Экстремальные случаи
Выползово Калининской области… Мы, группа полигона под командованием В.И.Меньшикова на личном самолёте ТУ-14 с салоном в мягких креслах заместителя командующего дальней авиацией Туркеля (командующим ДВА был маршал авиации В.А.Судец) прибыли для инспектирования и оценки возможности допуска ДВА к работам с ракетной техникой. На примере двух дивизий ДВА в Выползово и Умани (Черкасской области УССР) было принято решение оценить готовность ДВА к переходу на ракетную технику. Эти дивизии сняли с бомбардировщиков ТУ-4 (мы видели на кладбищах техники у аэродромов растерзанные тела этих самолётов). Тогда мы не давали себе отчёт – почему? Зачем? Целесообразно ли?
Нас удивила тогда квалификация инженерно-технического состава авиаторов, которые самостоятельно решали возникающие технические вопросы. В отличие от нашего артиллерийско-ракетного подхода: «Ни шагу без команды и доклада. Ни шагу от требования инструкции», чёткого, до формально-автоматического исполнения операций. Обо всех технических неисправностях и отказах оборудования – немедленный доклад по команде. А их устранение, как правило, с привлечением представителей промышленности.
Ещё поразила оснащённость авиации учебными корпусами, классами, пособиями, плакатами, различными узлами и агрегатами по авиационной технике. Чувствовалась во всём система профессионального обучения. У нас тогда этого не было – всё под открытым небом, непосредственно на материальной части.
Инженеры авиации все возникающие отклонения, замечания стремились устранить сами. У нас – «доложить», у них – «устранить»… Заминка начиналась тогда, когда устранить не удавалось, и тогда они обращались к нам… Виктору Ивановичу такой подход явно не нравился… И как он заявил в самолёте при возвращении в Кап.Яр – «кавалерийская атака авиации отбита».
В чём-то он был прав. Необходимо было переломить психологию «мастеров на все руки», психологию несанкционированного устранения на первый взгляд незначительного отказа, но который мог привести к аварийному пуску, отказам в работе узлов ракеты в полёте (там рук мастеров не было).
Итак, Выползово. Ракета 8Ж38 находится на пусковом столе, прошла испытания, заправлена компонентами топлива. Проводим «прожиг». Включается двигатель ракеты и включается только на предварительную ступень. Он не может выйти на главную ступень, так как его тяга недостаточна, чтобы ракета взлетела. Топливные клапаны не открываются на полный расход, так как в работу ещё не вступил турбонасосный агрегат. Процесс запуска происходит в той же последовательности, что и при пуске ракеты: подача компонентов топлива в камеру сгорания происходит самотёком, их воспламенение и непродолжительная работа двигателя с образованием мощного факела огня в камере сгорания, и под ракетой. Безотказная работа двигателя и бортовых систем ракеты говорит о правильности выполненных проверок и подготовки ракеты к пуску в целом. Это своего рода экзамен для боевых расчётов, перед тем, как допустить их к учебно-боевому пуску ракеты на полигоне. Приходилось, что называется, держать ухо востро: достаточно оплошности или ошибки номера расчёта, чтобы огромная работа большого коллектива людей пошла насмарку из-за повреждения ракеты (были случаи, когда её даже роняли на землю) или неправильной стыковки головной части с корпусом ракеты, в результате чего головная часть не отделялась после отработки активного участка полёта на траектории...
Работа двигателя ракеты на предварительном режиме начинается по команде с командного пункта – «Предварительная»! Неожиданно видим, что стол окутывается белыми клубящимися парами: течь жидкого кислорода из ракеты. Сразу же подаётся команда на выключение двигателя «АВД» на командном пункте.
Бегу к столу. Ищем чистый брезент (не промасленный! Иначе – взрыв). Укладываем брезент на пусковой стол под струю жидкого кислорода. Затем заправщики в темпе сливают из бака ракеты кислород в заправочную цистерну.
Оказывается, при заправке кислородом не полностью закрылся заправочный клапан кислорода на борту ракеты, и при отсоединении от ракеты наполнительного соединения заправки кислорода номер расчёта, не доложив о неисправностьи, ухитрился прикрыть клапан подручными средствами, однако клапан успел от влаги воздуха примёрзнуть. И хотя течь и пары кислорода прекратились, но сам клапан не сел на своё место, произошёл перекос. При наддуве бака кислорода и от вибраций при работе двигателя течь кислорода возобновилась, струя кислорода попала на пусковой стол, разогретый огнём двигателя. Это грозило появлением трещины стола, и падением заправленной ракеты.
Но были у меня моменты пострашнее. Капустин Яр. Пуск ракеты готовит боевая ракетная часть. Идёт подготовка ракеты 8К63. Проведено взвешивание горючего (ракета установлена на пусковом столе, закреплённого на стартовых весах). В боевой технологии, в графике её подготовки к пуску взвешивания нет. А при взвешивании горючего расчёт расстыковывал заправочные коммуникации, но забыл пристыковать коммуникацию окислителя перед командой «Заправить окислитель»! Оператор заправщика окислителя ЗАК-32 открывает заправочный клапан, огромная оранжевая парящая струя высокотоксичного окислителя выливается из цистерны прямо на весы. Расчёт весов: четверо солдат и ваш покорный слуга, вылезают из люка весов в клубах паров без спецодежды, без противогазов.… Обошлось в этот раз. Мы выскочили наружу как ошпаренные.
