его воле, порой не успевали и спросить его личное мнение, но он понимал: фамилия Катаргиных на слуху, всеми уважаема, окружена почётом. Вот и рабочую премию учредили имени трудовой династии Катаргиных. Он награду свою тоже рассматривал не как только собственную, но как признание заслуг всей семьи. Начиная с прадеда Александра Антроповича; деда, первоклассного, знавшего цену своему мастерству кузнеца Александра Александровича — вся славная династия Катаргиных отдала заводу в совокупности более тысячи лет. В семье бережно хранится старый рабочий фартук деда. В 70-е годы на заводе трудилось пятое поколение династии.

Трудно представить более мотовилихинскую семью, чем эта многодетная семья. Все они словно корнями вросли в землю Мотовилихи. Дед дом выстроил на самой маковке горы, чтобы Каму было видать. Внуки его росли — одни валенки на шестерых. Уж куда беднее, зато как весело! Особенно, когда за столом соберутся из огромной чашки «всем миром» щи хлебать: обязательно кому-нибудь деревянной ложкой по лбу достанется!

Коля любил детство вспоминать, в особенности частушку, про них сочинённую мотовилихинскими острословами:

У катаргинской-то семьи

На десятерых одни штаны.

Сашка носит, Пашка просит,

Мишка в очередь стоит,

Колька издали глядит!

О коне их семейном, Леске, тоже, бывало, вспоминал Николай Владимирович. Когда война началась, все подались кто на фронт, кто на завод. Ушёл двоюродный брат Саша на фронт, так и погиб. Братья постарше — на завод. Коле на ту пору было 11 лет, так его — в пастушки. В семьях тогда и коровы, и лошади были. Но повестка не миновала Катаргиных, прислали... на Леска. Взяли коня в армию. Проводили любимца, а через полгода — похоронка в конверте с печатью. Погиб Лесок.

В 1944-м, как только исполнилось пареньку четырнадцать, сказал строго родителям: «Хватит коровам хвосты крутить. Все Катаргины на заводе, а я?» Таки стал Коля Катаргин рабочим человеком. Сначала слесарем определился. До верстака, правда, малость не доставал, но это не только его беда была — вся тогдашняя мотовилихинская ребятня на ящики у станков и верстаков взобралась, так что в итоге Гитлеру «капут» и пришёл.

Потом уже Коля токарем стал, самым знатным на заводе. Деревянная же та подставка стала первой его ступенькой к славе, почёту, к долгой трудовой жизни на заводе, где его дед свыше 40 лет простоял у кузнечного молота. Не уронил Коля чести деда-мастерового, поднял её высоко и пронёс через всю жизнь.

Опыт с «персонификацией» оказался явно удачным. Всё меньше карточек приходилось подписывать Д.П. Глотину. С литьём, правда, дело двигалось не так быстро, как хотелось. Но всё же двигалось. Закрепив сложнейшее задание за Л.В. Улитиной, и руководство завода, и военная приёмка не дёргали работницу, не твердили ей ежедневно о срочности и важности работы, о необходимости сделать её во что бы то ни стало. Любовь Васильевна и сама понимала всё это. Впрочем, слово «понимала» здесь не совсем походит. Она, скорее, не могла сделать дело абы как. Вся её дозаводская и заводская жизнь сформировали в ней главное качество рабочего человека — плохо делать своё дело стыдно. Качество это было заложено с детства, и именно ему она была обязана тем, что называется «Восхождение».

Л. В. Улитина, Герой Социалистического труда

ВОСХОЖДЕНИЕ

На Мотовилихинских заводах ещё работают люди, которые помнят добротный кирпичный стенд неподалёку от Малой проходной, и на нём, среди семнадцати крупноплановых фотопланшетов, такой: молодая женщина в тугой косынке, поверх рабочей спецовки — тёмный фартук. Маленькие крепкие руки уверенно держат трамбовочный молоток. По другую сторону проходной на Доске почёта увеличенный портрет — тоже она, Любовь Васильевна Улитина, стерженщица цеха № 32. Волосы аккуратно уложены в короткую причёску, весёлый открытый взгляд, строгий костюм оттеняет белоснежная кофточка, на груди — Звезда Героя Социалистического Труда.