Капустин Яр. Контролирую прицеливание ракеты 8К63. Первая серийная ракета (представитель от партии из 20 ракет) у нас, на полигоне, для подтверждения характеристик серийного производства (помните – Н.С.Хрущёв обещал миру: «Мы будем ракеты, как колбасу нарезать»!). Её, родимую, военпред своим перстом на сборочном участке Южного завода наметил. А остальные 19 ракет ждут команды для отправки в ракетный арсенал, а рабочие ждут премию…
Пуск я всегда наблюдал из-за насыпи бункера, и после схода ракеты с пускового стола подбегал к «своему геодезическому знаку» - вешке, которую я вкопал за пределами бетонного полотна стартовой площадки в створе плоскости полёта ракеты (проходящей через тарели I-III, на которых только-только находились стабилизаторы I-III покинувшей пусковой стол ракеты). Находясь в указанном створе, я наблюдал за уходящей в небе «звёздочкой» – свечением камеры сгорания ракеты при её удалении, оценивая при этом грубо правильность полёта ракеты по направлению. За прицеливание я отвечал… Провожая большое количество ракет, зная результаты точек падения головных частей предыдущих ракет, по их полёту интуитивно оценивал правильность прицеливания… Так как иногда бывали случаи, что ракета не приходила в заданный квадрат, стартовую команду возвращали с дороги домой для выяснения причин… Однажды так меня подняли с постели… Эти наблюдения меня успокаивали. Я уже знал: головная часть прибыла в заданный квадрат, за сотни и тысячи километров, или предстоит выяснение причин аварийного пуска.
Как всегда после пуска ракеты я спокойно подошёл к своей вешке, но в обычном районе неба «звёздочки» не увидел… Вдруг вздрогнула земля, и раздался страшный душераздирающий звук. Втянув голову в плечи, бегу к бункеру… По дороге – ещё несколько ударов
Как потом выяснилось, ракета не легла на программу. Отказал программный токораспределитель (ПТР), обеспечивающий на 7-ой секунде полёта выдачу команды на поворот газовых рулей, находящихся в струе газов, истекающих из камеры сгорания двигателя, тем самым, выводя ракету по направлению к цели по баллистической траектории. Ракета стартовала вертикально, как и положено, но отказ прибора ПТР автоматически вызвал аварийное выключение двигателя, и ракета с высоты нескольких километров грохнулась и взорвалась вблизи стартовой позиции.
С представителями фирмы (тогда главным конструктором и её организатором был Виктор Константинович Филиппов) работали и на объекте «Маяк». Свое название объект получил, видимо, потому, что возвышался над степью, на холме. Он был выстроен, как приспособленный вариант для оценки возможности пуска ракеты Р-12 из шахты. Именно после пусков двух ракет Р-12 было принято решение о строительстве боевых шахтных стартовых позиций для всех стратегических ракет (включая межконтинентальные). Первые шахтные ракетные комплексы носили имена речек: «Двина», «Чусовая», «Шексна».
На этих объектах фирмой были разработаны системы заправки сжатыми газами (воздухом и азотом) и горючим, носившими индексы – 8Г149, 8Г150, СМ326. Непосредственно от нашего отдела эти системы вели Комаров Петр Михайлович (наш соискатель на степень кандидата технических наук), Непомнящий Анатолий Степанович, Анатолий Чуприн. Но, однако, подключаться приходилось и другим.
С фирмой (позднее она была названа КБ транспортно-химического машиностроения, сокращённо – КБ ТХМ или закрытый почтовый ящик – п.я. Г-4882) связана моя оставшаяся служба в армии.
Когда через несколько лет после Кап. Яра я перешел в военную приемку ВП-1058 на п.я. № 4 под Загорском (ныне город Сергиев Посад) практически все опытные образцы, разработанные и изготовленные предприятием, проходили там.
Первой работой по тематике предприятия для меня были испытания струйных аппаратов «СА» (насосов), предназначенных для обеспечения сливов топлива из баков ракеты Р-16У. Если по горючему (гептилу) проблем не было, то по окислителю (амилу – азотной кислоте, насыщенной четырехокисью азота) проблема возникла. При повышении температуры продукт вскипал и «струйник» переставал работать, откачка окислителя прекращалась. Были вызваны все разработчики конструкторской документации: представители КБ ОМ (разработчик стартового комплекса В.И.Бармин), ВНИИгидромаш (Всесоюзный НИИ гидромашиностроения (разработчик «струйника), от КБ ТХМ участвовали Е.Д.Тетерин, Н.Ф.Каменев, А.Д.Круглов. Была уточнена конструкторская документация на комплекс и систему заправки. Это было первое знакомство с новым профилем работ, который на этот раз был ближе мне по образованию.
Но о работе в военных представительствах – отдельный разговор.
* * *
|