Середина семидесятых. Наивысший взлёт в рабочей судьбе Любови Васильевны: награждение Золотой Звездой, выдвижение делегатом на XXV съезд КПСС, избрание кандидатом в члены ЦК КПСС. Это был не только личный праздник Л.В. Улитиной. Это был праздник для всей бригады, цеха, завода, его партийной организации. То, что трудно понять сегодняшним поколениям мотовилихинцев, привыкшим к другим реалиям жизни, сорок лет назад было мощным и моральным, и производственным фактором, большой силы идеологическим стимулом.

Для Любы Гилёвой всё начиналось, как у всех. Обычная мотовилихинская семья, трое детей. Отец — заводской шофёр, мать — рабочая заводской кочегарки. Отец был для Любы высшим авторитетом. Он отдал заводу 47 лет жизни, всю войну на заводе, за баранкой, сутками не видели его дома. Бывало, прибежит кто-нибудь среди ночи: «Василий Афанасьевич, уголь в кочегарке кончился, выручай!». Встаёт и мать. Вдвоём едут за углём. Утром — снова на смену.

Пример родителей, их отношение к заводу, внутреннее убеждение, что работать плохо нельзя, воспитывали лучше всяких слов. И на производстве, куда пришла после ФЗО, ей повезло с учителями.

В школе Люба училась охотно. Но после седьмого класса отец, тяжело вздохнув, сказал: «Подмога нам с матерью нужна, дочка. Младшие подрастают. Ты способная, потом доучишься». И пошла Люба учиться в ФЗО. Ремесленниками их называли. Школа обретения рабочей профессии.

Когда это было? 1956-й год. Между девочкой-подростком в сером, не по росту бушлате с молоточками на воротнике, грубых ботинках, и женщиной с модной причёской и звездой Героя пролегли не годы — целая жизнь, вобравшая так много заводского, и тяжёлого, и радостного, что просто не верилось, что это произошло с ней, Любой Гилёвой, давно уже ставшей Улитиной. Цех, куда она пришла после ФЗО, был ей знаком: проходила здесь практику. И пришла в ту же бригаду стерженщиц, где её уже знали и относились хорошо. Поначалу мастер гонял новенькую по разным работам, чтобы не отвлекать опытных рабочих на подсобные дела: ездить за шлаком, песком, жидким стеклом. А тут вдруг на сушила Любу направил. На сушилах — не шутки шутить, мужская сила нужна метровые поленья в топку кидать. Она, топка-то окаянная, прожорлива.

Пришла домой зарёванная. Отец выслушал, говорит: «Как это ты не пойдёшь, если посылают? Плачь не плачь, а работать надо».

И пошла Люба опять глину сушить. Отец не выдержал, как-то заглянул днём. Посидел, пошуровал в топке, потом посоветовал: «Которые поленья тяжёлые, конечно, оставляй, не бери. А которые посильные — так ничего, поработаешь».

Так и справлялась, пока мастер на участок не вернул.

Учиться мастерству было у кого. Евдокия Ивановна Гордеева делала такие стержни, что глаз от них нельзя было оторвать — ровные, гладкие, покроешь их краской — даже лоснятся. Или Нина Алексеевна Новикова. Ни у кого потом не встречала Люба такого качества. Стерженщицы не представляли себе, как можно работать плохо, качество для них было само собой разумеющимся условием труда. Для Любы у них, чтобы показывать, да рассказывать, было не так уж много времени, работа поглощала его почти целиком. Она сама приглядывалась, старалась, спрашивала. Долго не удавалось вытянуть норму. И это очень мучило. Но настал день, когда мастер Маргарита Васильевна Смирнова подошла к ней и сказала: «Любаша, надо стержень переделать, неверно его исправили».

Это было доверие, а она... испугалась: «Не сумею я, Маргарита Васильевна, ещё подведу». Но Смирнова уже уходила по пролёту, и, глядя ей вслед, Люба обречённо вздохнула. Краем глаза заметила ободряющие улыбки подруг. Не робей, дескать, товарка!

Она вымеряла всё до сантиметра, вечеровать осталась, но работу сдала ко времени. С того дня и почувствовала в себе уверенность, уже не пугалась даже самых сложных заданий. А вскоре и нормы стала перекрывать. Так, шаг за шагом, ступенька за ступенькой шла она к своей высоте.

Назначили её бригадиром, приходилось и новичков обучать — таких же неумех, как сама когда-то. Всегда у неё перед глазами был пример наставниц, строгих и умелых стерженщиц, хлебнувших военного лиха. Цех был трудным, условия работы тяжелейшие. В семидесятые годы шла реконструкция — медленно, со скрипом, с ворохом проблем. Но жизнь кипела, в бригаде работалось легко, дружно. В том, что именно Любу Улитину следует выдвинуть делегатом на съезд, сомнений ни у кого не было.

Слава ничуть не испортила весёлый, общительный характер Любови Васильевны. Были, конечно, завистники, шипели вслед. Она умела этого не замечать. И не любила врать. Выступать приходилось много, с разных трибун. И всегда смело, без утайки говорила она о том, что мешает работе, чего ждут люди от руководства завода.

Перелом в её судьбе наступил в 1981-м году. Ей предложили перейти из цеха в СПТУ-43. Любовь Васильевна понимала: завод нуждается в молодых кадрах. Металлургическое, литейное производства из-за тяжёлых условий труда — малопрестижные, молодёжь идёт туда неохотно. Подумала и... согласилась.

Так начался совсем новый этап в её жизни. Ничуть не более лёгкий, но другой. Обучала формовщиков, водила в мартеновский цех будущих сталеваров, занималась комплектованием групп для училища. Тогда много пришлось поездить по области. Порой бывало нелегко ей, с малых лет знавшей лишения и цену труду, встать на точку зрения своих подопечных, уже не таких, какими были её собственные сверстники. Трудно было подойти к нынешним молодым с иной меркой, чем та, с какой подходили к ней самой. Но время шло, и всё становилось на место. Ребята учились, приходили на завод, уходили в армию, писали письма.

На пенсию по горячему стажу её проводили в 88-м. Ещё какое-то время она оставалась в училище, работала в приёмной комиссии. Но завод так и остался её главной любовью, главным содержанием её жизни, познавшей и тяжёлый физический труд, и вершины рабочей славы.

* * *

А время шло своим чередом. Вот уже перевалили на вторую половину шестидесятые годы. Уже накоплен опыт производства янгелевских носителей. И носители эти на стартовых столах и в подземных шахтах стали тем самым ракетно-ядерным щитом страны, о котором всего пять лет назад только-только говорили на высоких этажах государственной власти. Для реализации подобного военно-промышленного проекта сроки были фантастически короткими. А ведь одновременно полным ходом реализовывалась и космическая программа. Машины, выходившие из ворот мотовилихинского завода, поднимали в космос спутники, оснащённые сложными научными приборами, в их головных отсеках запускались в космос животные. Завод, город, область могли гордиться результатами своей работы.

Ракетная глава заводской летописи продолжалась вплоть до 1968-го года. С образованием министерства общего машиностроения, которое возглавил выходец из «Мотовилихи» С.А. Афанасьев, Верхняя площадь завода имени Ленина и стала называться ПЗХО. Отделившись от своего «родителя», новое самостоятельное предприятие было включено в орбиту МОМ. Но незадолго до этого мотовилихинскому заводу довелось прикоснуться к освоению ещё одного носителя. На этот раз коллективу поручили поставить на производство межконтинентальную твёрдотопливную ракету 8К98 конструкции С.П. Королёва. И, как с изделием 8К63, с этой машиной тоже было немало проблем. Однако к моменту передачи Верхней площади в другое министерство значительная их часть была успешно решена.

Наверное, в этой главе несправедливо было бы обойти вниманием вклад, который внёс в отечественное ракетостроение и космонавтику министр общего машиностроения С.А. Афанасьев. Тем более, что Сергей Александрович действительно прошёл школу «Мотовилихи».

С.А. Афанасьев

В Пермь он был эвакуирован из подмосковного Калининграда и всю войну проработал здесь, на артиллерийском заводе. Трудился мастером, технологом, конструктором, начальником цеха, заместителем главного механика.

После войны Сергей Александрович занимал ряд руководящих должностей, как правило, связанных с вопросами обороны. И потому его назначение на пост главы МОМ был вполне логичным. Произошло это второго марта 1965-го года. С этого дня и началась биография С.А. Афанасьева в ранге первого в мире «космического министра».

А министерство пришлось организовывать практически с нуля. Да и саму отрасль тоже. Чего стоило только сосредоточение основных НИИ и КБ, создающих ракетно-космическую технику!

Патриарх отечественной космонавтики Борис Евсеевич Черток так вспоминал о министре:

«Среди его главных достижений я выделил бы прежде всего то, что в начале 1980-х, невзирая на все трудности и разногласия между главными конструкторами, вылившимися чуть ли не в «гражданскую войну», под руководством Сергея Александровича и при огромном личном его участии была решена ключевая государственная задача (для чего потребовалось привлечение огромных коллективов и колоссальных финансовых затрат) — достигнут паритет ракетно-ядерных сил в мире.

Ещё в 1965-м году соотношение в этой области выглядело как десять к одному в пользу США... Сухие цифры и 15 лет времени, но за ними стоит совершенно невероятная по объёму работа — и научно-исследовательская, и опытно-конструкторская, и испытательская, и производственная по созданию лучших образцов межконтинентальных баллистических ракет и баллистических ракет для подводных лодок. Потребовалось поставить на боевое дежурство в шахтных и иных пусковых устройствах около 1400 МБР и 1000 БРПЛ. И все приводные рычаги этого необъятного хозяйства были в МОМе.

Огромна роль Афанасьева также в создании ДОСов — долговременных орбитальных станций.

Отличительная черта характера Сергея Александровича — принципиальная непримиримость в борьбе за надёжность и качество. Не было ни одного серьёзного замечания при отработке космической техники и баллистических ракет, которое бы детальнейшим образом не анализировалось на коллегиях. И я всегда удивлялся, как он находит время на тщательную подготовку к разговору, чтобы самому прекрасно разобраться во всех тонкостях проблемы и превратить коллегию в своего рода школу для присутствующих, когда у всех «до печёнок» доходили и сам факт появления недоработок, и причины, породившие аварийные ситуации при пусках боевых баллистических ракет.

Ю.А. Гагарин и С.П. Королев

Мне не раз приходилось докладывать о неприятностях при сближении и стыковке объектов, и я хорошо помню своё ощущение провинившегося ученика, экзаменуемого перед развешанными плакатами. Но странно: не было чувства страха, доминировала заинтересованность в выяснении действительных технических причин аварий и разработке конкретных мероприятий, впредь их исключающих.

Сергей Александрович — совершенно уникальный министр по объёму работ, которыми ему приходилось заниматься, ибо инфраструктура министерства включала колоссальное количество НИИ, КБ и заводов, разбросанных почти по всему Советскому Союзу. Руководить такой махиной и ежедневно держать её под жесточайшим контролем — работа очень и очень непростая!..»

* * *

Такими были люди, таким было время. И в этот сложный и героический период «Мотовилиха» сумела сказать своё слово, решая задачи огромной государственной важности, создавая ракетно-ядерные силы страны, торя собственную дорогу во Вселенную.

Когда отмечалось 50-летие ракетных войск стратегического назначения, к этой дате был изготовлен памятный знак. Скромный по исполнению, он нёс в себе самое значимое, что произошло за это время в деле защиты мирного неба нашей Родины. На фоне карты СССР на переднем плане изображён ракетный комплекс пятого поколения «Тополь-М». Это сегодняшний день РВСН. Но этот день и этот комплекс никак не могли бы состояться, не будь самоотверженного труда многих тысяч рабочих, инженеров, испытателей, — тех, кто пролагал дорогу в неведомое. И как символ их трудового подвига, их дерзновенной мысли на заднем плане юбилейного знака изображена пермская ракетно-космическая триада — ракеты 8К63, 11К63 («Космос-2») и 8К98П.

Из Перми на боевое дежурство ушло 600 изделий 8К63. Они состояли на вооружении 30 лет, участвовали в Карибском кризисе, космических программах.

Город дал армии 150 носителей 11К63, из которых 28 были применены в программе «Интеркосмос». Эти изделия дежурили в Вооружённых силах 16 лет.

Вручение памятного знака в честь 50-летия ракетных войск стратегического назначения

Ракет 8К98 в городе на Каме было изготовлено 250 штук. 150 из них в течение 20 лет охраняли мирное небо России. Ещё 100 машин были отстреляны на полигонах ракетных войск стратегического назначения.

Ну, а что касается космоса, то об этом совершенно определённо сказано в Указе Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Социалистического Труда директору завода В.Н. Лебедеву. В нём есть такие слова: «...за выдающиеся заслуги в создании образцов ракетной техники и обеспечение успешного полёта советского человека в космическое пространство.». Золотая Звезда В.Н. Лебедева — это не только награда выдающемуся организатору производства. Это и признание заслуг коллектива, которым он руководил.

Да, не «Мотовилиха» изготовила ракету, на которой стартовал в космос Юрий Гагарин. Но вся огромная работа, которую выполнил заводской коллектив, все результаты космических исследований, которые стали возможны благодаря самоотверженному труду мотовилихинцев, приблизили этот полёт, сделали его максимально успешным.